Глава 12
В конце концов Лола и ее новый партнер сделали перерыв в своем любовном марафоне – под утро, когда прозвенел будильник. Ритмичный стук изголовья кровати о стену наконец стих. Я подошла к холодильнику и выпила стакан холодного молока. Что-то такое есть в молоке: оно поднимает настроение. Наверноее, мне нравится ощущение нетронутости, которое создает его белый цвет. Или оно будит воспоминания о начальной школе, когда будущее простиралось не дальше ближайшей перемены и следующего урока и когда не нужно было самой принимать решения.
Я разбила два яйца о сковородку со скворчащим маслом, а когда глазунья была готова, положила ее между двумя кусками хрустящего ржаного хлеба.
Местная бесплатная газетка сообщила мне о жизни нашего района, которая раньше проходила мимо меня: о благотворительных распродажах в церквях, о требовании жителей установить «лежачих полицейских» на Тули-стрит, об открытии новой художественной галереи на Чайна-Уорф. Похоже, жизнь в нашем районе била ключом. Местные жители устраивали собрания, открывали магазинчики, пытались улучшить то одно, то другое.
Не успела я закончить завтрак, как в коридоре возник голый мужчина. Я принялась разглядывать его отлично сложенное, мускулистое тело, а он повернулся ко мне лицом.
– В ванную? – спросила я.
– Если можно. – Его улыбка была абсолютно безмятежной; судя по всему, нагота – его обычное состояние, а одежда ему ни к чему.
– Последняя дверь налево.
Он вежливо поблагодарил меня взмахом руки и как ни в чем не бывало прошествовал через прихожую. Лола появилась секундой позже. На лице блаженная улыбка, на теле – мужская рубашка.
– Приятный вечер? – спросила я.
Она опустилась напротив меня на стул. Ее тело – довольное тело – выражалось красноречивее всяких слов.
– До такой степени хорошо? – уточнила я.
– Более чем. – Ее глаза смотрелись сонными и по-кошачьи ленивыми. Казалось, она вот-вот замурлычет.
– Тогда рассказывай дальше. Как его зовут и где ты его подцепила?
– Ларс. Он бармен в «Винополисе».
– Дай угадаю: он ведь датчанин, верно?
– Швед.
Я кивнула:
– Тогда понятно, почему он любит расхаживать голышом.
– И еще кататься голым по снегу и хлестать себя в парной веником, – хихикнула Лола.
– Кофе будешь?
– Буду. И, пожалуйста, подруга, сделай чашечку для Ларса.
Я набрала в чайник воды.
– Кстати, Лола, вчера вечером ты потрясающе пела.
– Откуда ты знаешь? – тут же надулась она. – Ты слиняла, не дослушав и половины песен.
– Извини. Просто была вынуждена спасаться бегством от одного старого ухажера. И все равно, ты была великолепна. Я понятия не имела, что ты так хорошо поешь.
– Я подражала Бетт Мидлер, – расплылась в улыбке подруга.
Краем глаза заметила, как в Лолину комнату возвращается Ларс. Пепельный блондин, высокий, атлетически сложенный.
– Ты вчера видела Уилла? – поинтересовалась я.
– Практически нет. – Лола выглянула в окно, высматривая автобус моего брата. – Он отправился на сеанс рэйки.
– Что такое рэйки?
– Интересная методика. Целитель прикасается к твоим болевым точкам и таким образом снимает стресс.
– Да уж. Трешь пациенту лоб полчаса, и сорок фунтов у тебя в кармане. Лично я не отказалась бы.
– Не будь занудой, Элис! – укоризненно покачала головой Лола. – Тебе не мешало бы походить туда вместе с Уиллом, иначе в один прекрасный день ты лопнешь, как тот толстый тип в фильме «Большая жратва».
Лола весело улыбнулась, взяла две чашки с кофе и удалилась в свою комнату.
* * *
Было еще темно, когда я вышла на улицу для пробежки. На асфальте сверкала изморозь, его вроде как присыпали серебристой пылью. От наполеоновских планов насчет расстояния и скорости пришлось быстро отказаться: в желудке неприятно забурлил завтрак.
На середине Тауэрского моста я остановилась, чтобы полюбоваться пейзажем. Ниже по течению Темза делалась шире, неся мимо Уоппинга грязно-серые воды, мерцающие блестками отсветов автомобильных фар. Водную гладь взрезали с полдесятка барж. Через несколько минут я сбросила скорость, чтобы полюбоваться домом смотрителя гавани в Сент-Кэтринз-Док. Это мое самое любимое здание во всем Лондоне, с остекленными выступами на обоих этажах, обеспечивающими чудесный вид на реку. С каким удовольствием я устроилась бы у такого окна и наблюдала за тем, как над лондонскими верфями и шпилями церквей восходит солнце.
Ближе к Уоппингу моя скорость стала вполне приличной. Вскоре в ноздри ударил острый, солоноватый запах, какой бывает во время прилива. В окнах местных домов уже начали зажигаться огни. Слава богу, что я не живу в этом районе. Шлюз забит пустыми сигаретными пачками, банками из-под пива и прочей дрянью, которую приносит с собой река.
Но бежать вдоль Темзы все же приятно. Впереди замаячил деловой квартал Кэнери-Уорф. Высотные башни светились огнями, как игорные залы Лас-Вегаса. Каждое здание венчали огромные яркие буквы – название разместившегося в нем банка. В свое время Уилл так и не смог объяснить мне, что побудило его стать биржевым маклером. Помнится, он что-то твердил о жонглировании большими деньгами по поручению клиентов, которых он не видел в лицо. Похоже, брат мечтал возвести из денег стену, высокую и несокрушимую, не подвластную ветрам.
Мне навстречу попалась пара таких же бегунов, как я. Оба улыбнулись одинаковыми, чуть смущенными улыбками, точно нас застукали за каким-то странным, никому не понятным занятием.
Пожалуй, они правы. Утренний бег – разновидность мазохизма. В глубине души всегда сожалеешь, что ты не в постели, как любой нормальный человек. Навстречу, тяжело опираясь на трость, проковылял какой-то старик. Наверное, эта трость – единственное, на что он может опереться в этом мире.
Зеркальные поверхности высотных зданий на Кэнери-Уорф вскоре начали розоветь. Я бы с удовольствием добежала и до них, но, увы, времени не оставалось. Поэтому остановилась у парапета и пересчитала церкви на противоположном берегу Темзы. Они прятались за верфями, и лишь острые иглы шпилей выдавали их местонахождение.
Обратно бежала лениво, наслаждаясь ощущением свежести и новизны, которое неизменно дарит долгая пробежка, когда чувствуешь, как напряжение покидает тебя, улетучиваясь через поры. Невольно задумалась над тем, почему позволила личным проблемам разрастись до космических масштабов. На Таннер-стрит все разом разрешилось.
Какое мне дело до того, что Шон влюбился в другую девушку? Лола, если захочет, может жить у меня еще хоть полгода и трахаться сколько сможет со своим новым бойфрендом. Рано или поздно решатся и проблемы брата.
Подбегая в дому, увидела, что автобус Уилла вернулся и стоит на обычном месте. Что ж, хороший знак. Мозг все еще пребывал в расслабленном режиме, как то бывает после хорошей физической нагрузки. Я постучала в дверь со стороны пассажирского сиденья и попыталась заглянуть внутрь, но выцветшие синие шторки были плотно задернуты. Я прижала ухо к стеклу: внутри ни звука. Наверное, вчера он сильно устал. К нему столько лет никто не прикасался, и он наверняка еще не пришел в себя от давно забытого ощущения.
Шагая к дому, оглянулась, в надежде увидеть в окне автобуса заспанное лицо брата, даже если он и проклинает меня за то, что я разбудила его. В нескольких метрах от фургона мой взгляд неожиданно упал на кучу черных мешков с мусором.
Это первое, что Уилл мог увидеть, раздвинув занавески на окне. Я вернулась, чтобы их убрать, однако черная куча рядом с его автобусом на деле оказалась огромным полиэтиленовым свертком. Я потянула за край, и он развернулся. Я моментально зажала рукой рот и нос, но, увы, опоздала – в лицо ударило зловоние мочи и экскрементов. Тротуар всколыхнулся и оказался чуть ли не перед глазами.
Затем кровь вновь прилила к мозгу; зрение постепенно прояснилось. Я заставила себя присмотреться к находке внимательнее. Обнаженное женское тело, худое как скелет. На вид старше девушки с кладбища Кроссбоунз. Я разглядела на животе шрам, какой обычно остается после операции на аппендиксе, похожий на тонкую серебристую линию. Все остальные шрамы были свежими – целая сеть багровых крестиков, покрывавшая все тело убитой.
Убийца пощадил лишь ее лицо. Когда-то она была красивой. Тонкий курносый носик, лицо в форме сердечка, черные брови. Рот приоткрыт, будто она не успела досмеяться какой-то шутке. Впрочем, последние секунды ее жизни наверняка стали жуткими: покойница, как вытащенная на берег рыба, хватала ртом воздух. Скоро эта несчастная окажется в морге, займет место рядом с девушкой, которую я обнаружила на кладбище Кроссбоунз.
Испугавшись, что меня стошнит, я отступила назад. Затем дошло, что убийца оставил труп всего в паре шагов от автобуса брата. Подбежав к окну со стороны водительского сиденья, я принялась колотить по стеклу обоими кулаками. Потом потянула ручку. Дверца открылась. От ужаса сердце как провалилось куда-то. Может, с Уиллом все в порядке, он просто забыл запереть дверь автобуса? Встав на колени на водительское сиденье, я заставила себя заглянуть в глубь темного салона. Постель была пуста, но никаких следов борьбы я не обнаружила. Напротив, все говорило о том, что брат решил начать новую жизнь. Старые газеты Уилл выбросил, одежду сложил аккуратными стопками, ботинки поставил под койку. С ним точно все в порядке, он просто ушел куда-то погреться.
Я вылезла наружу и натянула на тело край черного полиэтилена, задев при этом рукой ее ледяное лицо. Похоже, ее подбросили сюда ночью, оставили замерзать на мостовой. По мобильнику вызвала полицию. Тем временем из своих квартир начали выходить жильцы. Матери в кашемировых пальто и туфлях на тонком каблуке усаживали детей в стоявшие на парковке «Ауди» и «БМВ». Я стояла возле убитой и чувствовала на себе их косые взгляды. По их мнению, из-за оборванок в дешевых спортивных костюмах – вроде меня – наш приличный дом утрачивает респектабельность.
Первым приехал Бернс на своем обшарпанном «Мондео». С трудом выбравшись из машины, он тяжелой поступью прошел через всю парковку. Когда приблизился ко мне, я отметила про себя, как тяжело он дышит. Лицо старшего инспектора было мучнисто-белым, лишь белки глаз покраснели от лопнувших сосудиков.
– Снова вы за свое, Элис.
– Извините, Дон. Похоже, это входит у меня в привычку.
– С вами все в порядке? – спросил он и, чтобы получше рассмотреть меня, подтолкнул пальцем очки ближе к переносице.
– Не уверена. Не могу точно сказать.
Я посмотрела на руки. Они хоть и замерзли, но все-таки не дрожали. Сознание очистилось, и мертвое тело в саване из черного полиэтилена больше не пугало меня. Никакой реакции, лишь огромная брешь там, где следовало быть моим мыслям.
– Давайте посмотрим на нее, – сказал Бернс и, наклонившись, заглянул в лицо убитой.
Незрячие глаза смотрели мимо Бернса, словно убитая хотела встретиться взглядом со мной. Взвыла и вскоре смолкла сирена патрульной машины, когда та остановилась в паре метров от нас.
Бернс продолжал разглядывать лицо мертвой женщины.
– Бедняжка, – буркнул он себе под нос и, выпрямившись, перекрестился. Не иначе, дали знать о себе шотландские корни.
Парковка тем временем пришла в движение. Приехала «Скорая помощь», два полицейских фургона и патрульная машина. Кто-то перегородил проезжую часть дорожными конусами. Мне на талию легла чья-то рука. Я оглянулась и увидела Альвареса. Этот наглец, как обычно, вторгся в мое личное пространство – красивый, растрепанный и хмурый. Губы крепко сжаты: наверное, любое происшествие оставляло его одинаково безучастным.
– Вы не слишком хорошо выглядите, – негромко произнес он. – Не хотите присесть?
Мои плечи уже начали трястись, так что спорить не имело смысла. Альварес подвел меня к скамейке у входа в мой подъезд.
– Это какое-то наваждение, – сказала я ему. – Встала рано, совершила пробежку и наткнулась на нее. Завернутую как подарок ко дню рождения, который я должна была рано или поздно отыскать.
– Я бы не стал так говорить, – возразил Альварес. – Вам просто не повезло.
– Что-то часто мне не везет.
Мои пальцы исполняли на коленях пляску святого Витта. Альварес взял меня за руку, и я не нашла в себе сил ее отдернуть. Зато появилась возможность поближе рассмотреть его обручальное кольцо – толстый кусок белого золота с прямыми кромками. Никакой гравировки, лишь обычные царапины и потертости, что появляются со временем. Похоже, он носил его давно, но почему-то я даже не вспомнила о его жене. Глядя на нас со стороны, любой наверняка бы решил, что мы – супружеская пара, пытающаяся сохранить брак. Высокий, атлетически сложенный мужчина и его хрупкая блондинка-жена, которая хлюпает носом, из последних сил стараясь не расплакаться.