Глава 14
Полли скоро стало ясно, что в Алконли не будут обсуждать ее поведение. К ней полностью вернулось ее самообладание, единственным внешним признаком пережитого кризиса осталась аура счастья, которую излучал весь ее облик. Она не говорила и не делала ничего такого, что наводило бы на мысли о бурном темпераменте, который она однажды продемонстрировала, и не поддерживала никакой связи с Малышом. Она не бродила около телефона, не строчила письма все дни напролет, она почти не выходила из дома, разве что подышать свежим воздухом в обществе кого-либо из нас и, конечно, не для того, чтобы совершить длительную пешую прогулку, которая могла закончиться встречей влюбленных.
Джесси и Виктория, романтичные, как все Радлетты, находили ее поведение непонятным и разочаровывающим. Они жаждали погрузиться в атмосферу оперетты и уже представляли себе, как Профессор Безобразник будет висеть, вздыхая, но надеясь, на стене, а Полли будет наклоняться к нему, вздыхая и трепеща, из окошка при лунном свете, замышляя побег в Гретна-Грин и полагаясь на изобретательность и предприимчивость своих юных друзей. Они притащили матрас и приготовили запас пищи в Достовом чулане на случай, если Малыш захочет скрыться там на день или два. Они продумали все детали побега и, наконец, сообщили мне, что заняты изготовлением веревочной лестницы. Но Полли отказывалась участвовать в игре.
— Полли, если у тебя есть что-нибудь для почты, я имею ввиду письмо, мы можем легко доехать да конторы в деревне на наших велосипедах.
— Дорогая, ты очень добра, но письмо дойдет так же быстро, если я просто оставлю его в холле на столе, не так ли?
— О, конечно, ты можешь так сделать, но все прочитают адрес на конверте, я просто подумала, пойдут разговоры. И там на почте в деревне есть телефон, ты могла бы позвонить оттуда и говорить по-французски.
— Я не очень хорошо говорю по-французски. Разве в доме нет телефона?
— О, он ужасен. Во всех комнатах подключены трубки. А в парке есть большое дупло — довольно сухое и удобное — в нем может поместиться целый человек, мы можем показать его тебе.
— Обязательно покажете в один прекрасный день. Но сегодня слишком холодно, вы не находите?
— Ты знаешь, в лесу есть ужасно миленькая церковь, это там, на другой стороне реки. Хочешь, мы тебя туда проводим?
— Но, Джесси, я знаю, где она, я ее видела много раз. Она очень красивая.
— Я хотела сказать, что ключ от нее хранится под камнем. Мы могли бы его тебе показать. Чтобы ты могла войти внутрь.
— Там нет ничего интересного, кроме паутины, — не выдержала я, — и она еще не достроена, вы же знаете.
Джесси бросила на меня яростный взгляд.
— Она построена без гвоздей, — пробормотала она.
— Девочки, милые, давайте пойдем туда летом на пикник. Я не могу ничем наслаждаться в такую погоду. У меня начинают слезиться глаза.
Дети поплелись прочь. Полли расхохоталась.
— Разве они не прелестны? Но я действительно не вижу смысла прилагать столько усилий, чтобы провести с Малышом несколько минут в церкви на морозе или писать ему о всяких пустяках, когда вскоре я буду с ним на всю оставшуюся жизнь. Кроме того, я не хочу огорчать леди Алконли, ведь она такой ангел, что приняла меня здесь.
Сама тетя Сэди, хоть и была благодарна Полли за то, что та избавила ее от всякой необходимости беспокоиться, находила ее поведение неестественным.
— Разве это не странно, — сказала она, — глядя на Полли, вы сразу увидите, что она счастлива, но никто не мог бы сказать, что она влюблена. Мои девочки целый день бродили, как лунатики, бегали на почту, подпрыгивали от телефонного звонка, но с Полли не происходит ничего подобного. Я наблюдала за ней вчера вечером, когда Мэтью поставил Che Gelida Manina на граммофон, она не выглядела мечтательной. Помнишь, как все было у нас ужасно с Линдой, когда Тони уехал в Америку — она не прекращала рыдать.
Но Полли имела более жесткую эмоциональную закалку, чем Радлетты, с ее-то матерью, полной решимости всегда знать, что у нее в голове и формировать ее мысли по собственному усмотрению, можно было только восхищаться той силе духа, с которой она противостояла натиску леди Монтдор. Очевидно, ее характер имел стальную основу, неизвестную моим двоюродным сестрам, которых швыряло туда-сюда в порывах страстей.
Мне удалось только несколько раз подробно поговорить с Полли за все это время, да и это было нелегко устроить. Джесси и Виктория не покидали нас ни на минуту, так они боялись упустить что-то важное. Кроме того, они бесстыдно подслушивали под дверью, пока мы с Полли, расчесывая волосы перед сном, обсуждали некоторые аспекты моего брака. К счастью, дети почти каждый день час или около того ездили верхом; от охоты пришлось отказаться из-за ящура.
Постепенно все выяснилось. Полли оставалась все такой-же скрытной, но защитная стена кое-где дала трещины, через которую пробивались вспышки поразительного откровения. Все оказалось примерно так, как мы и думали. Например, когда я упомянула о предложении Малыша, она ответила довольно небрежно:
— О, Малыш никогда бы не сделал мне предложения. Он так чудесно бескорыстен, и думает, что для меня имеют значение все эти вещи, и завещание и прочий мусор. Кроме того, он отлично знает маму и понимает, какой шум она поднимет — он не мог обращать на меня внимание из-за нее. Нет, нет, я всегда знала, что я сама должна сделать предложение, и я сделала. Это не было очень сложно.
Итак, без сомнения, Дэви оказался прав. Идея этого брака никогда не пришла бы в голову Профессора, если бы Полли не поместила ее туда сама. После этого, она слишком глубоко проникла в его плоть и кровь, чтобы он смог отказаться от такого приза. Самая красивая и богатая наследница своего поколения, потенциальная мать его детей, маленьких полу-Хэмптонов, о которых он так мечтал. Он ни за что не смог бы сказать «нет», когда все это положили к его ногам.
— В конце концов, я любила его всегда, сколько себя помню. О, Фанни, так замечательно быть счастливой, не правда ли?
Я чувствовала себя точно так же и могла подтвердить это всему миру. Но ее счастье обладало интересной особенностью, ее любовь казалась мне, охваченной восторгом юной девушке, недавно вышедшей замуж, чем-то очень уверенным и прочным, не нуждающимся в подтверждениях, постоянных встречах, разговорах с объектом этой любви, чем-то, что воспринимает взаимность, как должное. Болезненные сомнения и ревность, которые могут превратить в ад даже самый многообещающий роман, казалось, даже не приходили в голову Полли, которая приняла одну простую истину: между ней и Малышом осталось одно-единственное препятствие, и, как только оно будет преодолено, перед ними откроется путь к вечному блаженству.
— Разве могут иметь значение эти несколько ужасных недель, когда мы собираемся прожить вместе всю оставшуюся жизнь и быть похороненными в одной могиле?
* * *
— Очень экстравагантное желание, быть похороненной в одной могиле с Безобразником, — сказала Джесси, входя в мою комнату перед завтраком.
— Джесси, я думаю, очень стыдно подслушивать под дверью.
— Не сердись, я собираюсь стать романисткой (ребенок-романист должен поразить критиков) и изучаю человеческую природу.
— Я должна рассказать тете Сэди.
— Вот так. Присоединяйся к ренегатам. Ты вышла замуж и стала такой же, как Луиза. Нет, серьезно, Фанни, как можно лежать с ним в одной могиле, даже думать противно. И вообще, куда они денут леди Патрицию?
— Ну, ей хорошо и уютно в собственной могиле, выстланной вереском. С ней все в порядке.
Между тем, тетя Сэди делала все, чтобы повлиять на Полли, но, так как она была слишком застенчива, чтобы напрямую говорить о сексе в браке, она прибегла к системе косвенных намеков, надеясь, что они наведут Полли на размышления о ее собственном положении.
— Не забывайте, дети, что брак ведет к очень интимным отношениям, это совсем не то, что просто сидеть и разговаривать с мужчиной. Есть совсем другие вещи, вы понимаете.
Малыш Дугдейл был для нее физически отвратителен, как, вероятно, для всех женщин, которые не находили его неотразимым, и она считала, что если Полли поразмыслит о реализации физических аспектов этого брака, она откажется от него навсегда. Но, как верно подметила наблюдательная Джесси, «напрасно Сэди так старается, она просто не понимает, что Полли понравились все те ужасные вещи, которые Профессор Безобразник проделал со мной и с Линдой, и она теперь ждет не дождется, когда сможет упасть с ним на двуспальную кровать».
— Да, бедняжка Сэди не слишком разбирается в психологии. — Я должна сказать, что последней надеждой на излечение от дядеболезни является ее психологическое тестирование. Мы должны попытаться, если она нам позволит.
— Дети, я категорически запрещаю вам, — твердо сказала я, — иначе я расскажу тете Сэди о подслушивании.
Я догадывалась, какие ужасные вопросы они будут задавать Полли, а так как она была довольно чопорной, она могла рассердиться и обидеться. В последнее время Джесси с Викторией увлеклись изучением теории и практики психоанализа. Они добыли книгу о психологических типах («в библиотеке Эллистона, представляешь?») и на несколько дней удалились от мира в Достов чулан, где читали ее друг другу, после чего приступили к действиям.
— Приходите и будете проанализированы, — повторяли они, как попугаи, — позвольте избавить вас от барьеров, которые тормозят ваши психические процессы, поговорим с вами о ваших проблемах.
— Предлагаю начать с Па, это самый простой случай в нашей семье.
— Что ты имеешь ввиду?
— Доверься нам. Нет, нет, нам не нужна твоя честная старая рука, мы давным-давно выросли из хиромантии. Мы занимаемся наукой.
— Ладно, давайте послушаем.
— Ну, что ж, ты очень простой случай разочарования — хотел быть егерем, а пришлось стать лордом, с последующей, как обычно, разработкой сверхкомпенсации, так что теперь ты психо- и невротически обсцессивный истерик, привитый на параноидально-шизоидную личность.
— Дети, вы не должны так говорить о своем отце.
— Бесполезно возражать против научной истины, Сэди. Надо наслаждаться знаниями о себе. Не хочешь ли ты проверить уровень своего интеллекта с помощью теста Роршаха, Па?
— Что это?
— Мы могли бы сделать его всем, если хотите. Это довольно просто, вы показываете субъекту обычную чернильную кляксу на белой бумаге, и в соответствии с картиной, которую увидит этот человек (вы понимаете, она может быть похожа на паука или на Гималаи, все видят что-то разное), можно сразу определить уровень его интеллекта.
— Вы практикуетесь на собеседниках?
— Ну, мы практиковались друг на друге, на Джоше и на миссис Астер. И мы записали результаты в наш научный журнал. Давай, Па.
Дядя Мэтью некоторое время смотрел на чернильное пятно и сказал, что оно выглядит, как обычное пятно темно-синих чернил доктора Стивенса.
— Это то, чего я боялась, — сказала Джесси, — и показывает результаты даже хуже, чем у Джоша, ниже среднестатистических. Ниже среднего уровня, это плохо, Па.
Джесси перегнула палку в своей любимой игре «Дерни тигра за усы». Дядя Мэтью взревел и отправил ее в постель. Она ушла, напевая песенку «Параноик-шизофреник, параноик-шизофреник», которая заняла место «Ме-е-едленной мучительной смерти». Позднее она сказала мне:
— Конечно, это было нелегким испытанием для всех нас, потому что, если вы верите в наследственность и влияние окружающей среды, мы обречены, учитывая интеллектуальный уровень нашего отца.
* * *
Наконец Дэви решил, что ему пора навестить свою старую подругу леди Монтдор, поэтому он позвонил ей и был приглашен на ланч. Он так же остался на чай и вернулся довольно поздно, когда Полли уже ушла в спальню, поэтому мог сразу рассказать нам все.
— Она в ярости, — сказал он. — Просто страшно. У нее появилось то, что французы называют «смертельным взглядом», она выглядит лет на сто. Я бы сильно беспокоился, если бы кто-нибудь ненавидел меня так, как она ненавидит Малыша. В конце концов, нельзя совсем полагаться на христианскую науку; что-то есть в этой вере в дурные мысли, дурной взгляд и все такое. Как же она его ненавидит! Представляете, она порезала гобелен, который он вышил для каминного экрана, и этот экран теперь так и стоит перед огнем с огромной дырой посередине. Я был в шоке.
— Бедная Соня. А что она говорит о Полли?
— Она оплакивает ее, и поражается, как та могла быть настолько хитра, чтобы держать это в тайне столько лет. Я спросил: «Неужели ты действительно ожидала, что она все расскажет?», но она не согласилась. Она задала мне множество вопросов о Полли и ее душевном состоянии. Мне пришлось признаться, что ее мысли мне неизвестны, но она выглядит в два раза лучше, чем прежде, так что мы можем считать, что она счастлива.
— Да, она очень отличается от остальных девушек, — сказала тетя Сэди. Если бы я не знала, я бы не догадалась, что ее вообще что-то заботит. Что за странный характер, в конце концов.
— Не такой уж и странный, — ответил Дэви. — Многие женщины скрывают свои чувства, и очень немногие смеются, когда они счастливы и плачут, когда им грустно, как твои дети, Сэди. Мы не видим жизнь в черно-белом свете. Вы в Алконли смотрите на все слишком упрощенно, это часть вашего очарования, но вы должны понимать, что не все человеческие существа похожи на Радлеттов, потому что это не так.
— Ты очень задержался.
— Бедная Соня, ей очень одиноко. Она ужасно себя чувствует, если задуматься. Мы ни о чем другом не говорили, кроме этого брака, обсуждали каждый из его аспектов. Она попросила меня поехать к Малышу и поговорить с ним; она хочет знать, есть ли надежда, что он откажется от идеи брака и отъезда за границу. Она сказала, что адвокат Монтдора написал ему и сообщил, что в тот день, когда Полли выйдет замуж, она будет лишена содержания, и, кроме того, Монтдор отменит выплату содержания Патриции, которое он собирался оставить Малышу на всю жизнь. Хотя она опасается, что у них останется еще достаточно средств на жизнь, она надеется встряхнуть его. Я не обещал поехать, но, думаю, сделаю это.
— Да, ты должен, — сказала Джесси, — и возьми нас с собой.
— Дети, не перебивайте, — остановила ее тетя Сэди, — если вы не можете держать язык за зубами, вам придется выходить из комнаты, когда мы ведем серьезные разговоры. — она вдруг сделала такое строгое лицо, как во времена нашего с Линдой детства. — Я думаю, вам лучше уйти. Прочь отсюда.
Они вышли. В дверях Джесси громко сказала в сторону:
— Это лабильное и неопределенное отношение к дисциплине может сильно повредить нашу неокрепшую психику. Сэди, я считаю, ты должна быть осторожнее.
— Нет, Джесси, — возразила Виктория. — В конце концов, именно наши комплексы делают нас такими оригинальными и неповторимыми.
Когда они закрыли дверь, Дэви сказал серьезно:
— Знаешь, Сэди, ты их совсем испортила.
— Ох, дорогой, — ответила тетя Сэди, — боюсь, что так. У нас слишком много детей. Первые несколько лет еще можно заставить себя быть строгой, но потом это требует слишком много усилий. Но Дэви, ты действительно считаешь, что это не пройдет, когда они вырастут?
— Не знаю, но не стоит потакать этим демонам противоречия. Зато посмотри, как мы хорошо воспитали Фанни.
— Но, Дэви, вы никогда не были строги ко мне, — возразила я, — нисколечко. Вы достаточно меня испортили.
— Да, пожалуй, это так, — согласилась тетя Сэди. — Фанни всегда разрешалось делать самые ужасные вещи, особенно, когда она стала выезжать. Пудрить нос, путешествовать в одиночку, ездить в такси с молодым человеком — помнишь, как вы отпустили ее в ночной клуб? К счастью для вас, она, кажется, родилась хорошей, хотя не должна была, с такими-то родителями.
Дэви сообщил Полли, что виделся с ее матерью, но она просто спросила:
— А где был папа?
— В Лондоне, в Палате Лордов, что-то по вопросу об Индии. Твоя мать очень плохо выглядела, Полли.
— Так ей и надо, — сказала Полли и вышла из комнаты.
Свой следующий визит Дэви нанес в Силкин.
— Честно говоря, я не могу сопротивляться этому.
Он умчался в своем маленьком автомобиле, надеясь застать Профессора Безобразника дома. Он по-прежнему отказывался подходить к телефону, притворяясь, что уже несколько недель находится в отъезде, но все признаки указывали, что он сидит дома, так на самом деле и оказалось.
— Растерянный, одинокий и мрачный. Бедный Малыш, он до сих пор не избавился от своей ужасной простуды, которую подхватил на кладбище. Возможно, дурные мысли Сони материальны. К тому же, он ведь уже не молод. Он говорит, что не виделся с Полли с самой помолвки. Конечно, он заперся от всего мира в Силкине. Он, кажется, думает, что все знакомые в Лондоне и в Королевской библиотеке будут избегать его, как только узнают. Думаю, это возможно — или из-за его траура, или они просто не хотят заразиться от него — во всяком случае, он ужасно этого боится. Он не сказал, но можно было заметить, насколько ему не хватает Сони, естественно, он так привык видеть ее почти каждый день все эти годы. И Патриции тоже, я думаю.
— Ты поговорил с ним о Полли? — спросила я.
— О, довольно много. Он говорит, что это ее идея, ему такое не приходило в голову вообще.
— Да, это правда. Она сама мне так сказала.
— И если вы спросите меня, его это ужасно шокирует. Конечно, он не может сопротивляться, но его воля парализована и он уверен, что станет изгоем. Если бы Соня была достаточно умна, она бы могла предвидеть все это. Как только слова были сказана, стало слишком поздно, но она могла бы предупредить и подготовить Малыша, а потом как следует запугать его. Я думаю, она могла бы остановить его. Ведь он ужасно социализирован, бедняга. Он не захотел бы подвергнуться остракизму. На самом же деле, хотя я ему этого не сказал, люди очень быстро придут в себя после их свадьбы.
— Но ты же не думаешь, что они поженятся? — спросила тетя Сэди.
— Моя дорогая, после десяти дней под одной крышей с Полли, я не сомневаюсь в этом ни на мгновенье. Более того, нравится ему это или нет, но Малыш понимает, что Полли действительно его любит. Просто он боится последствий. У людей короткая память на подобные вещи, в конце концов, нет ничего, что нельзя забыть, кроме дурного вкуса.
— А совращение малолетних?
— Никому и в голову не придет, что он заигрывал с маленькой девочкой. Мы сами бы никогда не подумали об этом, если бы он не сделал исключение для Линды. Через пару лет вся эта суета уляжется, и никто, кроме членов семьи, о ней не вспомнит.
— Боюсь, ты прав, — сказала тетя Сэди. — Посмотри на Скакалку. Один жуткий скандал за другим, побеги, драки, розыгрыш себя самой в лотерею, какой-то людоедский царек, заголовки в газетах, сплетни, домыслы, но, как только она появляется в Лондоне, все ее друзья встают в очередь, чтобы пожать ей ручку. Хорошо, что ты не стал поощрять Малыша, сказав это ему. Значит, он собирается бросить все и уехать за границу?
— Да, я ничего не сказал, но это нехорошо. Он скучает по Соне, он приходит в ужас, глядя на все это со стороны, ему невыносима мысль остаться без денег, хотя какие-то средства у него есть, он совершенно разбит физически, но перспектива брака ослепляет его, и пока Полли не отступится от него, он не выйдет из игры. О, дорогая, эта фантазия заполучить молодую жену в нашем возрасте ужасно утомительна. Но Малыш не создан для вдовства, и мне его жаль.
— Жаль, в самом деле! Все, что от него требовалось — это оставить маленьких девочек в покое.
— Ты так непримирима, Сэди. Это слишком высокая цена за пару невинных объятий.
— Чем он занимается все это время?
— Он вышивает покрывало, — сказал Дэви. — Это его свадебный подарок Полли.
— О, в самом деле? — тетя Сэди вздрогнула. — Он ужасный человек. Лучше не говори Мэтью. Я тоже ничего ему не скажу. У него начинаются судороги, каждый раз, когда он вспоминает о Малыше, и я его не виню. Покрывало, надо же!
