Будущее не наших отцов
Я сижу в кресле с подставкой для ног, наблюдаю, как снаружи занимается серый рассвет, и нервно барабаню пальцами по коленям. Нащупываю в кармане платиновую монету. Встаю пописать и на обратном пути заглядываю в кухню. Холодильник ломится от продуктов, но, похоже, все протухли. Пожалуй, не рискну их есть. Надо было купить впрок свежих овощей, но я об этом как-то не подумал. Разучился планировать наперед.
За пределами своей раковины я просто ходячий призрак.
Наливаю стакан воды из-под крана. «П’ра бы встать да наружу п’йти», — раздается у меня в голове голос Тил.
Мне действительно не мешало бы прошвырнуться по городу, поправить свой сбитый компас. Насладиться вновь обретенной свободой. Погулять — с друзьями либо в одиночку. Только вот не хочется ни капельки. На меня обрушилось море информации, и я не знаю, как быть с этими тайнами. Нельзя делиться ими ни с кем — слишком опасно. Я помню совет Джо остерегаться СНЗВ. Может, мне не следовало даже появляться здесь.
Днем, когда солнечный свет отражается от серо-голубых стен квартиры, я тону в неразберихе мыслей, захлебываюсь жалостью к себе, но после заката сгущается непроглядная тьма и становится еще хуже. Меня терзают воспоминания — сбивчивые, бессвязные, одно дерьмовей другого.
С тех пор, как я завладел монетой, произошла целая куча событий — удивительных, и радостных, и ужасных, но история Тил все не отпускает меня, я снова и снова возвращаюсь мыслями именно к ней — юной девушке, бегущей от несправедливости. Девушке, которую мы не смогли спасти ни от этого древнего и таинственного места, восточной штольни, ни от жестоких соплеменников, творящих порой такую хрень, что их предшественники-идеалисты в гробу вертятся.
Иногда я поражаюсь, сколько же в нас, людях, дерьма.
Космодесантников должны интересовать только сражения, вмешиваться в другие дела нам запрещено. Нельзя вкладывать деньги в войну и во все, что с ней связано. Нельзя вылезать из раковины. Я вернулся на Землю всего двое суток назад, ночью поспал урывками, а день провожу в полном одиночестве — сижу у окна, обмотанный влажными полотенцами, и жду, когда остатки космолина покинут мой организм вместе с потом. Глазею на торговые корабли, грузовики и снующие туда-сюда прогулочные катера. Наблюдаю, как бьется пульс экономики, подгоняемый изобретениями гуру. Смотрю на весь этот необъятный, шумный, звезданутый мир…
И слушаю отзвуки голоса Тил. Мне вспоминается ее акцент, и как забавно она порой строила фразы. Ее слова, сказанные незадолго до того, как она окончательно предала свой народ и открыла нам, кучке заплутавших космодесантников, дверь в марсианскую сокровищницу.
«Вы меня спасать станете».
Плевать на все: на войну за Марс и на наше возможное поражение. Я слышу голос Тил и верю, что она жива, и когда-нибудь я увижу ее снова. Я отказываюсь верить в обратное. И пусть сейчас у меня не больше сил долететь до Марса, чем у кружащих за окном чаек, я знаю, что вернусь и найду ее.
Значит, еще один бросок на Красную планету. Хоть я и клялся, что ноги моей больше не будет на Марсе. Хоть Джо и начнет меня отговаривать.
Но я дал еще одну клятву — пообещал Тил, что передам платиновую монету.
Просто пока я не знаю, кому.
