Самая прекрасная музыка

Донна села в кресло рядом с Доктором и огляделась. Огромный сводчатый зал был переполнен. Здесь не осталось буквально ни одного свободного места. Внимание мужчин, женщин, собаколюдей, гигантских раков – то есть всех разновидностей инопланетян, или кем бы они ни являлись, – было приковано к сцене, расположенной в передней части обширного помещения.

– Возможно, нам следовало приодеться, – заметил Доктор.

– Кому-то из нас, – ответила Донна.

– Ой… – казалось, он впервые заметил на ней платье. – Да…

– Как все это следует понимать?

– Не беспокойся, – заверил ее Доктор. – Они собрались здесь, чтобы слушать, а не смотреть. Нам еще повезло, что достался билет.

– Ты уже говорил.

– Неплохие, кстати, места.

– Итак, – продолжила Донна, – помимо самой прекрасной музыки во вселенной – хотя мать всегда мне говорила, что лучше «Битлз» музыки нет, – чего еще я должна здесь опасаться? Скажи хотя бы, где мы? Тут будут лазеры и танцоры? Нам придется зажигать свечи или типа того?

Доктор наклонился к ней поближе и тихо ответил:

– Это не совсем обычный концерт. Он знаменит во всей вселенной: «Концерт самой прекрасной музыки в Церкви Высокого Превознесения Потрясающих Небес» – это наиболее значимое культурное событие до начала Литературной Олимпиады в поместье Сплатт. Его играют только раз в десять лет.

Донна удивленно подняла брови.

– Обалдеть. А я думала, что «культура» – это что-то про йогурты.

Доктор ухмыльнулся.

– Неплохо, – сказал он, – даже смешно. Но нет, «культура» – это не про йогурты.

– Ну и что же в нем такого особенного? Лучшие группы вселенной дают благотворительный концерт?

– Всего одну пьесу. Полагаю, выступит дитя – лучший учащийся церковной школы. Он сыграет на инструменте, который называется «лассиматор». Это что-то среднее между флейтой, блок-флейтой и диджериду.

– И оно издает прекрасную музыку?

– Самую прекрасную.

– Хорошо, – сказала Донна, увидев, что зал стал темнеть, – давай заценим.

Не последовало ни объявления, ни какого-либо вступления. Просто сцена осветилась прожекторами и вперед медленно и неуклюже вышла странная фигура.

– Ты же сказал, что будет ребенок, – прошептала Донна.

– Его зовут «Дитя Музыки», – ответил Доктор. – Наверное, я не вполне ясно выразился.

– Тшш! – шикнул кто-то позади Донны.

– Шикайте про себя, – ответила она громко через плечо. – Здесь, между прочим, музыку слушают!

На сцене меж тем согбенный грузом прожитых лет старик с седыми волосами, еле прикрывающими пятнистую голову, поднес длинную деревянную трубу к губам и выдул из нее первые звуки.

Когда он закончил играть, в зале повисла абсолютная тишина. Публике понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, после чего грянули аплодисменты.

– Это было… – Донна покачала головой – она не могла подобрать слов, чтобы описать услышанное.

– Правда же? – спросил Доктор. – Это Самая Прекрасная Музыка – по-другому и не скажешь.

– Просто фантастика!

– Сейчас всего лишь антракт. Вторая часть будет еще более потрясающая. И если нам по-настоящему понравится, – голос Доктора понизился до шепота, – то мы сможем послушать ее еще раз через десять лет.

Они прошли по проходу между рядов кресел, влились в общую толпу и вместе с ней покинули огромный сводчатый зал, оказавшись в фойе. Монахи и священники Церкви Высокого Превознесения стояли у дверей и кланялись всем выходящим. Лица их были скрыты под тенью тяжелых капюшонов.

– Направо, – сказала Донна, осматривая толкающуюся массу из людей и других форм жизни, которая кипела вокруг. – Я уже тут немного освоилась. Раздобудь денег, и я куплю нам мороженое.

В дальнем конце фойе оказался магазин подарков, зайдя в который Доктор принялся с интересом разглядывать маленькие пластиковые лассиматоры и эластичные резиновые фигурки, изображающие Дитя с инструментом. Там же были открытки с изображением наружной стороны Церкви Высокого Превознесения, дрейфующей на своем маленьком острове посреди Петронического океана, а еще – гравированные стаканы и обычные путеводители.

Но что по-настоящему привлекло его внимание, так это огромная подарочная книга с фотографиями, снимавшимися на всех концертах на протяжении нескольких сотен лет. Уголки страниц были загнуты, а корешок немного ободран. Из-за этого она продавалась вполцены.

– Что-то интересное? – спросила Донна, подав Доктору картонный стаканчик с чем-то холодным светло-зеленым внутри. – Не знаю, что такое «миндоролан» и «яниссари», но это все, что там оставалось.

Доктор поставил стаканчик с мороженым на ближнюю полочку и показал Донне иллюстрации.

– Триста двадцать лет назад, – пояснил он, – самый первый концерт.

– Здесь же действительно ребенок, – удивилась Донна. – Ему не больше шести лет. Так вот в чем дело. Называть музыканта «Дитя Музыки» – это старая традиция…

– Не совсем, – ответил Доктор, перевернув страницы. – Десять лет спустя он уже подросток. А еще через десять лет – ему двадцать с лишним.

– Значит, ему разрешили сыграть еще, – сказала Донна с полным ртом мороженого.

– И еще, – Доктор переворачивал страницы.

Донна прекратила ковырять ложкой в стаканчике.

– Он становится все старше.

Доктор кивнул, продолжая пролистывать страницы.

– Все старше и старше. И продолжает стареть.

– Это одно и то же дитя! Все эти годы… века. Бедный человек. Он, наверное, сейчас такой старый…

Звон колокола возвестил о скором окончании антракта. Доктор поставил книгу обратно на полку.

– Хочешь мое мороженое? – спросил он Донну. – В меня что-то не лезет.

Донна поставила свой стаканчик на полку рядом со стаканчиком Доктора.

– В меня тоже.

Доктор был прав – музыка во второй части оказалась еще более прекрасной. Но если до этого Донна ощущала бодрость и прилив сил, то теперь все было иначе. Она разглядывала немощного иссохшего старика, стоящего перед ними на сцене в свете одинокого слабого прожектора. В этот раз в музыке ей слышалась огромная печаль.

К тому моменту, когда концерт закончился, щеки Донны были уже мокры от слез.

Доктор взял ее за руку и повел – но не по направлению к выходу, а навстречу потоку зрителей – к передней части зала.

– Куда мы идем?

– Повидаться со звездой этого шоу.

Доктор одним прыжком запрыгнул на сцену и, повернувшись к Донне, помог забраться ей.

– Ты не говорил, что придется бегать и прыгать, – сказала она. – Иначе я бы не стала надевать такие каблуки.

Позади сцены они обнаружили каменный коридор. Монах в капюшоне шагнул навстречу Доктору и предостерегающе поднял руку.

– Сюда ходить запрещено, – произнес он резким хриплым шепотом.

– Только не для нас, – ответил Доктор, показав телепатическую бумагу. – Президент фан-клуба «Дитя Музыки». А это – вице-президент. Мы здесь по делу.

И он решительно шагнул вперед.

Донна услышала хриплые крики монаха позади, и они ускорили шаг. Впереди показалась сутулая фигура Дитя Музыки, бредущая по коридору в сопровождении нескольких других монахов с накинутыми на головы капюшонами.

– Подождите! – закричал Доктор, перейдя на бег. – Только на пару слов!

Один из монахов развернулся и перекрыл им путь. Он положил руку в черной перчатке на плечо Доктора и стал его отпихивать. Доктор шагнул в сторону и попытался прорваться вперед, выкрикивая через плечо монаха:

– Просто хотел сказать вам, что это было чудесно. Музыка – прекраснейшая! Абсолютно невероятная. Никогда не слышал ничего подобного!

Иссохший старик медленно обернулся и вежливо кивнул.

– Спасибо. Вы очень добры.

– Эта музыка такая волнительная, – добавила Донна. – Прямо душу наизнанку.

– Мы можем что-нибудь сделать для вас, в знак благодарности? – поинтересовался Доктор.

Старик медленно подошел к ним, шаркая ногами.

– Для меня? – спросил он с удивлением.

– Совершенно верно.

Доктор навис над плечом монаха.

– Скажите мне, – сказал он неожиданно серьезным тоном, – честно и откровенно. Чего вы хотите? Что вы хотите больше всего в жизни?

Старик встретился глазами с Доктором, затем с Донной и в какой-то момент стал печальным. Затем медленно отвернулся, и она совершенно четко расслышала его тихий ответ:

– Я хочу умереть.

…Донна поднялась с холодной земли.

– Ну надо же! Нас выбросили из церкви монахи. Напомнило свадьбу Джинни, – ворчала она, отряхивая с себя пыль. – Ну и что мы теперь будем делать?

Доктор внимательно разглядывал тяжелую железную дверь, захлопнувшуюся за их спинами.

– Сама как думаешь?

По его тону Донна сразу догадалась, что он задумал.

– Мы будем вламываться обратно?

– Ну конечно! Мы же должны помочь этому бедному существу.

– Старику?

Доктор посмотрел на нее как на умалишенную.

– Нет. Другому бедному существу.

Но прежде чем она успела спросить, что именно он имел в виду, Доктор уже достал звуковую отвертку и отпер дверь.

Как только они оказались внутри, Доктор снова поднял отвертку, в этот раз загоревшуюся голубым светом. По мере того как он медленно поворачивался на месте, свет делался ярче.

– Нам сюда! – наконец сказал он.

– Так и что за существо? – переспросила Донна, стараясь не отставать от Доктора, устремившегося по каменному коридору прямо в сердце древнего здания.

– То, которое живет внутри лассиматора.

– Внутри музыкального инструмента живет существо, – удивленно повторила Донна.

– Я знаю. Я сам это только что сказал.

Внезапно Доктор толкнул Донну внутрь ближайшей ниши и закрыл ее рот рукой. Пару секунд спустя мимо них медленно прошли два монаха. Дождавшись, когда они уйдут, Доктор и Донна осторожно выглянули из ниши.

– Фух, прошли совсем близко, – прошептал Доктор.

– Не так близко, как этот, – ответила Донна, указав пальцем на быстро приближающуюся фигуру в капюшоне.

Монах поднял руку в перчатке и резко закричал.

– Бежим? – предложила Донна.

– Бежим, – согласился Доктор.

И они побежали.

И пока они бежали, преследуемые монахами, Доктор рассказывал задыхающимся голосом:

– Трудно сказать, какая именно раса установила ловушку в музыкальном инструменте, но существо в нее попало и провело там несколько столетий. Пока не начались эти концерты.

– Но почему?

Они свернули за угол. Звуковая отвертка светилась все более ярко, по мере того как они приближались к цели.

– Трудно сказать. Может быть, случайно. Может, кто-то на него охотился. Но теперь инструмент служит для него тюрьмой.

– А музыка? Печальная красивая музыка?

В самом конце коридора показалась дверь. Они уже почти добежали до нее, как вдруг рука в перчатке чуть не схватила Донну за волосы. Доктор толкнул дверь, которая, по счастью, сразу открылась, они проскочили внутрь, после чего Доктор тут же дверь захлопнул и поднес к ней звуковую отвертку. Донна услышала клик запираемого замка.

Секунду спустя раздались крики, и в запертую дверь забарабанило множество кулаков.

– Музыка, – сказал Доктор тихо, – это крик о помощи, который издает существо. Как ты понимаешь, оно уже довольно старое, и поэтому большую часть времени спит. Его пробуждает только Дитя Музыки своим осторожным дыханием.

Они старались говорить тихо, потому что в углу комнаты, скрючившись в кровати, спал старик. Даже во сне он крепко сжимал в руках свой инструмент.

– Старик – это единственный друг существа, – продолжил Доктор. – Больше о нем никто не заботится.

– Но почему он такой старый?

Доктор присел на краешек кровати. Старик пошевелился во сне.

– Существо мечтает о том, чтобы выйти на волю. Но также и о том, чтобы сохранить энергию и жизненную силу Дитя. – Доктор посмотрел на Донну с невыразимой грустью. – Только представь: существо может жить века, может даже тысячелетия. А тот единственный, кто о нем заботится должен будет умереть раньше. Оно очень боится пережить друга. Это как…

Доктор замешкался, подбирая слова.

– Это как жизнь волшебного дракона! – закончила Донна мысль за него.

Доктор кивнул.

– Да, именно это я и хотел сказать, – соврал он.

Стук в дверь усилился, и старик открыл глаза. Он с тревогой посмотрел на Доктора и Донну.

– Мы здесь, чтобы помочь, – заверил его Доктор и осторожно выдернул лассиматор из жилистых старческих рук. – Можно посмотреть?

– Вы нам поможете? – сипло спросил старик. – Действительно поможете?

Он увидел, как доктор нацелил звуковую отвертку на инструмент.

– Наконец-то… Я верю – вы сможете. Спустя столько долгих лет… – Старик закрыл глаза. – Я уже пробовал разбить инструмент, чтобы его выпустить. Но мне это оказалось не по силам…

Голос старика затих.

Дверь с грохотом распахнулась, и в этот момент инструмент взорвался. Мелкие обломки разлетелись по всему полу.

Яркий желтый свет вырвался из разбитого лассиматора и заплясал через всю комнату по направлению к крошечному окну, высоко пробитому в голой каменной стене.

Комната наполнилась звуками – парящими чудесными звуками, которые переливались и вибрировали вместе с мерцанием сияющего света.

– Оно поет, – осознала Донна. – Поет для нас.

Старик, лежащий на кровати, в последний раз вдохнул и улыбнулся. Предсмертные слова его прозвучали как тихий выдох:

– Спасибо вам.

Свет прожег оконце насквозь и исчез. Последние ноты, выпетые существом, повисли в воздухе, и наконец все затихло.

Фигуры с капюшонами стояли напротив Доктора и Донны. Еще больше монахов собралось у дверей.

– Что это было? – спросил один из них скрипучим голосом, полным благоговения. – Что за чудесный звук?

– Музыка, прекрасней которой не бывает, – ответил Доктор. – Музыка свободы.