«Сентрал мьючиал» оказался небольшим филиалом компании, чей головной офис находился в Сент-Луисе. Нам это было на руку: чем меньше контора, тем скорее здесь вспомнят папу. Нас пригласили в кабинет менеджера, и Эм объяснил, кто мы.

– Так сразу не вспомню, – произнес менеджер, – но в наших записях все должно быть. Вы говорите, что полис пока не найден, но это не имеет значения, если он зарегистрирован у нас и взносы исправно выплачивались. Мы здесь мошенничеством не занимаемся, договор остается в силе, даже если экземпляр клиента утерян.

– Я понимаю, – кивнул дядя, – меня другое интересует. Он ведь должен был назвать страховому агенту причину, по которой полис следует хранить в тайне от его, клиента, семьи? Я надеялся, что вы это вспомните.

– Минутку. – Менеджер вышел, вскоре вернулся и сообщил: – Старший клерк сейчас принесет нам его досье, возможно, он что-нибудь помнит.

– Это ведь не совсем обычно – скрывать от близких, что застраховал свою жизнь?

– Вы правы. Мне вспоминается только один такой случай – там клиент страдал легкой манией преследования и боялся, что родственники прикончат его, узнав о страховке. При этом он, как ни парадоксально, любил их и желал обеспечить после своей кончины. Я не хочу сказать, что и в вашем случае…

– Нет, конечно.

В кабинет вошел высокий седой клерк с папкой в руках.

– Досье Уоллиса Хантера, мистер Брэдбери. Я действительно его помню: взносы он всегда платил здесь, у нас в офисе. В деле упомянуто, что извещения ему посылать не следует.

– Вы не говорили с ним, Генри? Не спрашивали, почему извещения нельзя отправлять по почте?

– Нет, мистер Брэдбери.

– Хорошо, можете идти. – Менеджер полистал досье. – Да, взносы выплачены. С этой целью он дважды брал небольшую ссуду, эту сумму вычтут при расчете с получателем, но она, повторяю, невелика. – Он перевернул еще пару страниц. – Полис ему оформляли не здесь, а в Гэри, штат Индиана.

– Может, у них сохранились какие-то записи?

– Помимо дубликата досье в головном офисе, никаких записей больше нет. Документы переправили нам, когда сам мистер Хантер переехал в Чикаго через несколько недель после оформления полиса.

– А в самом полисе могут содержаться какие-нибудь детали, не указанные в досье?

– Нет. Полис – стандартная форма, где указывается имя, сумма и дата. К нему прилагается фотокопия заявки на страхование, оригинал которой находится здесь, в досье. Можете взглянуть сами.

Менеджер раскрыл папку на заполненной вручную странице. Встав за стулом дяди Эма, я запомнил дату заявки и агента, продавшего полис. Его звали Пол Б. Андерс.

– Не знаете, работает ли еще этот Андерс в Гэри? – спросил дядя Эм.

– Нет, но мы можем у них уточнить.

– Спасибо, не надо. Вам понадобится копия свидетельства о смерти?

– Да, прежде чем выдать чек получателю – матери этого молодого человека, как я понимаю.

– Его мачехе. Большое вам спасибо… Взносы, кстати, ежеквартально выплачивались?

Менеджер снова полистал страницы папки:

– Да, но в первый раз он уплатил за год вперед.

– Гэри… – недоуменно произнес я, когда мы вышли на улицу.

– Туда, кажется, надземкой можно доехать?

– Да. Господи, с Луп до него менее часа, а я больше ни разу там не бывал.

– Может, Уолли или Мадж туда ездили? Навестить кого-нибудь?

– Не помню. По-моему, нет. Мне, правда, было всего тринадцать лет, когда мы сюда приехали, но я бы, наверное, запомнил.

– Скажи-ка… хотя нет, подождем.

Мы заняли места в «Гэри-экспрессе», и только тогда дядя произнес:

– Ну вот, парень, теперь расслабься и расскажи мне все, что помнишь о Гэри.

– Я ходил в школу на Двенадцатой улице, Гарди тоже. Я учился в восьмом классе, а она в четвертом, когда мы уехали. Жили мы в каркасном домике на Холман-стрит, в трех кварталах от школы. Я хотел играть в школьном оркестре. Там давали напрокат инструменты, и я взял тромбон. Уже научился немного, но мама сильно ругалась, приходилось играть в дровяном сарае. А в чикагской квартире и вовсе стало нельзя…

– Ты про Гэри рассказывай!

– Сначала у нас была машина, потом ее продали. Папа работал в двух или трех типографиях сразу, но вскоре заболел артритом, и мы залезли в долги. Потому и уехали так внезапно.

– Внезапно, говоришь?

– Так мне помнится. Предварительно это не обсуждалось, просто приехал фургон, и стали мебель грузить. Оказалось, что папа получил работу в Чикаго… хотя нет, подожди…

– Не спеши, вспомни как следует. Ох и болван же я был, Эд.

– Почему?

– Главного свидетеля проглядел, – засмеялся дядя Эд, – слона не приметил. Рассказывай дальше.

– Да, я как раз вспомнил. Я вообще не знал, что мы едем в Чикаго! Папа говорил, в Джолиет – он тоже в двадцати пяти милях от Гэри, как и Чикаго, но западнее. Я и ребятам в школе сообщил, что мы едем в Джолиет, а тут вдруг папа объявляет, что получил в Чикаго хорошую работу. Мне даже это показалось странным, я помню.

– Давай дальше, парень, – подбодрил меня дядя, сидевший с закрытыми глазами. – Копай глубже, у тебя это хорошо получается.

– В Чикаго мы сразу поселились в квартире, где и теперь живем, но насчет работы папа сказал неправду, потому что первое время дома сидел и только потом устроился в «Элвуд пресс».

– Ты постоянно в Чикаго сворачиваешь, а мне нужен Гэри.

– Не знаю, что тебе еще рассказать – как Гарди корью болела?

– Это, пожалуй, опустим, но ты копай.

– Помню еще про какой-то суд…

– Кто-то из кредиторов иск на вас подал?

– Может, и так, не помню. Последнюю пару недель в Гэри папа вроде бы не работал. Не знаю, сократили его или что. Перед отъездом он повел нас всех в цирк…

– На дорогие места, – промолвил дядя Эм.

– Да… Откуда ты знаешь?

– Вдумайся в собственный рассказ, Эд. То, что мы узнали в страховой компании – одна часть головоломки. Твои воспоминания – другие фрагменты. Что получается, если сложить их вместе?

– Из Гэри мы сбежали, – заключил я. – Смылись, никому не объяснив, куда едем на самом деле, оставили ложный след. Из-за долгов, правильно?

– Давай-ка поспорим. Ты ведь помнишь, в каких магазинах вы покупали – давай сегодня поспрашиваем хозяев. Спорю на доллар, что Уолли расплатился с ними со всеми наличкой.

– Как он мог, если без работы остался? Да мы и раньше сидели без денег. И…

– Ну что, понял теперь?

– Страховой полис! Он его оформил как раз в то время. И заплатил первый взнос наличными за год вперед. Со страховкой на пять тысяч это более ста баксов. На переезд и снятие новой квартиры тоже нехилые шиши требовались.

– Притом последние недели в Гэри и первое время в Чикаго Уолли не работал, однако сводил все семейство в цирк. Что еще можешь добавить теперь, когда стал просекать?

– Нас с Гарди одели во все новое перед чикагской школой. Выиграл ты свой бакс, дядя Эм. Недели за три до отъезда из Гэри на отца откуда-то свалилось богатство. И если он действительно расплатился с долгами, то должен был выложить не менее пятисот, а то и всю тысячу.

– Будем считать, что тысячу. И Уолли точно расплатился, странные имел понятия на сей счет. Ну вот, приехали, посмотрим, что нам удастся узнать.

Прямо на вокзале мы попросили телефонную книгу, и дядя позвонил из автомата в филиал «Сентрал мьючиал».

– Андерс больше у них не работает, – разочарованно сообщил он. – Ушел года три назад, переехал вроде в Спрингфилд.

– Далековато, миль полтораста будет. Может, поищем его личный телефон? Фамилия у него редкая.

– Нет. Чем дольше я об этом размышляю, тем больше убеждаюсь, что Уолли ничего ему не сказал. Не выдал, откуда у него деньги. Спорю на что угодно. Сочинил что-нибудь, чтобы извещения по почте не отправляли, и все. Есть след получше.

– Какой?

– Помнишь, как добраться до вашего бывшего дома?

– Трамвай на Ист-Энд, остановка тут рядом.

Вспомнил я и остановку, на которой надо выходить. Здесь почти ничего не изменилось: та же аптека на углу, те же дома. Вот и наш, на противоположной стороне, похоже, его не красили с тех самых пор, как мы съехали.

– Только забор другой, у нас выше был.

– Посмотри как следует, – хмыкнул дядя.

Я посмотрел: точно, и забор тот же самый. Тогда он был мне по грудь, изменился я, а не он. Я положил на него руку. Из-за дома выскочила большая ищейка – без брехни, с серьезными намерениями. Подбежала к забору и остановилась, глухо рыча.

– Кажется, мне здесь больше не рады.

Собака сопровождала нас, пока мы шагали вдоль забора. Да, дом в неважном состоянии: крыльцо покривилось, одна ступенька сломана, двор замусорен. Над соседним магазинчиком висела все та же вывеска.

– Зайдем? – предложил я.

Продавец вызвал у меня то же чувство: лицо знакомое, а рост почему-то уменьшился. Я купил сигареты и спросил:

– Не помните меня, мистер Хагендорф? Я жил тут неподалеку.

Он присмотрелся:

– Не хантеровский, часом, сынок?

– Точно, Эд Хантер.

– Ну надо же! – Продавец протянул мне руку. – Обратно перебраться решили?

– Мы – нет, а вот мой дядя хочет здесь поселиться. Дай, думаю, познакомлю вас. Мистер Хагендорф – Эмброуз Хантер.

Они обменялись рукопожатием.

– Да, Эд рекомендовал мне открыть у вас счет.

– Мы в кредит вообще-то не отпускаем, ну да ладно. Твой старик, Эд, мне здорово задолжал, но перед отъездом за все рассчитался.

– Много накопилось?

– Более ста баксов, не помню точно, но он уплатил. Как там дела в Джолиете?

– Неплохо. До свидания, мистер Хагендорф.

– Ну ты даешь, дядя Эм! – воскликнул я, когда мы вышли. – Можно подумать, ты у нас седьмой сын седьмого сына, все насквозь видишь. Спасибо, что подыграл. Не спросив его прямо, мы бы ничего не узнали.

– Ясное дело. Дальше что?

– Жди меня у аптеки, где трамвай останавливается.

Я пару раз обошел квартал и, не приближаясь к нашему старому дому, прислонился к дереву. Внизу – окна столовой, наверху – моя бывшая спальня. Мне хотелось плакать, но я сглотнул комок в горле и стал припоминать последний месяц, который мы здесь провели. Папа тогда точно не работал, но и дома не сидел тоже. Однажды он отсутствовал несколько дней подряд. Уезжал куда-то? Вроде бы нет.

Ну конечно, как же я раньше не вспомнил! Потому, наверное, что после об этом ни разу не говорилось. Папа подобные разговоры решительно пресекал.

Дядя Эм ждал меня под аптечным тентом. Трамвай как раз подошел. Мы сели, и я произнес:

– Папа был присяжным и заседал в жюри, вот что. Перед самым отъездом.

– Какое дело рассматривалось?

– Не знаю, папа никогда об этом не говорил. Можно пролистать подшивки старых газет. Я потому и забыл, что в семье об этом умалчивали.

Дядя посмотрел на часы:

– Скоро полдень. Сначала позвони своему Банни.

Мелочи у нас было много. Мы зашли в холл какой-то тихой гостиницы, и я оставил открытой дверь телефонной будки, чтобы Эм слышал.

– Порядок, Эд! – сообщил Банни. – Номер зарегистрирован на фамилию Реймонд, «Милан-тауэрс», квартира номер сорок три. Жилой дом с гостиничным обслуживанием на Онтарио-стрит между Мичиганским бульваром и Лейк.

– Да, я, кажется, знаю эту высотку. Большущее спасибо, Банни.

– Пустяки, Эд. Если что, обращайся, могу и с работы отпроситься в случае надобности. Как у тебя дела? Миссис Хорт сказала, звонок междугородний. Откуда звонишь?

– Из Гэри. Приехали повидаться с Андерсом, который продал папе страховой полис.

– Какой полис?

Раньше я забыл ему сказать и объяснил теперь.

– Провалиться мне, Эд. Для Мадж это хорошая новость, а то я все беспокоился, на что она будет жить. Ну и как, повидались вы с ним?

– Нет, он переехал в Спрингфилд – туда мы за ним не потащимся, скоро вернемся назад. Еще раз спасибо. Пока.

В редакции «Гэри таймс» мы попросили показать нам подшивку соответствующего года. Нужная информация бросилась нам в глаза с первой страницы: суд над Стивом Рейнолдсом за ограбление банка. Процесс длился три дня, присяжные сочли подсудимого виновным, и он получил пожизненное. Гарри Рейнолдс выступал как свидетель защиты и пытался создать брату алиби. Ему, очевидно, не поверили, но за лжесвидетельство преследовать почему-то не стали.

Защитником был Швайнберг, известный бандитский отмазчик. Я вспомнил, что год назад его исключили из коллегии адвокатов. Репортажи из зала суда сопровождались фотографиями Стива и Гарри. Я рассматривал их долго, чтобы запомнить, Гарри – особенно.

– Поехали теперь обратно в Чикаго, Эд, – предложил дядя Эм. – Деталей мы пока не знаем, но в целом все ясно – об остальном можно догадаться.

– Ты все уже понял?

– Кроме того, почему Уолли ждал еще три недели, прежде чем смыться. Вот как я это понимаю. Швайнберг этот подкупал присяжных, за это его и выгнали. Он предлагает Уолли тысячу баксов, чтобы тот голосовал за оправдание Стива. Единственной надеждой защиты было вызвать раскол в жюри и аннулировать процесс за отсутствием единогласного решения.

Уолли деньги взял, а защитника надул – это как раз в его духе. Откуда еще он мог взять эту тысячу? Сразу после суда Уолли купил полис, чтобы Мадж продержалась, пока вы, дети, не окончите школу. Вскоре свалил из Гэри и след за собой замел. Не знаю, почему он ждал три недели, может, тогда еще не возникло особой угрозы. Или Гарри Рейнолдса задержали как лжесвидетеля и соучастника, а потом отпустили. С Гарри на свободе Уолли оставалось только бежать.

– Думаешь, мама знала об этом? – спросил я.

– Про страховку ей Уолли не говорил. Мог сказать, что выиграл в лотерею, отсюда и деньги, и что из Гэри надо уехать из-за долгов. Ей не обязательно было знать, что с долгами он уже расплатился.

– Не сходится что-то, – заметил я. – С долгами расплатился честно, хотя мог бы просто сбежать, а деньги у гангстеров взял.

– В этом-то вся и разница, парень. Уолли полагал, что гангстеров обманывать позволительно. Не знаю, правильно это или нет. Скажу только, что надо быть очень смелым, чтобы деньги взять, а свою часть сделки не выполнить.

В Чикаго мы пересели на «Ховард-экспресс» и вышли на Гранд-авеню.

– Пойду домой, – произнес я. – Приму ванну, переоденусь – ко мне все липнет.

– Давай, и поспать тоже не помешает. Сейчас два часа – вздремни, а к семи-восьми приходи в отель. Разведаем насчет «Милан-тауэрс», прикинем, как там и что.

Я открыл квартиру ключом, порадовался, что дома никого нет, принял ванну и через двадцать минут завалился спать, поставив будильник на семь часов.

Когда я проснулся по звонку, в гостиной слышались голоса. Одевшись, я обнаружил там маму, Гарди и Банни – они только что поужинали.

– Привет, незнакомец! – воскликнула мама и спросила, хочу ли я есть.

Я ответил, что только кофе выпью, и принес себе чашку. Мама, как я заметил, побывала в салоне красоты и выглядела лучше, чем когда-либо: новое черное платье и умеренный макияж прямо-таки чудо с ней сотворили. Бог ты мой, да она может быть настоящей красавицей, если немного поработает над собой!

Гарди тоже хорошо смотрелась, но обижалась – злилась на меня за драку с Бобби и за всю эту историю с бумажником.

– Они, Эд, собираются во Флориду, как страховку получат, – сообщил Банни. – А я говорю – оставайтесь лучше здесь, где у вас есть друзья.

– Какие там друзья, один ты, Банни, – произнесла мама. – Так ты в Гэри был, Эд? Видел наш старый дом?

– Только издали.

– Вот уж развалюха была. Тут тоже не блеск, но там просто хибара.

Я молча добавил в кофе сахар и сливки. Он был не очень горячий, и я выпил его почти залпом.

– Все, я пошел. Дядя Эм ждет меня.

– Жаль, – вздохнул Банни, – а мы хотели в картишки сыграть. Мадж посмотрела на твой будильник и решила, что ты проведешь вечер дома.

– Может, мы еще вернемся вместе с дядей. Там видно будет.

– Что ты теперь будешь делать, Эдди? – спросила Гарди. – Не сейчас, а вообще? В типографию опять?

– Да, конечно, а что?

– Я думала, может, ты во Флориду захочешь поехать с нами?

– Вряд ли.

– Деньги-то мамины. Наверное, ты не знаешь, но папину страховку получает она.

– Гарди! – одернула мама.

– Знаю и не претендую на них, – промолвил я.

– Гарди не должна была так говорить, Эд… но у тебя все-таки есть работа, а ей еще доучиться надо и все такое…

– Все в порядке, мам. Я даже и не думал о какой-то там своей доле, честно. Пока.

– Подожди, Эд! – Банни догнал меня у входной двери и попытался всучить пятерку. – Ты бы действительно привел своего дядю, а? Хочу с ним познакомиться. И пивка захватите, вот.

– Не могу, Банни. Я бы тоже хотел познакомить вас, но прямо сейчас не получится. Мы… ну, ты знаешь, что́ мы пытаемся сделать.

– Бросили бы вы это дело, – покачал головой Банни. – Не стоит оно того.

– Может, ты и прав, Банни, однако если мы это начали, то доведем до конца. Глупо, но факт.

– Давай я вам помогу?

– Ты уже помог – достал этот адрес. Может, и еще о чем-нибудь попрошу. Спасибо, Банни.

– Ну как, поспал? – спросил меня дядя, обрабатывая щеки электробритвой.

– Да, вот только встал. – Сам он немного припух, и глаза были красные. – А у тебя, я смотрю, не вышло?

– Лег в кровать, но тут Бассет явился. Пошли выпить, заодно и подоили друг друга.

– Досуха выдоили?

– По-моему, он что-то утаивает. Не удивлюсь, если Бассет нас использует, не пойму только, для чего.

– А ты ему про что рассказал?

– Про Гэри, про суд, про загадочное богатство Уолли. В общем, про все, кроме телефона и «Милан-тауэрс». Он, по-моему, скрывает кое-что поважнее.

– Что, например?

– Сам хотел бы знать. Ты Мадж видел?

– Они с Гарди во Флориду собираются. Как только страховку получат.

– Что ж, удачи им. За нее я не беспокоюсь: этих денег ей и на год не хватит, но к тому времени она подцепит себе нового мужа. Фигура у нее и теперь что надо. Она ведь моложе Уолли лет на шесть-семь?

– Ей, кажется, тридцать шесть.

– Ну так вот: когда я расстался с Бассетом, на сон времени уже не осталось, я и сходил в «Милан-тауэрс», подготовил почву. – Эм сел на кровать, облокотившись на подушку. – В сорок четвертой квартире проживает одинокая девушка Клэр Реймонд. Аппетитная штучка, говорит бармен. Муж у нее неизвестно где: то ли они раздельно живут, то ли она вообще его бросила, но за квартиру заплачено до конца месяца.

– А ты, случайно, не спрашивал…

– Про Рейнолдса? Он и есть Реймонд – под описание подходит. Заглядывал в бар с парой друзей, скорее всего с Голландцем и Бенни.

– Бенни?

– Мелкого, Бассет сказал, зовут Бенни Россо. А фамилия Голландца – Рейган, как ни странно. Никто из них не показывался в «Милан-тауэрс» уже неделю, когда Уолли был еще жив.

– Это должно что-то значить.

– Вероятно. Надо будет как-нибудь их спросить. – Дядя зевнул. – Ну что, пошли?

– Подожди минутку, я зайду кой-куда.

– Давай.

Когда я вернулся, Эм спал. Девять десятых нашей работы проделал он, не пора ли и мне мозги приложить? Тем более я выспался, а он нет. Я вдохнул, выдохнул, сказал себе «пропадать, так с музыкой», выключил свет и отправился в «Милан-тауэрс».