Книга: Безобразная Жанна
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Удивительно, но я заснула очень быстро: видно, сказывалась с отвычки физическая усталость, вдобавок дождь убаюкивающе шелестел за окном, а Рыжий (слава Создателю, он не храпел!) дышал так ровно и мирно, что и меня потянуло в сон. А еще – в этом покосившемся доме, рядом с несколькими чужими людьми, – я чувствовала себя в разы спокойнее, чем в поместье. И, хоть я и положила верный топорик под руку, все равно не вскакивала поминутно, таращась в ночную темень: нет ли там кого, не идет ли кто, не скрипнет ли половица?..
Снилась мне охота. Не одна из тех, что стали роковыми для меня и Саннежи, просто какая-то из многих.
Саннежи любил полевую охоту, для того и взял ястреба, а в наших лесах не враз выучился находить дичь. У него на родине все больше пологие холмы, равнины да степь, простор, говорил он, далеко видать, а к горам и лесам еще нужно привыкнуть. Так и вышло, что обучались мы вместе: я была еще мала, меня только начали брать с собою, а он, чужестранец, старательно перенимал опыт старших. Схватывал он на лету и вскоре даже в самой чащобе показывал себя охотником не хуже других, но все-таки предпочитал бескрайние поля…
Даже не упомню, когда и где это было? Осень, верно, убранные поля стояли голые и пустые, лишь топорщилась колкая стерня да виднелись кое-где недожатые островки с парой десятков поникших колосков – кажется, их оставляли духам полей, чтобы те на будущий год не обидели урожаем.
Теперь можно было носиться где угодно, не опасаясь потоптать посевы, и я пустила Тви во весь опор. Она, пусть небольшого роста, была очень выносливой и резвой, могла обойти и коней из королевской конюшни, но в тот день мне было не до соревнований – просто хотелось скакать куда глаза глядят, чтобы холодный, пахнущий дымом и скорой зимой ветер бил в лицо…
И конечно, стоило мне вырваться вперед, как Саннежи нагнал меня и помчался чуть позади. Его конь был тех же кровей, что Тви, и такой же быстрый, только ростом побольше, всаднику под стать.
Тут из под-копыт с шумом вылетело несколько перепелок – мы вспугнули их с того самого несжатого островка, где они подбирали осыпавшееся зерно, – и Саннежи сбросил Зоркого с перчатки.
Ястреб взвился в небо, рухнул вниз – только перья полетели! Он был хорошо выучен, поэтому, сбив первого перепела, снова поднялся в воздух и настиг второго, отчаянно пытавшегося удрать, уже у самого леса… Зоркий знал, что хозяин не обделит его, а потому его не приходилось даже сгонять с теплой еще птицы, он спокойно отдавал ее Саннежи. Но горе любому другому, кто осмелился бы протянуть руку к ястребу и его добыче! Я уже упоминала: он был натаскан не только на дичь…
– Славная охота, тавани! – радостно крикнул мне Саннежи и спрыгнул с коня, чтобы подобрать перепелок и угостить Зоркого. – Ты приносишь удачу!
«Если бы…» – подумала я, медленно возвращаясь к яви. Удивительно, но я улыбалась – очень уж хорош был этот сон…
Внизу что-то загрохотало, и я подскочила. Рыжий тоже подхватился и вылетел за дверь, крикнув:
– Оставайся тут!
Я быстро обулась, надела куртку и принялась ждать, положив топорик на колени. Мало ли…
– Спускайся, хозяйка, все спокойно, – окликнул Рыжий. – И сапоги мои вниз скинь, будь добра, а то босиком зябко!
«А пятки тебе не почесать?» – фыркнула я про себя, но сапоги (которые Рыжий благоразумно оставил за дверью) с лестницы все же сбросила, невелик труд.
– Что тут творится? – поразилась я, спустившись вниз. – Вы что, драку устроили среди ночи?
А что я еще могла подумать? Лавки перевернуты, стол тоже валяется у самого очага, посуда перебита, ведро с золой перевернуто…
Тут кто-то громко чихнул, и я сообразила, что Ян держит вовсе не Клешнявого, а какого-то вовсе не знакомого типа, с ног до головы усыпанного той самой золой. Признаться, он напоминал какого-то подземного духа, а еще вернее – трубочиста после тяжелого дня.
– Это кто такой? – удивилась и Медда, спускаясь за мной следом. От ее поступи содрогалась лестница. – Где вы такое чудище поймали?
– Да прямо здесь и поймали, – хмыкнул Клешнявый, потерев скулу. Видно, ему перепало от незваного гостя. – Ян его услышал, когда он уже у самой лестницы был, вот как тихо крался!
– Пускай он и разулся, а пол тут все одно певучий, – невозмутимо ответил тот. – Да и лошадь чужая снаружи фыркает, а наши все в конюшне. Я ждал, пока он спиной повернется, чтоб уж наверняка. Но он силен… Видали, какой погром учинил? А я его калечить не хотел, вот и пытался так скрутить… Клешнявому спасибо!
– Ага, я на него ведро с золой надел, так он мигом прыть растерял, – довольно сказал наш контрабандист. – Спасибо боцману с первого моего корабля, он как-то буяна так успокоил – схватил на камбузе ящик золы да нахлобучил тому на башку. Где уж тут безобразить, когда не видишь ничего и прочихаться не можешь?
– Апчхи! – согласился пленный. – А-а-апчхи!
– Подите прополощите его в колодце, что ли? – вздохнул Рыжий. – А то его и не расспросишь, с таким-то громовым чихом.
Ян выволок незнакомца за дверь (клянусь, он тащил его за шиворот одной рукой, не особенно напрягаясь!), Клешнявый пошел следом, помогать, и скоро с заднего двора раздался вопль – вода в колодце была, надо думать, ледяной, как бы уже не со льдом!
– Теперь он будет чихать не от золы, а от простуды, – предрекла Медда, зажигая свечи, подметая пол и расставляя мебель по местам.
– Может, он не успеет простыть, – хмыкнул Рыжий и взял фонарь. – Чужаку тут взяться неоткуда. А если это простой путник, чего ради было красться тайком? Пойду на его коня гляну… Медда, согрей-ка воды, – добавил он. – Раз уж все равно проснулись, будем собираться в дорогу. И Деррика разбуди, неужто он этого грохота не услышал?
– Сделаю, – кивнула та и принялась раздувать угли. – Эй, ведро захвати, воды-то всего ничего!
– Давай…
Я вышла следом за Рыжим и приблизилась к рослому вороному, привязанному к дереву.
– Неплох, – искренне сказал бродяга, подняв фонарь повыше и оглядев коня. – Только, похоже, голодный как невесть кто, да и не чищен пару дней, по меньшей мере. Я его на конюшню отведу, расседлаю, хоть отдохнет, – кивнул он мне, отвязывая повод. – Подержи фонарь, хозяйка.
– Рыжий, – окликнула я, присмотревшись. – Это гвардейское седло.
– Тю-у-у… и правда! Вот не было печали… – протянул он и коротко свистнул.
Из-за дома показался Ян.
– Заканчивайте там плескаться, – приказал Рыжий. – Поди глянь по округе, нет ли чужаков. Хозяйка говорит, у этого парня гвардейское седло, и как знать, один он здесь или еще кто за пригорком поджидает…
Ян кивнул и испарился, как не было его.
– Может, он украл коня после пожара, – подала я голос. – Они же могли разбежаться, как те, из конюшни.
– Ночь была, все спали, – напомнил Рыжий. – Нет, он его и еще когда мог увести, но отчего не сменил такое приметное седло? Хотя другое-то, конечно, денег стоит, а на дармовщинку и уксус сладкий… А! Вот и Деррик! Ты что это разоспался?
– Сам не знаю, сморило, – вздохнул тот. – Медда разбудила. Уже выезжаем?
– Нет, погоди пока. Посмотри, упряжь тебе знакома?
– Гвардейская, походная, – безошибочно определил старый егерь. – И конь как бы не из королевской конюшни. Дайте фонарь… Ну, точно, вот клеймо! Почти всех лошадей у этого заводчика берут.
– А разве у господ гвардейцев не собственные кони? – прищурился Рыжий.
– Кто может себе это позволить, у тех, ясное дело, свои лошадки имеются, – кивнул Деррик. – А чтоб не вышло так, что у офицера под седлом конь ценой в состояние, а у рядовых клячи разномастные, которым на бойню пора, держат конюшню для служивых. Для гонцов отдельно, там кони-птицы, для королевского выезда – отдельно, охотничьи, опять же… а эти вот – в самый раз для солдат. И то, правду сказать, они казенных берегут чуть не пуще собственных, потому как старший конюший – тот еще зверюга! Всегда сам проверяет, что да как. Увидит, что у лошади спина сбита или подкова болтается, – не посмотрит, офицер перед ним или вестовой какой-нибудь, живо выскажет все, что думает, а то и вожжами наподдаст…
Я улыбнулась: верно, так и было. Не раз и не два я видала могучего пожилого Ланса, выговаривавшего какому-нибудь немалому чину, словно мальчишке, мол, где это видано, взрослый человек, а лошадь на обычной прогулке чуть не покалечил, перед дамами красуясь! Придумал тоже: препятствие взять, а головой своей дубовой не сообразил, что ров широкий, берега осклизлые, а в нем самом, наезднике бестолковом, лишнего весу хватает… Ладно бы сам шею свернул, а если б лошадь ноги переломала? А так конь поумнее всадника оказался: заартачился, уперся всеми четырьмя копытами, ну лихач из седла и вылетел, искупался в тине, выставил себя на посмешище… Авось, впредь умнее будет!
– Никого поблизости, – негромко произнес Ян, бесшумно вынырнув из темноты. – Судя по следам, какие сохранились, этот приехал один. Однако почти не плутал, возможно, знал об этом местечке.
– Выследить не мог?
– Если здешний или просто охотник изрядный, то мог, – кивнул Ян. – Следы-то смыло, но… где ветка обломленная осталась, где трава пощипана, а может, под каким кустом на сухом месте и отпечаток копыта сохранился. Или навоз. Отсюда, опять-таки, дымком тянет, а спутники наши, кроме Деррика, по лесу ходить вовсе не умеют. Ну, разве что еще Медда – по грибы да ягоды, но как следы скрывать, ей тоже невдомек.
– Ну что ж… Деррик, ты обиходь коня, а я поговорю пока с этим следопытом, – сказал Рыжий, глядя, как Клешнявый ведет мокрого с головы до ног пленника в дом.
Клешнявый как-то хитро завернул незваному гостю руку за спину и, хотя держал его, казалось, небрежно, пленный семенил на цыпочках и не пытался вырваться. Опасался, должно быть, что конвоир ему руку сломает! Я имела представление о таких приемах – Саннежи показывал, – но сама бы повторить не взялась, для этого нужен опыт. Сила там не особенно важна, но без сноровки ничего не выйдет…
Чище от обливания водой из колодца незнакомец не стал, сажа текла по нему черными ручьями, но хотя бы чихать он перестал. Временно, если верить пророческим словам Медды.
– Сделаю, – кивнул Деррик и повел вороного в конюшню.
Бедняга, похоже, и впрямь устал: свесил голову и едва переставлял ноги. И в руки чужому дался спокойно… Хотя почему же чужому? Если это конь из королевской конюшни, он вполне может помнить Деррика! Вдобавок норовистых там не держат… и не жеребец это вовсе, а мерин, присмотрелась я, а они всяко спокойнее.
– Идем, – тронул меня за локоть Рыжий, и я пошла за ним в дом.
Интересное дело, в его голосе вдруг прорезались повелительные нотки… Ишь как распоряжается остальными! Со мной бродяга вел себя почтительно, но с другими не церемонился, а они явно признавали в нем вожака.
Мне сразу показалось, что он далеко не так прост, но в чем заключается эта особенность, я пока понять не могла.
Когда я вошла в дом, пленного уже надежно связали и усадили на лавку верхом – так быстро не вскочишь. Есть, конечно, и такие бойцы, которые, упав на спину, могут единым махом взвиться на ноги, но от этого подобных подвигов явно ожидать не приходилось. Вдобавок, когда руки скручены за спиной, трепыхаться вдвойне неудобно… особенно если еще и ноги связаны под лавкой, заметила я. Помнится, Саннежи рассказывал, что у него на родине так перевозили опасных пленных, если нужно было двигаться быстро: сажали на коня, связывали так, чтобы никуда человек с этого коня не делся, да и отправлялись в путь. Взрослого мужчину везти, перекинув поперек седла, неудобно, а повозки может и не оказаться, да и тащится она еле-еле…
– Прыткий оказался, – пояснил Клешнявый, заметив мой взгляд. – И силушкой не обделен. Пускай так посидит, авось не успеет закостенеть!
– Если быстро на вопросы ответит, то не успеет, – кивнул Рыжий и наклонился к связанному.
Тот отчаянно пытался отфыркаться, чтобы убрать с лица прилипшие волосы, но безуспешно. Добросердечная Медда подошла, вытерла ему физиономию какой-то тряпкой, и стало видно, что человек этот совсем молод и…
Я отшатнулась в тень, подальше от свечей.
– Ты что? – тут же обернулся Рыжий. Мне порой казалось, будто у него глаза на затылке.
Я поманила его ближе, еще ближе… за дверь, а там уже сказала шепотом:
– Это командир гвардейцев, которые стояли лагерем возле поместья. Тот самый, о котором ты говорил, будто он был в меня влюблен. Его зовут Маррис. А каким чудом он нас разыскал, представить не могу! Никогда он не считался хорошим охотником и тем более следопытом…
– Так время пришло, – серьезно сказал Рыжий, наклонившись поближе ко мне, чтобы различать лицо в тусклом отсвете фонаря, который Ян пристроил над дверью. – Сама видишь, кого созвала королевская кровь.
– О чем ты?
– Подумай сама, хозяйка. Неужели тебе не показалась странной наша компания? Мельничиха и лесовик, старый пират и бывший королевский егерь, бродяга и сама королева? Вот еще одного южным ветром принесло, а он, поди, и сам не возьмет в толк, как это вышло!
– Ты говоришь загадками, – сказала я. – Я тебя не понимаю. Вернее, понимаю не всегда.
– Ну так просто прими, как данность: тянет к тебе всех, кто с тобою как-то связан, а более того – хорошо тебя помнит и любит. Или благодарен. Или чем-то обязан. Или виноват перед тобой… – Жаркий шепот обжигал мне щеку, и я постаралась отодвинуться, но было некуда, позади оказалась поросшая вьюнком стена. – Видала, поди, как в костер затягивает соринки и щепочки? Или в водоворот – ветки и листья? Вот и ты сейчас – один в один костер.
– Или водоворот, – фыркнула я.
– Или смерч, – без тени усмешки ответил он. – Вряд ли ты видала, они как раз в шонгорских пустынях частенько приключаются.
– Тогда уж не с этим нужно меня сравнивать, а с магнитом, к которому притягиваются мелкие вещицы из металла, – сказала я.
– Можно и с магнитом, – согласился он, – да только к нему одно железо тянет, а у тебя тут и медяшка, и серебро, и вовсе не пойми что! Нет, хозяйка, по-моему – вернее выходит. Смерч не смотрит, золотую монету он подхватил или сухой кизяк. Другое дело, что кизяк порой нужнее монеты оказывается, потому как золотом костер не накормишь…
– И наоборот.
– И наоборот, без золотой монеты припасов, чьего-нибудь молчания… или ответов на вопросы не купишь, – согласился он и отстранился. – Я вижу, ты не хочешь показываться на глаза этому Маррису?
– Он меня по голосу узнает, я ведь не так давно приглашала его к обеду, – вздохнула я. – А лица моего он не видел. Если и помнит, то совсем девочкой.
– Не настолько сильно ты изменилась, хозяйка, – серьезно произнес Рыжий, взявшись за ручку двери, – чтобы влюбленный в тебя парень не сумел узнать свою принцессу.
– Не говори так, – попросила я. – Не надо. Я уже упоминала, что ненавижу зеркала? Так вот, Рыжий, нет зеркала хуже… и честнее, чем чужие глаза. В них отражается не только мое увечье…
– Понимаю, – кивнул он. – Поверь, хозяйка, понимаю. А теперь идем, не то этот бедолага к лавке прирастет! Ты просто постой в сторонке, раз уж не желаешь показываться.
Я так и сделала – вошла следом за Рыжим и остановилась в густой тени возле двери. Отсюда хорошо было видно связанного Марриса – он успел немного обсохнуть возле очага, и его темные волосы завились колечками. Физиономия, правда, по-прежнему оставалась живописно раскрашена полосами сажи.
– Ну что, не сказал еще, кто он такой и откуда взялся? – спросил Рыжий у Клешнявого.
– Не-а, молчит, как рыба на льду, – ответил тот. – Будто по одеже да конской сбруе не видно, кто он таков!
– Так может, он того служивого-то убил да раздел, а коня присвоил, – подала голос Медда.
Она возилась у очага, грея вчерашнюю кашу на завтрак. Судя по запаху, в котел пошла еще и какая-то дичь, и солонина. Ну, в дорогу лучше отправляться сытыми… На сухомятке протянуть можно долго, но если есть возможность как следует перекусить, глупо ее упускать!
– Как твое имя? – негромко спросил Рыжий, присев на лавку возле Марриса. – Звание? Откуда ты родом?
Тот в ответ грязно выругался и попытался ударить Рыжего лбом в подбородок, но не дотянулся, путы не позволили.
– Смотри, какой дерзкий! – улыбнулся бродяга, даже не подумавший отшатнуться. – Ладно, зайдем с другого конца… Как ты нашел это место, а? Какие духи тебе ворожили?
Очередное ругательство даже Клешнявый оценил протяжным свистом, прибавив:
– Постеснялся бы при девицах-то! Моя пьяная матросня и при кабацких девках такого себе не позволяла, а ты… Сразу видно: разбойник с большой дороги ободрал какого-то дворянчика, одежу-то нацепил, а обращения не знает!
– Да уж больно он складно ругается для простого-то головореза, – хмыкнул Рыжий, протянул руку и взял Марриса за подбородок. Тот попытался было отдернуть голову, но, похоже, проще было расстаться с нижней челюстью – пальцы у бродяги были словно кузнецкие клещи. – Не брыкайся, парень, все одно уже стреножили. Лучше скажи добром, кто ты таков и чего ищешь, пока я не начал расспрашивать всерьез… Я умею, знаешь ли.
Последовало очередное ругательство. Я видела, что у Марриса дрожат губы, но он не желал ни слова сказать о том, что привело его сюда. Почему, вот бы знать?
– Кочергу накалить? – деловито спросила Медда.
– Брось, время тратить, – отмахнулся Рыжий. – Опять же, паленым вонять будет. А если придется этого паренька с собой тащить, на кой он нам с ожогом до кости? Лечить его некому, так и помрет, а жалко, молодой еще, совсем пожить не успел!
– Ты-то больно старый! – не выдержал наконец Маррис.
– Ух ты, он говорящий! – обрадовался Клешнявый. – А я уж думал, он, как птица-болтун у нашего старого капитана, только ругань и запоминает! Вот сколько он пытался эту скотину пернатую научить кричать хотя бы «полундра!», ан не вышло… Было б можно птицу линьками выпороть, дело другое, живо бы человеческой речи обучилась, но куда там, если она, не считая хвоста, с ладонь размером…
Рыжий жестом остановил его монолог и снова уставился в глаза Маррису.
– Чую, добром мы с тобой не сладим, – негромко произнес он, и тот невольно отшатнулся. – Пытать я не люблю, да и времени нет на эти глупости… Медда, подай свечу!
Я помнила, как это было со мной. Вот и сейчас он поднес свечу к самому лицу пленного, а сквозь ее огонек Маррис должен был видеть глаза Рыжего, темные, бездонные, в них будто бы вовсе не отражалось танцующее пламя… Но это только поначалу, а потом эти глаза вспыхнули золотым огнем…
Странное зрелище: Маррис вдруг перестал вырываться из своих пут, замер, а лицо его… да, поплыло, словно свечной воск, утратив всякое выражение.
– Успокоился? А теперь говори, – тихо произнес Рыжий. – Как твое имя? Кто ты такой?
– Эйнавар Маррис, командир гвардейского отряда, – отозвался тот невыразительно.
– Что ты делаешь в этих краях?
– Я должен был охранять поместье.
– Какое поместье и зачем его нужно охранять?
– Старое поместье в нескольких днях пути отсюда. Туда удалилась принцесса Жанна, когда отреклась от прав на престол в пользу мужа своей сестры.
Я невольно зажала себе рот, чтобы не ахнуть в полный голос.
– Так охрана-то для чего потребовалась? – спокойно напомнил Рыжий.
– Его величеству доложили, что на принцессу готовится покушение, – все так же монотонно проговорил Марис. – Он не мог оставить ее в опасности. Королева любит сестру. Она бы расстроилась, случись что с принцессой, а волнение может стать губительным для здоровья ее величества.
– Почему же? – сощурился бродяга.
– Ее величество тяжело болела, – сообщил тот. – Его величество тревожится о ней.
– Чем же она была больна?
– Никто не знает наверняка, но поговаривают, что Создатель не дает их величествам наследника… – выговорил Маррис. Голова его как-то странно клонилась набок, из уголка рта потянулась тонкая блестящая ниточка слюны. – Наверно… может быть… Я не знаю!
– Тш-ш-ш… – шепнул Рыжий. – Довольно об этом. Теперь скажи, как ты очутился здесь? Разве ты не должен охранять принцессу?
– Ее нет… – лицо бедняги исказилось, словно он силился заплакать и не мог, совсем как я. – Я не уберег… Они усыпили стражу, а потом… потом был только огонь до небес! Не знаю, каким чудом успели выскочить слуги… Наверно, они были в сговоре… Экономка сказала, принцесса допоздна не гасила свечу, вот и устроила пожар… А я не видел света в ее окне в ту ночь!
– Все верно, он погас, чтобы разгореться вновь, но уже иначе, – прошептал бродяга и покосился на меня. – А что было после?
– Мой… мой помощник сказал: нужно срочно доложить его величеству. Он выпустил голубя – у нас были с собой почтовые, – но его у нас на глазах скогтил ястреб. И второго тоже… Подстрелить проклятую птицу не вышло, она будто глумилась над нами! – Маррис сглотнул, а я подумала: неужто это был Зоркий? – Последнего голубя выпустили уже в сумерках, но я не знаю, добрался ли он до столицы… Мало этого ястреба, еще и непогода разыгралась!
– Славный охотник, – едва заметно улыбнулся Рыжий и снова взглянул на меня. – Не забыл хозяйку… Гхм! И что же было дальше?
– Я хотел идти по следу разбойников, но Линдо… мой помощник… Он сказал, что нужно возвращаться. Что принцессу уже не вернуть… да что там, даже останков не найти – к пожарищу сунуться было страшно, таким жаром оттуда веяло! – а у нас приказ… – Он говорил отрывисто, а в широко распахнутых глазах стояли слезы, возможно, потому, что он неотрывно смотрел на огонек свечи. – Я сказал: нам приказано остановить злоумышленников и раз мы их проворонили, то нужно хотя бы нагнать убийц и приволочь в столицу… Но отряд послушался не меня…
«Немудрено», – подумала я.
– И ты…
– Я отправился в погоню один. Их не могло быть много, большой отряд мы бы заметили. Нет, всего двое или трое, а может, даже один ловкий негодяй, способный обойти посты, миновать сторожевых собак и… – Маррис судорожно сглотнул. – И убить ее…
– О чем ты?
– Я верю, что он ее в самом деле убил, – выговорил тот, раскачиваясь вправо-влево, насколько позволяли веревки. – Только бы ей не пришлось гореть заживо… только не так…
– Кажется, переборщил, – мрачно сказал Рыжий, отдав свечу Медде, и похлопал Марриса по щекам.
Тщетно – глаза у того закатились, он явно ничего не слышал.
– Что ты с ним сделал? – спросила я, подойдя ближе.
– Сама же видела, допрашивал! – вздохнул он, глянув на меня снизу вверх. – Я мог бы и по-простецки, но, честно скажу, не люблю я хруста костей поутру… Опять же, он орать бы начал… Да и вообще, паренек – крепкий орешек, я б с ним до заката возился, а то и дольше. Так-то быстренько выходит, да, видишь, загляделся он на огонек сверх меры, увидел больше, чем было нужно, а я увлекся и не заметил вовремя…
– Хватит с меня твоих загадок! – сердито сказала я, наклонилась к Маррису и, взяв его за волосы, заставила держать голову ровно. Взгляд его, правда, все равно блуждал где-то, словно он смотрел сквозь предметы. – Командир! Очнись, это приказ!
– Да не поможет, – махнул рукой Рыжий и встал. – Фитилек сгорел дотла. Моя вина, давно так глубоко не забирался…
– Командир! – Я отвесила Маррису оплеуху. – Не кажется ли тебе, что перед принцессой ты должен иметь вид молодцеватый… или хотя бы опрятный? А взглянуть на тебя – в саже с головы до ног, грязь комьями сыплется, слюни пускает, будто слабоумный, а туда же, докладывать ее величеству Жанне!
– Аделин, – неожиданно внятно отозвался он. – Ее величество зовут Аделин.
– Это у кого как, – встряла Медда. – У нас одна королева – Жанна. А ты уж, приятель, сам для себя решай, какой именно королеве служить будешь…
Маррис вдруг моргнул и уставился на меня в упор. Света уже было достаточно, чтобы он сумел меня разглядеть.
– Очнулся? – спросила я, выпустила его вихры и взглянула через плечо. – Рыжий, впредь будь поосторожнее, очень тебя прошу.
– Сказал же, виноват, хозяйка, – отозвался он. – Давно не упражнялся, сноровку растерял, да еще этот парень – нет чтоб сперва осторожно уголья ногой попробовать, сразу в самое пекло ухнул!
– Ты что же, умеешь заглядывать людям в душу? – негромко произнесла я, осмыслив это иносказание.
– В душу или еще куда, а только посветить в темных уголках могу, – не стал отрицать Рыжий. – Сам-то я ничего не вижу, это они выкладывают все, что у них там скопилось по чердакам, подвалам и прочим чуланам. Только, понимаешь, когда по таким закоулкам шаришь да ветошь ворошишь, с огнем надо быть осторожней, а то искра случайно упадет – как бы весь дом не спалить! Видишь, тут уже занялось… но ты успела потушить. Кажется.
– Я с ума сойду от твоих присказок, – тяжело вздохнула я и снова посмотрела на Марриса. – Ты меня слышишь?
– Госпожа? – выговорил тот непослушными губами, сосредоточил взгляд на моем лице и вдруг побелел.
Ну верно, он ведь не встречал меня без вуали с тех самых пор, как меня волк покусал. Без нее меня видели только Саннежи и отец, да еще лекари и кое-кто из придворных, но им настрого было запрещено болтать. Саннежи пообещал отрезать язык тому, кто слишком его распустит, а у него слово с делом не расходилось, это все знали…
– Испугался? – спросила я. – Я не лесной дух. Могу напомнить, чем тебя потчевали на обеде в моем поместье. Желаешь?
– Нет, госпожа, я узнал голос, – сглотнул он, не сводя с меня глаз. – И глаза. Создатель, я их никогда не забуду… У королевы Аделин похожие, но все же не такие…
– Клешнявый, отвяжи его, пока он лужей не растекся, – вздохнул Рыжий. – Ты, служивый, хоть соображаешь, во что вляпался?
– А?..
– Ты понимаешь, что принцесса Жанна мертва? – с нажимом произнес бродяга. – Она сгорела там, в поместье, даже косточек не осталось!
– Да, но… глазам своим не верю! – воскликнул Маррис.
– Ты не на нее смотри, а на меня, – негромко сказал Рыжий, и в руке у него сверкнул нож. – И решайся, да поживее… Выбор невелик: или ты не веришь своим глазам и отправляешься к Создателю вслед за безвременно почившей принцессой Жанной, или ты все-таки им веришь и идешь возвращать трон законной королеве. Третьего не дано. Отпустить тебя на все четыре стороны, положившись на твое честное благородное слово, я не могу. Ты видел якобы погибшую хозяйку живой, и даже если ты не проговоришься сам, тебя могут расспросить… Да не как я, ласково и нежно, а с каленым железом и прочими… приспособлениями, чтоб уж точно не смолчал.
Маррис молчал, молчала и я.
Я не собиралась уговаривать его присоединиться к отряду, хотя, на мой взгляд, хороший боец лишним не был. Однако командовала не я, а Рыжий, странный бродяга… Вот снова он заговорил не в обычной своей манере, с шутками и прибаутками, а совсем иначе! Если бы я не видела его своими глазами, подумала бы, что говорит такой же гвардеец, как Маррис! А может, и кто-то повыше чином…
– Если позволите, я пойду с вами, – выговорил тот наконец. – Я… я приехал за принцессой, но вы меня опередили.
– Ты… что сделал?! – Рыжий расплескал воду из ведра, которое ему как раз передал Клешнявый.
– Я хотел выкрасть принцессу из поместья, – негромко произнес Маррис, растирая занемевшие от веревок запястья. – Потому и напросился в эти края, все равно мало кто хотел ехать сюда… Да все никак не выходило: ее высочество разговаривать со мной не желала, я не сумел даже намекнуть ей о своих намерениях! Ну а Линдо глаз с меня не спускал, не то я давно забрался бы в дом через окошко.
– Маррис, мне казалось, ты стараешься верно служить королю, чтобы тот не припомнил твоему отцу его дерзких речей, – сказала я.
– Так и было, госпожа, – серьезно ответил он. – Да только отец умер в середине лета, а я постарался, чтобы об этом никто не узнал. Письма за него пишет старый камердинер, который помнит отца с детства и знает о нем все или почти все. Случайных гостей в нашем поместье не бывает, а если и появляются, то… отец недомогает и никого не принимает. Если уж станут настаивать, тот же камердинер его подменит: в постели, в подушках и пледах, грелках и примочках – поди отличи одного немощного, выжившего из ума старика от другого! – Маррис помолчал и добавил: – Это не я придумал, а сам отец. Он давно болел. И сожалел только о том, что сам уже не может собрать верных людей да скинуть самозванца с престола!
– За такие слова нынче вздергивают на первом же суку, – подал голос Клешнявый.
– А вы меня королевским палачам передадите или сами порешите? – усмехнулся Маррис. – Отец сказал еще: такое нам не по силам, но самозванец рано или поздно доиграется с огнем. И пес бы с ним, но королевскую кровь нужно сберечь любой ценой… Я понял это так, что должен выручить принцессу. Возможно, затевается переворот, а я слишком мелкая сошка, чтобы меня посвятили в детали, да и веры мне немного… Так или иначе, я хотя бы попытался!
– Посиди пока, – велел Рыжий, отвел меня к окну и негромко произнес: – Я же говорил, огненный смерч затягивает прелюбопытнейших людей…
– Лишь бы не сгорели, – ответила я. – Что скажешь? Стоит взять его с собой?
– Тебе решать.
– Нет, – покачала я головой. – Командир ты. Я даже не представляю, что может нас ожидать, а у тебя есть какой-никакой план, а может, и не один. И если ты полагаешь, что этот юноша станет обузой… лучше оставить его здесь прямо сейчас, а не подвергать опасности всех. Откуда я знаю, что может взбрести в его благородную голову?
– Вот ты какая, королева Жанна… – Рыжий прищурился. Уже достаточно рассвело, чтобы я могла различать его гримасы даже без огня. – И тебе не жаль его?
– Жаль, конечно, – ответила я и улыбнулась. – Надо же, благородный рыцарь, даже не слишком испугался, рассмотрев даму сердца поближе… Я думала, такие уже вымерли.
– Ты то же самое говорила несколько лет назад, – напомнил он.
– В огне рассмотрел? – я отвернулась. – Да, я сказала так Саннежи. Ему я могла говорить обо всем, что накопилось у меня на душе, не выбирая слов, а он… Даже если обижался, ничем не показывал этого.
– И что он сказал в ответ?
– Кажется, что ему дорога я, а не мое лицо.
– Думаю, в ответ ты расколотила о его голову еще парочку-другую зеркал, а, хозяйка?
– Это были вазы, – вздохнула я. – Зеркала я к тому времени уже перебила… заработав себе, наверно, еще семью семь лет несчастья.
– И он снова не обиделся?
– Нет. Пару ваз он даже успел поймать на лету, – невольно усмехнулась я, – а потом спросил… спросил…
– Пойдем-ка, выйдем! – Рыжий вытащил меня наружу и приткнул к покосившемуся зеленеющему столбу как раз вовремя. – Что, снова камни из твоей стены посыпались?
Я молча кивнула, прижавшись лбом к мокрому прохладному мху…
… Предпоследняя ваза с грохотом разлетелась на каменном полу, Саннежи не успел ее перехватить. Впрочем, он и так спас больше половины, последнюю все же поймал.
– А если бы это случилось со мной, – негромко спросил он, – ты не захотела бы больше видеть меня, тавани?
Помню, я лишилась дара речи. Мне это даже в голову не приходило… да что вообще творилось в голове у такой глупой девчонки!
– Нет… – ответила я, разом прекратив визжать и топать ногами. – То есть, я захотела бы! Но… ты ведь мужчина! Все говорят, что шрамы украшают мужчин, и если бы волк схватил тебя, ты еще и гордился бы этими отметинами и хвастал ими перед охотниками!
– И ты гордись, – невозмутимо сказал Саннежи. – Я так уж точно стану: не у всякого есть нареченная, не побоявшаяся схватиться с матерым волком один на один.
– Не сочиняй, – сердито ответила я. – Он был при последнем издыхании!
– Не я придумаю – молва придумает, – улыбнулся он. – А люди еще и присочинят, что это был оборотень, который влюбился в красавицу-принцессу, страстно ревновал ее к жениху и, даже умирая, не желал, чтобы она досталась другому… Нравится тебе такая история?
– Это у вас сказка на сказке сидит и сказкой погоняет, – сказала я, отвернувшись. – А здесь… И не говори, не говори, что увезешь меня на край света! Ты же знаешь, я – наследница престола и я не покину свое королевство!
– А я не покину тебя, – серьезно ответил Саннежи, подошел ближе, поставил злосчастную вазу на место и провел ладонью по моим волосам, которыми я тщетно пыталась закрыть лицо. – Причешись, тавани. Королева не может быть растрепой. На нее люди смотрят.
– Вот именно.
– Не хочешь быть красивой для всех – сделай это для меня.
– Ты издеваешься! – На этот раз вниз полетела чудом уцелевшая фарфоровая статуэтка, но Саннежи подхватил ее над самым полом и вернул на столик.
– Нет, тавани. Это, – он коснулся кончиком пальца свежего шрама, – просто маска. Для меня ты – прежняя. Вот и все.
– Хорошо, – сказала я, уткнувшись лбом ему в плечо. – Я причешусь. И даже нарядно оденусь. И… и даже покажусь на люди… может быть. Позже.
– Не бойся. Я буду рядом, – шепнул Саннежи. – Всегда…
– Что же на меня нашло, когда я потребовала, чтобы он забыл даже думать обо мне и женился на Аделин? – выговорила я.
– Видно, на тебя тоже действовали чары, – пожал плечами Рыжий, терпеливо дожидавшийся, пока я вынырну из мира воспоминаний. – Слабее, чем на твою сестру и прочих, но все же…
– Наверно, и на Саннежи – тоже, – сказала я. – Взять в жены Аделин вместо меня… Он выполнял все мои желания, даже плавать научился, хотя все равно опасался большой воды, но это уж было чересчур! Да он скорее закатал бы меня в ковер, перекинул через седло и увез к себе на родину, чем согласился с этой моей придурью! Могу допустить: он думал, что я опамятуюсь и возьму свои слова назад, но это совсем не в его духе… Нрав у него был куда как покруче моего, и подобного бы он не стерпел! – Я помолчала, потом добавила: – Жаль, я не помню, как это было. Вернее, помню, что именно сказала ему, а вот его ответ…
– Может, еще припомнишь, – обнадежил Рыжий. – Идем обратно. Уже совсем светло, в путь пора. Маррис этот пригодится: он, я так полагаю, в столице обычно околачивался, так что может знать чего-ничего.
– Если он поедет с нами…
– Он тоже погиб, – предвосхитил бродяга мой вопрос. – Погнался за злодеями, заплутал в горах и сгинул. Конь выйдет через денек-другой к ближайшему поселению, Ян расстарается. По сбруе и клейму его мигом признают, а уж куда всадник подевался… Горы вон какие – ищи, век не сыщешь!
– Чтобы начать новую жизнь, сперва нужно умереть, так? – спросила я, а он неожиданно вздрогнул.
– Откуда ты это взяла?
– Ты сам это сказал. Умирает осень – рождается зима. Принцесса Жанна умерла – родилась… возможно, королева Жанна, но это еще не ясно. По новорожденному сложно угадать, кем он станет, если выживет. Вот так и Эйнавар Маррис умрет, а родится кто-то другой, скажем, наемник Эйн. Я не права?
– Права, – без улыбки ответил он и свистнул. – Ян, скажи Деррику седлать коней. Новенького на заводную посадим, а его вороного уведи подальше, так, чтоб наверняка дорогу к людям нашел… И давайте, ешьте живее, и так сколько времени даром потратили!
Пока седлали коней, я ждала во дворе – в доме было душно.
В вышине прокричал ястреб. На этот раз я была наготове: обмотала куском шерстяного одеяла предплечье, и Зоркий не поранил меня когтями.
– Тот самый, – прошептал Маррис, жавшийся поближе ко мне. – Который голубей перехватил… Он приметный, вон вроде как брови рыжие, да и сам… золотистый, что ли? Никогда таких не видал!
Я погладила ястреба по блестящим перьям, и он довольно прикрыл глаза.
– Скучаешь по хозяину? – спросила я одними губами. – Я тоже. Он нас обоих взял птенцами и вырастил, только ты оказался воспитанником поудачнее…
– Что ты говоришь, хозяйка? – окликнул Рыжий.
– Ничего, ястреба успокаиваю.
– Лучше коня своего успокой, пока он Деррику голову не откусил!
– Иду… – Я еще раз погладила Зоркого и сбросила его с руки. Ястреб, громко крикнув, исчез в вышине, а я проводила его взглядом и направилась в конюшню, приговаривая: – Тоже еще, мужчины, называется, с конем совладать не могут…
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

кураева елена михайловна
да замечательная книга .прекрасные образы честности.добро с кулоками должно быть.