Глава 33. Прояснение

Долго было подозрительно тихо. Но после обеда пришёл приказ капитану Субботину и капитану Субботиной прибыть в штаб фронта. Понятно, что среди бела дня лететь через зону, доступную вражеским истребителям, можно только на боевых машинах — вылетели парой на москитах. Скажете — Мусенька не умеет? Не смешите мои тапочки — умеет. Она ведь не раз навещала меня в Воронеже, так что, конечно, научилась. Нет, к серьёзным боям не подготовлена, но и не совсем беспомощна. Сможет огрызнуться, если что.

Долго думал, кого оставить за себя на полку. Решение получалось парадоксальное — заместитель мой всё ещё не прилетел из Первомайска — отбивает нашу полуторку и кое-какое имущество у тамошних… нехороших людей. У начштаба работы и без того, хоть завались. Замполит не из лётчиков — он пришел в авиацию по моим пятам из НКВД. Вадим Тарасов, (позывной «Тарас») и Илья Кутейников, которого мы зовём «Кут», — два бойца. Отличные, и в любой момент могут понадобиться именно в этом качестве. Как ни крути, остаётся рядовая Бюхель. Уж выдержки или расчётливости ей не занимать, к тому же — умница. Хоть и не кадровый военный, но тут уж начштаба не выдаст — он-то как раз очень даже кадровый. Подскажет.

Такое решение и объявил.

До Тирасполя, куда прямо перед войной перебралось командование Одесского военного округа, долетели без приключений — только раму один раз видели — немецкий разведчик-корректировщик Фокке-Вульф-189. Но висела она высоко, с нашими четырьмя тысячами высотности нечего и пробовать до неё добраться.

Садимся. Просторное лётное поле пустынно. Далеко, на противоположной стороне, затянутый чехлами, стоит на козлах двухмоторный самолёт, похожий на СБ. Отсюда он кажется каким-то ненастоящим, ущербным. А вот с воздуха выглядел довольно убедительно. Я на чистом рефлексе рулю в сторону непонятной растительности, что наблюдается с краешку, но оттуда выскакивает солдат и начинает делать недружелюбные жесты, словно отпугивает.

Зато к нам мчится мотоцикл с коляской. Поворачиваю в сторону нового действующего лица — мотоцикл разворачивается, словно приглашая следовать за собой. Следую. Постройки, к которым привел нас лидер, носят следы бомбёжки. Завалов нет, но частично обрушенные стены и пустые глазницы окон, копоть и обнажившиеся стропила — ясно говорят о том, что немцы сюда прилетали.

Несколько человек в технических комбинезонах накидывают на наши машины маскировочную сетку, прилаживая её край к устоявшему углу почти совсем рассыпавшегося здания, а нас везут дальше всё на том же мотоцикле. Следы засыпанных воронок, мусор, собранный в кучи в стороне от дороги. Я сижу позади водителя и думаю о том, что нас ожидает. Зачем нас вызвали к столь высокому командованию?

Траншеи, блиндажи, землянки, палатки… штаб расположен не в здании, а расквартирован в полевых условиях — увиденное наполняет мою душу чувством удовлетворения. Тут уже перешли с мирных рельсов на обычное для военных условий существование. Нет, в прошлой своей жизни я в штабах такого уровня не бывал, но именно здесь как-то всё кажется мне правильным, естественным, характерным для военного времени.

Высадили нас у входа в погреб, где под маскировочной сеткой пришлось немного подождать. Потом вниз по ступенькам длинных лестниц проводили вниз в кабинет, расположенный в подземном сооружении. На настоящий бункер не тянет, но глубоко. Бритый генерал майор выслушал доклады о нашем прибытии по его приказанию и устало показал рукой на ящики, служащие стульями — видно, что тут пока не обжились.

Мы-то знаем, что это генерал-майор Мичугин — начальник авиации позавчера округа, а сегодня — фронта. О нём рассказал начштаба, собирая нас в дорогу. Охарактеризовал, как человека осторожного, но неплохого организатора. Сам-то я под его началом служил ещё в прошлой жизни, но на столь громадном удалении по вертикали власти, что встретиться нам ни разу не довелось.

— Два капитана, командиры полков, сущие цыплята, — задумчиво посмотрел на нас генерал. — И что прикажете с вами делать? Не успела начаться война, как у одного в полку осталось всего четыре боевых машины, а у другой вообще одна.

— Потери не боевые, — ответила Мусенька. — Летчиков и личный состав из наших частей изъяли по приказу командования ещё в мирное время. По-2 перевели в связь, а Мо-1 забрали в разведку. Вот здесь всё подробно изложено, — она подала папку с бумагами. Картонную, с тесёмочками.

Мичугин даже развязывать их не стал — положил рядом с собой:

— Ваши полки ставка переподчинила нашему фронту. Как это ни удивительно, в настоящий момент я — ваш непосредственный начальник. Поэтому у меня к вам, товарищ Субботин, очень неприятный вопрос. Почему ваши разведчики, так называемые Мо-1, вместо аппаратуры аэрофотосъёмки укомплектованы фото-кинопулемётами? Полюбуйтесь, что получается после проявки сделанных ими снимков — на предъявленных нам фотографиях были представлены во всей красе ошмётки, летящие из Мессеров, Хейнкелей-112, незнакомого биплана и Харрикейна с опознавательными знаками румынских ВВС. Их явно дырявили из ШКАСов.

Снимки были некрупные — я сложил их стопкой, как колоду карт, и технично раскидал по столу, словно раскладывал пасьянс.

— Восемнадцать сбитых, товарищ генерал, — быстрее всех сосчитала Мусенька.

— Самолёты созданы, а пилоты обучены для завоевания господства в воздухе. Их цель — выбивать у противника истребители. Это втемяшено к ним в головы на уровне рефлекса. Ни самолёты, ни пилоты для решения разведывательных задач не подготовлены, а появление фото-кинопулемётов с моей точки зрения необъяснимо. Машины и лётчики в период внесения изменений в оборудование и назначение мне не подчинялись.

— Знатно накуролесили, ты не находишь, Фёдор Георгиевич? — появившийся из-за наших спин генерал майор был, скорее всего, Матвеем Васильевичем Захаровым, в будущем, начальником Генштаба и маршалом. Его я помнил с той жизни, хоть и был он тогда старше. Нет, лично мы не встречались, но фотографии кое-где появлялись. Мой начштаба охарактеризовал его как решительного умницу. — Не стоит горячиться, тут, похоже, что-то весьма интересное. Это ведь твои соколики переправу западнее Бельц держат в состоянии нескончаемого восстановления. Разведка донесла, что бомбы на неё падали прямо с чистого неба. Только очень тёмного. Не вы ли, барышня, наслали их на головы супостатов?

— Грешна, батюшка, — не растерялась Мусенька. — А вторую машину для обеспечения всенощного кошмара путём неправедным выманила у супруга своего.

Обстановка сразу стала менее напряженной.

— Сможете и в эту ночь разрушить эту переправу? — сразу же взял быка за рога Захаров.

— Немцы наверняка подтянут зенитные батареи и прожектора. Двумя машинами никак не прорваться, — ответила Муся серьёзно. — А больше у меня нет — двадцатого вся техника и имущество полка вместе с лётным и техническим составом были переведены в связь.

— Надо бы разобраться, — Захаров посмотрел на Мичугина.

— Надо бы, — кивнул Федор Георгиевич. — Учитывая восемнадцать сбитых за один день…

— Ещё четырнадцать сбили остатки полка, — поспешил вставить я.

— По штуке на нос, если в среднем, — подтвердила Мусенька. — А сегодня где вообще фрицы? Почему не прилетают?

— А этого, милая капитан, вам знать не следует.

— Кравцов, — Мичугин повернулся в сторону дверного проёма. — Жулебина с приказами о переподчинении триста тридцать третьего МАП и шестьсот шестьдесят шестого НАП. А потом Журбу позови. Так что вам понадобиться, чтобы разбомбить эту переправу, Мария Антоновна?

Мусенька оглянулась на меня, а я кивнул.

— Пусть пара Мигов покружит над этим мостом на большой высоте в назначенное время. Шурик при свете зенитных прожекторов подавит батареи, а мы прогондурасим этих гондурасов. Но утром нужно будет посылать сушки, а лучше — горбатых. При свете нас собьют из любой рогатки. А когда вы вернёте наши самолёты и полковое имущество? И обязательно лётчиков! А то, после работы с одной машины повреждения моста совсем небольшие — буквально на час ремонта. Переправу же нужно постоянно держать в тонусе.

— Вы что, с Тумы прилетели? Извольте выражаться по-русски.

— У меня в полку много девушек. Они очень страдают, когда я ма… э… сквернословлю.

— Что? В обморок падают?

— Смущаются. А одна даже может расплакаться.

Пока мы перешучивались, Захаров ушел, зато появился подтянутый лейтенант с приказами о нашем переподчинении. Он принес ещё несколько бумаг, которые отдал генералу. Так что, какое-то время все читали, а лейтенант пялился на мою хорошую. Потом зашёл человек-глыба. Как на нём сошелся китель — ума не приложу. И какой это размер — не скажу. Просто не знаю таких цифр.

— Журба! — прямо на пороге поприветствовал его Мичугин. — Самолёты связи верни ей, — кивок в сторону Мусеньки, — а разведчиков — ему.

— Так, товарыщ генерал! Мы шо? Так и останемся с двумя ИАПами на всю армию? Без своей авиаразведки? Без связи? — лейтенант, принёсший приказы, срочно отвернулся, чтобы скрыть улыбку, а вот генерал улыбки не скрывал:

— Наши это полки, хотя и маленькие. А ты сразу: «Никому не подчиняются! Махновцы какие-то! Да никто про них и не вспомнит, если мы по-быстрому!» Нет уж, Богдан Остапович — вот тебе капитаны Субботины — обеспечь выполнение ими боевой задачи. Сегодня… -

… - Едва накроет Землю тьма ночная, всё и случится, — завершила фразу Мусенька. — Фёдор Георгиевич! Место вы знаете, а время — двадцать четыре ноль восемь. Но, если всё имущество моего полка не будет доставлено до двадцати двух — из оставшихся после бомбёжки щепок очень даже можно будет составить новый мост. Через считанные часы.

В этот момент в кабинет вошли два автоматчика в форме НКВД и Аркадий Автандилович в образе старшего майора. Мичугин побледнел и дал знак Журбе и Жулебину покинуть помещение. В нашу с Мусенькой сторону он тоже мотнул подбородком, но вошедший остановил:

— Субботины! Сидеть! А вам, Фёдор Георгиевич, следует дать отчёт о произошедшем. За самоуправство с подчинёнными НКВД авиаполками придётся ответить.

— Забейте, Аркадий Автандилович, — прервала его расшалившаяся Мусенька. — Федор Георгиевич не виноват, что у него такая активная жизненная позиция. А кто был тот, другой генерал? — продолжила она, обращаясь к так и оставшемуся бледным Мичугину.

— Захаров, — ответил он, переглянувшись с Автандиловичем.

— Ой, — чуть не подпрыгнула моя радость, восторженно захлопав ресницами. — Тот самый? Со стальными яйцами?

Разумеется, я заржал.

Автоматчики были тут же выставлены за дверь, а Захаров наоборот, приглашён.

— Круг секретоносителей не должен быть слишком широким, — объяснил старший майор. — А вы, Матвей Васильевич, не подумайте, что перед вами Пифия. В дальнейшем столь точной информацией она располагать не будет. Мусенька, докладывай.

— Румынские войска по правому берегу Прута находятся в обороне. То давление, которое они на нас оказывают — просто разведка боем. Настоящий удар будет на Бельцы второго июля. Второй удар — куда-то южнее, точно указать не могу. В сумме у противника около полусотни танков с не слишком толстой бронёй. В каком направлении они будут использованы — не знаю. Это всё.

— Шурик, что можешь добавить? — кивок в мою сторону.

— На истребителях с индексом «По» установлены двадцатитрехмиллиметровые пушки с отличной кинетикой снаряда. Какую-то часть танков они повредить смогут. А вот последние снимки — специально мы на разведку не летали, но камера запечатлела отдельные любопытные сюжеты, — я подал картонную папку с большими чёткими фотографиями — самолёт с аппаратурой аэрофотосъёмки пригнал Кут. А проявочную машину и запас химикатов мой заместитель успел отправить с одним из транспортников.

Фотографиями завладел Захаров, а Мичугин, поняв, что арестовывать его не собираются, потерял свою бледность и принял скептический вид:

— Учебные самолёты с учебными пушками! С этими тихострелками!

— Я рад, что операция прикрытия прошла столь успешно — эти машины не уступают немецким. А что, недоразумение с летчиками и матчастью действительно разрешилось? — Аркадий Автандилович посмотрел снова в Мусенькину сторону.

— Узнаем сегодня в двадцать два ноль-ноль. И, Матвей Васильевич! Хоть и приходится у вас по сто километров фронта на каждую дивизию, зато управляемость войсками сохранена. А трудности с пополнением за счёт мобилизации и неразбериха с транспортом — это закономерно. Война же началась так неожиданно, — моя любезная не удержалась от шпильки.

— Кажется всё, — подвёл черту старший майор. — Время нынче дорого. Если остались вопросы — решите их в рабочем порядке.

Захаров кивнул, а Мичугин пожал плечами.

— Разрешите идти? — я встал и вытянулся, демонстрируя переход в подчинённое положение.

— Полосу правого берега Прута сфотографируй! — поставил мне задачу Захаров. Чтобы к двадцати двум снимки были у меня. Свободны.

У этого мужика, действительно, стальные яйца.