Глава 24. Тяжёлый разговор
— Ох и гад ты, малец. Просто сволочь. Контра ты недобитая. Сосватал мне пятиместные самолёты, а сам на моих глазах высадил сразу тридцать четыре бойца. На ходу высадил, в одно касание.
— Десять лет расстрела без права переписки, — буркнула Муська. А я заржал. На нервах ведь. Капитан окончательно доломал свою фуражку, спохватился и нахлобучил то, что от неё осталось, на свою повинную голову.
— Тебе смешно? Да я тебя сейчас…! — комкор, знакомый мне по короткой встрече в Воронеже, неожиданно замолчал. Проследив за его взглядом, я увидел, как из подъехавшего автомобиля вышел товарищ Сталин и направляется к нашей живописной группе. А вдали за его спиной последние из доставленных красноармейцев с винтовками в руках разбегаются к местам, куда направили их встречавшие нас младшие командиры.
Наш сложного состава строй развернулся в сторону более высокого начальника. Почему сложного? Штатский (кепка на голове) я, полувоенная Мусенька (пилотка и комбинезон, но знаков различия нет, потому что через воротник видна неуставная кофточка) и совсем военный, хотя и в неуставной формы головном уборе, капитан.
Минута молчания.
Вторая.
Прочитать по лицу мысли рассматривающего нас вождя, решительно не могу. Актёры, игравшие его в фильмах, своей мимикой выражали режиссёрский замысел, а не историческую реальность.
— Как называется этот самолёт? — нарушил тишину вождь.
— Название разработки — «Сарай». На вооружение не принят, на производство не поставлен, официальный индекс не присвоен.
— Что же, раз уж так получилось, давайте осмотрим его, — Сталин направился в сторону дверцы над крылом. Но Муся с капитаном были шустрее. Они в два счёта оказались в кабине и открыли аппарель. Наш высокий гость посмотрел на это спокойно и вошёл в салон по наклонному трапу.
— Просторно, — отметил он сразу. — А какой груз вы можете доставить и на какое расстояние?
— Две с половиной тонны на тысячу километров. Четыре тонны на четыреста километров. С минимальной нагрузкой расстояние оценить трудно — мало информации, потому что подобный полёт был только один. Вчера мы прибыли из-под Одессы без посадок.
— Втроём?
— Никак нет. Товарищ капитан присоединился к нам уже здесь.
Сталин осмотрел стоящие впереди пилотские кресла, потрогал установленный между ними пулемёт, вышел через дверь в борту на крыло и вернулся обратно. Следующим на его пути был туалет.
— Так вот на что вы потратили народные средства? — сказал он недовольно.
— Многочасовые перелёты требуют повышенной заботы об экипаже. Ведь лётчики — наши советские люди, — неожиданно ответил комкор.
— Да, это правильные слова, — кивнул вождь. — А вы будете заказывать подобные машины для своих десантных бригад?
— Заявка поступит в наркомат немедленно, как только состоится решение о постановке этого самолёта на производство. Также я буду ходатайствовать о создании в нашей авиации эскадрилий, укомплектованных такими «Сараями».
— Это временное название. Придумайте ему хорошее понятное обозначение.
— Слушаюсь, товарищ Сталин. Буквенный индекс «ДС», что значит «десантный». А номер третий.
— Почему третий?
— Уже две машины меньшей вместимости, принятые на вооружение для десантных частей, претендуют на номера первый и второй. Воронежского производства. Раньше они были известны как САМ-5 и САМ-10.
— Хорошо. Это решение представляется продуманным. А чем вы были так недовольны, что выражали неприязнь к товарищу лётчику?
— Аптечки в самолёте нет. А ведь на этой машине придется вывозить бойцов с поля боя.
— Действительно, аптечка необходима. Кто конструктор?
— Так вот же он, товарищ Сталин, — сразу показал на меня появившийся неведомо откуда Аркадий Автандилович.
— Вы комсомолец? — взгляд вождя остановился на мне.
— Так точно.
— Как сознательный комсомолец вы должны понимать всю меру ответственности за подобные просчёты. Обязательно примите к сведению полученное замечание и впредь не допускайте столь серьёзных упущений.
На этом встреча закончилась. Когда вслед за Сталиным я вышел на лётное поле, заметил и Аркадия Автандиловича, с любопытством поглядывающего на меня уже как бы со стороны. И такая тут в душе вскипела злоба, что если бы Мусенька не взяла меня за руку, подошел бы и набил ему морду.
