ГЛАВА 36
По обыкновению, Аэдан приехал на обед в особняк. Джайна, как почти всегда в последнее время, выглядела недовольной. Под конец трапезы, когда он уже собирался уходить, она рассказала ему о причине.
— Вернулись домой рано утром? — недоверчиво переспросил Аэдан. — Вместе? Ты уверена?
— Слуги их видели. Мне старшая горничная сказала. Она как раз могла наблюдать в окно, как они шли вдвоем. Рядышком! Жаль, что я упустила такое зрелище!
— А что тебя так уж сильно удивляет? — стараясь не показывать своих истинных чувств, произнес он. — Киллиан наверняка знает, что делает. Да и хватит ему уже быть одиноким.
— Что-то я не возьму в толк, почему ты его защищаешь, — фыркнула Джайна. — Да еще и одобряешь до такой степени безнравственное поведение столичной девицы! Может, у них там так и принято, а иначе ее сестра не приехала бы в Бранстейн с ребенком под сердцем!
— Не наше дело! — вспыхнул Аэдан, поднимаясь с места. Отодвинутый им стул закачался и с грохотом рухнул на пол. — И не твое!
Не обращая внимания на сбежавшихся на шум слуг, Аэдан проследовал по коридорам и вышел из особняка, хлопнув дверью. Вспомнился разговор с Алитой этим утром, ее обеспокоенный и чуть растерянный вид. Наверное, ему не стоило давать волю своим чувствам в библиотеке, ведь не случись того разговора, девушка бы держала себя с ним по-прежнему непринужденно, как и в первое время после их знакомства.
Аэдан не сомневался в том, что она с первого взгляда поняла, что он не маг, однако на ее лице не отразилось и тени презрения, так часто виденного им во взглядах других. Это давало надежду. Если хоть на минутку представить, что они поженятся и у них будут дети, те вполне могут родиться с магическим даром…
Но дело было не только в призрачных шансах. Али не походила на барышень из Бранстейна, каждая из которых спала и видела, как бы прибрать к рукам одного из Ристонов. Нет, она смотрела на него иначе, видела в нем человека, а не просто выгодный трофей. Должно быть, Киллиан тоже ощущал нечто похожее, ведь он так много времени проводил с ней. Наверняка тот, даже не отдавая себе в том отчета, заинтересовался ею, и теперь…
Когда-то Аэдану отчаянно хотелось стать магом. Ничем не отличаться от брата и кузенов, никогда больше не ловить на себе разочарованные взгляды родителей, не испытывать терзающей его зависти к тем, для кого магия реальна и почти обыденна, потому что без всяких усилий давалась с самого детства. Он проштудировал в библиотеке все книги, которые содержали в себе нужную информацию, как дурак, таскал в карманах наперстянку и читал бессмысленные слова заклинаний, которые только сотрясали воздух, но ничем не могли ему помочь.
А затем его желание прошло. Не схлынуло без следа в одночасье, нет, оно отступало неспешно и постепенно, как вода во время отлива, обнажая дно, на котором до сей поры пряталось то, что Аэдан и сам от себя скрывал. Нежелание смириться с тем, что он обычный человек, которого по какой-то странной прихоти судьбы угораздило родиться в необычной семье. Однако вместо того, чтобы разорвать его связь с домом Ристонов и здешними местами, осознание этого факта лишь укрепило их. Аэдан переборол желание сбежать и остался, продолжая заниматься своими делами на шахтах, избегать высшего общества Бранстейна, выполнять распоряжения кузена, обедать с Джайной и выносить ее порой жалящие, как прикосновения медузы, реплики.
А затем в городке появилась Алита. Точно солнце в пасмурный день. Ее приезд не мог не изменить их жизнь, не мог не затронуть каждого обитателя особняка, однако никто не решился бы даже предположить, что будет именно так.
Вскочив на лошадь, Аэдан пустил ее галопом вдоль знакомой дороги, где лазурная синева неба и моря смешивалась с изумрудной зеленью травы. Ветер свистел в ушах, развевал волосы всадника и гриву коня. Тревожные мысли отступали, уносясь прочь.
В это же время Али отпустила племянника альда Нодора, наказав ему сидеть дома и прислать на допрос в контору его мать, приходившуюся сестрой ее начальнику. Время уже миновало обеденное, однако аппетита не было совершенно. В помещение, где она находилась, заглянул Витир Шору.
— Вы на арестованного-то глядеть будете? — осведомился он.
— На арестованного? — озадачилась Алита.
— Ну да, на того, который кошелек стащил. А похожим вы его нарисовали. Я сразу узнал.
— Совсем из головы вылетело, — призналась она. — Что за парень? Местный?
— Нет, бродяжка какой-то. Вместо нормального имени кличка навроде кошачьей. Может, и убийство на него спишем?
Али бросила на собеседника укоризненный взгляд и последовала за ним к огороженной решеткой маленькой камере, где на соломенном тюфяке сидел воришка. Еще не мужчина, скорее юнец лет семнадцати, если не моложе. Смуглая кожа не тронута бритвой, выгоревшие на солнце волосы давно не знали расчески, однако длинные и густые, яркий пухлогубый рот. Только взгляд взрослый — пристальный и цепкий. Обшарив глазами подошедшую девушку, он усмехнулся.
— Так вот кто у вас главный. Неожиданно. Что, перевоспитывать будете?
— Боюсь, с этим уже запоздали, — ответила Алита. — Кто ты? Почему занялся воровством вместо того, чтобы подработать?
— А вы бы меня к себе на службу взяли? — хихикнул арестованный. — Все горазды других поучать, вот только влезать в чужую шкуру никто не захочет. В мою уж точно.
— Как тебя зовут? Откуда ты? Из Телла?
— Перекантовался там одно время, но не понравилось. Все территории уже поделены, ни украсть, ни милостыню попросить — сразу изобьют. Меня звать Мику.
Кличка, как выразился сослуживец, парню хорошо подходила, но являлась ли она именем, фамилией или выдуманным прозвищем, Али уточнять не стала.
— Вот и подался дальше, где потеплее. Тут хорошо. Отдыхающих много, те еще растяпы, — простодушно сообщил он. — Вот не повезло, на местную нарвался. А она тут же к вам порысила жаловаться, хоть и стибрил-то сущие гроши.
— А может быть, его того… выпороть? — не без затаенной кровожадности предложил Витир Шору.
— Крепче, чем у столичных, у вас не получится, — с нарочитой беззаботностью прокомментировал сидящий за решеткой.
— Значит, ты бездомный, и где же ты ночевал? — спросила Алита.
— Когда где. Я ж тут недавно совсем. Все искал, куда бы прибиться, чтоб не гнали.
— Недавнюю ночь, когда разыгрался сильный шторм, помнишь? Где ты находился? Ничего подозрительного не видел?
— А, ту самую, когда прикончили девушку? Будете мне еще твердить, якобы здесь место спокойное, что твое болото! Где ж видано, чтоб не служанок или иных каких простых девок убивали, а настоящую альдовскую дочку?
— Убивать нельзя никого, — нахмурилась Али. — И ты не ответил. Только не вздумай соврать!
— Да откуда же мне знать, что подозрительное, а что нет? Если человек шагает по улице или садится в карету, что это значит? Скажите!
— Зависит от того, в какую сторону он идет либо едет. И с кем. И когда.
— Вот оно как. Что ж, тогда я, кажется, знаю, чем с вами поделиться… — протянул собеседник, прищурив темные глаза. — Давайте тогда условимся — я рассказываю, что видел, а вы меня кормите и отпускаете!
— Так не пойдет, — тут же произнесла Алита. — Сначала ты обедаешь и рассказываешь, а потом, если в сказанном отыщется что-нибудь полезное для следствия по делу, я тебя отпущу. Но из Бранстейна ты уйдешь.
— И куда же?
— Я подумаю. Захотел бы работать, может, и помогла бы тебе что-нибудь подыскать. А ты ведь…
— Ну да, знаю я, что вы сейчас скажете! Бродяга безнадежная, рвань подзаборная! Когда такие, как вы, мимо проходят, подол платья вечно придерживают, чтобы об меня не запачкался! А я всего лишь попрошайничаю и ворую! Все лучше, чем продавать себя или сестру!
— У тебя есть сестра?
— Была. Теперь уж и не знаю, жива или нет. Осталась в работном доме.
— Помнишь, где он находится?
— Еще бы запамятовал! Насилу ноги оттуда унес! А она не захотела бежать со мной, сказала, что слишком устала от скитальческой жизни, вот и…
— Я помогу твоей сестре. А ты помоги мне и, пожалуйста, не обманывай. Где тут можно купить провизию?
Витир Шору, к которому адресовался вопрос, с задумчивым удивлением уставился на нее и, помедлив, кивнул.
Спустя некоторое время арестант жадно уминал ватрушку и запивал ее квасом. Алита ждала, пока он закончит с едой, в комнатке, где наконец-то смахнула пыль и даже протерла оконное стекло, которое, конечно, не заблестело, но хотя бы от обрамления паутиной избавилось. Следовало бы и в остальных помещениях конторы прибраться, но не сейчас.
Хотелось поскорее заняться тайником, но Али понимала, что пока не может уйти. Надо поговорить с Мику, который мог что-то видеть, а еще дождаться мать Эгвуда Тирна и сопоставить ее слова с тем, что сказал он сам. Вторым пунктом пришлось заняться прежде первого.
Ильмиана Тирн, в девичестве Нодор, выглядела куда более привлекательно, чем ее брат и сын. Стройная, несмотря на возраст, черноволосая женщина с будто выточенными скульптором чертами лица и твердым спокойным взглядом. Казалось, она уже преодолела собственные тревоги и приготовилась бороться до конца.
— Мой сын Эгвуд слаб здоровьем, — решительно проговорила она, окинув Алиту внимательным взглядом. — В молодости мне хотелось иметь много детей, однако судьба распорядилась иначе — мой супруг умер, когда наш единственный сын еще не научился ходить. Всем желающим стать моим вторым мужем я отказывала, потому что не хотела, чтобы Эгвуд рос с отчимом. Может быть, зря. Возможно, в ином случае он стал бы сильнее… не телом, так духом…
— Расскажите мне про ту ночь, альда Тирн, — попросила собеседницу Али.
— Эгвуд пребывал в ужасном настроении. Наверняка из-за той девушки, которую убили. Сын втемяшил себе в голову, что однажды женится на ней, и мой брат его поддерживал. Однако пока просить ее руки было еще рано, ведь она даже выезжать официально не начала, понимаете? Я попыталась ему объяснить, но он заявил, будто на старшую дочь Лекутов уже претендует другой. Что я могла сказать в ответ? Каждой любящей матери ее ребенок должен казаться самым красивым, но, если научиться смотреть на него беспристрастно, представить себе, каким видит его какая-нибудь беззаботная молодая особа, которой однажды тоже придется качать колыбель..
— И что вы ему посоветовали?
— Ждать. Положиться на судьбу. Его это не устраивало.
— А дальше?
— Затем у него случился очередной приступ давнишнего недуга. Его сильно мутило, кружилась голова, звенело в ушах. Он даже на ноги встать не мог, только лежал и постанывал, а я сидела рядом и прикладывала к его лбу мокрый платок. Не выдержав, решилась послать слугу за медиком, но тот вернулся и сказал, будто не достучался. Я отругала его за то, что не пошел к другому, однако тут Эгвуду стало чуть легче, и он наконец-то заснул, даже не пробудился, когда я перестилала ему постель.
— Вы сами?..
— Если близкий человек болен, всему приходится научиться, — отозвалась Ильмиана, и морщинки возле ее губ стали заметно глубже. — Быть для него сестрой милосердия, поварихой, чтобы своими руками готовить ему одно лишь полезное, самой внимательной и заботливой. И он благодарен мне за все, я знаю.
— Вы ручаетесь, что ваш сын не выходил из дома тем вечером и ночью?
— Могу дать любую клятву. Показания слуги нужны? Если хотите, пришлю к вам и его.
— Да, пожалуй, — согласилась Алита. — Но, видите ли, даже если Эгвуд Тирн не убийца, от обвинения в лжесвидетельстве ему отвертеться не удастся. Он уже подписал признание. Кроме того, как я подозреваю, своего дядю он тоже обманул. Исключительно для того, чтобы заставить его подозревать Томиана Ристона.
Собеседница вдруг рассмеялась чуть хрипловатым, но все еще мелодичным смехом. Наверное, так звучит надтреснутый хрусталь. Али вскинула брови, недоумевая, что такого смешного она сказала.
— Томиан Ристон, — произнесла женщина. — Когда-то он был в меня влюблен. Чему вы так изумляетесь? Говорят, будто я до сих пор весьма хороша собой. А мальчики падки на красоту.
— Он что, признался?
— Нет. Однако догадаться оказалось немудрено. Вот вы, как мне кажется, и не заметите, если кто-то положит на вас глаз, а то и два, зато можете обмануться, приняв за нежные чувства обычную вежливость. Тут необходимо истинное женское чутье. С этим нужно родиться.
— Его интерес к вам и для вас тоже являлся соблазном?
— Что вы хотите этим сказать — что я могла ответить взаимностью тому, кто мне в сыновья годится? — отозвалась альда Тирн.
— Такое не самая большая редкость, — смешалась Алита, вспомнив кое-какие столичные сплетни.
— Ах нет. Разумеется, мне льстили знаки его внимания — пылкие взгляды, будто бы случайные прикосновения, милые подарочки. Будь я помоложе, без Эгвуда и его проблем со здоровьем, тогда, быть может… Но и Томиан Ристон вскоре перерос свое юношеское увлечение. Он стал настоящим сердцеедом, знаете ли.
На мгновение лицо Ильмианы приобрело молодое и мечтательное выражение, однако оно тут же исчезло без следа. Перед Али снова сидела взрослая женщина, вынужденная без мужа заботиться о хвором избалованном сыне, сильная и гордая. Она плавно поднялась со стула, оправила фиолетовый шелк платья, опустила на лицо вуаль шляпки.
— Если у вас ко мне больше нет вопросов, я пойду. Нужно проверить, как там Эгвуд. Встреча с вами его сильно взволновала.
— Пожалуйста, погодите еще минуточку, альда Тирн. Вы говорили, будто посылали слугу к врачу, но тот ему не открыл. В котором часу это происходило?
— Вечером, уже начинало темнеть, и погода ухудшалась, но сильный дождь, кажется, еще не пошел. Однако слуга все-таки захватил с собой зонтик. Да-да, кажется, около семи или чуть позже.
— А к кому именно тот ходил?
— Я не сказала фамилию? К доктору Глоу, конечно же. В наших краях он лучший.
