Глава 7
– Пулеметы «ПК» и «ПКС», коробки на 250 патрон. Четыре пулемета по углам, на башнях. Простреливают стену на все стороны. Еще четыре пулемета и миллионы патронов калибра 7.62 в арсенале. Двести автоматов. Шумо-световые гранаты. Триста пистолетов «макаров», плюс патроны к ним. Три снайперские винтовки «СВД». Про дубинки и щиты говорить не буду, как и про баллоны с «черемухой», они нам ни к чему.
– То есть фактически можно держать оборону месяц как минимум?
– Какой там месяц! Полгода! Беспрерывно палить, и все равно патронов хватит!
– Здорово! – мрачно бросил Зимин, постукивая пальцами по столешнице. – На кой черт вам такой арсенал? Из камер выйти невозможно, и зачем ТАКОЕ?!
– А я откуда знаю? – так же мрачно заметил Конкин. – Могу только предполагать! Тюрьма особого режима, заключенные, что здесь содержатся, – особо опасные, а даже у особо опасных есть друзья, тоже опасные, и они могут попробовать взять тюрьму приступом, чтобы освободить своих подельников. И как их остановить? Только пулеметами! Ну и автоматами, само собой разумеется. Оружие старое, армейское, но исправное – как и все «калашниковы», их трудно испортить. Кстати сказать, научиться стрелять – раз плюнуть. Если научился стрелять из арбалета – из автомата научиться как нечего делать. Тир есть под тюрьмой, патронов хватает, так что… Дело тухлое. Пойдем в лоб – полягут десятки тысяч штурмующих. Тебе виднее, как штурмовать крепости, ты военный. А я охранник!
– Умеешь только по ребрам бить беззащитных и безоружных да водку жрать… – задумчиво заметил Слюсарь и был награжден презрительной гримасой майора:
– Чья бы корова мычала! Ментовская рожа – нажраться и по людям стрелять! Таких, как ты, нужно было на месте расстреливать, а не по судам таскать! Оборотень поганый…
– Я сейчас тебе башку разобью, цирик поганый! – Слюсарь привстал с места, красный, мечущий глазами молнии. Еще секунда, он набросится на супостата, и в шатре начнется безобразие. Зимин напрягся, готовый вмешаться, но не успел, Уонг сделал это раньше.
– Сидеть! Говорить только по делу и на нашем языке! Кто не выполнит приказ, будет жестоко наказан, обещаю! Говори – ты!
Он указал на Зимина, откинулся на спинку кресла, разглядывая собравшихся за столом чужеземцев. Последние двадцать минут он и человек рядом с ним молчали, не вмешиваясь в разговор этой троицы, – пусть выскажутся. Из вороха информации можно что-то и выудить. Наверное.
– Что говорить-то? – устало, с оттенком неприязни переспросил Зимин.
– Говори, рассказывай, как ты видишь взятие крепости. Это возможно? Что за оружие эти… пу-ле-ме-ты? Автоматы? Что это такое?
– Автоматы – такие же штуки, что притащил с собой он, – показал на Конкина. – Пулеметы – гораздо мощнее, имеют больше зарядов. Как только кто-то взберется на стену – их сметут, как веником. Пуля из пулемета пробьет сразу двоих-троих людей или больше. Шансов никаких. И лестницы не поставить. Во-первых, высоко. Во-вторых, как только попытаются поставить – тут им и конец. «Калашников» бревно в двадцать сантиметров толщиной пробивает навылет. Это вам не стрела.
– Звучит, конечно, сказочно, – фыркнул человек рядом с Уонгом. – Сколько в этом правды – я не знаю. Но да ладно – тогда расскажи, как подобраться к этой крепости? Как попасть внутрь? Как всех убить?
– Прокопать тоннель под землей. Заложить под стену заряд. Потом под прикрытием толстых бревенчатых щитов подобраться к пролому и ворваться внутрь.
– Потери?
– Большие. Очень большие, – пожал плечами Зимин. – Ну а что вы хотели? Это настоящее оружие, а не какие-то дурацкие железяки!
– Еще какой-то способ есть? – Уонг и неизвестный абориген переглянулись. – Или все так… в лоб?
– Есть. Ночью взобраться на стену, перебить охранников, спуститься и вырезать всех спящих. Только тут вот проблема – стена освещается, просматривается на всем протяжении. Тот, кого заметят, – обречен. И вся операция тоже обречена на провал. Это можно попробовать сделать только один раз.
– А если все-таки атака с воздуха? Драконы? Они спалят все башенки!
– Уверен, стрелкам отдан приказ стрелять во все, похожее на драконов. Пулемет бьет на километр. Вы даже подлететь не успеете – всех ссадят на землю. Если не дороги драконы – можно рискнуть, попробовать. Но эта затея обречена на провал.
– Я ему не верю! – Незнакомый абориген встал с места и презрительно посмотрел на землянина. – Этот здоровяк врет! Он ничего не понимает в войне и только пыжится, изображая умение! Мне нужны пять сотен самых ловких рубак, и я возьму эту сраную крепость! Выстроим щиты, подойдем ближе, поставим штурмовые башни – и конец негодяям! А если еще и драконы…
– Драконов не будет! – быстро сказал Уонг. – Властитель запретил использовать драконов в штурме крепости!
– Обойдемся, – пренебрежительно дернул плечом абориген и вышел из шатра.
– Слышали? – со вздохом спросил Уонг. – Это командующий армией Шадой Гангуз. И он вам не верит.
– Мне плевать, верит он или не верит, – сквозь зубы процедил Слюсарь. – Если Зимин сказал, значит, так и есть. Я ему верю больше, чем кому-либо в этом мире. Этот парень видал виды!
– А ты что скажешь, надзиратель? – прищурился Уонг.
– Все точно, – хмуро бросил Конкин. – Этот ваш… идиот! Разве можно пренебрегать знаниями людей, которые знают вопрос лучше, чем кто-либо? Типичный солдафон!
– Типичный солдафон… – снова вздохнул Уонг. – И что предлагаешь?
– Предлагаю дать возможность солдафону обосраться, а тем временем придумать какой-нибудь хитрый способ войти в крепость. Не верю, что такого нет.
– Дать возможность… – усмехнулся Уонг. – Придерживайте языки, иначе вам их быстро обрежут. Гангуз из древнего рода воителей, человек чести. Он просто зарубит наглого простолюдина или тем более раба, осмеливающегося его оскорблять. Учтите это.
– Все-таки каков наш статус? – после недолгого молчания спросил Зимин. – Ради чего мы будем рисковать?
– Вам же сказано – ради жизни! – бесстрастно заметил Уонг. – Слышали, что сказал Властитель?
– Слышали. Но разве ты не знаешь, что люди, у которых мотивация больше, чем сохранение жизни, и работают лучше? Служат лучше? Ну вот представь – мы влезли в крепость. Я – специалист по диверсионным операциям, можно сказать – элитный убийца. Слюсарь хоть и болтун (Но-но! Потише!), но тоже неплохой, обстрелянный вояка. Конкин – по его чугунной роже видно, что боец еще тот. И вот мы влезли туда, и где гарантия, что не присоединимся к восставшим? Зачем нам помогать вам, тем, что планируют держать нас в рабах?
– А что бы ты хотел? – медленно, вкрадчиво спросил Уонг, глаза которого стали похожи на глаза змеи – холодные, остановившиеся. Но Зимин не испугался, не дрогнул. Он чувствовал, что ведет линию переговоров правильно, в нужном русле. А еще знал, что нужен Властителю так, как никто другой.
– Высшим статусом у вас обладают дворяне. Я хочу иметь дворянский титул. Не самых родовитых дворян, но дворян. Замечу, что мы не рабы, мы чужеземцы. И если оказываем Властителю услугу, важную услугу, при этом рискуя своей жизнью, – значит, должны иметь справедливое вознаграждение. В конце концов – приз очень велик! И разве это большая цена, если Властитель своим указом даст нам какой-нибудь небольшой дворянский титул?
– Молоток, Николаша! – выдохнул Слюсарь. – Да! Именно так! Эй, цирик, ты чего язык в жопу заткнул? Вякни чего-нибудь по этому поводу!
– Я сейчас тебе так вякну, зэк поганый, ты у меня будешь лететь и пердеть метров сто! – ощерился Конкин. – Я согласен с Зиминым. Я человек свободный и работаю за вознаграждение! В конце концов – это моя крепость! Я в ней хозяин!
– Уже – нет, – осклабился Уонг. – Ты болван, который допустил дворцовый переворот! И низложен! Эй, Зимин, начистоту – у тебя есть план?
– Есть, – бесстрастно сказал Зимин и пожал плечами. – Но я буду исполнять его только после того, как получу на руки указ Властителя, где будет сказано, что теперь я мелкопоместный дворянин, свободный человек, и все такое прочее.
– Твои требования распространяются на остальных заключенных? – быстро спросил Уонг, глядя в темные глаза чужеземца.
– Нет. Они заслужили свое рабство. И мне на них плевать. Растлители, убийцы, негодяи всех мастей! Я бы лично им поотрубал башки!
– А те, охранники из крепости… что остались в живых – насчет них как? – продолжал допрашивать Уонг.
– Никак. Убивать я их не хочу, но если придется – убью. Если они поднимутся против меня. А они поднимутся.
– А против тебя, Конк Ин? – Уонг произнес фамилию на китайский манер, но Конкину было наплевать.
– Не знаю. Кто-то поднимется, кто-то нет. Только сомневаюсь, что им дадут волю. Скорее всего все женщины уже сидят по камерам и их используют по назначению. – Его передернуло, когда представил, как Семенов нагибает Настю, раздвигает ей ноги… а она кричит, кричит, кричит… может от боли, а может… от удовольствия? А что – вполне может так, что и от удовольствия. Женщины любят победителей… И тут же выругал себя – Настя не такая!
– Мне понадобится часть заключенных, – вдруг подал голос Зимин. – Там есть чеченские террористы, есть бандиты, которые обращаются с оружием так, как дышат. Когда мы попадем в крепость, придется вооружаться нашим оружием, а они им владеть умеют. В отличие от твоих людей, Уонг… господин! Мне нужны будут с десятка два бойцов – самых умелых и опытных. И в этом мне поможет Конкин – он должен знать личные дела заключенных. И тогда придется обещать свободу и этим отморозкам.
– А где гарантия, что ты сам не захватишь власть в крепости? – быстро спросил Уонг. – Захватишь пуле… пулеметы и начнешь убивать нас? Это как?
– Мое слово. Я человек чести. – Зимин посмотрел в глаза Уонгу. – Хотите – верьте, хотите – нет, но я всегда держу свое слово. Это мое правило. Я лучше не дам слово, чем его нарушу. И я уже прослежу, чтобы никто другой слова не нарушил. – Зимин покосился на Конкина и Слюсаря. – Убью своей рукой любого предателя.
– Честь, говоришь? А еще что нужно для успеха дела?
– Шелк. Шелковую ткань. Много! И тонких крепких веревок много. Ремни. Шнуры. И швеи, которые умеют это все шить – быстро, крепко, умело. А кроме того – если вы смогли внедрить нам знание языка, может, сумеете научить обращению с мечами, луками, копьями? Другого-то оружия у нас пока не имеется. Чем воевать? Конкин, у тебя много патронов осталось в магазине?
– Едва половина, – мрачно кивнул Дмитрий. – Я один рожок выпустил, другой вставил и с него немного пострелял. Так что он почти пустой. Десятка полтора патронов, не больше.
– Полтора десятка трупов, – медленно, раздумчиво протянул Зимин, что-то соображая, и вдруг спросил: – Скажи, господин Уонг, ваши драконы смогут поднять двоих сразу? Управляющего драконом и меня, к примеру?
– О господи! Только не это! – простонал Слюсарь. – Я понял! Коля, ты охренел! Мы все поразбиваемся нахрен!
– Молчи! – прикрикнул Зимин, готовый ударить Слюсаря за распущенный язык. – Итак, драконы поднимут двоих?
Уонг молчал секунд тридцать. Когда уже казалось, что не ответит, медленно и с расстановкой сказал:
– Вообще-то это государственная тайна – грузоподъемность дракона. Но я могу вам сказать, что короткое время – примерно около двух часов, – он сможет нести и трех человек. Если предпринять кое-какие действия, о которых я умолчу. Что касается шелка, веревок – это дело возможное, но займет время. Они совершенно необходимы?
– Да. И как можно быстрее. И еще – два дня – срок нереальный. Четыре дня. Если только вы не сумеете сшить то, что мне нужно, за одну ночь.
– Подумаю. Что касается обучения владению боевыми искусствами – возможно. Но! Вы будете вспоминать, но не уметь. Не поняли? Объясняю – ваша память будет помнить, как будто вы много лет назад умели владеть мечом или копьем, но мышцы ведь не помнят! Чтобы их заставить повиноваться, нужно время и тренировки. Недели, месяцы тренировок! И тогда вы приблизитесь – только приблизитесь к уровню мастера, который отдал вам свою память! Понятно?
– Понятно, – кивнул Зимин. – Так что там насчет указа о дворянстве?
* * *
– Что, вот так просто и потребовал? Дворянства?!
– Потребовал. Дворянства.
– Наглец! Негодяй! Да я его уничтожу! И всю эту шайку чужеземных бледных свиней!
– Твоя власть, Величайший. Тебе виднее, что сделать с чужеземцами. Как я могу тебе советовать?
Властитель подозрительно покосился на советника, презрительно скривил губы:
– Намекаешь, что хочешь покинуть пост? Удалиться от дел? Бросить меня?
– Только по твоему разрешению, Величайший! Разве я могу так просто взять и оставить свою службу? Можно, я задам вопрос?
– Давай без церемоний, хорошо? Время дорого, не хочется тратить его на бессмысленные словеса! Я тебе тысячу раз это уже говорил!
– Боюсь расслабиться и забыть о манерах в самый неподходящий момент, среди толпы соглядатаев. Лучше уж я буду говорить так… как положено. Я делаю все, что могу, и если мои советы тебе не нужны – пожалуйста, отпусти меня, и я удалюсь в свое поместье. Буду ловить рыбу, охотиться, тискать молоденьких наложниц и радоваться твоим успехам.
– Вот ты ж мерзавец, а?! Вон как повернул! То есть ты согласен с этим чужеземцем и считаешь – в его словах есть смысл? Что мне нужно вот так взять и подписать указ о введении его в дворянское звание?!
– Величайший, а что мы теряем? Ну – дать ему титул одного из Малых Домов, и все! Домов, которых уже нет! Без земли, без денег – просто титул, ни к чему не обязывающий! Пусть соберет в свой Дом всех чужеземцев, каких сочтет нужным, принять этот Дом на службу, пусть работают на Империю! Положить им плату за работу, дать кое-какие льготы, сделать вассалами трона – чтобы на сторону не смотрели. Вот, например, на этой земле – на той, где стоит теперь чужеземная тюрьма, – некогда существовал Малый Дом Геран, боковой ветвью уходящий под правящий ныне твой Дом. Все Гераны погибли во время заговора, который подавил твой отец, – они честно сражались на стороне трона. Их имущество мы влили в казну, так как наследников на него не было. Впрочем, кроме земли да воинского умения, у них ничего и не было. Будет правильным возродить имя этого Дома, и мне думается – Дом Геран сможет стать влиятельным домом.
– То есть этого заключенного… Зимина – Главой Дома? А его соратники?
– Просто свободные люди на службе у Главы Дома. Те, кто выживет.
– Еще раз – он потребовал шелк, веревки, ремни, а еще спросил – сколько человек поднимет дракон?! Как думаешь, что он задумал?
– Не знаю, Властитель. Зимин отказался говорить, пока не будет указа.
– А под пытками? Если с него снять кожу – расскажет?
– Может, и расскажет. Только зачем нам терять дельных людей, когда вокруг столько идиотов? Гангуз был у тебя, так? Обещал взять крепость пятьюстами людей?
– Обещал. И пока он не попробует этого сделать, я не приму решения по Зимину.
– А время? Почему бы не попробовать и то, и другое? Можно в документе поставить условие, по которому Зимин получает дворянство Малого Дома только после того, как захватит тюрьму. Не захватит – ничего не получит. И тогда делай то, что считаешь необходимым. Пойми, Властитель, я ведь переживаю за дело, я хочу, чтобы все было максимально эффективно! Чтобы не было осечек! Потому прислушайся к моему совету и начни работу по плану Зимина. Хуже не будет, точно.
– Сколько нужно шелка? Доставка займет время. И швеи – тоже время.
– Времени у нас хватает. Прилетел голубь – войско, что шло на подмогу мятежникам, рассеяно. Осталось добить здешних супостатов и уничтожить Великие Дома. Ох, как я мечтал об этом! Много лет мечтал! Их заговоры, их интриги, их вечное недовольство – головы с плеч мерзавцам! Кстати, Величайший, есть у меня одна мысль по поводу чужеземцев и заговорщиков. Я тебе расскажу. Мне кажется – тебе это все понравится. Зачем убивать людей Великих Домов руками наших солдат? Пусть это сделают чужеземцы! Потренируем их, и… на войну! Карателями! Они убийцы, подлецы, пусть поработают по специальности! А вот еще – выпустим на арену чужеземцев и людей из Домов-заговорщиков, и пусть чужеземцы их убивают!
– М-да… коварный ты тип… – Властитель усмехнулся, недоверчиво покачал головой. – Устроить резню на потеху толпе? А что, черни будет интересно! Вот, мол, какой справедливый этот Властитель, не пожалел родовитых дворян, напустил на них свору мерзких тварей из иного мира! И так будет с каждым! Что же… только стоит научить этих белокожих хотя бы удерживать в руке меч. Или топор. Или нож. И пусть развлекаются!
– Да, можно было бы сделать из них карательный отряд, – довольно кивнул Уонг. – Наши солдаты неохотно исполняют роль палачей, а этим ведь все равно – они убийцы, насильники! Вот пусть и убивают, насилуют тех, на кого мы укажем. Отряд белокожих демонов! Таких тварей убоятся даже профессиональные воины! Непригодных к воинскому делу – на арену, пусть подыхают, а тех, что могут драться, – в каратели.
– Интересная мысль, – хмыкнул Властитель. – Но только вот подождем результата атаки моего бравого Гангуза. Может, он уже сегодня принесет мне головы этих проклятых Синуа!
– Властитель, ведь ты не веришь в это. Зачем послал на убой пять сотен лучших воинов? Гангуз упрямый, как животное, он положит там всех своих латников!
– Посмотрим, – туманно бросил Властитель и с усмешкой посмотрел на поклонившегося советника. – Ну и положит. Зато мы будем знать, что на самом деле может оружие пришельцев! Считай это разведкой. Кстати, будет повод задать Гангузу показательную порку – в последнее время он что-то слишком много о себе возомнил. Неудача собьет с него спесь.
– Ты как всегда мудр, о Величайший!
Уонг поклонился до земли, попятился, но остался стоять. Властитель вздохнул:
– Ладно, ладно! Эй, секретарь! Да где ты там?
Из-за занавесей появился молодой мужчина с бесстрастным лицом статуи. Он не посмотрел на Уонга, лишь коротко поклонился, упершись взглядом в пол. В руках секретарь держал обычный набор – деревянные «моталки» с кожей для государственных указов, а еще – чернила, перья, мешочек с песком, все это на небольшой доске, висевшей на кожаном ремне, перекинутом через шею мужчины. Это было похоже на то, как если бы мелкий торговец собирался поторговать писчими принадлежностями.
– Слышал? Готовь пергамент. А ты, советник, иди – распоряжайся насчет шелка, веревок, ну и всего прочего. Скажи мерзавцу – я согласен. Но если у него не получится… пусть лучше сразу голову в пасть дракону кладет. Так будет надежнее. И вот еще что – штурм намечен на два часа пополудни. Приходи, смотреть будем.
Властитель вдруг заговорщицки, как уличный мальчишка, подмигнул Уонгу, и тот попятился, сдерживая выскакивающую улыбку.
С сильными мира сего нужно быть очень осторожным, даже если в детстве ты с ним рассматривал похабные картинки и мечтал о том, как трахнешь дочку придворной дамы Лелуа. В политике нет места сантиментам, нет места дружбе – даже детской. Только расчет, целесообразность и власть. Власть, ради которой все и совершается.
Власть – это деньги, деньги – это власть. И нет ничего слаще власти – тут тебе и дочки придворных дам, и вкусная еда, и все, что ты хочешь получить от жизни! За деньги можно купить все! Кроме бессмертия.
Увы, когда денег у тебя столько, что ты сам не знаешь их количества, наступает момент, когда они тебе не нужны. Когда понимаешь, что кусок хлеба, кусок сыра и стакан вина после тяжелого дня – достаточная награда за твой труд. Но уже поздно, и ты не можешь выскочить из колеи, пробитой гигантской телегой, называемой Империя.
С такой, как у него, должности уходят только на тот свет. И все разговоры о спокойной старости есть всего лишь шутка, обман. Игра слов. И Уонг, и Властитель это все прекрасно знают. Никто не позволит жить человеку, обладающему такой информацией, какой обладает советник Властителя, жить свободно, на воле, вне досягаемости господина.
Увы, и тут никакого значения не имеет – были ли они с Властителем друзьями детства или нет.
* * *
Тяжеленные штурмовые башни двигались к стенам тюрьмы, вызывая невольное чувство восхищения своим видом, наводящим на мысль об эпических великанах, согласно легендам, некогда населявших всю древнюю землю. Они покачивались, зарываясь невероятного размера колесами в рыхлую, обрабатываемую тысячами поколений крестьян землю, давили ростки, пробивающиеся через политую ночным дождем землю, и не было им преград, не было ничего на всем белом свете, что могло бы остановить эти громадины. Кроме автомата Калашникова.
Первые пули вонзились в щиты, прикрывающие людей внутри башни, когда эти монстры были метрах в трехстах от стен тюрьмы. Очереди трассирующих пуль, ясно видимые даже при свете дня, сошлись на первой башне, которая под напором своих толкателей выдвинулась вперед метров на тридцать, подтверждая народную мудрость: «Не высовывайся! Иначе башку быстро отрубят!»
Пули калибра 7.62, бронебойно-зажигательные, прошли через доски толщиной пятнадцать сантиметров и с громким стуком начали клевать латников, сгрудившихся в тесном помещении башни. Ни одна стрела не смогла бы преодолеть твердую древесину, но что бронебойной пуле какая-то там доска, когда она могла спокойно пробить полуторасантиметровую сталь?
Раскаленные фосфором пули прожигали плоть латников, останавливаясь во втором-третьем ряду солдат, а те хищницы, которым не досталось вкусной человечины, успокоились в стенах башни, дымясь, скворча, пытаясь вызвать бога огня.
Некоторым это удалось, и через минуту стены башни уже пылали в нескольких местах, сливаясь в один костер, в одно бушующее пламя, охватывавшее башню снизу доверху.
С верхнего этажа начали прыгать отчаянно вопящие, охваченные огнем солдаты, чтобы тут же упасть под меткими выстрелами снайперов.
Когда первая башня уже полыхала, как факел, пришел черед двух остальных.
На них ушло минут десять, не больше.
Если бы штурмующие догадались хотя бы напитать дерево водой либо обвешать башни мокрыми шкурами, если бы стены были обиты толстым металлом, если бы скорость движения башен была сравнима со скоростью скачущей лошади… Впрочем, и в этом случае затея скорее всего бы не удалась. Забраться на стены – это полдела. А вот на них удержаться…
От пятисот человек, которые сидели в башнях и бежали под прикрытием их корпусов, в живых осталось меньше сотни. Пулеметы выкосили всех, как косой, и на поле остались лежать сотни трупов и десятки раненых бойцов.
Три башни, которые с таким трудом доставили из столицы в разобранном виде, собрав уже в лагере Властителя, горели ясным, жарким пламенем, весело потрескивая и разбрасывая горячие искры. Операция закончилась полным провалом.
В воздухе пахло горелым мясом.
* * *
– Это указ Властителя. Ты сумеешь его прочитать – вместе со знанием языка тебе вложили знание грамоты. Кстати, ты знаешь, что услуги магов стоят довольно-таки дорого? Ты уже задолжал казне кругленькую сумму! За себя и за твоих соратников!
– Это с чего я должен за соратников? – недовольно поморщился Зимин. – Они мне никто!
– Нет – кто! – усмехнулся Уонг. – Вернее, будут – кто, когда ты возьмешь крепость. Ты глава Малого Дома, они – свободные люди, твои люди. И ты за них отвечаешь. И только так. Читай!
Зимин принял свиток, развернул его, едва не отшатнулся – на месте печати висело трехмерное изображение лица Властителя, впаянное в свиток каким-то неведомым, видимо, магическим способом. Быстро пробежал глазами свиток, недоверчиво уставился на Уонга:
– А где мне его хранить? Отправлюсь воевать, а вы возьмете и кинете свиток в огонь! И дальше что?
– Ты не забывайся! – окаменел лицом вельможа. – Это у вас, у чужеземцев, властители разбрасывают слова куда ни попадя, а у нас… В общем – этот свиток прошел через канцелярию, уже занесен в книгу Указов, и… ты что, не видишь личную печать Властителя? Величайший не унизится до лжи низкорожденному, так и знай! Потому каждое сомнение в его честности будет воспринято как признак государственной измены! Понял? Я спрашиваю – понял?!
– Понял, – кивнул Зимин, подумав, что с языком нужно быть поосторожнее. Враз прищемят. Так-то, конечно, известие радостное, но… слишком много «но». Хотя и шанс. Он уже фактически поднялся с уровня раба до уровня свободного, да еще и в перспективе дворянина! Замечательно. Еще бы выпутаться потом, когда настанет час дележки оружия…
– Тебе предоставлен отдельный шатер. Твоим соратникам (подельникам! – мелькнуло у Зимина) – другой. Ты должен набрать команду тех, кто пойдет на захват. Столько, сколько нужно – из заключенных. Им обещается свобода. И награда. Потом обсудим – сколько.
– Желательно обсудить сейчас. – Зимин упрямо наклонил голову, исподлобья глядя на человечка напротив себя. – Я должен что-то им предложить.
– Хорошо, – мрачно бросил Уонг, сверкнув глазами на Зимина. – Каждый получит по пятьдесят золотых и свободу. Если будет ранен – мы вылечим его за наш счет. Покалечен – отрастим конечности или органы. Ты рассказал швеям, что им нужно делать?
– Да. Я подготовил чертежи, отдал. Шьют. Если до завтра успеют – утром можем начать тренировки. А ночью – штурм.
– Успеют! – уверенно заявил вельможа. – Или вообще никуда больше никогда не успеют!
Он помолчал, поднял взгляд на Зимина и негромко спросил:
– Насколько ты уверен в успехе? Каков процент благополучного исхода дела?
– Процентов восемьдесят, – помолчав, подумав, ответил майор. – Меч дашь?
– Боишься просто так входить в рабский загон? – понимающе кивнул Уонг и улыбнулся. – Правильно. Кстати, как прошло обучение? Голова не болит? Соображаешь?
– Болит, но соображаю, – без улыбки констатировал Зимин, сжав пальцы в кулаки. – Ты же не хочешь, чтобы нас со Слюсарем придушили в загоне? Вот и давай меч! Или доверяешь – или не доверяешь.
– Я не доверяю никому, – пожал плечами Уонг и тут же поправился: – кроме Властителя. Что касается меча – вон там видишь стойку? Бери себе какой захочешь, по руке. И кинжал. Вон там – перевязь и ножны.
– И метательные ножи.
– И метательные – вон перевязь с метательными. Замечу – если ты войдешь в шатер Властителя с оружием, а тем более возьмешься за рукоять, когда находишься в досягаемости от Величайшего, – тебя немедленно убьют. Помни это – больше напоминать не буду. Если ты настолько глуп, что не запомнишь, – значит, и медяка не стоишь. И вот еще что – оружие носят только свободные. Если ты носишь оружие – значит, можешь быть вызван на поединок. Поединки у нас – это запросто, это все равно как высморкаться. Или руку обмочить. Потому я запрещаю тебе отвечать на вызов. Если кто-то попытается это сделать, отвечай, что Властитель запретил тебе участвовать в дуэлях, и если есть желание отрубить тебе голову – пусть обращаются с прошением к Величайшему. Я посмотрю, как они на это решатся! Хо-хо-хо! А теперь отправляйся выбирать оружие и шагай за своими спутниками. Давай, давай – мне без тебя дел хватает!
Зимин подошел к стойке, внимательно осмотрел стоящее в пазах оружие. Клинки не отличались особой отделкой – ничего золотого и даже серебряного на рукоятях и эфесах не было. Не было и рисунков на клинке, которые так любят пижоны и обыватели, не понимая, что любое нарушение структуры клинка во время боя может иметь роковые последствия для его владельца. Все клинки были тусклыми, матовыми, и на них проглядывалось что-то вроде морозного узора – дамасская сталь, как ее назвали бы на Земле. Сотни прутьев, сваренных вместе, откованных до бритвенной остроты, закаленных особым образом, чтобы никогда не ломаться, чтобы всегда быть наготове и по желанию хозяина обагриться горячей человеческой кровью.
Клинки любят кровь. Они, как живые злобные вампиры, мечтают о той трепетной минуте, когда смогут ощутить сладкую влажность разрезаемой плоти. Их для того и сделали.
Плотницкому топору снится янтарный сруб, пахнущий смолой и скипидаром, кухонный нож пропитан запахами гуляша, подгоревшей капусты и пряностей, боевой же клинок не мечтает ни о чем, кроме железистого запаха крови, стонов врага и криков умирающих лошадей, которым он вспорол брюхо либо подрубил ноги.
Бесполезная сталь, которая годится только для убийства, подумал Зимин, и рука его сама собой потянулась к длинному, слегка изогнутому мечу с крестообразной рукоятью. Около метра длиной, неширокий, напоминающий казацкую саблю меч будто затрепетал, когда Зимин начал оглядывать ряды орудий убийства. И лег в его руку легко, непринужденно, как любимая женщина, прильнувшая к плечу долгожданного мужчины. Это был Он, его меч. Зимин откуда-то это знал и, так как привык подчиняться интуиции – не раздумывая, выбрал Его.
– Хороший выбор! – усмехнулся Уонг, возникший из-за плеча. – Это меч работы мастера Ванега, ему лет сто. Не самый лучший его меч, но очень хороший. Говорят – делался для великана вроде тебя. Для нас он великоват. Мы предпочитаем мечи покороче и потоньше. Да и крестовина – редкость. Наши мечи обычно не имеют таких вот крестовин. Почему ты выбрал именно его?
– Он… он… в общем – я хочу его! – не решился сказать Зимин, и Уонг понимающе улыбнулся:
– Он с тобой говорил. Он хотел, чтобы ты его взял. Это меч высшего сословия, и среди них попадаются говорящие мечи. Как этот.
– Говорящие? – скривился Зимин. – Я не верю в мистику! Обычная железка, просто по длине подходит и хорошо в руку лег, не более того!
Меч звякнул, зацепившись за стеллаж, Зимин вздрогнул – на запястье расплылось пятнышко крови. Острый клинок оставил неглубокий, но неприятный порез.
– Видишь – ты оскорбил свой меч, и он тебе отомстил! – серьезно заметил Уонг, подошел к полкам, достал глиняный кувшинчик размером с ладонь и подал Зимину. – Намажь, иначе может загноиться. Климат у нас жаркий, раны быстро портятся. Возьми мазь – не всегда сможешь обратиться к магу-лекарю, это только у Властителя под рукой всегда есть свой маг! Остальные выкручиваются как могут. Повторюсь – услуги магов довольно-таки дороги. Кинжал советую взять вон тот, с мечеломом – очень хорош в схватке. Ну а метательные ножи – ты уже видел. Все? Выбрал? Вопросы еще есть?
– Есть, – не двинулся с места Зимин. – Маги. Я упустил из виду магов. Что они умеют, кроме как лечить? Могут ли навести иллюзию? Ну, например, напустить тумана?
– Если только в сортир, – хмыкнул Уонг. – Магия – вещь хорошая, но непостоянная. Они могут сделать амулеты, которые отражают удары. Но вся проблема в том, что они отразят, к примеру, удары меча или ножа, и то определенное количество раз. А если попасть из вашего оружия… в общем, как выяснилось – от него они не спасают. Возможно, ослабляют удар, но настолько ничтожно, что это не имеет никакого значения. Но стоят эти штуки бешеные деньги! Даже для меня бешеные. Не понял? Ну и не надо. Потом поймешь. Бери оружие и вали отсюда. К вечеру представишь мне весь отряд. Пошел!
* * *
Молчаливая толпа, незнакомые, угрюмые лица. Стариков нет – сорок, пятьдесят лет на вид. На пожизненном долго не живут. Нечего небо коптить всяким там ублюдкам, которые не ценят чужую жизнь, меняя ее на грязные бумажки с изображением чужых, вражеских президентов. Да хоть бы и своих – разве стоит чья-то жизнь нарезанной бумаги?
Вообще-то это вопрос. А чем Зимин занимался всю свою осмысленную жизнь? Учился убивать и убивал. И получал за это зарплату. Так чем он отличается от угрюмого чеченца, который сейчас таращится на него, сжав пальцы в кулаки так, что руки побелели? Ненавидит, да. И правильно ненавидит. Встретились бы в «зеленке» – ушел бы только один. И Зимин знал – кто.
– Кто из вас участвовал в боевых действиях, шаг вперед! – Молчание, никто не тронулся с места. – Еще раз спрашиваю – кто из вас участвовал в боевых действиях – все равно где?! Есть возможность получить свободу!
Переглянулись, чеченец шагнул вперед, так же с ненавистью вглядываясь в «гяура»:
– Я участвовал. И что?
– Еще кто-то есть? – Зимин сделал паузу и так же громко добавил: – Те, кого я не выберу, останутся в рабском загоне и навсегда останутся рабами. Те, кто пойдет со мной, – будут участвовать в штурме тюрьмы. Часть погибнет в бою, остальные получат вольную и уйдут – куда хотят. А еще им будет выдана награда в пятьдесят золотых на каждого. Если будут выполнять все, что нужно.
– А что нужно? – уже заинтересованно спросил чеченец.
– Убивать. Резать. Душить. Все, что ты делал на Земле! – бесстрастно сказал Зимин. – Только теперь – здесь. Я собираю отряд, который сможет захватить тюрьму. Мне нужны двадцать человек – самых ловких, самых сильных, самых умелых убийц. Сегодня местные бойцы попытались взять тюрьму в лоб – все полегли. Мы должны взять ее малыми силами и выжить.
– Пятьдесят золотых по местным ценам – это много или мало? – спросил высокий мужчина лет под сорок, массивный, со сломанными ушами, видно бывший борец. (Бузовлев, – тихо пояснил Конкин, – бригадир Ореховских. Киллер.)
– Приличный дом в городе стоит тридцать-сорок золотых. Крестьянин за год работы зарабатывает пять-десять золотых, если хороший урожай. То есть крестьянину за эти деньги нужно работать десять лет, а то и больше. Это очень хорошие деньги.
– А что будет с теми, кто не захочет? – тонким, срывающимся голосом спросил худой мужичонка с липким, неприятным взглядом. – Что с нами будет? (Мухалин! – шепнул Конкин. – Мерзкая тварь, каннибал, душитель, насильник.)
– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Зимин. – Может, на кол посадят, а может, свиньям скормят. Мне насрать на вас! На всех! Просто я предлагаю тем, кто умеет обращаться с оружием, пойти на штурм тюрьмы. Выживете – будете обеспечены и сможете жить так, как хотите. Не захотите идти со мной – да сдохните тут, меня не волнует.
– Я слышал, что всех вас хотели отправить на арену, чтобы дрались между собой, как гладиаторы, – с усмешкой пояснил Слюсарь. – Хотите, чтобы вам отрезали башку на потеху черножопым, – значит, оставайтесь. Не хотите – вступайте в отряд! Кто не в курсе – это Николай Зимин, майор ГРУ, специалист по террору и антитеррору, прошел десяток войн и отрезал не один десяток дурных голов. Хотите к нему под команду – добро пожаловать, отморозки! Не хотите – пошли вы все нахрен! Наберем местных, обучим прыгать с парашютом, и вперед!
– А надо будет прыгать с парашютом? – вдруг заинтересовался чеченец.
– Надо будет, – кивнул Зимин. – Притом ночью. С драконов. Есть тут те, кто хочет умереть свободным? Или жить свободным? Или все хотят подохнуть, как быки на арене? Ну?!
– А как это ты сумел выбиться в начальники? – Сквозь толпу протолкался мужчина лет тридцати пяти, губастый, краснолицый. (Убил семью фермера, – прошептал Конкин, – детей, женщин. Добивал топором. Они только что машину продали. Младенца растоптал.)
– Гляньте, железку нацепил! А почему мы должны тебе верить? Майор он, понимаешь! А я полковник! Ты кто вообще такой, а?
Клинок сам по себе, без участия разума прыгнул в руку, серебристая полоса со свистом рассекла воздух и тут же опустилась, теряя на землю крупные красные капли. Обезглавленное тело рухнуло с глухим стуком, пальцы сжались, вырывая из земли пожухлые, истоптанные травинки, несколько судорог и тихое бульканье из рассеченной трахеи. Больше ничего. Был ублюдок – и нет ублюдка.
– Еще полковники есть? Такие, как он? – холодно спросил Зимин, наклонился и вытер клинок о труп убийцы фермера, поворачивая меч вправо-влево. В памяти отложилось – если сунуть нечищеный клинок в ножны, кровь, оставшаяся на лезвии, загниет и от ножен будет исходить тяжелый, трупный запах. А кроме того, на металле образуется опасный налет трупного яда и размножившихся бактерий. Так-то для боя даже хорошо, если собираешься смертельно ранить противника, но если ты при этом сам случайно порежешься своим же клинком – результат может быть фатальным.
Чеченец, который невозмутимо стоял на месте, поднял ногу и прижал подошвой подкатившуюся к нему голову. Посмотрел вниз, ухмыльнулся:
– Чисто сработано! Хорошо! Я много голов отрезал, знаю в этом толк!
Зимин окаменел, еще секунда, и он срубил бы голову и этому негодяю. Но тот замолчал, почуял опасность, как зверь чутко чувствует, в каком месте нужно остановиться, чтобы не попасть в ловчую яму. Посерьезнел:
– Каковы гарантии?
– Мое слово, – буркнул Зимин, чувствуя, как отпускает волна гнева.
– А не боишься, что в спину ударю? Я ненавижу вас, неверных! Дай мне возможность, и я вам всем головы поотрезаю! Ты ведь воевал против нас, так?
– Да. Воевал. И много голов покатил. И по горным склонам, и по сирийской пустыне. Не все же вам развлекаться! За бороду очень удобно держать, когда глотку режешь, не правда ли?
– Правда… – снова усмехнулся чеченец, и глаза его, колючие, жесткие, вдруг потеплели. – Ты воин. Думаю, что мы с тобой сработаемся. Пусть мы даже и враги. Клянусь, что, пока мы не закончим дело, никто из нас, чеченцев, не поднимет на тебя руку.
– А потом? – не выдержал Слюсарь.
– А потом, мусорская ты рожа, каждый сам за себя.
– И не поднимет руку на членов отряда, – жестко, разделяя слова, бросил Зимин. – На всех, кто будет в отряде! Клянись!
– И на тех, кто будет в отряде, – клянусь! – кивнул чеченец. – Мое имя Муса Джабраилов. Меня все знают. Я за свои слова отвечаю!
– Это ты организовал нападение на отдел милиции, – нахмурился Слюсарь. – И ты взял заложников!
– Если бы не предательство, меня бы никогда не поймали! – скривился Джабраилов, щупая подбородок, заросший черной с проседью щетиной. – Вы, русские, подлые твари! Купили моих людей, и они меня сдали!
– Ха-ха! – хохотнул Слюсарь. – Продались твои люди, а мы подлые?! Вот это ты даешь! Да ты…
– Тихо! – прекратил пререкания Зимин. – Сколько чеченцев здесь присутствует? Тех, что разбираются в оружии, умеют прыгать с парашютом и хотят стать свободными?
– Все. Десять человек, – надменно задрав подбородок, заявил Джабраилов. – За всех десятерых отвечаю!
– Конкин, давай, подбирай остальных. Двадцать человек. Лучше бывшие десантники, спортсмены. Слюсарь, останешься с ним. Если кто-то попытается возбухать – бей наповал! Вот тебе кинжал – потом вернешь. Кстати, оружие получите чуть позже – только эти двадцать человек.
– А ты куда? – Слюсарь с опаской посмотрел на молчаливую толпу, с которой он недавно познакомился очень близко. – Подождал бы.
– А чего ждать? Я все сказал. Если кто-то хоть пальцем тронет тебя или Конкина – с него живьем спустят кожу. Вот и все.
– Только мы можем этого уже не увидеть! – тихо пробормотал Слюсарь и громко скомандовал: – Ну, чего застыли?! Джабраиловцы – строимся справа. Остальные, добровольцы – слева! А мы будем сейчас выбирать! Задохликов не надо, сразу говорю – только крепких бойцов! Отобранные отправятся к магу получать знания о боевых искусствах – бесплатно, замечу! Готовьтесь! Да не ссыте вы, не больно, мы уже сходили к магам! Живы и здоровы!
* * *
– Почему вы все время ходите голые? Что, у хозяина нет денег на одежду для рабов?
– Одежда – это для свободного. Рабы одеваются в то, что дал им Создатель.
Девушка повернулась на бок, прижалась к Зимину и начала щекотать ему сосок ухоженным пальчиком:
– А разве тебе не нравится мое тело? Почему ты хочешь, чтобы я его прикрыла?
– Нравится. Очень нравится. Но только… странно это все. А если холодно? Если дождь? Неужели у вас не бывает холодов? Ну, вот горы, там же лежит снег! И как же без штанов? Без платья?
– Ну там – да. Что хозяин даст, то и наденем. А дома нет. И зачем? Тепло ведь! Мы надеваем набедренную повязку только тогда, когда у нас «красные дни», чтобы хозяин не видел некрасивого. А так зачем?
– Ну ладно. С этим более или менее ясно. А само по себе рабство? Ты хочешь стать свободной? Неужели никогда не хотелось стать свободной? Чтобы ложиться в постель не с тем, с кем прикажет хозяин, а с тем, кого захочешь? А если хозяин вдруг решит, что ты ему не нужна, и убьет тебя? Это не волнует?
– Господин, ты смешной! – хихикнула девушка. – Хозяин не убьет меня! Он будет меня лечить, потому что я стою денег! Сейчас – больших денег, потом – денег поменьше. Но все равно – денег! Какой же глупец выбрасывает деньги на ветер? А что касается свободы… я не задумывалась над этим. Вот сейчас подумала, и мне стало страшно – куда я пойду, когда стану свободной? Что я умею, кроме того, как лучше удовлетворить мужчину? Ну, окажусь в борделе, буду ублажать купцов и солдат – так лучше? Сейчас обо мне заботятся, я вкусно ем, вкусно пью, сплю с красивыми, сильными мужчинами… вот как ты, такими! Прислуживаю хозяину. У меня прекрасное, сытое будущее! И я должна мечтать о свободе, которая принесет мне только болезни, голод и боль?
– Ты училась где-то? – Зимин сменил тему, поняв, что тут не прошибить. Она или ловко увиливает от ответа, или искренне считает, что жить под хозяином гораздо выгоднее, чем бороться за свое существование на воле. И по большому счету – так ли она не права? Хорошо жить богатому и здоровому, а если свободный беден и болен? Может, ему лучше обрести хозяина? Который будет о нем заботиться? Сложный, неоднозначный вопрос. Свободу есть не будешь…
– Да! – хихикнула девушка, которая вообще слишком много смеялась – на взгляд Зимина. И его это стало немного раздражать. Впрочем, ей лет-то всего ничего, шестнадцать, не больше – так чего не смеяться? В шестнадцать все кажется смешным, особенно здоровенный белый мужик, покрытый шрамами и не знающий очевидных истин. – Я училась в школе, как и все наши девушки! Мы должны уметь поддержать разговор, прочитать господину записку, ну и вообще – владеть хорошими манерами. А еще нас учили ублажать мужчин… – Она хихикнула, и Зимин недовольно дернул щекой. – Вот так!
Девушка сползла по животу Зимина, устроившись между ногами, и занялась тем, чему ее научили в школе.
Учили явно хорошие учителя, девица была хорошей ученицей, потому на ближайшие полчаса разговоры на посторонние темы уступили место вздохам и стонам. Уже глядя в смуглую спину скачущей на нем девушки, Зимин вдруг подумал, что все его расспросы обычно заканчиваются именно так – бурным сексом. Ощущение, что рабыня затыкает ему рот, переводя разговоры в нужное русло.
На Земле у спецслужб есть такое понятие, как медовая ловушка, когда некоему субъекту подставляют красивую девушку, с помощью которой узнают информацию, вербуют либо просто компрометируют объект. Возможно ли, что и здесь используют те же методы?
Вполне возможно. Подставить рабыню, и она вызнает все планы, все намерения опасных, непредсказуемых чужеземцев. На месте Уонга Зимин именно так бы и сделал. Хотя по большому счету зачем? Ну что он может знать, какую может представлять опасность для государства? Даже глупо…
А с другой стороны – а если он какой-то там замаскированный маг? Колдун? И мечтает о захвате власти? Как бы он тогда себя вел? Постарался бы усыпить бдительность аборигенов. Так почему не предпринять необходимые меры и не пресечь злые происки на корню?
Потом они разговаривали обо всем – рабыня, как и ожидалось, оказавшаяся в высшей степени любознательной, расспрашивала о жизни Зимина на Земле и вообще о жизни на Земле. Он, расслабленный после сексуальных процедур, отвечал бездумно, быстро, как и полагается мужчине, только что ублаженному по самое не хочу. И чем больше расспрашивала, тем больше Зимин подсознательно напрягался, выбирая выражения, обдумывая каждое слово – насколько мог это сделать.
Спецслужбы во всех мирах одинаковы, даже если вместо пистолета с глушителем носят кинжалы с отравленными клинками.
Подумалось – а если рабыня на самом деле не только и не столько обычный агент, выпытывающий у клиента информацию, может, она еще и убийца? А что – где-нибудь в волосах спрятана отравленная игла, кольнула легонько – и вот ты уже на том свете, рассказываешь Создателю, зачем поубивал полсотни людей и не стоило ли ограничиться пятью-семью негодяями!
М-да… на войне все проще. Как только приближаешься к верхушке власти, так сразу и начинаются все эти политические кружева. Интриги, тайны и тайные убийцы…
Еще через полчаса Зимин выгнал любвеобильную девицу из шатра, сославшись на то, что его орган скоро не выдержит ее напора и отвалится, а еще – что завтра тяжелый день и ему нужно выспаться. Что в общем-то было правдой – хотя и наполовину. И орган, хоть и слегка ныл, натруженный умелыми ласками, – ничуть бы не отвалился, и день хотя и тяжелый – но не настолько, как многие из тех дней, которые пережил майор Зимин, будучи на службе у государства. Просто не хотелось оставлять в шатре девицу, которая может ночью спокойно перерезать тебе глотку. Если ей прикажет хозяин, конечно.
Когда находишься в стане неприятеля, лучше всего спать одному, выставив вокруг себя сторожевые «флажки». Вот как сейчас, когда Зимин поставил у входа табуретку, водрузив на нее медный таз для умывания – каждый, кто войдет, неминуемо на него наткнется. Грохоту будет! На всю округу. Так-то сомнительная защита – захотят, все равно убьют, – но все-таки. Так спокойнее.
Ночью никто не вломился, не подкрался, не пустил в шатер ядовитую змею.
Когда продудели трубы к побудке, Зимин встал, потянулся, быстро надел на себя штаны, рубаху, нацепил железяки – как символ свободы, – убрав табурет с медным тазом, пошел наружу. Время водных процедур, однако!
Река, на берегу которой стоял лагерь Властителя, была схожа с рекой Урал либо с Окой – не очень широкая, но и не меленькая, с прозрачной теплой водой, с водорослями, колыхающимися на глубине, со стрекозами, проносящимися над спокойной водной гладью. Если не оглядываться назад и не прислушиваться к реву ездовых трицератопсов, можно было подумать, что находишься где-нибудь в Центральной России, на одном из пляжей с мягким белым песком, приятно холодящим и ласкающим ступни.
Зимин сбросил с себя одежду, предварительно оглянувшись по сторонам, это уже вошло в привычку – мгновенно оценить ситуацию. Никого опасного, на первый взгляд, не было – солдаты, раздетые догола и обнаженные по пояс, мылись, зачерпывая воду руками, кружками, шлемами. Над водой курился небольшой туман, еще не спугнутый утренним ветерком. Солнце едва-едва выглянуло из-за горизонта, окрасив его в розовые краски.
Хорошо! Сейчас бы еще искупаться! Смыть следы ночных забав, предательски видневшиеся на животе и чуть пониже…
Зимин любил плавать и плавал довольно хорошо, мог проплыть несколько километров подряд, испытывая усталость не более, чем от бега. Отлично нырял, что отметил инструктор по подготовке боевых пловцов – обучение нырянию входило в курс подготовки диверсантов-разведчиков, и Зимин блестяще прошел обучение. Ему даже предлагали перейти в разведку морской пехоты, стать инструктором, но он тогда отказался. О чем потом иногда жалел. Море, солнце, работа от восьми до пяти – что может быть лучше? Сейчас жил бы дома, с семьей, с женой и детьми. А что вышло? М-да…
Потрогав воду ногой, шагнул, погружаясь по колено, хотел броситься вперед, нырнуть, но кто-то крепко уцепил его за предплечье:
– Стой! Не вздумай!
Зимин вывернул руку из захвата, обернулся, готовый к бою, и едва удержался, чтобы не ударить. Перед ним стоял один из тех, кто делал ставки, когда Зимин и Слюсарь дрались против озверевшей толпы заключенных. Николай, с его тренированной, почти фотографической памятью, хорошо запомнил этого крепыша, ухмылявшегося во все свои белоснежные зубы и подбадривавшего нападавших громкими криками.
Его трудно было забыть – шрам, спускавшийся со лба, пересекал нос и губу вояки, придавая ему зловещий вид маньяка, только и мечтающего кого-нибудь порешить.
Впрочем, Зимин знал лучше других, что маньяк частенько совсем не выглядит маньяком, и стоит только поглядеть на бывших соседей майора, чтобы удостовериться в этой простой истине. Мухарин не был похож на маньяка, скорее – на слесаря-сантехника или тракториста. Мухарин, который писал стихи и вообще выглядел безобидным донельзя мужиком, был одним из самых отвратительных тварей на свете, безусловно заслуживающих смерти. А тот же Чикатило? Кто бы смог разглядеть в этом ничтожном ботане кровожадного гада, истязающего всех, кто попал в его обагренные по локоть руки? Маньяк – он на то и маньяк, чтобы маскироваться, чтобы стать незаметным, чтобы до того, как ему свернут башку, убить, замучить как можно больше живых существ. Ошибка природы, воплощенный хаос, бес в человеческом обличье!
Но этот тип определенно ничего не знал и знать не хотел о том, как выглядят настоящие маньяки, и о том, что частенько под ужасной внешностью убийцы таится мягкое, доброе сердце. Не был он мягкосердечным, не был добрым и нежным – обычный забияка, командир дюжины тяжелых латников императорского Гвардейского полка Амброз Сарнуа. За беспорядок в рабском загоне его лишили месячной оплаты, как командира, и когда он увидел виновника (как он считал) его проблем, Амброз не выдержал.
– Что надо? – «приветливо» спросил Зимин, уже зная, что без потасовки не обойдется. И это все очень некстати – если его ранят, придется обращаться к магу-лекарю, и неизвестно, как быстро вылечится – смотря какие будут раны. Дуэли здесь проходили довольно жестко, до первой крови не обойдешься. И если сравнивать умение сражаться на мечах, Зимин и в подметки не годился здешним завзятым рубакам – они посвятили этому искусству всю свою жизнь, сражались, убивали и едва не были убиты. Куда там с ними тягаться чужеземцу, рефлексы которого еще не вросли в неподготовленный тренировками мозг и в мышцы, заучившие совсем другие движения.
– Ублюдок, ты что, не знаешь – в воду заходить нельзя? – так же любезно сообщил дюженник. – Или у вас, бледнолицых дебилов, все такие идиоты?
– У дебилов обязательно все идиоты, – пожал плечами Зимин, отвернулся и стал плескать на себя воду, настороженно поглядывая в реку. Он уже понял, что с рекой все не так чисто, как с ее водой.
– Остришь, придурок? – нахмурился дюженник и оглянулся на собравшихся вокруг солдат. Их уже подтянулось человек тридцать, и продолжали подходить, зачуяв кровь, как акулы, собравшиеся вокруг раненого кита.
– Так. Чего надо? Подраться желаешь? – мрачно констатировал Зимин, обводя взглядом разгоряченные лица. – Драться с тобой я не могу. У меня запрет на дуэли. Запрет от Властителя. Потому иди-ка ты отсюда и не мешай умываться.
– Грязная чужеземная скотина! Надо было позволить тебе войти в реку, чтобы как следует подкормить бигланов! – прошипел дюженник, сплевывая на песок. – Пользуешься именем Властителя, чтобы ускользнуть от дуэли?! Трусливый гад! Мерзкий белый червяк! Гаденыш, недостойный прикосновения клинка! Хр-р-р… тьфу!
Здоровенный желто-зеленый плевок ударился в грудь Зимину и остался на ней торчать, прилипнув, приклеенный. Зимин никогда не умел так плеваться – для этого нужно особое умение, а еще полное отсутствие брезгливости. Катать во рту ком из соплей и слюней – это надо быть совершеннейшей обезьяной. Одно дело ради выживания жрать сырых червей и лягушек, и другое – высасывать из носоглотки куски слизи, чтобы запустить им как можно дальше. В данном случае в противника.
Зимин наклонился, взял горстью мокрый песок и под хохот солдат стер с себя мерзкую слизь. Выпрямился, стал одеваться, не сказав ни слова.
Другой плевок угодил ему в щеку, под еще более радостный хохот толпы собравшихся вокруг солдат. Пришлось оттирать его пучком травы, сорванной в воде у самого берега. Вытер, надел рубаху, подошел к ухмыляющемуся солдату. Секунд пять смотрел в лицо невозмутимому противнику и затем без замаха, коротко, сильно ударил его в переносицу, рассчитывая убить одним ударом.
Не получилось. Дюженник неожиданно мягким, умелым и точным движением отвел руку майора в сторону и нанес свой удар, рассчитывая свалить великана, пробив ему в солнечное сплетение.
Тоже не удалось. Зимин блокировал удар ладонью левой руки, взял руку соперника на болевой прием, рассчитывая сломать в локте, но… казалось бы, верный прием тоже не прошел – солдат сделал невероятное сальто, выворачиваясь из стального захвата, и приземлился на ноги позади Зимина, встав в незнакомую боевую стойку.
– Хорошо! – удовлетворенно кивнул он. – Продолжаем разговор!
И тут же взметнулся в воздух, демонстрируя чудеса растяжки и скорости движения.
Этот человек, на голову ниже Зимина, в плечах был едва не шире землянина, а по скорости мог сравниться с лучшими бойцами, которых в своей жизни видел майор Зимин. В его боевом стиле был только один недостаток, о котором знал Зимин и который мог помешать аборигену победить в этой схватке. Он был слишком самонадеян.
А еще боялся. Нет, не Зимина – он считал чужеземца жалким, неумелым существом, которое только и может, что сражаться против своих соплеменников, таких же убогих и рыхлых, как и он сам. Нет, дюженник боялся Властителя. Если он убьет чужеземца, гнев Властителя обрушится на него, на Амброза, и тогда все будет очень плохо. Ведь как думалось – быстро, без проблем, срубает белокожего придурка, мочится на него, закрепляя успех, и шагает дальше, по своим делам, восхваляемый толпой почитателей таланта бойца. Все-таки не зря Амброз был чемпионом полка по единоборствам – уже который год. Он никак не рассчитывал, что встретит в лице чужеземца достойный отпор.
Зимин встретил этот водопад ударов, ловких переворотов и финтов совершенно спокойно: ни один нормальный, профессиональный боец не будет прибегать к эдакой глупости – задирать ноги выше пояса. Все удары ногами идут не выше солнечного сплетения. Те, кто скачет, как в голливудских фильмах о карате или японско-китайских о ниндзя, ляжет в сырую землю, и в самом ближайшем будущем. Бой – это не кино, и в бою нет ничего красивого. Только эффективное, смертоносное и совсем не зрелищное.
Так и здесь – Зимин легко вписался в вихрь ударов, часть блокировав, часть приняв на могучие, тренированные мышцы, и сумел-таки пробить в солнечное сплетение противника, выключив парня так, будто нажал на кнопку выключения. Что бы кто ни думал, но если с достаточной силой, точно, умело попасть в солнечное сплетение – человек может не только потерять сознание, но и умереть. Если, конечно, у него нет специальной подготовки.
Амброза спасло то, что его брюшной пресс был от природы очень крепок и, кроме того, он не гнушался тренировками, укрепляя мышцы пресса каждый день – если было время и силы.
Жалованье дюженника вполне недурное, но если ты не дворянин и у тебя нет богатых родственников – выше дюженника ты не поднимешься, сотником, а уж тем более тысячником не станешь и на хороший дом, на торговую лавку к окончанию контракта никак не заработаешь. Для этого нужны средства побольше, чем один золотой в неделю. Так что – хочешь хорошо жить, делай то, что лучше всего оплачивается. А что умел Амброз? Драться. Разбивать головы, вышибать зубы. И он дрался – легально, на арене, за хорошее вознаграждение.
Армейское командование не было против участия солдат в подобных играх – во-первых, это поддерживает боевой дух солдат. Во-вторых, каждый, кто видит победителя, неминуемо хочет быть на него похожим.
Первая реакция, когда враг повержен, – добить. Убить или искалечить так, чтобы он уже не поднялся. Потому Зимин уже держал руку Амброза за запястье, и нога его была занесена над шеей дюженника, чтобы переломить ее резким ударом пятки. Лет пять назад Амброз был бы уже мертв. Сейчас каблук только лишь коснулся потной кожи, обозначив смертельный удар. И… все.
Зимин опоясался мечом, поискал кинжал – вспомнил, что отдал его Слюсарю. Повязал перевязь с метательными ножами, не обращая внимания на гробовое молчание толпы, наблюдавшей за его манипуляциями, пошел в лагерь, выбросив из головы этот инцидент.
Чего-то подобного он и ожидал – не так быстро, но ожидал. Никто не любит выскочек, тем более если они вдруг поднялись из самых низших слоев общества. Из презренных рабов. Мерзкие, рыхлые бледнолицые чужеземцы. Ксенофобию никто не отменял, и во многих языках Земли понятия «враг» и «чужой» обозначались одним словом. Так почему этот мир должен быть исключением?
Шатер, в который поместили швей, был похож на обычный солдатский шатер на двадцать человек, но располагались здесь сорок мастеров и мастериц, которым дали задание пошить двадцать парашютов. Они не понимали, что шьют, зачем шьют, но им довели до сведения, что если напортачат, если швы будут некрепкими, разойдутся – все мастера умрут.
Если парашютные ранцы не подойдут по заданным параметрам, те, кто их сшил, – умрут.
Если до сегодняшнего полудня они не успеют сшить то, что нужно, – умрут.
В общем, за любые прегрешения – смерть, да не просто смерть, а гадкая – на кол или еще что-нибудь столько же гадкое – как та казнь одного из чужеземцев. Благо, что фантазия мастеров заплечных дел совершенно неистощима.
Человек – существо злобное, вредное, и страдания других всегда вызывали у людей неподдельный интерес. Не его же казнят, почему бы и не посмотреть? Швеи и портные не упускали случая поглядеть на казнь тех, кого объявили государственными преступниками, но совершенно не желали участвовать в «представлении» в роли жертвы, а потому двадцать полотнищ были уже готовы, лежали на брезентовом полу ровными рядами возле предназначенных им ранцев.
– Господин! Мы сделали! – Пожилой портной с покрасневшими от усталости и снадобий глазами угодливо поклонился, и следом за ним поклонились все остальные мастеровые. Глаза у них были так же красны – принимая снадобье, не дающее спать, ты не особо заботишься о последствиях для организма. Главное – не усесться задницей на кол, а глаза отдохнут и выздоровеют. У живого. Потом.
Зимин кивнул, подошел к первому попавшемуся парашюту, пощупал, подергал ткань. Крепкий шелк. Из него можно было бы пошить дорогие платья, нательное или постельное белье. Он не хотел думать, сколько стоили для казны несколько штук шелка. Какая разница? Когда государство занимается государственными делами, цена вопроса интересует его меньше всего. Что для Империи какие-то несколько штук шелка? Натурального шелка…
Проверил швы, стропы, ремни подвесной системы, вытяжной парашют – на вид все было в порядке. Теперь – только испытать.
Зимин великолепно знал конструкцию парашюта. И не только этого парашюта – крыло. Он знал конструкции большинства парашютов, используемых на Земле, великолепно управлялся с каждым из них, помнил параметры основных, потому ему не составило большого труда составить чертеж-схему, по которой швеи и сделали то, что сделали.
Собрать парашют в ранец, используя укладочную рамку (ее тоже сваяли), было делом недолгим. Руки работали автоматически, быстро, ловко – как и всегда. Все-таки больше трехсот прыжков – тренировочных и боевых. В том числе и ночных, когда не знаешь, на что приземлишься. То ли на гладкое поле, то ли останешься висеть на ветке, проткнувшей твой многострадальный зад.
Так бывает, и гораздо чаще, чем принято об этом говорить. Как бы ни был человек обучен, как бы ни был он умел, всегда существует шанс неудачного приземления. Уж Зимин-то знал это гораздо лучше, чем кто-либо другой. Это он доставал с дерева тело Васьки Силифонтова. Сухая ветвь дошла Ваське до сердца, убив на месте.
Доставал Зимин не потому, что это был соратник, которого нельзя бросать на растерзание стервятникам. Нет. Нельзя себя демаскировать, потому, как ни торопилась группа, пришлось снять Ваську и закопать – так, чтобы никто не смог понять, что это могила орденоносного капитана, погибшего при выполнении служебного задания.
Ни холмика, ни даже креста. Дерн на место, лишнюю землю – по ветру. Был человек – и нет человека. Впрочем, Ваське на это уже наплевать. А его товарищи не могли себе позволить сорвать задание. Выдать себя – смерть для всей группы.
Но с тех пор Зимин ненавидел кедры. Ливанские кедры.
Швеи смотрели на то, что делал Зимин, вытаращив глаза, – и правда, что же это такое невиданное?! На что может пойти столько шелка? Такого дорогого, недоступного простолюдинам шелка?! Шелка, на деньги от продажи которого можно было бы безбедно жить до конца жизни семье из пяти человек!
– Готово? – раздался за плечом знакомый голос, Зимин обернулся и неспешно кивнул:
– Теперь нужно испытать. Нужен дракон. Подготовили?
Уонг посмотрел в глаза Зимину, прищурился, бесстрастно спросил:
– Веришь, что сработает?
– Верю! – почти не покривил душой Зимин. – Сработает.
– А не жалко своих, соплеменников?
– Они мне не свои. Маньяки, убийцы. Выживут – пусть. Не выживут – идут они в Преисподнюю. Лазутчиков подготовили?
– Да. А что у тебя за история с дюженником? На берегу? Почему не убил?
– Уже знаешь… не убил, да. Он, конечно, тварь, но… не маньяк-насильник. Получил свое, и хватит! Смерти не заслужил, только хорошую трепку.
– А ты знаешь, что он чемпион полка по боевым искусствам? Что подрабатывает, выступая на арене?
– А зачем мне это знать?
– Правда – зачем? – ухмыльнулся Уонг. – Просто интересно. Если смог его победить – ты очень опасный человек. Очень. Кстати, он тебя разыскивает.
– Я разве говорил, что слаб и не умею сражаться? А разыскивает – зачем? Хочет продолжить?
– Нет. Ты выиграл, и он должен тебе. Хочет расплатиться. Как? Выкуп, например. Можешь потребовать с него денег. Или меч. Или службу.
– Службу? Хм-м… интересно. А что – пусть послужит… если такой крутой парень. Ну что, куда идти, чтобы полетать? Где этот чертов дракон?
