Глава 31. Первая встреча

Слабые признаки рассвета. Полк построен. Техники, оружейники, аэродромная служба. В шеренге лётчиков всего три человека Бю и Кут с Тарасом. Чтобы не путаться, стану упоминать их по позывным. Я — Шурик. Моё дело — прояснить обстановку и поставить задачу.

— Товарищи. Через сорок пять минут начнётся Великая Отечественная война Советского народа против немецко-фашистских захватчиков. С сопредельной стороны заработает артиллерия, части противника перейдут границу, а на наши мирные города посыплются бомбы. Как вы понимаете, бомбардировщики с этими бомбами уже в воздухе — им нужно время, чтобы долететь до цели к назначенному сроку. Поэтому через пять минут взле…

— Товарищ командир! Посты ВНОС докладывают о звуках моторов с запада.

— Вот, ошибся я на пять минут. По машинам.

Самолёты уже стоят с запущенными двигателями, вращая на малом газу обнулёнными винтами. Прогреты. Техники надевают на нас парашюты, подставляют табуретки, чтобы удобней было подняться на крыло, и бросают поверх плоскости половички, защищающие начищенную и отполированную поверхность от воздействия обуви.

Короткая перекличка через радио. Взлетаем плотной группой и набираем высоту, держа курс на запад. Точно! Девятка Хейнкелей-111 совсем немного ниже нас. Отклоняюсь вправо и тут же подправляю курс — сближаемся на встречных, но атаковать будем левый борт.

— Истребителей кто-нибудь видит?

— Бю не видит.

— Кут не видит.

— Тарас не видит.

— Атакуем. Цель — ближний мотор. Ведущего Бю, ведомого я, Кут ведущего второй левой тройки, Тарас — ведомого. Потом вправо вниз.

Наши пулемёты не слишком мощное оружие против тяжёлого бомбардировщика, но в авиадвигателе много нужных для его работы штучек — есть некоторый шанс что-нибудь испортить даже пулями обычного калибра. И нам сейчас никто не мешает — истребительного прикрытия нет.

Хоть мы и снизили скорость, но сближение на встречных курсах происходит быстро. Целюсь, даю очередь, проскакиваю под брюхом и ложусь в правый вираж. Попал, или нет — не уверен. Вроде, были какие-то вспышки. Еще видел стрельбу из носовой турельной установки бомбардировщика, но по мне не попали — там, насколько я помню, не слишком большие углы обстрела, а мой самолёт был чересчур в стороне. Скорее всего, до меня просто не дотянулись. А из-под прицела нижнего стрелка я слишком быстро ушёл.

Остальные трое наши поблизости — никто не дымит и не раскачивается. Мы снова заходим в атаку, на ту же группу, опять слева, но на этот раз сзади.

— Разгон со снижением и свечка под брюхо. Цель — мотор любого удобного самолёта. Пошли.

И мы пошли. На это раз даже начало атаки не было групповым — каждый рассчитывал маневр сам для себя. Сначала к нам тянулись издалека трассы нижних стрелков, но попасть с большого расстояния трудно, а потом мы и вовсе вышли из простреливаемой зоны, оказавшись почти точно снизу. На этот раз я отчётливо видел свои попадания по правому мотору правого замыкающего. В конце «свечки» в момент зависания струёй заднего винта перебросил собственный хвост через голову и ушел пикированием, выйдя из него в паре сотен метров от земли. Огляделся — девятка бомбардировщиков, как шла, так и идет. У двоих вслед за моторами тянутся слабые дымки, но, в целом, выглядят Хейнкели ни капельки не повреждёнными и даже строй держат. Я ниже и впереди. Остальная моя группа стягивается поближе, хотя совсем уж ко мне не жмутся. Разгоняемся, чтобы опередить, развернуться и снова зайти в лоб.

Такое чувство, будто полёт девятки бомбардировщиков замедлился — очень уж шустро мы их опередили. Да ещё они, как будто, снизились. Хотят избежать атаки под брюхо? Нервничают?

Мы развернулись и начали движение, на этот раз, заходя справа спереди. Короткий обстрел моторов и расхождение — на этот раз через верх. Вираж влево, догоняем. Неладно что-то у фрицев. Строй неровный, левая тройка отстаёт, из ведущей правый ведомый то вывалится, то снова обратно вернётся. А правый замыкающий уже отчетливо дымит мотором. Мы их пока не догоняем, тратя мощность на набор высоты. Зайдём сверху и опять обстреляем двигатели.

Ну вот — теперь набрано достаточное превышение. Опускаем носы и пикируем, снова целя в двигатели. Бьём почти вертикально сверху, придерживая машины реверсированными задними винтами — теперь время обстрела достаточно большое, чтобы увидеть летящие от капотов ошмётки. Не могу понять почему, но один Хейнкель просто падает, из второго выбрасывается экипаж, повисая под куполами парашютов. Две машины сталкиваются и рушатся вниз, теряя плоскости. Один явно садится на вынужденную — не успеваю уследить за всеми, потому что снова захожу в атаку. И тут же из неё выхожу — моя цель свалилась на крыло и примитивно воткнулась в землю. То есть мы, дотерзали их? Похоже.

Забираюсь повыше и осматриваюсь. Нет больше в воздухе Хейнкелей, а москиты подтягиваются ко мне. В эфире тишина — народ у нас дисциплинированный. Кружим над местом, где всё закончилось и считаем упавшие бомбардировщики.

— Бю, сколько Хейнкелей видишь на земле?

— Бю видит семь.

— Тарас?

— Семь.

— Кут?

— Семь.

— Раззявы! Где ещё два? Упустили!

Молчание.

— Возвращаемся. Горючего в обрез.

Сели нормально, но Тараса из кабины доставали втроём — его настолько пробрала нервная дрожь, что он чуть не потерял сознание.

— Это нормально, — приободряю я, — идя рядом с носилками. — Это страх тебя догнал. Так всегда бывает. У кого спервоначалу, а у кого и не сразу, а чуток погодя. Доктор! Сто пятьдесят ему разбавленного спирта, и под одеяло.

Глянув на меня поверх очков с явным осуждением, наш полковой эскулап заявил:

— Как же он выпимши полетит? Не выпущу!

— Хм. Действительно — от перегара стёкла в кабине запотеют. Делать нечего, если перорально нельзя — вводите через клизму.

— Что? — Тарас уже вскочил и схватился за то самое место, которое подверглось угрозе медицинского вмешательства. Трясучка у него мигом прошла. — Я здоров! Я готов! Я могу!

Под общий смех я добавил:

— Доктор, запишите в карточку — функции организма восстановлены!

Вот так. Клин клином.

Смех продолжался долго. Я не прерывал — ведь моя бородатая шутка была только катализатором для столь необходимой разрядки после первого для всех боя.

— Теперь о серьезном. Кто скажет, почему стреляли по моторам, а например не по кабинам экипажа?

Первым ответил Кут:

— Мне приказ еще в воздухе показался странным. Ведь по кабинам с нашим калибром надежнее!

Больше своего мнения никто не высказал.

— Объясняю. Правильно, по экипажу вести огонь с нашим калибром действительно надежнее. Но есть одно «но». А если экипаж защищен броней, тогда как?

Единогласное молчание было всем ответом.

— Все согласны?

Опять молчание.

— То-то же! — Повернувшись, негромко позвал. — Начштаба ты где?

— Тут я.

— Поручи кому-то потолковей выехать в район падения немецких бомберов и тщательно их обследовать, особое внимание обратить на защиту мест экипажа. Чем бронировано, как бронировано и как можно тщательнее это сделать. И как можно быстрее! Как выясните, доложить немедленно! Исполнять!

Пока машины обслуживают, мы лежим на брошенных поверх земли чехлах. Ещё очень рано. До начала войны осталось несколько минут, а нам уже принесли второй завтрак — какао и бутерброды.

— Я так считаю, — рассуждает Бю, когда мы окончательно запутываемся в том, кто по кому куда стрелял с какого захода. — Четверо четыре раза обстреляли по одному мотору. Это шестнадцать. На нас летела девятка двухмоторников — это восемнадцать. Значит, два двигателя остались целыми. То есть два самолёта могли улететь. И на земле мы видели семь. Всё сходится.

— Четыре запишем на тебя, и нам по одному, — заявляю я категорически.

— Так это же были групповые, — удивляется Кут.

— За групповые в звании не повышают, а Херменегильде от рядового посчитай, сколько расти до лейтенантского звания. Не переживай — себе тоже настреляем. Вот появятся вражеские истребители, и дело пойдёт веселей. Бомбардировщики, как ни крути, не наш профиль. Такой ситуации, как сегодня в течение этих нескольких совершенно уникальных минут, больше не повторится.

Подошёл начштаба:

— С поста ВНОС донесли о сбитии четырьмя москитными истребителями девяти двухмоторных бомбардировщиков. Штаб армии запрашивает фамилии отличившихся лётчиков.

— Какой армии? Почему армии?

— Кто-то из командования смотрел на вашу работу. Вот и весь сказ.

— Тогда — трех свалила Бюхель, остальные по два.

— Из соседнего бомбардировочного полка просят прикрыть работу Сушек по плавсредствам на Пруте.

— Пусть назначат место и время. Предупреди, что у нас осталось четыре машины.

Начштаба ушел. Вооруженцы на стоянках начали закрывать лючки патронных отсеков. Техники окатили бочки с горючим и принялись начищать крылья и бока фюзеляжей.

— Над Бельцами бой, — прямо из своей конурки прокричал связист.

— Заводи! — махнул я в сторону стоянок. — Уважаемые товарищи, — обратился к летному составу, — а не будете ли вы так любезны…

В этот момент Кут так смачно потянулся, что даже кости захрустели.

— А куда мы денемся? — улыбнулся Тарас. — Обязательно будем очень любезны.

Херменегильда молча заправляла волосы под шлем. До готовности машин оставалось несколько минут, поэтому срываться, как на пожар, было ни к чему.

Если кто не понял — полк у меня слетавшийся и сработавшийся. Уже начинает своёвываться.