Московская область, СССР. Поселок Мосрентген. 22 июля 2010 года
До Москвы мы добрались самолетом Михаила Ефимовича, в Кубинке нам подали машину марки «Вольво». Аэродром был военный, военные смотрели на раскатывающих на иномарках разведчиков с плохо скрываемым раздражением.
Путь наш лежал в Мосрентген. Это один из поселков, который сейчас уже слился с Москвой. Наряду с Теплым Станом, Балашихой и некоторыми другими местами, которые засекречены – это был пункт базирования подразделений советского спецназа. Одно время тут базировалась «Альфа», первый в СССР спецназ, заточенный на борьбу с терроризмом. Но потом они отсюда съехали, объект отдали ПГУ КГБ. ДорНИИ после того, как Управление В стало работать на постоянной основе, был переполнен, места не хватало, потому для нужд КУОС и «Каскада» частично приспособили Мосрентген. Там же хранилось снаряжение временных групп, в том числе, получается, и мое…
Я ничего не сказал Янкелю, как тот не спрашивал. Боялся сглазить.
Пост, удостоверение Михаила Ефимовича – тот еще по старинке носил красные корочки вместо пластиковой карточки с разводами, как от бензина, которые недавно всем выдали. Знакомые, угрюмые здания, ангары, какие-то люди, внешне ничем не занятые. Наверное, так же выглядит Герефорд в Англии, Форт Брэгг в Северной Каролине…
– Куда? – обернулся водитель.
– К складу.
Едем к складу. Михаил Ефимович нетерпеливо поглядывает на часы – он носит скромные «Сейко». Не выделяется.
Подъезжаем к складу. Кто-то узнает меня, кидает руку в приветствии.
– Здравия желаю…
Не отвечая, быстро иду внутрь. Это тут я как раз и ругался, что мне берцы выдали не по норме положенности – нам положены специальные, а мне выдали обычные, десантные. Вот как раз на ассоциации и пришла мысль про склад.
Склад на первом этаже, иду сразу туда. Там никого, значит, затишье, группы на задание не собираются.
– Здравия желаю.
– Васнецов. Место хранения сто тридцать.
Каптер сверяется с компьютером.
– Опечатано.
Михаил Ефимович уже здесь, он молча достает удостоверение. Несмотря на то что внешне это обычное удостоверение, кое-какие завитушки дают понять, что это не обычный полковник госбезопасности…
– Мне надо пройти внутрь…
Кладовщик отодвигает задвижку. Как выглядит склад, я себе представляю. Так как среди бойцов есть немало тех, кто из регионов – за каждым тут закреплен индивидуальный шкаф за номером, там лежит лично его снаряжение. По его ростовке, меркам и все прочее – тут лежит и то, что мы покупаем за свои деньги, что в норму положенности не входит. Кроме того, есть в складе и «общий отдел» – там лежит групповое снаряжение, которое не закреплено ни за кем конкретно.
Так… вот и мой шкафчик. Он отпирается двумя замками, ключ от одного у меня, от другого – у кладовщика. Понятно, что все перерыли, но ничего не нашли. Кладовщик отпирает один, я другой, хватаю костюм, в котором был на крайнем задании и начинаю рыться в карманах – неужели нет?
…
Поднимаюсь на второй этаж. Кровь на лестнице (она, кстати, каменная), кровь на площадке, кровь в комнатах – везде кровь. Дом сложен так, что низ – из местного камня с цементом, а верх – легкий, деревянный, пуля только так прошибает.
– Кто?
– Кабан.
В большой комнате мебели совсем нет, пол застелен ковром, и на нем – спальники, воняет бараниной, дерьмом, кровью. На стене углем или краской метка – кибла, направление на Мекку. Трупы сложены в небрежный ряд у стены, все – с разбитыми головами – контрольными стреляли. Крови натекло столько, что она собралась в лужу и медленно просачивается к двери. Тут же отдельно – автоматы, сброшенные пустые магазины…
Семь человек. Спальников двенадцать. Нехреново тут устроились.
– В соседней…
Захожу в соседнюю. Тоже спальники, тоже нет мебели – только на стене распят человек. Стволом отодвигаю длинные волосы – это Юсеф. Его прибили гвоздями к стене, после чего начали медленно снимать кожу с ног. Афганцы, значит, тут афганцы. Для них это не проблема. Как-то раз, еще в первую командировку, они попытались запугать нас пленным, сделали «тюльпан». Я не буду говорить, что мы сделали в ответ – военная прокуратура работала и работает с неотвратимостью гильотины. Но скажу одно: больше духи нас пугать не пытались. Убивали – было дело. А мы – их. Но пугать – больше не пытались. Потому что дотумкали, мы – не призывники зеленые. И меряться с нами одним местом бессмысленно. Нет ничего такого, что мы не могли бы повторить и даже творчески усовершенствовать.
Гудят мухи… гудит в голове… медный привкус крови оседает на языке. Давненько такого не видел. Интересно, а американцы, которые сюда ехали, им это как? Мозг не жмет?
Ну, ладно…
Кровь уже почти ссохлась на полу черной лужей, рядом лежит нож, каким это сделали. Небольшой, какой-то странный – не похож на восточные ножи. Поднимаю, смотрю… да, не восточный, карманный какой-то. Интересно, кто это рукастый такой?
…
Есть!
Я достаю из кармана ножик – обычный, ничем не примечательный карманный складничок. Показываю его Янкелю.
– Это я взял на месте. Валялось, смотрю, маленький, удобный. Взял и сунул в карман.
– Агой ахозар…
Наверное, его нашли. Посмотрели и положили на место. Складник и складник, что в нем такого-то? Не восточный кинжал.
Михаил Ефимович взял нож, посмотрел на него со всех сторон, будто бы определяя его ценность. Потом взвесил на руке, попробовал поместить его на палец, определяя центр тяжести. Потом постучал рукояткой о стол, потом еще раз. Повернулся к ошалело наблюдающему за нами кладовщику.
– Дай что-нибудь острое…
