Когда я следующим утром спустилась к завтраку, я нашла всех, даже детей, в похоронном настроении. Оказалось, что каким-то таинственным способом тетя Сэди узнала, что леди Патриция Дугдейл умерла сегодня ночью. Она вдруг упала у себя дома, лорд Монтдор помчался к ней, но к тому времени, когда он приехал, она уже потеряла сознание и через час была мертва.

— О, бедная Патриция, — твердила расстроенная тетя Сэди, а дядя Мэтью, который вообще легко плакал, низко наклонялся над своей тарелкой, поедая колбасу (которую он называл «фейерверком» за брызжущий жир) без обычного энтузиазма.

— Я видел ее всего лишь на прошлой неделе, — сказал он.

— Да, — ответила тетя, — ты говорил мне. Я так любила ее, хотя ее деликатность иногда бывала немного утомительной.

— Ну что ж, теперь вы можете лично убедиться в ее деликатности, — с торжеством в голосе произнес Дэви. — Она мертва. Она убила себя. Разве это вам ничего не доказывает? Мне жаль, что только такие примеры могут убедить Радлеттов, что не существует мнимых болезней. И каждый здравомыслящий человек должен, как я, например, делать все необходимое, чтобы поддерживать свой стареющий организм в должной форме.

Дети начали хихикать, даже тетя Сэди улыбнулась, потому что все знали, насколько всепоглощающая мания по поддержанию здоровья владеет дядей Дэви, и как он наслаждается этим занятием.

— О, конечно, я знаю, что вы считаете все это очень забавным, и, несомненно, Джесси с Викторией будут захлебываться от смеха, когда я наконец загнусь, но для меня это совсем не игрушки, уверяю вас, и печень Патриции сыграла с ней совсем плохую шутку.

— Бедняжка Патриция, и я боюсь, что она прожила очень печальную жизнь с этим скучным старым Безобразником.

Тетя Сэди так и сказала. После всех протестов и запретов называть Малыша Дугдейла Профессором Безобразником, она теперь сама использовала это прозвище. Джесси с Викторией переглянулись и с надеждой посмотрели на тетю Сэди, как будто она собиралась запеть: «До-о-олгая мучительная смерть».

— По некоторым причинам, которых я никогда не могла понять, она действительно любила его.

— До последнего времени, — сказал Дэви. — Я думаю, в последние год или два ситуация изменилась, и он начал зависеть от нее, но было слишком поздно, она перестала обращать на него внимание.

— Возможно. Во всяком случае, все это очень, очень грустно. Мы должны послать венок, дорогая. В это время года лучше заказать его в Оксфорде.

— Мой венок из икринок, из икринок лягушачьих, мой любимый вено-о-ок, — запела Джесси.

— Если вы будете так глупо себя вести, дети, — сказала тетя Сэди, заметив явное неодобрение на лице Альфреда, — мне придется отправить вас в школу.

— А мы можем это себе позволить? — спросила Виктория. — Вам придется купить для нас тапочки и спортивные костюмы, и приличное нижнее белье, и хорошие сумки. Я видела девочек в школе, они очень хорошо одеты. Нам бы очень хотелось ходить на уроки и жить в общих спальнях. Быть школьницей очень сексуально, Сэди.

Но тетя опять их не слушала, мыслями она была далеко и сказала только:

— Ммм, нелепо и глупо, и не зовите меня Сэди.

Тетя Сэди отправилась на похороны вместе с Дэви. У дяди Мэтью это был судебный день, который он особенно не хотел пропускать, чтобы убедиться, что некий неисправимый негодяй предстанет перед судом присяжных и получит свои заслуженные несколько лет тюрьмы и порку. Пара судей графства придерживались нелепых современных представлений о справедливости, и дядя Мэтью вместе с отставным адмиралом вели с ними непримиримую борьбу. Таким образом, они должны были ехать без него и вернулись в совершенно подавленном настроении.

— Это совсем выбило меня из колеи, — сказала тетя Сэди. — Я всегда боялась, что это произойдет. Теперь мы все начнем умирать один за другим.

— Ерунда, — бодро ответил Дэви, — Современная наука вполне способна поддерживать нас живыми и здоровыми еще много лет. Внутренние органы Патриции были в ужасном беспорядке, я поговорил с доктором Симпсоном, пока ты была с Соней, просто чудо, что она не умерла много лет назад. Когда дети лягут спать, я тебе все подробно расскажу.

— Спасибо, нет, — отказалась тетя, а дети бросились умолять его пойти с ними в Достов чулан и рассказать все в подробностях.

— Это несправедливо, Сэди ничего и слышать не хочет, а мы умираем от любопытства.

— Сколько лет было Патриции? — спросила тетя Сэди.

— Ненамного старше нас, — ответил Дэви. — Я помню, когда она выходила замуж, она была на несколько лет старше Малыша. О, он казался таким замерзшим на этом холодном ветру.

— Я думаю, он ужасно страдает, бедняга.

За время недолгой прощальной службы тетя Сэди с леди Монтдор пришли к согласию, что смерть леди Патриции стала шоком для всех, хотя они знали, что она чувствует себя не совсем хорошо, но никто и понятия не имел, что она находится в критическом состоянии, ведь она с таким нетерпением ждала своей поездки за границу на следующей неделе. Леди Монтдор, которую возмущал сам факт смерти, явно считала это наиболее бестактным поступком своей золовки, нарушившим покой их узкого семейного круга. Лорд Монтдор был потрясен зрелищем смерти. Но, как ни странно, труднее всех это переносила Полли. Она заболела, услышав эту новость, провела два дня в постели и до сих пор выглядела так плохо, что мать отказалась взять ее на похороны.

— Это кажется довольно странным, — сказала тетя Сэди. — Ты не знаешь, Фанни, почему она так горюет о Патриции?

— Нервное потрясение, — заявил Дэви, — думаю, она до сих пор никогда не сталкивалась так близко со смертью.

— А вот и нет, — возразила Джесси. — Она перенесла трагическую утрату Рейнджера.

— Но собаки — это совсем не то, что человеческие существа, моя дорогая Джесси.

Но для Радлеттов собаки были тем же самым, возможно даже больше, чем люди.

— Расскажите нам о могиле, — попросила Виктория.

— Здесь нечего особенно рассказывать, — отозвалась тетя Сэди, — вы знаете, что такое могила — много цветов и грязи.

— Они покрыли ее вереском, — ответил Дэви. — Из Крейгсайда. Бедная Патриция любила Шотландию.

— А где она находится?

— На кладбище в Силкине, конечно. Под соснами и кипарисами, если вас это интересует. Отлично видно из спальни Малыша, кстати.

Джесси заговорила быстро и горячо:

— Обещайте похоронить меня здесь, чтобы не случилось, я покажу вам точное место, я всегда смотрю на него, когда иду в церковь. Это рядом с могилой той старой леди, которой было почти сто лет.

— Но это не наш участок кладбища, дорогая.

— Нет, но я хочу именно это место. Однажды я видела там бедного мертвого мышонка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не забудьте.

— Ты выйдешь замуж за какого-нибудь мерзавца и уедешь жить к антиподам, — сказал дядя Мэтью, входя в гостиную. — Они отпустили эту свинью, сказали, что нет никаких доказательств. Все доказательства, будь они прокляты, были у него на лице написаны, достаточно было на него посмотреть. Мы с адмиралом собираемся подать в отставку.

— Купи мне это место, — продолжала Джесси. — Я заплач у, клянусь. Пожалуйста, па, ты должен.

— Запиши все, — потребовал дядя Мэтью, передавая ей листок бумаги и авторучку, — если не запишешь, мы забудем. И я хотел бы получить залог в десять фунтов.

— Ты можешь взять его из моего подарка на день рождения, — ответила Джесси, увлеченно строча свое завещание. — Я нарисовала карту, как в «Острове сокровищ». Видишь?

— Да, спасибо, все совершенно ясно, — сказал дядя Мэтью.

Он подошел к стене, достал ключ из кармана, открыл сейф и положил туда карту. Почти в каждой комнате замка Алконли находились сейфы, содержание которых озадачило бы грабителя, открывшего их. Драгоценности тети Сэди, некоторые с очень приличными камнями, никогда не лежали там. Они сверкали по всему дому и саду, где тетя могла их снять и забыть — на умывальнике около раковины, рядом с цветочной клумбой, на столике для шитья. Ее самые ценные вечерние украшения хранились в банке. Сам дядя Мэтью не имел украшений и презирал всех, кто их носит. Платиновое кольцо-печатка Малыша, жемчужные пуговицы и цепочка для часов бесили его до скрежета зубовного. Его собственные часы представляли собой большое тикающее блюдце из пушечного металла, которые дважды в день сверялись со временем по Гринвичу по хронометру в кабинете, и спешили на три секунды в неделю. Они крепились к пуговице его кротового жилета простым кожаным шнурком, на котором тетя Сэди завязывала узлы, чтобы дядя не забывал ее поручений.

Сейфы, тем не менее, были полны сокровищ эзотерического свойства. Чего стоил например, камень, найденный в имении, с отпечатком следа жабы; первые башмачки Линды, скелет мыши, выплюнутый совой; крошечный пистолет для стрельбы по бутылкам; браслеты, сплетенные из волос всех детей, профиль тети Сэди, вырезанный умельцем на местной ярмарке, резной орех, кораблик в бутылке — вообще смесь самых разных предметов, занимавших когда-либо наше воображение.

— Дайте, дайте посмотреть, — запищали Джесси с Викторией, заглядывая за дверцу. Они приходили в большое волнение, когда сейфы открывались, потому что это случалось довольно редко и увидеть их содержимое считалось особым удовольствием.

— Дай нам потрогать осколок шрапнели!

— Нет, не дам. Он пролежал у меня в паху почти неделю.

— Опять разговоры о смерти, — вздохнул Дэви. — Самой большой медицинской тайной нашего времени является тот факт, что наш дорогой Мэтью еще с нами.

— Это только доказывает, — сказала тетя Сэди, — что вовсе не нужно прилагать таких мучительных усилий, чтобы остаться в живых.

— О, но эти усилия, иногда приносят пользу, — возразил Дэви.

И на этот раз он был прав.