Он сказал, что умирает с голоду, поэтому мы сразу направились в ресторан. Сев за столик, Фрэнк тут же потребовал полного отчета о том, как утонула Дороти Доуэр. Я изложил все в общих чертах, не вдаваясь в детали.

– Выглядит как невероятное совпадение, Эд, – заметил он, когда я закончил. – Будь я проклят, если могу усмотреть здесь нечто иное – если она заранее не решила покончить с собой. Не стала бы она придумывать это с бухты-барахты и плыть, пока под воду не ушла.

– Это не самоубийство. – Я не мог объяснить, почему так уверен – это не имело отношения к смерти Дороти и Бассета не касалось, – но знал, что она в ту минуту помышляла о самоубийстве не больше, чем я.

– Итак, все-таки совпадение, – вздохнул Бассет. – Я их люблю ничуть не больше твоего, но они тем не менее случаются, черт их дери. Купил я однажды зятю галстук на Рождество – мы обмениваемся подарками, и оказывается, что он подарил мне такой же. И это еще не все: выяснилось, что мы оба купили галстуки в «Маршалл филдс» в тот самый день!

– Значит, это двойное совпадение, Фрэнк. Салли боялась умереть и умерла. Дороти опасалась того же и тоже погибла. И случилось это в обоих случаях в одни сутки.

– А вдруг внезапная смерть сестры так потрясла Дороти, что у нее тоже возникло дурное предчувствие? И надломленная психика побудила ее сделать так, чтобы оно сбылось?

– Психика Дороти была в полном порядке, и ей совсем не хотелось, чтобы оно сбылось. Поверь мне на слово, Фрэнк. Сестры любили друг друга, но не настолько, чтобы одна повредилась умом после смерти другой.

– Я тебе верю, Эд, но что же тогда, по-твоему, привело к гибели Дороти?

– Есть версия, но пока не хочу озвучивать ее.

– Ты говорил, у тебя есть идея насчет смерти одной из девушек, – удивился дядя Эм, – но я думал, что ты Салли имеешь в виду.

– Нет, не ее, дядя Эм. Мысль о страшилке в вентиляционной шахте появилась у меня еще раньше.

О страшилке Фрэнк ничего не знал. Я рассказал ему о том, что мне пришло в голову и почему мы исключили все, кроме крыши.

– Могло быть и так, Эд, – пожал плечами Фрэнк, – но версия притянута за уши. Как и то, что обеих сестер убили. Не знаю, зачем я с вами вообще связался. Решил бы, что вы накурились травки, не будь этой тысячедолларовой купюры. Она меня убеждает в том, что кто-то третий думает так же, как вы.

– Ты проверил серийный номер, Фрэнк? – спросил дядя.

– Да, и банковскую запись нашел, но это нам ничего не дает. Ваша тысяча полгода назад отправилась в большое казино, и невозможно проследить, куда она делась дальше. Они там даже время дня не могут назвать, что уж говорить об отдельно взятой купюре. Когда начинается большая игра, деньги переходят из рук в руки – представьте, скольких владельцев сменила эта бумажка за полгода.

– Вернеке больше похож на игрока, чем Стэнтон, – заметил я.

– С каких это пор, Эд, ты научился определять, кто игрок, а кто нет? Каждый из них мог рискнуть и выиграть несколько таких ассигнаций. Я с Вернеке незнаком – с чего ты зачислил его в игроки? Он носит клетчатый костюм и бриллиантовую булавку для галстука или у него просто козырек над глазами?

– Стэнтон показался мне консерватором, а Вернеке нет. Ладно, ты прав: нельзя определить с виду, способен ли человек на риск. А какой доход получает Вернеке?

– Небольшой, но в его обстоятельствах и то хлеб. Каждый месяц ему приходит чек на четыреста тридцать пять долларов. Сто он отдает Стэнтонам, остается на выпивку и прочие развлечения. Неплохо для холостяка.

– Особенно для такого, который не интересуется сексом, по его же словам. Фрэнк, не забывай о такой мелочи, как налоги, однако на выпивку безусловно хватает. А Стэнтон в своем универмаге сколько получает, как думаешь?

– Пять-семь тысяч в год. Зарплаты у них так себе. Примерно столько же, сколько Вернеке, или чуть больше, но ему ведь жену и ребенка содержать надо. А раньше он и Дороти помогал, колледж ей оплачивал. Да, если разобраться, на игру у него вряд ли что оставалось.

– По-твоему, наш клиент – Вернеке?

– Да, – кивнул Фрэнк, – у него скорее лишняя тысчонка отыщется. И марсианские заморочки на него же указывают. Наверное, он подозревает своего зятя и надеется, что следствие приведет к нему, но по этой самой причине не хочет открыто нанимать детективов. Он мог, конечно, прийти к вам и попросить, чтобы его имя не называлось, но, видимо, не настолько вам доверял.

– То же можно сказать и о Стэнтоне, если он заподозрил Вернеке.

– Выбирать тебе, Эд, просто Вернеке более вероятен с финансовой точки зрения. Ничем больше в свое рабочее время я вам помочь не могу. Если добудете доказательства, что Салли действительно убили, тогда я займусь этим официально.

– Большое тебе спасибо, Фрэнк, – произнес дядя.

– Да пожалуйста. Мне это проще, чем вам. Ага, вот еще: я попросил Макклейна вспомнить, что говорила ему Салли, когда приходила в участок. Она могла объяснить, что́ внушило ей мысль насчет убийц-марсиан, пока он ее не заткнул.

– И как, объяснила? – В четверг вечером я намеренно старался не говорить с Салли о марсианах и с тех пор жалел об этом. Следовало бы выяснить, откуда взялась ее идея, какой бы безумной она ни была.

– Да. Они позвонили ей по телефону и сказали, что скоро убьют ее.

Меня охватило волнение. Теперь ясно, почему Салли боялась, и, что еще важнее, как ее подготовили к смерти от страха. Оставалось пока непонятным, чем именно ее напугали, но основа была заложена капитально. Это совпадало и с телефонным звонком, разбудившим меня в два часа ночи в гостиной Салли через пару часов после того, как она умерла. Звонил преступник, чтобы проверить, удался ли его план. Он явно не ожидал, что вместо Салли ответит мужчина, и повесил трубку.

Если у меня и оставались сомнения, что Салли Доуэр убили, Фрэнк Бассет рассеял их.

Я по-прежнему не представлял, как это сделали, и не мог пока доказать, что в вентиляционную шахту действительно что-то спустили, но обрел полную уверенность, что Салли убили. А значит, и Дороти – и в ее случае я знал как, хотя тоже не мог доказать.

– Марсианин ей только раз звонил? – спросил я у Фрэнка.

– Маккейн не спрашивал. Он вообще не вникал в подробности.

Я не мог винить Маккейна, поскольку и сам не интересовался.

После обеда Бассет сказал, что ему пора уходить.

– То, что и Дороти тоже погибла, делает ситуацию подозрительной, но я опять-таки не вижу, чем бы мог вам помочь. Гонорар, конечно, отрабатывать надо – или вы бы и без него работали?

Я признался, что, вероятно, работал бы – только не полный день, этого мы не могли себе позволить.

– Ну, сообщите, если накопаете что-нибудь. Может и получится открыть дело об убийстве, а до тех пор у меня руки связаны.

Мы уговорили Фрэнка выпить еще, на дорожку.

– Ты бы позвонил Монике, Эд, если хочешь с ней увидеться вечером, – сказал дядя Эм и открыл записную книжку на странице с ее телефоном и адресом.

Я зашел в телефонную будку и назвал ее номер.

– Моника Райт слушает, – отозвалась она. Мне нравится, когда люди отвечают так, а не просто «алло».

– Это Эд Хантер. Сегодня вечером вы заняты?

– В общем, нет, но…

– Просто я хотел бы снова подиктовать вам, а напечатать можно и завтра, чтобы не сидеть допоздна. Заодно поговорим о вашем первом дне в страховой компании, хорошо?

– Да. Я хотела помыть голову и перманент сделать, но это подождет.

– Вот и отлично. Вы к нам в офис приедете или я к вам?

Моника немного помедлила и сказала, чтобы я приезжал к ней домой. Я обещал быть не позднее, чем через час.

Напитки нам уже принесли. Фрэнк, заказавший чистый виски, быстро выпил его и ушел.

– Ну что, договорился? – спросил дядя.

Я кивнул:

– Хочешь со мной?

– Нам обоим там делать нечего. Почитаю твой отчет в напечатанном виде, а пока займусь еще чем-нибудь. Может, и в офис заеду.

– Зачем?

– Мне там лучше думается. И потом, нас весь день не было – вдруг в почте что-нибудь есть? Ты собираешься проверять крышу?

– Да. И на квартиру Салли еще раз взгляну, хотя ее вещи уже забрали. Не спрашивай, для чего: сам не знаю. – Я действительно не знал – ведь не ждал же я, что мне явится привидение Салли Доуэр. – Хочу провести там всю ночь.

Дядя посмотрел на меня:

– Ладно, парень. Понятно, что в твоем состоянии ничегонеделание хуже всего, но, может, мы встретимся позднее и клюкнем?

– Не хочется.

– Давай я тоже подъеду к Салли?

Я покачал головой.

– Хорошо, займусь бумажками. Предложишь что-нибудь получше?

Я немного помолчал.

– Узнай, когда состоятся похороны Дороти. Я не хочу там присутствовать, но можно, по крайней мере, послать цветы. Она была милой девушкой. Как подумаю, что позволил ее убить…

– Перестань, Эд! Цветы я пошлю, и нужно будет отблагодарить Ауслендеров за все, что они сделали для тебя. Вот только как? Есть идеи?

Я потряс головой: мозг все еще отказывался работать.

– Я заметил, что каноэ у них сильно обшарпанное – может, новое им купить?

– По мне, так они «Королевы Елизаветы» заслуживают, не менее.

– Вряд ли она пройдет через шлюзы на реке Святого Лаврентия – ограничимся каноэ. Выпьешь еще?

– Нет, спасибо.

– Ладно, парень. – Дядя Эм встал. – Выберу цветы, а потом заскочу в офис. Если к тому времени ничего не придумаю, лягу спать. Прошлой ночью не пришлось: только собрался на боковую, а тут звонит телефон. Вздремнул немного с пяти до семи, пока сидел у твоей кровати.

Я и забыл, что он провел бессонную ночь.

– Значит, утром увидимся. Мне в любом случае надо будет заехать домой побриться-почиститься.

В половине восьмого мы попрощались у «Блэкстона». Я не спеша дошел до Стейт-стрит и сел в трамвай: на такси даже с большим гонораром каждый день не накатаешься.

Жилище Моники, хотя и находилось на другом конце города, так походило на квартиру Салли, что мне показалось, будто я вернулся в вечер прошлого четверга. Те же две смежные комнаты, та же кухонька – только Моника не такая, как Салли. Психика у нее здоровая, и марсиане-убийцы ей не мерещатся.

– Присаживайтесь, мистер Хантер, я только блокнот возьму, – произнесла она. – Или рассказать вам сначала про страховую компанию?

– Удалось выяснить что-нибудь интересное?

– К сожалению, нет, да вряд ли и узнаю – то, что касалось бы вашего дела.

– Тогда подиктуем?

– Да, мистер Хантер. Вы устраивайтесь в кресле, а я сяду за стол.

– Мы ведь договорились, что вы будете называть меня Эдом – забыли?

Моника улыбнулась. Кресло, хоть и не такого цвета, как у Салли, стояло на том же месте.

Моника уже приготовила карандаш и блокнот, а я все молчал, размышляя, с чего начать. Не желал рассказывать о том, что случилось ночью. Не потому, что относился как-то особо к Монике Райт – я к ней ничего не испытывал, – просто не хотел переживать все это заново. Дяде Эму я уже сообщил, Бассету – в общих чертах тоже – неужели заново все повторять?

– А у вас, Моника, не возникает предчувствий? – спросил я.

– Предчувствий?

– Например, что сегодня ночью с вами что-нибудь случится?

Она рассердилась и покраснела, но сообразила, что я совсем не это имел в виду.

– О чем вы, Эд? Глядя на вас, можно подумать, будто с вами случилось нечто страшное.

И я стал рассказывать – сначала просто так, потом уже под запись. Теперь это давалось мне легче, ведь я как бы отвечал на ее вопрос – во всех подробностях, опуская только личные моменты.

– Вот и все, – произнес я.

Моника закрыла блокнот:

– Действительно ужасно, Эд.

– Теперь вы понимаете, о чем я вас спрашивал. – Я усмехнулся, но у меня получилось не совсем убедительно. – Если у вас появится дурное предчувствие, ко мне лучше не обращайтесь.

– Не надо себя винить. Вы здесь совершенно ни при чем.

Мне все это говорили – все, кроме меня самого.

– Ладно. Как вам новая работа?

– Нормально, только я мало что сумела выяснить.

– Неудивительно для первого дня. А чем вы там занимаетесь?

Обязанности Моники ничем не отличались от тех, о которых говорила мне мисс Уилкинс. С этой стороны, похоже, не следовало ожидать слишком многого.

– Салли никому там не рассказывала о марсианах?

– До марсиан у меня пока не дошло. Я выдаю себя за знакомую Салли, но слишком много вопросов сразу лучше не задавать. Ближе всех Салли общалась с Шарлоттой Эндрюс, однако и та ничего не знала о ее смерти, пока вы не сообщили. Вчера она плакала.

– Вы поговорили с ней?

– Вчера нет, а сегодня утром зашла с ней в дамскую комнату. Услышав, что я знала Салли, Шарлотта начала спрашивать, как та умерла.

– У нее что, подозрения были?

– Нет, просто она знает, что у Салли было больное сердце. Интересовалась подробностями и очень огорчалась, что не смогла прийти на похороны или хотя бы цветы послать.

– Что вы ей рассказали?

– Салли умерла в четверг ночью от сердечного приступа. Я тоже на похоронах не присутствовала – мы, мол, с Салли не дружили, просто были знакомы. В туалете разговаривать не очень удобно, поэтому мы вместе отправились на ленч.

– Молодец, хорошая работа, – похвалил я. – Знаете, я бы тоже хотел встретиться с Шарлоттой Эндрюс. Нет ли у вас номера ее телефона или адреса?

– Завтра узнаю. Вы хотите открыто представиться детективом? Если нет, я могла бы, например, устроить двойное свидание.

– Да, хорошо бы. Объясните, мол, я тоже друг Салли, иначе она удивится, почему я о ней расспрашиваю. Да, если у вас выгорит с двойным свиданием, будет отлично. Скажите, что я учусь на психолога, даже на психиатра. Шарлотта умная девушка? Образованная?

– Нет.

– Значит, прокатит. Ей известно, что у Салли были проблемы с психикой?

– Да. «Немного того», так она выразилась. Я не хотела проявлять излишнего любопытства, поэтому не спросила, в чем это проявлялось. Так я договорюсь на завтрашний вечер, если Шарлотта свободна?

– Конечно. А вдруг у нее уже какие-то планы?

– Сомневаюсь. Шарлотта простушка, внешность не очень – потому, наверное, Салли с ней и дружила. Не замечали, что красивые девушки всегда подбирают себе в подруги дурнушек? По-моему, это происходит на бессознательном уровне: дурнушка служит красотке фоном, а дурнушке достаются приятели кавалеров красотки.

– В таком случае вы с Шарлоттой поладите, – усмехнулся я. – Завтра же она кого-нибудь и получит. Кто будет подбирать ей парня, вы или я?

– Что за глупости? С Шарлоттой встречаетесь вы, а мне никого подбирать не надо, спасибо. Я уж сама как-нибудь. У меня, собственно, уже назначено свидание на завтрашний вечер.

Я засмеялся, почувствовав, что мне стало гораздо лучше, и Моника теперь мне больше нравится. Раньше мы, видимо, не находили общего языка. Мы условились, что завтра я позвоню ей в шесть часов – узнать, состоится свидание или нет. Я не слишком предвкушал встречу с Шарлоттой, но поскольку она являлась ближайшей подругой Салли, следовало потратить на нее вечерок.

Я предложил Монике пойти выпить – еще и десяти не было, – однако она отказалась: ей нужно печатать отчет, а завтра рано вставать на работу.

Я зашел в аптеку купить фонарик и поехал в дом Салли. Поднялся на четвертый этаж, нашел стремянку, там, где мы ее оставили, и вылез на крышу. Луна светила ярко. Вечер был такой же душный, как в прошлый четверг. Я снял туфли и направился к вентиляционной шахте. Чувствуя мягкий битум под ногами, посветил фонариком: да, я даже в носках оставлял следы, слабые, но заметные. На битуме затвердела только тонкая корочка, и ноги легко проламывали ее. Я обошел вокруг шахты, согнувшись. Единственные следы были мои, как дневные, так и вечерние.

Смерть к Салли явилась не с крыши.

Я мысленно выругался. Отличная была версия насчет страшилки, но теперь она рухнула – если, конечно, Салли убили не пожилой почтальон с женой. И не симпатичный домохозяин, втрое старше Салли, не имевший никакого повода убивать ее и к тому же обладающий железным алиби в виде игры в покер.

Я закрыл люк изнутри и с трудом стащил стремянку на первый этаж. Корбитски услышал и помог мне преодолеть последний марш до подвала, после чего пригласил посидеть немного и выпить из нашей с дядей бутылки. Мне не особо хотелось, но спорить с ним я не стал. Попросил налить в свой виски побольше воды.

– Вы, случайно, не знали подружку Салли по имени Шарлотта Эндрюс, мистер Корбитски?

– Может, и видел, но имени ее не слышал. Как она выглядит?

– Пока я с ней не встречался.

– Салли я видел с несколькими людьми. Блондин с короткой стрижкой часто бывал.

– Он когда-нибудь оставался… впрочем, нет, не мое это дело.

– Отчего же? Вот только ответить я не смогу. У меня жильцы карточки прихода-ухода не пробивают и делают что хотят, лишь бы шума не было. Если он когда и оставался на ночь, утром я ни разу не замечал, чтобы он уходил – правда, встаю я поздно. Ложусь обычно от двенадцати до часу, поднимаюсь не ранее девяти-десяти. В моем возрасте, Эд, надо спать как раз столько – девять-десять часов. А насчет подружек, так одну, с неправильным прикусом, я видел чаще других. Как, говорите, ее зовут?

– Шарлотта Эндрюс.

– Ну вот, если увидите Шарлотту Эндрюс с неправильным прикусом, это она и есть.

– Надеюсь, что нет, – усмехнулся я, – у меня с ней завтра свидание намечается. Мистер Корбитски, вы не станете возражать, если я пробуду в квартире Салли всю ночь?

– С чего ж мне возражать, только мебель не поломайте. Простыни с кровати я снял, а прибираться буду завтра, до того, как по объявлению начнут приходить. Ночь теплая, одеяло вам не понадобится.

– Спасибо. Утром ключ вам брошу в почтовый ящик. – Я встал.

– Посидели бы еще, ну да ладно. Вы, я смотрю, действительно считаете, что Салли убили, иначе не стали бы все это делать. Но почему вы так решили и как это могло случиться?

– Хотел бы я сам знать, мистер Корбитски. Не имею ни малейшего представления, если честно, – ответил я и поднялся наверх.