Книга: Внизу наш дом
Назад: Глава 22. В Горьком
Дальше: Глава 24. Тяжёлый разговор

Глава 23. Всё кувырком

Конарев ворвался в номер то ли ранним утром, то ли поздней ночью.
— Нежитесь, голубки? А вы представляете себе, что будет после показа? Да тебя же, Трофимыч, пустят в расход по самой строгой статье революционной защиты!
— Не кипеши, Егор! — отмахнулся я, стараясь его унять. — Ты скажи лучше — где техническое задание на разработку?
— Не знаю. Аркадий Автандилович сказал, что для ознакомления с ним у меня нет допуска. Так что — не видел.
— Хорошо. Тогда — какие инструкции в отношении моих действий были у тебя?
— Способствовать постройке самолёта.
— Какого самолёта?
— Просто самолёта. Без уточнения назначения. Да, если б я увидел, что ты строишь не то — разве не поправил бы. Я-то думал, что ты полностью в курсе.
— На словах мне сказали, что это должен быть самый нужный для Красной Армии самолёт. А это — транспортник, садящийся на неподготовленные площадки. Я же взвод могу доставить хоть к чёрту на кулички!
— В последнее время много внимания уделялось проекту «Иванов», — пробормотал Егор Кузьмич. — Практически всем конструкторским коллективам требования к нему известны. Автандилович мог посчитать это само собой разумеющимся. Так что, когда говорят о самом нужном самолёте, имеют в виду именно этот перечень требований. Кстати, значительную их часть ты выполнил. Считай — все, кроме самых важных.
— Отвернитесь, Егор Кузьмич, — пискнула Мусенька, так и лежащая в кровати с натянутой до горла простынёй. — Я оденусь. Нам пора на аэродром.
Пока посетитель стоял лицом к стенке, я лихорадочно вспоминал, что же это за требования. Да, был конкурс на самый послушный и недорогой… Истребитель? Бомбардировщик? Штурмовик? Не помню. Позор моим сединам! Какой проект победил, и что это была за машина — знаю. Но, как ставилась задача — представления не имею.
А потом мы с радостью моей сели на мотоцикл и покатили на завод.
«Восток алеет, Китай вдали…» — крутились в голове строчки старой глупой песни из будущего. Это вид разгорающейся зари так подействовал. А ещё я думал, что если загрузиться бочками с горючим, сколько поднимем — это верных четыре тонны, то и до Китая можно долететь. То есть — мысль о бегстве начала крутиться в моей голове. Кажется именно с этой же мыслью Мусенька и потащила меня на аэродром в такую рань.
* * *
Около проходной стоял грузовик и не хотел заводиться. Водитель копался в моторе, а на него ругался осанистый капитан. Как обычно, тут было строго. Среди моих бумаг не нашлось ни одной, дающей права прохода на территорию — я даже о командировочном не позаботился. А найти кого-то знакомого из начальства в столь ранний час — дохлый номер. К счастью, вахтёр вошел в положение и обзвонил по моей просьбе нескольких руководителей, с которыми я водил знакомство пару лет тому назад. Усатый мужик из отдела, отвечающего за сдачу продукции заказчику, был в этом списке далеко не первым. И не очень большой шишкой. Но нужные ходы нашёл, подсуетился и, спустя часа полтора, нас пропустили.
Рабочие в опытном производстве отсутствовали, в конструкторском бюро тоже никого не было. Только наш «Сарай» мирно дремал на краю лётного поля неподалеку от здания, где его пытались сделать похожим на боевую машину. Того запаса бензина, что оставалось в баках, хватило бы на недолгий полёт в окрестностях аэродрома, но для нормального бегства его было недостаточно. И ни одной возможности заправиться — там, где обычно «наливают», сидит незнакомый дядька, не получивший в отношении меня никаких инструкций.
Сидим, ждём. А время уходит. Утром ждут высоких гостей, так что суета будет знатная. Хорошо, что показ моей машины спланирован на после обеда. Возможно, к этому времени я уже буду с полными баками и дополнительными бочками. Но дадут ли мне взлететь? И вообще непонятно, как развернутся события. Как-то мутно всё вокруг.
Сижу, тревожусь, разные мысли в голове гоняю. Вот, например — мы ведь с Мусей ни словом не перемолвились о бегстве, а кажется мне, будто она разделяет мои намерения. Она вообще очень сообразительная и всегда словно знала, о чем я думаю. Но откуда эта восприимчивость взялась сейчас? И…?
— Мусь! А откуда ты знаешь отчество товарища Конарева? Я ведь его только по имени назвал.
— Ты всегда был замечательным тупицей, Субботин, — сказала она таким же тоном, как и в той, прошло-будущей жизни.
— Постой. Ты что, та самая? Это с тобой у нас было трое детей, семеро внуков, а уж правнуков и не скажу в точности сколько.
— Одиннадцать, да двенадцатый уже был на подходе, если брать момент переноса памяти в наши детские тела.
— И зачем ты столько лет мне шарики крутила?
— Да, если бы я созналась, ты бы мне житья не дал. Уж до этих лет бы точно не дотерпел — уговорил бы меня, маленькую и беззащитную. Я же тоже не железная. И потом ты такой забавный — очень мне твои ухаживания нравятся. Целомудренные такие, можно сказать, братские.
— Хм. Ладно. Проехали. А что насчёт Конарева?
— Мы с ним давно контактируем. Только я в самолётах понимаю куда меньше тебя, поэтому обошлись одними расспросами.
Хм! А ведь у неё отличная память на имена и даты.
— И как ты думаешь, что мы сейчас делаем?
— Ноги делаем. Пока безуспешно. Давай, что ли, обслужим машину, как следует — всё равно сидим без дела.
Кивнул. Супруга полезла в кабину, а я проверял, как ходят органы управления. Потом осматривал двигатели, шасси и состояние обшивки на крыльях.
— Ты не поверишь, — соскочила на землю моя хорошая. — ШКАСЫ-то у нас исправные и заряжены боевыми.
— Уверена?
— Обижаете, товарищ капитан. Я ведь и оружейником была, и техником, и штурманом летала. В этом механизме разбираюсь досконально. Боёк не спилен, стволы не просверлены. И иных признаков порчи имущества не отмечено. Если что — даже от истребителей отобьёмся.
Вот с каким тылом я и прожил всю жизнь! И снова собираюсь.
В принципе, с полной заправкой и бочками, что у нас есть, в любую точку европейской части СССР дотянуть можно. И есть неплохие шансы пробиться, только бы оторваться от взлётной полосы.
— А бомбы, случайно, не боевые? — поинтересовался я из чистой вредности.
— Нет. Даже взрыватель вкрутить некуда. Кажется, деревянные, но внутрь чего-то добавлено для тяжести. А оперение у них настоящее.
Как раз в это время на аэродроме стало заметно оживление. Я сходил к заправщику и, оказалось, вовремя — поступило распоряжение заливать бензин в машины, готовящиеся для сегодняшнего показа. К самолёту покатил на бензовозе и заполнил все баки. В бочки мне наливать отказались.
Ладно, это тоже не мало. Запустили моторы, стали их прогревать. И тут, словно ниоткуда появляется капитан в сопровождении двух бойцов.
— Вы пилот этого самолёта?
— Так точно, — а у самого душа ушла в пятки. Неужели, сейчас арестуют? Или просто возьмут под плотную охрану?
— У меня к вам, дорогой товарищ, огромная просьба. Сломался автомобиль, а у меня приказ — обеспечить охрану объекта, и решительно не на чем доставить сюда остальных красноармейцев, выделенных для оцепления. Войдите в положение — выручите. Говорят, что на вашем самолёте можно сразу целый взвод перевезти. А мы кучу времени потеряли — ждали, когда починят эту несчастную машину.
— Муся, открывай аппарель. Бойцы — выкатить бочки на поле. Бомбы выгрузить, стеллажи вынести, — я с отвёрткой и пассатижами в руках принялся «отдавать» крепления.
— Садитесь, товарищ капитан, показывайте дорогу, — это Мусенька сообразила, что мы получили возможность мотивированно взлететь.
По прямой до казармы оказалось рукой подать, но по дороге выходило километров тридцать. Не успели бы служивые пешкодралом. Приземлился я прямо на плацу и взял сразу человек сорок. Велел им сесть на пол и в два счёта доставил прямиком на заводской аэродром. Выгрузка через задний люк заняла полторы минуты. Потом второй рейс, третий и последний — четвёртый. При разгрузке я даже не делал полной остановки — бойцы сходили с наклонного трапа, словно спрыгивали с подножки трамвая. Хотел уже взлетать, чтобы окончательно дать дёру, как вижу — в недавнем прошлом несчастный капитан, которого я, судя по всему, сделал счастливейшим из смертных, никуда с нашего борта не сошёл, а стоит, прильнув к лобовому стеклу, и в отчаянии комкает фуражку.
— Не успели, — прошептал он побелевшими губами. — Сам уже приехал и всё видел.
Я как раз в этот момент оторвал машину от грунта, но был вынужден снова приземлиться, чтобы высадить ненужного попутчика. Пришлось, с риском чиркнуть крылом о землю, отворачивать влево, потому что впереди оказалась группа людей и автомобилей, и притирать машину к земле не самым академическим способом, то есть ставить её на задние колёса, а потом опускать нос. Скорость у меня в этот момент была критически малой, да я ещё и по тормозам дал, едва они коснулись грунта, чтобы скорее остановиться и вытолкать, наконец, так и не осчастливленного командира подальше, но через считанные секунды у моего замершего в неподвижности сарая остановилась легковушка. Да так неладно, что не объедешь — обязательно наткнёшься крылом. А заднего хода у этого сооружения нет. Делаю вид, что просто из хулиганских побуждений отлетел в сторону, вместо того, чтобы, как все нормальные люди, рулить по полю. Глушу моторы.
Назад: Глава 22. В Горьком
Дальше: Глава 24. Тяжёлый разговор