Глава 3
– Величайший! Прошу разрешения говорить!
Советник Властителя Дарс Уонг распростерся на полированном мраморном полу с такой торопливостью, что Властителю показалось – проехал вперед еще два локтя. А может, и проехал – рабы так натерли пол воском, что сам Властитель сегодня едва не растянулся во весь рост. Пришлось их высечь. Не до смерти, но так… слегка поучить. Раб должен знать свое место, иначе возомнит о себе лишнего. А если раб возо-мнит лишнего – жди беды! Эти твари коварны, лживы, вероломны – как и вся эта низкая, грязная чернь, созданная для удовлетворения нужд Достойных.
Властитель, триста пятьдесят первый по счету в Империи Арозанг, был миловидным мужчиной тридцати пяти лет, невысоким, стройным, несколько женоподобно красивым. По крайней мере, так поговаривали злые языки, мол, прежние Властители были гораздо брутальнее, на этого же и смотреть противно – евнух евнухом!
Зависть, больше ничего. Он вступил на престол мальчиком двенадцати лет от роду после того, как отец умер на одной из своих многочисленных наложниц, и за время правления успел укрепить свои позиции внутри Империи, заключить договоры о мире с Харогом, Андором, Гулангом и даже Берегом Еронг, обитатели которого отличались свирепым нравом и никогда не шли на уступки ни одному чужеземцу. Войны, которые долгие годы опустошали казну, прекратились (если не считать пограничных стычек, но тут уже никуда не деться – отрыжка сотен лет вялотекущих войн), и в Империи наступил век благоденствия.
Казна ломилась от денег, аристократы и купцы успешно преумножали свои состояния, исправно выплачивая налоги (А чего бы их не платить, если знаешь, что завтра заработаешь еще больше? И что за неуплату налогов с тебя живьем сдерут кожу?), крестьяне не вымирали целыми деревнями, как в прежние времена, когда у них изымали в пользу государства все продукты, даже семенное зерно, чтобы накормить армию бездельников, которые только и умеют, что тыкать друг в друга заостренными железками.
Даже рабы, которым положено быть шустрыми и худыми, округлились и стали похожими на свободных людей. Что, в общем-то, не совсем верно. Жирный раб – что может быть глупее? Если это, конечно, не евнух.
Империя на подъеме, и все благодаря уму Властителя, по справедливости прозванного в народе Величайшим.
Что же касается постельных развлечений Властителя – утверждение, что он предпочитает женщинам сильных, брутальных мужчин, – полнейшая чушь. И это докажут десять его жен и сто наложниц, которых он регулярно, практически ежедневно, к себе вызывает. Возможно, что эти наветы идут от завистливых слабаков, неспособных удовлетворить даже одну женщину. Зависть к успешному, сильному была и будет всегда.
Величайший недовольно покосился на советника, который лежал в позе морской звезды – как и положено по этикету, – и со вздохом откинулся на спинку кресла, покусав нижнюю губу в знак досады. Хелеана, его любимая жена, великолепно играла в лис и волков, и сейчас ее лисы загнали Величайшего в незаметно подготовленную ловушку. Крах его волчьего воинства был неизбежен.
– Извини, милая, не могу сейчас играть. Видишь – государственные дела зовут!
Он с притворным сожалением вздохнул и смахнул с доски, сложенной из кубиков драгоценных камней, все фигурки. Жена поднялась со своего кресла, и Властитель с некоторой досадой заметил, что она улыбнулась под прозрачной вуалью, а глаза, не прикрытые тонким шелком, чуть прищурились, как если бы в них попали яркие лучи света. Она прекрасно поняла маневр мужа, ее это позабавило, и Хелеана дала ему знать, что догадалась.
Властитель тонко улыбнулся, но ничего больше не сказал, глядя в обнаженную спину уходящей женщины. Умница. Лучшая из всех жен, советница. Ее замечания всегда остры, как клинок меча, прокованного тысячу раз, и бьют в цель, как стрела опытного лучника.
Дав ей отойти шага на три, остановил супругу негромким, мелодичным голосом:
– Останься. Возможно, мне понадобится твой совет.
Хелеана обернулась, и Властитель дал бы на отсечение правую руку в доказательство того, что она обрадовалась такому приказу. Помыкать десятком младших жен и сотней наложниц совсем не то, что помогать в управлении Империей, в которой насчитывалось не менее трех миллионов подданных – и это не считая рабов. Хелеана любила власть, но была абсолютно лояльна своему Властелину – да и как могло быть иначе? Потеряй он трон или саму жизнь – что с ней, Хелеаной, станет? Вернется к родителям, выдадут ее замуж за какого-нибудь второстепенного аристократа из захудалого клана – кому она нужна, порченая? Нет, ей нужно держаться за мужа, как детеныш обезьяны держится за свою мать! Руками, ногами и хвостом! Если бы он был, этот хвост…
Властитель представил себе обнаженную Хелеану, выше упругой попки которой торчит длинный, мускулистый хвост, на котором завязан шелковый бантик, и ему стало смешно.
А потом он вдруг почувствовал возбуждение – восхитительная женщина! Они живут вместе уже пять лет, а он все еще ее хочет! Нет, не зря взял в жены именно Хелеану, когда Властитель Харога предложил ему породниться и выставил на выбор десяток своих дочерей. Почему-то сразу же приглянулась именно Хелеана – невысокая, с тонкой талией и плоским, как у акробатки, животом.
У высшей знати всегда была тяга к женщинам нежным, мягким, томным, но Властитель Арозанга любил женщин упругих, даже мускулистых. Возможно, потому, что в детстве влюбился в девочку из труппы акробатов – само собой, она осталась недостижимой мечтой, сын Властителя не может опуститься до черни (это все равно как совокупляться с овцой!), но все женщины, которых он себе подбирал, были похожи на ту – крепкую, худенькую, с небольшой грудью и задорным взглядом темных глаз.
Где она сейчас, эта акробатка? Скорее всего уже состарилась – зубы выпали, груди обвисли, задница – как… как… хм-м-м…
Властитель с досадой выбросил из головы образ акробатки и сосредоточился на действительности. Дарс лежит уже на полу долго, достаточно, чтобы приличия были соблюдены и все видели, как Властитель хранит обычаи предков.
Никто не может обратиться к Властителю иначе, как сделав проскинезис. Вначале встать на колени, поклониться, затем лечь на живот, вытянув руки к повелителю, и застыть так, пока повелитель не соизволит разрешить подняться.
Женщинам же положено закрывать лицо от нескромных взглядов мужчин. Живот, груди, ноги, зад могут быть обнажены, но открытое лицо свободной взрослой женщины из мужчин видит только муж, отец или Властитель, являющийся одновременно и Патриархом всех храмов создателя Империи, и Отцом всех своих подданных. Это закон, пришедший из глубины тысячелетий, и, как многое, что дали предки, является основой миропорядка! Если в других государствах отошли от канонов нравственности, пошли по дороге Тьмы, забывая наказы мудрых предков, то Империя Арозанг придерживалась и будет придерживаться Старых Устоев.
Властитель сделал знак рукой, советник Дарс, следивший за ним исподлобья, резво, по-кошачьи встал, подошел ближе, стараясь не делать резких движений – два телохранителя родом из Клана Самир Берега Еронга, стоявшие по бокам от Властителя, как статуи черного дерева, могли среагировать на резкое движение и легко смахнуть голову своими длинными широкими мечами так, что не успеешь сказать: «Ой!» Звери, чистые звери! Но верные твари, если дали клятву – умрут, но пока живы, не дадут в обиду своего господина. Они даже ночью стоят рядом с постелью Властителя и бесстрастно наблюдают за тем, как тот кувыркается с одной из своих многочисленных женщин. Или с несколькими. Иногда у Властителя возникало желание приказать телохранителю овладеть одной из многочисленных наложниц, а он вместе с Хелеаной посмотрит, как это происходит. Должно быть – возбуждающее зрелище. Когда-нибудь так и сделает. Возможно. А может, и нет. Все-таки наложницы – дочери аристократов, хотя и из Малых Домов, а самирцы – животные, инструменты. Не будет ли это слишком вызывающе? Нужно обсудить с Хелеаной, прежде чем сделать.
Дарс был одним из младших сыновей семейства Уонг, старого, известного рода, служившего Властителям уже тысячи лет. Они то уходили в опалу, то снова поднимались, но всегда были на виду – либо возле трона, либо поодаль от него, – спасаясь от кары за участие в одном из многочисленных антигосударственных заговоров, а проще – за попытку поучаствовать в перевороте с целью захвата власти. Дарс Уонг был в фаворе у Властителя, отвечая за безопасность тайную и явную. В его руках сосредоточились все шпионы Империи и легальная, дневная стража, наводившая порядок в городах и селах государства. Он раскрывал заговоры, передавал Властителю информацию обо всем важном, что успел нарыть с помощью разветвленной системы шпионов, и он же курировал сыскное отделение, занимавшееся поимкой преступников, не относящихся к разряду политических.
Могущественный человек и очень опасный, он выглядел как провинциальный помещик, каким-то чудом попавший на прием к Властителю, – свободные шелковые брюки неяркого окраса, свободная белая рубаха, спадающая ниже пояса, сандалии на босу ногу. И это все при широком, толстогубом лице, лысине, намечающемся под рубахой животике и мягких, с ухоженными ногтями руках. Ни тебе переливающихся на солнце драгоценностей, ни модных при дворе ярких штанов с золотыми узорами по синему фону (последний писк придворной моды), ни удушливого запаха благовоний, способных перебить не только запах пота, но даже вонь трупа, пролежавшего три дня на самом солнцепеке. Властитель иногда подумывал о том, чтобы запретить придворным являться на прием, приняв ванну с благовониями (были и такие чудаки). Слишком силен был запах, мешал, особенно если сидишь на пиру и наслаждаешься ароматным блюдом.
Дарсу Уонгу было от роду тридцать пять лет, как и его господину, и должность эту он занял потому, что вырос вместе с Величайшим, и тот знал, что может на друга детства безбоязненно положиться. Судьба Уонга так же, как и судьба любимой жены, полностью зависела от судьбы Властителя. При смене власти новый правитель всегда заменяет советников на ключевых постах государства – если не сразу, то в течение нескольких месяцев – точно. И хорошо, если просто меняет – были в истории Империи случаи, и нередкие, когда всем советникам новый Властитель попросту отрубал головы, радикально решив проблему будущих заговоров.
Нынешний Властитель был человеком осторожным, потому прежние советники умерли от естественных причин, совершенно случайных, стоивших Уонгу приличных денег и массу усилий. Все-таки не рядовые подданные Империи, родовитые дворяне, из хороших домов!
– Присядь… – Властитель указал на табурет с мягким, вышитым золотом верхом, и Дарс, благодарно поклонившись, уселся так, чтобы его лица не мог видеть никто, кроме Властителя и его супруги. Мало ли – может, кто-то из присутствующих научился читать по губам! Нужно быть очень осторожным – времена смутные, доносят, что где-то в глубине болота, именуемого Великие Дома, зреет заговор!
И вот что нужно этим идиотам? Раздулись от золота, жируют и при том при всем раскачивают ветку, на которой сидят! Зачем?! Начнется смута, война внутри Империи, соседи, видя такое дело, тут же наплюют на договоры и попытаются оттяпать кусок территории – под шумок, дело святое! И что тогда? Государство, залитое кровью, обожженное огнем пожарищ?! Разруха! Голод!
Думают, что смогут жрать свои деньги, когда не останется крестьян, подохших с голоду? Дураки. Самые настоящие дураки!
– Можешь доложить, – поощрительно кивнул Властитель, которого Уонг некогда запросто валял на землю ловкой подсечкой. Теперь – делает проскинезис и не смеет поднять на него взгляд без высочайшего позволения. И это правильно. Должен быть порядок!
– Сведения подтвердились, – почти не шевеля губами, сказал советник, цепляясь взглядом за белоснежные, мягкой кожи туфли Властителя. Белые туфли имел право носить только он, и никто другой. Как символ чистоты, непорочности, небесного происхождения. Остальные родовитые – только белую полоску, и лишь те, у кого в жилах имелась добрая доля крови Властителей.
– Но как так может быть?! Что за могущественное колдовство?! – неподдельно удивился Властитель. – Ты разговаривал с Главой гильдии магов? Что он сказал?
– Я его возил с собой, Величайший! – Уонг осмелился посмотреть в лицо господину и тут же отвел взгляд. – Он был так же удивлен, как и я. Ничего не смог сказать, кроме… я не могу сказать это вслух, господин мой! Чтобы слух твоей благой супруги не был оскорблен этими словами!
– Дарс, хватит церемоний! – досадливо сморщился Властитель и прикусил губу. – Рассказывай, что видел, и без цветастостей! Иногда так хочется послать в одно место все эти церемонии, что…
Он прикусил язык. Какой бы ни был верный слуга Дарс Уонг – и он же друг детства, – не следовало раскрывать то, о чем думаешь, даже перед ним. Наверху нет друзей. Есть союзники или соперники. А еще орудия, с помощью которых можно творить политику. Такие, как Уонг. И орудиям ни к чему знать, о чем думает их владелец. Могут сломаться…
– Да, господин… – Уонг поднял глаза на Властителя и краем глаза заметил, как Хелеана едва заметно кивнула головой, будто поощряя и ободряя. И в который раз невольно удивился разумности этой девушки. Ей едва исполнилось двадцать лет! А ума – на сотню седовласых старцев! Вот как так может быть? Колдовство?
– Посреди поля непонятно как оказался бугор, и на бугре – крепость. Большая, неправильной формы – напоминает неправильный квадрат. На стенах – люди. На наши требования выйти и ответить – кто такие и с какой целью явились – не отвечают. Кричат что-то, но слов понять не можем.
– Агрессию как-то проявляют?
– Нет. Смотрят со стен, и все. Оружия в руках не видать. Но и войти в крепость нельзя – ворота стальные, их и таран не возьмет. Высота стен в несколько ростов, плюс ко всему – бугор, обрыв высотой еще в несколько ростов. Только в одном месте земля осыпалась, и получился более или менее пологий спуск, можно влезть. Но не без труда.
– И Глава магов тоже ничего не смог узнать… – Властитель постучал пальцами по белоснежной ткани брюк, обтягивающих стройные ноги, и задумчиво посмотрел в пространство. Потом вдруг встрепенулся: – Вокруг никого не было? Кроме вас? И этих, из крепости…
– Были. – Уонг нахмурился. – Отряд во главе со старшим сыном Майера, другой – сыновья Лебеля, третий – Азур-Наг, четвертый…
– Они что, все там собрались?! – Властитель окаменел, глаза его прищурились, как у лучника, выбирающего точку попадания стрелы. – Что-нибудь тебе сказали? Ты им?
– Господин, ты не ставил мне задачу узнать у представителей Великих Домов их намерения по поводу колдовской крепости, – почтительно ответил Уонг, стрельнув глазами, будто давая понять, что вопрос совершенно идиотский, что, впрочем, ясно было с первой секунды. Когда это Великие Дома извещали о своих намерениях, если только их не поджаривали раскаленным железом в пыточном подвале дворца?
Властитель, вероятно, и сам понял, что сморозил глупость, но признаваться в этом не собирался. Он снова взглянул на супругу, на ее лицо, прикрытое вуалью, на бедра, просвечивающие через прозрачный шелк, на крохотные колокольчики, выточенные из цельных рубинов и вделанные в соски Хелеаны. Хороша, демоница! Ох, как хороша! Пять лет делит с ней ложе и никак ей не насытится. Ее телом, ее умом… Нет, все-таки не зря он выбрал именно ее!
– Что думаешь по этому поводу, дорогая? – небрежно спросил Властитель и взял со столика драгоценный хрустальный бокал со свежим, законсервированным магией белым виноградным соком. – Что это за колдовство такое?
– Если уж Глава гильдии магов не смог определить, что это за колдовство, где же мне, хрупкой женщине, судить о подобных чудесах? – улыбнулась Хелеана и посерьезнела. – Это все странно и плохо. Плохо для нас. Нужно срочно выставить охрану – оцепить весь колдовской замок! Эти проклятые… эти Великие Дома не зря там бродят – а если люди, там, в замке, располагают колдовством, которое поможет свалить своего Властелина, занять его место? Вдруг Дома с ним договорятся? И что тогда будет?
– Ты права, – чуть улыбнулся Властитель, и Уонг понял – его господин прекрасно все осознавал, именно потому он и послал его на разведку. Его, главу тайной службы и стражи, а не какого-нибудь слугу! Но Дарс и в самом деле не мог расспрашивать Дома о цели посещения. Во-первых, это могло быть воспринято как вызов. И во что выльется – неизвестно. Все-таки Уонг не принадлежит ни к какому Великому Дому, несмотря на свою должность и могущество. Во-вторых, и так ясно – зачем они туда прибыли, с какой целью. Зачем осведомляться об очевидном?
И тогда возникает вопрос – а зачем Властитель задал ему такой странный вопрос? Глупый вопрос? И напрашивался ответ – он слегка посмеялся над верным соратником. Властитель любил иногда выглядеть не совсем умным, эдаким молодым щеголем, неспособным на интригу. Полезно, когда враг считает тебя глуповатым, тогда он расслаблен, не ожидает удара… и тогда – можно бить!
– Отправить к крепости два полных корпуса латников. Организовать оцепление замка. Не подпускать к нему никого из Великих Домов, и вообще никого! Вести наблюдение. Срочно! Сейчас же! Завтра я сам поеду, посмотрю на этот чудесный замок. И кстати – узнай, что же там все-таки надумали эти проклятые маги?! Они вообще-то умеют думать?
Уонг пропустил опасные слова Властителя мимо ушей (ссориться с магами – себе дороже!) и, снова почтительно поклонившись, спросил:
– Может, послать полдюжины драконов? Пусть осмотрят замок с воздуха, составят план крепости.
– Да. Верно. Займись.
Властитель поднял палец, тут же рядом с ним возник секретарь Никос, который застыл на коленях, готовый записывать слова господина. Властитель не заставил его ждать, и через десять минут готовый – подписанный и запечатанный указ отправился в канцелярию, чтобы отправиться к тем, к кому ему было положено отправляться. А еще через пятнадцать минут Уонг шагал к себе в кабинет, располагавшийся в левом крыле дворца Властителя. Нужно было собрать всех командиров подразделений и распределить роли.
Ошибку сделать нельзя. Ситуация слишком серьезна. На весы равновесия брошен камешек, вес которого может не просто перевесить одну из чаш в ненужную сторону, но и вообще сломать эти самые весы. Уонг чувствовал, что все будет очень, очень непросто. И как показало время – он не ошибся.
На следующий день, после раннего завтрака, состоявшего в основном из кислого молока с фруктами и нескольких видов сыра (Властитель придерживался рекомендаций магов-лекарей и следовал диете), Величайший легко взметнул свое стройное тело в седло огромного красного септа и в сопровождении огромной свиты выехал из дворцовых ворот, украшенных изображением императорского герба (Властитель верхом на септе, нанизывающий на копье змея, символ разрушения и хаоса). Рядом с ним на небесно-голубой септе ехала Хелеана, переодевшаяся в дорожный костюм – плотные, облегающие бедра брюки, жилетка тонкой кожи, покрытая мириадами маленьких дырочек – чтобы тело дышало. Высокая грудь была едва прикрыта – супруга Властителя не любила надевать слишком много одежды, она сковывала тело и мешала коже дышать. С чем Властитель был согласен. Климат Арозанга не располагал к тому, чтобы укутывать себя слоями ткани – эдак перегреешься и помрешь. Вот на севере – другое дело, там да – и снег, и ветер, ледяные дожди. В Арозанге, если положить на скалу куриное яйцо в разгар солнечного дня – через полчаса получишь готовое блюдо, без огня или огненной магии.
Но это и хорошо – без солнца не поднялись бы ростки пшеницы, ржи, овса, без солнца не было бы вообще ничего. А если к тому добавить еще и ночные дожди, как по заказу поливающие поля с полуночи до трех часов, – урожай будет очень, очень обильным! Не зря так много всегда было желающих завладеть землями Арозанга.
Дома можно строить из веток, не утепляя. Лишь бы крыша над головой была.
Все растет, все цветет – рай, а не земля!
Даже рабы на ней живут сытно и счастливо! И на одежду им тратиться не надо – зачем? Днем жара, ночью тепло – живи и радуйся… если у тебя добрый хозяин. Будь послушным. Делай все, что он прикажет, или прими кару за непослушание – так установили боги, так повелел Создатель. Так завещано предками.
Впереди, позади, с боков процессию Властителя прикрывали ряды телохранителей, за ними плотные ряды закованных в сталь, вооруженных мечами и длинными копьями латников. Дворцовая стража – лучшие из лучших, высокие, выше любого, самого высокого дворянина из свиты Властителя. В дворцовую стражу подбирают не только по росту каждый из этих гигантов стоит пятерых обычных воинов – тренированный, умелый, с пеленок умеющий обращаться с оружием.
Следом – обозы со всем, что может понадобиться Властителю: изысканная еда, до которой Властитель большой охотник, шатры, в которых могут отдохнуть Величайший и его свита, питье, охлажденное усилиями магов (как и пища, она не испортится и за полгода), повозки с женами и наложницами (вдруг Властитель пожелает расслабиться где-нибудь на берегу реки) и толпы рабов, обслуживающих всю эту армию дворян. Рабы всевозможных рас и комплекций – светлые северяне, высокие, массивные (их хорошо использовать на тяжелых работах, где требуется недюжинная физическая сила), смуглые, как и азорангцы, жители Харога и Андора – потомки тех, кто был захвачен во время тысячелетних войн, и новые рабы, купленные на приграничных торгах. Здесь и чернокожие галангцы, худые, стройные – их женщины славятся умением вызывать у мужчин желание, говорят – это колдовская способность, вид любовной магии, и краснокожие магарцы, родом из степей запада, – все расы, которые присутствуют на материке.
В середине процессии, сразу за повозками с женами и наложницами, – большая, сделанная из черного дерева, покрытого лаком, повозка Главы гильдии магов. В ней едут он сам и четыре ближайших помощника. Властитель еще не успел с ними поговорить на тему чужого замка, но особенно по этому поводу не переживал – все равно нового ничего не скажут, а ему нужно вначале самому посмотреть на новое чудо света и сделать собственные выводы.
Уонг, который был рядом во время отъезда, куда-то исчез, видимо, отдает приказы командирам отрядов охраны. Это правильно. Чтобы люди не расслаблялись, нужно править мягко, но… жестко! Как он – Властитель, Величайший.
Кто бы мог подумать, что преемником станет именно он, ничем особо не отличавшийся, нежный, мягкий мальчишка, не мечтавший о подвигах, о завоеваниях, отдающий предпочтение тихой беседе о возвышенном, книгам, созерцанию пруда, покрытого лилиями! Любивший то, что составляет смысл существования ученого, поэта либо писателя!
Можно подумать, что Властитель так слаб, как его хотят представить враги, но… нет, к их величайшему разочарованию, он не был изнеженным цветком, который осыплется от дуновения ледяного ветра. Каждый день Властитель уделял час нахождению в трансе, развивая свой мозг, тренируя мышление, и час занимался единоборствами с лучшими учителями во всей Империи.
Он хорошо знал историю и знал, как закончили свои дни многие из Властителей, которые не знали, с какой стороны взяться за меч. Телохранители – это, конечно, хорошо и правильно, но когда падет последний из них, возможно, что Властителю придется самому защищать свою жизнь до подхода спасительной стражи. Тянуть время. Иногда одна минута решает многое, если не все. Умный человек использует все возможности, чтобы выжить, и Властитель отнюдь не был дураком. Он собирался прожить не менее ста лет, в добром здравии и ясном уме, умерев в конце пути на молоденькой наложнице после пятого соития подряд.
Впрочем, что касается единоборств – в Империи Азоранг всегда был культ боевых искусств, и Величайший лишь бросил зерно на взрыхленную поколениями предков почву. Культ чести, культ боевых искусств – его стараниями, стараниями Властителя, Патриарха храмов Создателя, был возведен в ранг государственной религии.
Кстати сказать, повальное увлечение единоборствами снизу доверху, от крестьян до высших аристократов определенно принесло свои плоды и в политике – кто решится напасть на государство, каждый житель которого владеет оружием, как если бы родился с мечом в руке?
Но были в этом и минусы. Во-первых, много людей гибло в дуэльных поединках, вызывая соперника за неосторожные слова, за проступок и просто потому, что не понравилась физиономия. Пришлось издать специальный указ, регламентирующий поединки, – после этого число погибших поединщиков уменьшилось наполовину. Фактически это были правила, которым должен следовать каждый дуэлянт, если не хочет предстать перед имперским судом, особенно если противник на поединке был убит.
Нет – так-то дуэли дело хорошее, в них оттачивается дух народа, но зачем биться до смерти, добивать противника? Достаточно, чтобы поединщик был побежден или признал победу и выплатил хороший штраф, часть из которого отправится в государственную казну.
Конечно, большинство дуэлей проконтролировать сложно – если вообще возможно, да и отследить получение выкупа трудно, но все решаемо, особенно если у тебя под началом толпы доносчиков – добровольных и на службе, каждый из которых рад известить Тайную стражу о государственном преступлении. А что такое, как не преступление, – укрытие от налогообложения дохода, полученного от какой-либо деятельности? За неуплату налогов кожу сдирать живьем! И сдирают – если поймают, конечно.
На то, чтобы выковать из Империи то, чем она сейчас стала, понадобилось больше двадцати лет и реки, ручейки крови. Установление порядка и сам порядок не могут быть бескровными. Мир тянется к хаосу, к разрушению, люди не желают жить по закону, и что делать – кроме как заставлять их жить так, как надо? Как ПРАВИЛЬНО?
Золотой век, век благоденствия держится только и исключительно на копьях стражей. И Властитель знал это, как никто другой.
Солнце еще не разошлось во всю мощь, было, по меркам Арозанга, довольно-таки прохладно, и Властитель с наслаждением ловил носом свежий полевой ветер. Он не так уж часто выбирался из дворца, потому каждый такой выезд был наслаждением – когда еще побываешь в поле, на берегу великой реки Ароз, давшей название Империи? А тут еще такой великолепный повод – волшебный замок, взявшийся из ниоткуда!
Властитель чувствовал, как птицей трепещет сердце в предвкушении чуда! Жив внутри всемогущего Властителя мальчишка, который ночи напролет зачитывался свитками о чужих странах, о неизведанном, странном, ожидающем путешественника за горизонтом!
Не сбылось. Он был восьмым по счету в очереди престолонаследия, а стал первым и единственным, когда все остальные наследники погибли на той самой прогулке, о которой теперь говорят вполголоса и со священным трепетом, – корабль с братьями разбила о скалу гигантская волна, возникшая при ясном небе и полном штиле. Поговаривали, что это кара Создателя за то, что тогдашний Властитель, отец нынешнего, попирает законы и устои предков, отдавая дань новомодным веяниям, неугодным Создателю. Например – запретил жертвоприношения во время Праздника урожая и во время засухи, освященный тысячелетиями обычай, когда рабов приносят в жертву мелким богам в уплату за их божественные услуги.
Мать нынешнего Властителя умерла при родах, и злые языки говорили, что и эта смерть – результат неправильного поведения ее мужа.
Она тоже, как и Хелеана, была родом из Харога. Обычай брать в жены дочерей Властителей соседних государств простирался в глубину тысячелетий, и когда, в какое время, в каком веке возник – никто теперь не знал. Разрозненные источники (книги, свитки) говорили, что возник он после одной из особенно кровопролитных войн, когда Властители, чтобы закрепить договор о мире, обменялись своими дочерьми, отдав их в жены сопернику.
Нынешний Властитель размышлял над этим обычаем и некогда пришел к выводу, что дело тут не только и не столько в мирных договорах и обычаях, а в банальном желании иметь здоровых детей – в ближайшем окружении трона все дворяне давным-давно стали близкой или дальней родней, переженившись «перекрестным опылением». Кроме того, на ком жениться Властителю, как не на дочери Властителя? Хотя… по здравому размышлению следовало признать, что все эти выводы не стоят и затертого медяка, потому что если долго жениться на принцессах из Харога, в конце концов Властители Харога и Арозанга окажутся близкой родней. А как тогда насчет нежелательности близкородственного скрещивания? Все запутанно, и все обычно совсем не так, как оно кажется.
Придя к власти, нынешний Властитель не вернул обычаи жертвоприношения, отмененные отцом, разъяснив своим указом, что бессмысленный перевод рабов – дело суть не богоугодное, сославшись при этом на выдержки из Священной книги, в которой было сказано, что нужно рачительно использовать принадлежащее тебе имущество и не пускать его на ветер.
А еще – самое главное – обложил жертвоприношения таким огромным налогом, что каждый, кто хотел отрезать голову рабу или рабыне, сто раз подумает – стоит ли ему отдавать в уплату за этот акт сумму, равную стоимости небольшого корабля.
Если оно стоит того – тогда плати и режь. Нет денег – сделай куклу, похожую на человека, и нормально сожги ее в костре – боги все равно не заметят подмены. А потом отнеси в храм хороший, щедрый дар. И боги тебя услышат, и даже сам Создатель укроет тебя от жизненных непогод своей могучей ласковой ладонью. Или не укроет.
– Буууээээ! Буууэээ! – проревел один из сардов, грозно потряс головой, увенчанной тремя острейшими рогами и высоким костяным воротником. Повозка с магами дернулась, и возница завопил, исторгая ругательства, хлеща строптивого гиганта длинной палкой-погонялкой с крюком на конце.
Властитель ухмыльнулся – возницы, это особое племя – лучшие ругатели на всем белом свете! Если бы кто-то из придворных позволил себе употребить при Властителе хотя бы одно из тех выражений, что вылетели сейчас изо рта погонщика сарда, – не сносить ему головы. Но погонщик – совсем другое дело. Никто не знает, почему и как так вышло, но эти проклятые сарды понимают команды только тогда, когда их перемежают с отборной руганью. Не зря тысячи лет существует пословица: «Ругается, как погонщик сарда!»
Самим Создателем им дано право ругаться отборной руганью даже в присутствии Властителя-Патриарха. В Священной книге сказано: «И погонщик сарда употребил грубые слова… и не рассердился Создатель, улыбнулся ласково и сказал: иногда глупое животное требует грубого обращения за свою строптивость, и да будет так всегда, и да не тронет никто честного погонщика, ибо такова его судьба и предназначение!»
Вообще-то тут иносказательно говорилось о власти и Властителях, но все уже давно привыкли к буквальному толкованию этих строк, и погонщики пользовались в этом отношении некоторой свободой.
Сард после тирады своего наездника сразу успокоился и потянул повозку дальше, вбивая в землю толстые ножищи, напоминавшие раздутые от какой-то болезни куриные ноги. Сарды тугодумы, но очень сильны. А еще опасны. Если стадо подготовленных сардов напустить на вражеское войско – от страшных рогов и могучих ног не спасут никакие латы. Вот только сомнительно это дело – напуганные сарды могут оборотиться, побежать в другую сторону и втоптать в пыль свое же войско. Потому их и используют только как тягловый скот. Глупы.
Властитель знал много, очень много. Столько, что, если бы кто-то попытался сравнить его знания со знаниями среднего дворянина, Властитель по уровню образованности возвышался бы над пустоголовым сверстником, как гора Манар над степной равниной.
Увы, научные знания не в почете в Больших и Малых Домах Империи. Давно уже нужно что-то с этим делать. Создать высшие школы для дворян? Наверное, надо. Давно пора.
– Милый, это не оно? – Хелеана на пару мгновений отодвинула с лица вуаль и потерла лицо ладонью, предварительно посмотрев, не видит ли кто такого нарушения этикета.
Властитель хмуро покосился на слишком смелую в своих поступках супругу и ловко вскочил на ноги в седле своего септа, недовольно зашипевшего и вытянувшего шею, будто собирался поймать мелкую зверюшку. Не любят септы лишних передвижений седока, это нарушает равновесие, приходится отрабатывать длинным хвостом и шеей.
Придворные вздохнули, увидев, как ловко Властитель стоит на спине ящера, невозмутимый, как каменная статуя, и Властитель знал – завтра полетят, поплывут шепотки, что слухи о болезни Величайшего преувеличены. Что он бодр и находится на пике физической формы. Интересно, как тогда отреагируют те, кто хотел бы занять его место, – тем более что слухи о своей немощи Властитель распустил о себе сам.
Идея Уонга. Зная, что Властитель немощен, заговорщики снизят активность. Мол, и сам скоро сдохнет. Чего зря суетиться, интриговать?
Но теперь все изменилось. Появился таинственный замок, и вокруг него теперь начнется бо-ольшая суета! Вернее – уже началась. И пусть теперь знают, что Властитель в самой что ни на есть лучшей форме, и пусть боятся!
– Да, похоже, что это он! – Властитель ловко устроился в седле, и септ продолжил равномерный, ритмичный шаг.
Ездовые, домашние септы отличались этим ровным шагом, не вытрясающим душу из седока. В отличие от беспородных, стаями носящихся по просторам степей в поисках падали и живых существ, тех, что не могут вовремя убраться в безопасное место. Здесь, в центре Арозанга, диких септ почти не осталось – выбили, кому нужны опасные стаи, из-за которых нельзя спокойно ездить по дорогам в одиночку, а вот на окраинах, в диких степях, их было предостаточно, разных видов и размеров.
Септы – твари умные, гораздо умнее трехрогого гиганта, а еще быстрые, ловкие и зубастые. Зазеваешься – отхватят руку по самое плечо! Конечно, можно ездить на безопасном игане, но Властителю не пристало разъезжать на травоядной твари. Только боевой септ! Красный септ, самый крупный из септов!
К замку они подъехали уже после полудня, когда солнце начало склоняться на закат. Властитель так и думал, что придется заночевать на месте, у реки – можно было бы съездить и вернуться одним днем, но куда спешить? Нужно обстоятельно все рассмотреть, обследовать – насколько возможно, а уж потом…
Что потом – Властитель пока не знал. Честно сказать, ему и ехать-то сюда по большому счету было ни к чему – прихоть, чистой воды прихоть! Любопытство. Страсть ученого к исследованию необычных явлений.
Все-таки он, Властитель, считал себя настоящим ученым – если бы не гибель братьев, сидел бы сейчас в библиотеке и наслаждался запахом старого пергамента и пыли веков, макал бы перо в чернильницу и выводил буквы, складывающиеся в слова трактата о…
О чем именно должен был быть трактат – Властитель додумать не успел. За стенами замка послышались громкие хлопки, потом раздались истошные крики – в том числе и похожие на женские. Затем снова грохот, будто кто-то ритмично молотил мечом в окованный сталью щит, и через несколько минут в воротах, украшенных странным гербом, не отмеченным нигде, ни в одной гербовой записи (щит, за ним явно угадывается меч), открылась калитка. Через нее вышли люди в черных одеждах, не похожих на одежду жителей Арозанга.
Их было пятеро – лиц не рассмотреть, потому что по понятным причинам Властитель приблизился на расстояние, большее двух полетов стрелы (Мало ли какие у них луки?! Вдруг достанут?), но на первый взгляд эти существа, появившиеся из волшебного замка, мало чем отличались от нормальных людей – две руки, две ноги, голова. Только кожа показалась слишком бледной.
Все замерли. Даже ездовые животные перестали храпеть, реветь, над полем воцарилась мертвая тишина.
Когда из калитки появилась следующая партия пришельцев, арозангцы загомонили, обсуждая происшедшее, и только когда Властитель повелительно поднял руку, желая прекратить галдеж, стихли и стали обсуждать увиденное шепотом, опасливо поглядывая на господина.
К Властителю подошел Глава гильдии магов, высокий, еще крепкий пожилой мужчина с худым лицом, с которого смотрели ясные, запавшие серые глаза, наследие северных предков. Его сопровождали два помощника мага – мужчины лет двадцати пяти – тридцати. С одним Властитель встречался, и не раз – это был лекарь Харанд, который помогал придворному лекарю-магу, если лечебный случай требовал усилий больших, чем мог позволить себе придворный лекарь.
Каждый маг знает предел своих возможностей и выйдет за опасную границу только тогда, когда его жизни угрожает опасность. Разрядившись до предела, он может потерять свою магическую силу или даже умереть – бывали и такие случаи.
Второй маг из молодых – ему вряд ли исполнилось больше двадцати пяти лет, что для мага совсем не возраст. В настоящую силу они вступают лет в сорок и потом лишь поддерживают свой уровень или снижают его по субъективным причинам. Этот слишком молод, что указывает на его силу. Если в ЭТОМ возрасте он уже является советником Главы, что тогда будет, когда ему исполнится сорок лет? Скорее всего это будущий Глава гильдии. Впрочем, не факт, многое зависит от политических реалий. Например, не захочет Властитель, чтобы этот человек был Главой, – он и не станет. Несмотря на то что официально Главы гильдии выбираются только из числа ее членов и никто «со стороны» не имеет права вмешиваться в этот процесс. Это закреплено Уставом гильдии.
Властитель сделал зарубку на памяти, решив разузнать об этом молодом маге все, что можно узнать, – все его сильные стороны и все слабости – особенно слабости. Чтобы эффективнее им управлять – само собой разумеется.
Глава поклонился – проскинезис в полевых условиях отменен указом Властителя – и почтительно осведомился, уделит ли ему Величайший толику своего драгоценного внимания.
Спутники Главы поклонились еще ниже, в пояс. Величайший благосклонно кивнул, и на том церемонии были закончены. Началась нормальная работа.
– Как думаешь, что происходит? – Властитель с прищуром смотрел туда, где толпились, увеличиваясь числом, пришельцы, одетые однообразно, по единому покрою платья. Часть из них уже успели раздеться – голые по пояс, они теперь не оставляли сомнений в том, что кожа их на удивление бела.
– Мой господин… ощущение такое, что их изгоняют из крепости! – тут же ответил Глава, делая рукой отвращающий нечистую силу жест. – Это какие-то подчиненные тех, кто правит, и они вызвали неудовольствие властителя. Посмотри – у них нет оружия. Они одинаково одеты. Возможно, что это солдаты! Господин, я создал линзу дальновидения и рассмотрел кое-какие детали. Так вот, кое-что очень странно!
Глава замолчал, выдерживая паузу, и Властитель с неудовольствием подумал о том, что некоторые люди слишком уж склонны к театральным эффектам, будто они не главы Великих Домов или самой могучей и влиятельной Гильдии, а являются дешевыми актерами бродячего театра. Изображать из себя актера перед Властителем – что может быть глупее?
Почувствовав неудовольствие Властителя, Глава заторопился:
– Там на стенах женщины! Я уверен! Женщины!
– То есть?! – Властитель недоверчиво помотал головой, не сдержав эмоций, и почувствовал живой интерес Хелеаны, навострившей уши. – На стенах стоят женщины?! И что же они там делают?!
– Э-э-э… м-м-м… – Глава гильдии растерялся. – Стоят. Смотрят вниз.
– С оружием?
– Оружия не видно. Э-э-э-э… м-м-м… привычного нам оружия! – поправился Глава. – Какие-то кривые палки, возможно, дубинки. Да ты можешь сам посмотреть, я сейчас создам линзу, и…
– Стой! – резко приказал Властитель, всматриваясь в толпу людей наверху, у стен замка. – Они идут! Пошли! Сколько их?
– Сто шестьдесят, – вмешался непонятно откуда появившийся Уонг. – Если точнее, сто шестьдесят два. Все мужчины. Вроде как…
– Хорошо, – задумчиво кивнул Властитель. – Встреть их. Латников, лучников – и осторожнее! У них могут быть маги! Вдруг – они сами маги? Ты мне нужен, мой советник. Отдай приказания и возвращайся. Глава Сегнак, отправь на встречу с чужеземцами двух магов – пусть прощупают на наличие магической ауры. Остальные – пусть сделают защиту вокруг меня…
Властитель вдруг встретился со взглядом Уонга и с некоторой усмешкой подумал о том, что отдает приказы, как какой-то командир полка или… Уонг. Вообще-то это его задача, Уонга, обеспечивать охрану господина. Медяк ему цена, если он уже не подумал о том, как прикрыть Властителя. Но это неважно. На то и Властитель, чтобы позволить себе многое.
Ожидание затянулось. Пока «изгнанники» прошли вдоль стены замка, пока они спустились вниз, пока их взяли в окружение и привели пред очи Властителя – прошло не менее часа. Властитель сгорал от любопытства, но не выдавал своих чувств и спокойно сидел в позолоченном кресле, попивая свежеотжатый сок.
Чуть поодаль двое рабов трудились, добывая этот самый сок из твердых, сочных плодов брадаса – Властитель очень его любил, но этот сок теряет свойства после нескольких часов пребывания на открытом воздухе. Лучше всего его пить через несколько минут после того, как он был процежен через чистую ткань.
И замечательно запивать им небольшие пирожные, которые тут же пекут в небольшой походной пекарне. Нет ничего лучше запаха свежих печений, особенно если перед этим ты сделал дневной переход на спине трясучего септа.
Властитель по возможности должен ехать верхом, как настоящий воин, а не сидеть в фургоне, как женщины или старики. Само собой разумеется – когда нет дождя. Он ведь не только Патриарх, но и воин, главный Воин Империи!
Сверкающие на солнце ряды латников, ощетинившиеся острыми копьями с листовидными наконечниками, медленно приближались к лужайке, застеленной драгоценными коврами (дабы Властитель не испачкал свои белые туфли), и Величайший вдруг с удивлением заметил, что пришельцы необычайно высоки! Просто-таки гиганты в сравнении даже с самым высоким из латников, возвышаясь над ним самое меньшее на полголовы! Не все, конечно, были и равные по росту обычному человеку, но большинство – просто великаны, плечистые, огромные!
А еще Властитель заметил – у многих чужаков на теле имелись татуировки. Странные татуировки, невиданные доселе, – дома с куполами, обнаженные женщины, прибитые к скрещенным палкам, и еще многое, многое и совершенно невиданное!
Удивительно! Потрясающе! Белая, как полотно, кожа, и на ней странные рисунки! Магические рисунки?
Властитель от волнения привстал, подошел к краю квадрата, сделанного из ковров, но опомнился и снова сел на походный трон дожидаться, когда пленники подойдут ближе.
То, что это пленники, а не гости, – никто не сомневался, даже они сами. Как же еще расценить эту толпу закованных в сталь бойцов, которые держат наготове острые копья? Как друзей, мечтающих почесать спину этим татуированным мужчинам?
– Какие большие! – выдохнула Хелеана, слегка наклонившись к Властителю. – Интересно, а у них… все такое большое?
Властитель едва не фыркнул, и ему стоило большого труда не порушить каменное выражение лица. Но справился, прищурившись, посмотрел на жену:
– Вы, женщины, только об одном и думаете!
– Ну почему же… – потупила глаза Хелеана. – Иногда о двух!
Властитель все-таки не удержался. Он расхохотался и хохотал с минуту, утирая глаза тыльной стороной запястья. Потому он и таскал с собой эту женщину, потому и любил ее – умна, демоница! А уж как скажет, так скажет! Никто не мог ТАК его повеселить! Никто, кроме нее!
Один из чужеземцев, смотревших на него, что-то недовольно крикнул, показав странный жест, будто показывал средним пальцем куда-то на небо. Потом сплюнул, и тогда стало ясно – он сказал какую-то гадость. Властитель нахмурился, вытер глаза платочком, который взял из рук постельничего, легонько повел пальцем в сторону чужеземца. И тут же стоявший слева телохранитель-лучник мгновенно выхватил из колчана на спине стрелу с зазубренным стальным наконечником, бросил ее на тетиву лука, который без промаха бьет на двести шагов, – через секунду после плевка татуированный чужеземец уже подергивался на земле, брошенный на спину могучим ударом стрелы, пробившей ему череп и вышедшей из затылка.
Славный выстрел, подумалось Властителю. Красиво. Расстояние небольшое, но попасть точно в середину лба, да так, чтобы наконечник вышел наружу посредине затылка, – это надо быть настоящим мастером! Все-таки лучшие стрелки – с побережья, это точно.
А еще Властитель заметил, что стоявший рядом с убитым человек что-то сказал, когда татуированный сплюнул, – похоже было, что он выговорил нечестивцу за невежливое поведение.
– Что с магией? – негромко спросил Властитель, обращаясь к Главе гильдии магов, стоявшему возле него и ожидавшему, когда Величайший обратит на него внимание. – Они обладают магией?
– Если и обладают, о Величайший, то такой, какую мы не можем увидеть. У них странные ауры, но ни одна не похожа на ауру мага. Это просто люди. Большие, странные, но обычные люди.
– Гиганты… – задумчиво протянул Властитель, взглянув на Уонга, приказал: – Подведи ко мне вон того, что рядом с убитым. Да, того, черноволосого.
Уонг коротко скомандовал, двое стражников бросились вперед и, схватив под локти чужеземца, потащили его на ковер. Чужеземцы что-то залопотали, но шум тут же утих, когда стражники угрожающе качнули сверкающими наконечниками копий.
Никому не хочется получить такую штуку в живот, с усмешкой подумал Властитель, даже если ты гигант.
А выглядело и вправду смешно – стражники по сравнению с пришельцем выглядели как подростки, пытающиеся одолеть взрослого дядю. Похоже, что, если бы он двинул как следует руками, эти самые «подростки» разлетелись бы от него в разные стороны.
– Интересно, а женщины у них такие же большие? – вслух, чуть слышно проговорил Властитель и тонко, едва заметно улыбнулся. Но Хелеана услышала и откликнулась тут же:
– Кому-то и самки сардов по нраву…
Он опять чуть не расхохотался. Вот умеет же сделать настроение! Как хорошо, что среди всех он выбрал именно ее! И все потому, что девушка, когда он смотрел на ряд невест, неожиданно и весело ему подмигнула, ничуть не заботясь о нарушении этикета, о том, что он о ней подумает.
Потом, когда они были уже женаты и между ними установились не просто партнерские, но еще и любовные отношения, Хелеана ему призналась, что выглядел он очень смешно – грустный, будто недавно помер его любимый пес. И ей вдруг захотелось поддержать, поднять настроение – невзирая на последствия. Что она и сделала. И не прогадала!
Властитель слегка улыбнулся, прищурил правый глаз, будто хотел подмигнуть. Хелеана поняла и улыбнулась под вуалью, повторив его жест.
Хорошо, когда тебя понимают, подумалось Властителю, и, выбросив шальные мысли, он занялся делом. Для шалостей будет ночь, и тогда он решит, кого из жен или наложниц взять себе для утех – утех своей плоти и плоти Хелеаны. Она всегда участвовала в его любовных играх, и теперь Властитель даже не представлял, как мог раньше обходиться без нее.
Он пока что запретил ей рожать – чтобы не испортила фигуру, но скоро все-таки позволит родить сына или дочь. Хелеана уже намекала, что хочет иметь ребенка. Нужно будет позволить ей зачать, их сын будет лучшим наследником Империи. Два ума должны произвести что-то еще более умное, хотя… бывает, что на детях судьба отдыхает. Умные родители – и дурак сын! Все бывает.
Да, он позволяет супруге такое, чего не позволил бы никому на свете. Но она этого заслуживает. Любимая жена…
– На каком языке они разговаривают? – негромко осведомился Властитель. – Вы определили?
– Не знаю, Величайший! – растерянно ответил маг с поклоном. – Должен признать свою ничтожность! Я считал, что знаю все наречия, все языки, на которых разговаривают люди. И вот – я не знаю!
– А как нам с ними общаться? – слегка нахмурился Властитель. – Мы же должны узнать, откуда они, зачем прибыли? Мне же нужно решить, что с ними делать?
– Ты, как всегда, мудр, Величайший! – просиял маг. – Ты намекнул мне, а я, ничтожный, не понял! Точно, так и сделаем!
– Изложи, – не удивился Властитель, улыбаясь уголками губ.
– Мы возьмем нескольких, я наложу на них чары, и они выучат наш язык за считаные часы! Поручу это дело моему заместителю (он указал на молодого мага), и к утру эти варвары будут разговаривать не хуже любого крестьянина или горожанина! Только прикажи, Величайший!
– Приказываю научить десять… хм-м… сколько сможете чужеземцев нашему языку. Выберите тех, кто выглядит более или менее разумно, и обучайте. Уонг, обеспечь магов защитой. И выбери место для ночевки – это место мне не нравится. Где-нибудь у реки, возле прохлады. И отгороди место для купания – возможно, я пожелаю искупаться, и не один (Хелеана издала негромкий звук, похожий на смешок). Займись!
Уонг коротко поклонился, отошел, и… все завертелось – как и всегда после приказа Властителя. Он не терпел промедления, наказывал тех, кто мешкает, и награждал усердных работников.
Сила Властителя не только в его уме. Когда подданные знают, что будут наказаны за невыполнение приказа и награждены за усердную службу, они работают гораздо эффективнее. Это закон.
Нет, не тот, что вышел из канцелярии дворца Властителя и заверен печатью Величайшего. Закон природы, закон, данный богами.
* * *
– Ты спишь? Эй, ты спишь?
Тихий шепот, чтобы не услышали охранники. Опять будет разговаривать «за жизнь». Очередной приступ самобичевания!
– Все-таки почему у тебя нет чувства вины? Ты же народа положил – кучу! Как дрова! А у них ведь были родители, а может, и дети! Совесть не мучает?!
– А тебя не мучает?
– Нет. Меня опоили! Подсыпали чего-то в водку, вот у меня крыша и поехала. И я всего пятерых убил, а ты пятьдесят! И что?! Почему мы теперь рядом?!
– Надоел ты уже. Три года одно и то же талдычишь! Три года я эту муйню слушаю! Когда-нибудь сломаю тебе шею! И ты наконец-то заткнешься!
– Тише! Чего разорался?! Вот же наградил меня Господь личным адом… а ты – черт! Да, да – черт!
– Регресс. Вчера я был Сатаной. Чего сегодня-то меня разжаловал?
– Дурак ты, Колян! Вообще – дурак! Вояка хренов! Руками таких, как ты, все и делается – руками тупых солдафонов! И что ты получил? Вытащила тебя Контора? Вспомнила о тебе?! Что, нельзя было документы тебе новые соорудить? Вроде как помер, а самого отправить в горячие точки, людей убивать?!
Взметнулся, секунда, и пальцы сжимают горячую, трепещущую глотку. Движение – и трахея будет раздавлена, как гнилой плод!
– Послушай, сучонок, – я Родину защищал! Воевал за свою страну! А убил я подлецов, которые грабят народ! Тварей! Мразей! Ты же нажрался до усрачки и в магазине расстрелял случайных прохожих! Так вот почувствуй разницу, ушлепок! Сцука, как ты мне за три года надоел – просто руки чешутся тебя прикончить!
Постоял, выпустил глотку. Садиться в ШИЗО за придурка – глупо. И палками еще отмудохают. А потом вместо этого дадут в соседи какого-нибудь душителя-маньяка или того ублюдка, что битой женщин в парке убивал. Или чеченца-боевика, который дом взорвал. Придется всех убивать, так никакого здоровья не хватит. Отобьют нутро. И это понятно – порядок есть порядок! Карать имеет право только государство!
Грохот открытой «кормушки». Грубый, неприятный голос:
– Приготовиться к поверке!
Бегом к «кормушке», руки назад, высунул в дыру. Наручники защелкнулись – бегом к противоположной стене, на колени, головой в пол, руки вверх.
– Вы чего, с-с-суки… страх потеряли?! Орете среди ночи! Получите!
Хлесткие удары – дубинка, с оттягом – аж дыхание перехватило. Как в матрас – бум! Бум! Бум!
А не нарушай правила! Выполняй, что положено!
Но все когда-то кончается. И снова – нары, тишина и невыключающаяся лампа под потолком, тусклая, закрытая металлической сеткой. Вот так и смерть придет под светом поганой двадцатипятисвечовой лампы. Сунут в мешок и утащат, волоча по полу, чтобы закопать где-нибудь на заднем дворе, рядом с убийцами-маньяками и насильниками.
Интересно, Нюське тело выдадут? Впрочем – какая теперь разница? Да и не нужен он ей, Нюське-то. Ну да, она исправно шлет передачи, пишет, но… у нее своя жизнь.
– Видишь, какой ты дурак? – Тихий-тихий шепот, но слышно хорошо. В тюрьме не раздается ни звука, как в морге. Стены толстые, звук гаснет, поглощенный старинным камнем. Старая тюрьма, еще дореволюционная.
– Бока болят и спина! А все из-за тебя! – Полковник не унимался, и Зимин скривил губы – лучше бы сидел в одиночке, чем с этим придурком. Хотя… в одиночке он давно бы разбил себе башку. От тоски. Потому, вероятно, и сажают по двое, по трое. Чтобы было кого ненавидеть.
Ненависть – тоже занятие, не хуже любого другого. Ненависть – нередко движущая сила прогресса. Или любовь? Нет, все-таки ненависть. Из-за любви поленишься что-нибудь сотворить, а вот из ненависти… Он же ведь поубивал этих негодяев из ненависти – мстил за Вальку!
М-да… может, стоило принять приглашение того типа? Сейчас был бы на свободе… Можно было бы свалить куда-нибудь, хрен бы нашли эти уроды! Тактика, однако.
А тогда все это казалось правильным – как можно принять предложение от того, кто косвенно виноват в убийстве Вальки? Пойти работать в банк, который виноват в ее смерти на сто процентов! В банк, который Зимин снес бы с лица Земли, да еще и место бы грузовиками соли засыпал, чтобы там ничего не росло!
Твари! Нелюди! Нет, правильно отказался. Не смог бы с ними разговаривать. Хотя…
Три года, что он сидел в тюрьме на пожизненке, Зимин задавал и задавал себе этот вопрос – правильно ли он поступил? И не находил ответа. Все-таки, вероятно, следовало быть похитрее. Но тогда это был бы не он. Тогда Зимин должен был себя сломать, растоптать свою душу. А у него если что осталось, так это бессмертная душа. Если она бессмертна, конечно. Но хочется верить.
Вон полковник ударился в религию – молится, благостный такой становится в этот момент. А когда по несчастным прохожим стрелял – где был его Бог? Или когда взятки брал – думал о Боге? Не убий, не укради – где это было у него в душе? Не было? А откуда взялось? Зародилось тут, в этих стенах, у параши? Небось – выпусти его, и тут же снова забудет о Боге! Лживая тварь.
Впрочем, чего он хочет от осужденных на пожизненное? Чтобы они были святыми? Здесь каждый первый – клеймо ставить некуда. Уголовники – звери в человеческом обличье. Террористы. Маньяки – тупые, со слюнявыми губищами.
Насиловать, убивать – просто ради удовольствия, ради удовлетворения своей ничтожной душонки?! Эх, была бы кнопка – нажал – и все эти твари в Преисподнюю!
И он с ними… потому что тоже маньяк-убийца. По крайней мере, так его назвали газеты. Мол, крыша поехала, и всех поубивал.
Идиоты! Если крыша поехала в момент совершения преступления, так какого черта он делает тут, в тюрьме? А не принимает процедуры в дурдоме для особо опасных психов?
Представил, как ему бы сейчас делали лоботомию – как герою «Полета над гнездом кукушки», и содрогнулся. Нет уж, лучше в тюряге! Может, и правда Контора опомнится и вытащит его отсюда? Ведь в подготовку столько вложено сил! Годы учения, годы тренировок – он бы мог послужить своей стране, пусть даже без командирского звания, без регалий – обычным бойцом! Он же снайпер, лазутчик, диверсант! Дай невыполнимое задание – Зимин его выполнит! А если погибнет – так с честью, а не тут, рядом с этим увальнем, которого хочется придушить!
Все-таки Зимин подсознательно не верил, что навсегда останется в тюрьме. Контора, конечно, организация непредсказуемая… нет, вернее – она предсказуемая, когда дело касается огласки, но он ведь никому и ничего не сказал! Кто такой на самом деле, где служил, что делал на службе! Если бы захотели – вытащить из тюряги для Конторы совсем не сложно…
Шепот соседа прервал мысли:
– Ну да, да, я брал! Много брал! И что?! Там по-другому нельзя! Да что я-то – мелочь! Самые жирные рыбы наверху! И я туда отдавал, все отдают! Иначе не усидишь на месте! А то, что людей пострелял, – каждый день жалею. Каждый день! Опоили меня, точно опоили! А то, что следов в крови не нашли, так это уметь надо – можно так опоить, что никто не подкопается! Знаешь, какая грызня идет за должности? Нет? Ты же майор! Должен знать!
– Я боевой офицер! – не сдержавшись, буркнул Зимин и тут же убавил голос. – И не о людях ты жалеешь, которых застрелил, а о том, что здесь оказался! О том, что жирное место потерял! Бабло рубить не можешь!
– Как будто ты никогда бабло не рубил! В горячих точках бывал, так? Бывал, уверен! Хоть ты и молчишь. И я бывал. Что, по карманам у духов не шарил? Баблишко не собирал? То-то же. Так что засунь язык себе…
Зимин не успел ответить как следует. Сознание его помутилось, и майор на какое-то время выключился из реальности. Ощущение было таким, будто его засунули под воду, где он не мог дышать. Или выбросили в открытый космос, прямо к звездам. Мир закружился, завертелся, затошнило, но… извергнуть содержимое желудка Зимин не успел. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Он снова лежал на своих нарах и смотрел в потолок, вот только… да! Да! Лампа на потолке не горела!
– Что это было?! – Хриплый шепот соседа по камере вернул к реальности, и Зимин сел, спустив ноги с кровати. Голова слегка кружилась, но быстро пришла в норму – за три года заключения тренированный организм не успел растратить свою крепость. Тем более что при первой же возможности Зимин занимался упражнениями – отжимался, приседал, делал специальные упражнения на растяжку и силу. Сосед над ним вначале смеялся, мол, для чего делаешь? Все равно все тут сдохнем! Но потом тоже стал заниматься, повторяя то, что делал Зимин.
Впрочем, судя по рассказам полковника, который был словоохотливым парнем чуть старше Зимина, он был хорошим опером, которого не возьмешь голыми руками. Зимин в общем-то ему верил – слышал немного об этой истории и хотя недолюбливал ментов, признавал, что без них все было бы гораздо хуже. Какой-никакой они порядок все-таки наводят. А что до взяток… святых, как показывает опыт, в этом мире больше нет. По крайней мере, Зимин таких не встречал. Даже глядя в зеркало.
– Глянь! А на улице-то день! – снова прошептал полковник, показывая пальцам на прикрытую решеткой амбразуру окна. – Светится! А лампа не горит! А только что ночь была! Что же такое случилось, а?
Где-то далеко послышались голоса, по коридору затопали ноги, и сокамерники насторожились, готовые броситься к «кормушке» и подставить руки. Замешкаешься – так отходят дубинкой, что неделю без стона ни сесть, ни лечь не сможешь. Проверено!
Но нет – прошли мимо, не загремела ни одна дверь. Никого не вывели, ни к кому не вошли. На этом этаже было камер пятьдесят, не меньше, и выше около пятидесяти. Это ему рассказал полковник – он знал зону особого режима по службе и представлял, как она выглядит. И знал, кто тут содержится.
По словам полковника выходило, что здесь доживают свои дни примерно полторы сотни «особистов» – тех, кто осужден на пожизненный срок. Их обслуживают пятьдесят человек заключенных из числа обычных, не «особистов». Человек тридцать охраны – на стенах и дежурные надзиратели по блокам. Из них больше половины – женщины.
Зимин тогда удивился – почему женщины? Тюрьма – и женщины-охранницы? Полковник «успокоил» – стреляют они не хуже, а то и получше мужчин. Не пьют, добросовестные – дорожат своей работой. А что такого? Где ты еще получишь такую зарплату в глухой тайге, когда до ближайшего, самого маленького городка пятьдесят километров условной дороги?
В основном это жены, дочери и сестры надзирателей, которые служат тут же, на зоне. В общем – обольщаться не надо. Пойдешь в побег – пристрелят и не спросят, как тебя звали. К заключенным, по понятным причинам, их не подпускают, они на вышках сидят, да по стене ходят. Но службу несут с душой.
Впрочем, Зимину было все равно, кто именно его охраняет. Он автоматически уже давно прикинул – можно ли уйти из этой тюрьмы в побег? И сделал вывод – нет, невозможно. Остается лишь ждать. Чего? Или смерти, или помилования, или когда вытащит Контора. И только так.
Странности продолжились. Завтрак им не принесли. Не принесли и обед. Более того, как оказалось – в системе нет воды, а потому попить, если захочется, – нечего. Только из бачка унитаза. Пока не страшно, но…
Электричества не было, лампочка так и не загорелась, и когда наступил вечер – в камеру спустилась тьма – непроглядная, густая, как вакса. Так-то оно вроде и хорошо – после трех лет света, проникавшего и через закрытые веки, не оставлявшего ни малейшей возможности забыть, что ты в тюрьме, и процентов на девяносто – навсегда. Только через двадцать пять лет отсидки заключенный может подать прошение на помилование. Если доживет, конечно. А там уже – как власть решит. Большинству точно откажут, и правильно.
Свет не выключался потому, что администрация должна была контролировать – что творится с заключенным. Если ты осужден на пожизненное, так сиди и медленно подыхай. И не делай попыток покончить с собой. Никто не позволит тебе вот так просто взять и подохнуть! «Наказание преступлению должно быть подобно».
Наблюдение за небом из окна камеры ничего не добавило к пониманию ситуации. Небо, солнце, облака, птицы в вышине – ничего нового. Ощущение было таким, что за стенами тюрьмы произошла какая-то техногенная катастрофа, возможно, ядерная война. И теперь заключенные предоставлены сами себе. О них просто забыли, как забывают о ненужных вещах. В самом деле, случись ядерная война, извержение вулкана или падение астероида – кто вспомнит о каких-то там заключенных, которых нужно зачем-то спасать? В прежнее время всех этих маньяков давно бы уже поставили к стенке. Или как там расстреливали? В затылок, в треугольник?
Ведут по коридору, и сзади – бах! И нет маньяка. Нет убийцы. Пожизненное заключение в России возникло после проникновения в нее либеральных идей, мол, какой бы ни был преступник – а он должен жить. Зимин, само собой, с этим не был согласен, но… все-таки хорошо, что смертную казнь отменили. Какая-никакая надежда, а есть.
Он как-то задумался, а если бы смертная казнь все-таки существовала? Совершил бы он то, что совершил? И пришел к выводу – да. Если бы была возможность изменить прошлое, он сделал бы все так же, как и тогда. Есть люди, которые не заслуживают жизни, в этом майор Зимин был уверен на сто процентов, и ничто не могло поколебать его уверенность.
– Как думаешь, что случилось? – по привычке шепотом спросил сосед по камере, когда они с Зиминым лежали на шконках в полной темноте. – Может это быть война?
– Все может быть. Только не о том думать надо.
– А что думать-то? Кто кого сожрет? Я тебя есть не буду! Не смогу. А ты меня?
– Что у тебя за фантазии? Думай, как отсюда выбраться, если нас забыли!
– Можно превратиться в облачко и улететь. Как же еще-то? Стальные двери, стальной засов, стальной амбарный замок – это тебе не пиндосские камеры, запирающиеся электроникой! Это старая добрая тюрьма, и хрен отсюда выберешься! Нет, братец, думать нужно о том, как дотянуть до тех пор, пока нас отсюда не вытащат! Или пока не накормят. Кстати, ты заметил – воздух другой? И жарко стало. Пахнет степью, а не озером! А мы ведь посреди озера!
В самом деле – Зимин заметил, что вместо обычного холода, вместо ледяного ветра, влетающего через маленькую форточку (их ввели, эти форточки, в двухтысячных годах – тоже дань либерализации), теперь воздух за стенами дышит зноем. Ощущение такое, будто климат сменился или же тюрьму перенесли в экваториальные широты.
Странно, все странно. Но утро вечера мудренее, и потому Зимин шикнул на полковника, заставил себя уснуть, усилием воли подавив мысли о еде и панические мысли, попытавшиеся пробиться в тренированный мозг.
Зимин к сорока годам стал фаталистом – чему быть, того не миновать, но умереть от голода, думая о том, что сосед может попытаться его убить и потом сожрать, это было уж слишком. То, что бывший мент попытается, – Зимин в этом не сомневался. Люди никогда не отличались стойкостью и тем более святостью. Сожрать себе подобного в прямом и переносном смысле готов любой, попавший в такие условия, которые заставят его это сделать. Ну… почти любой. Осужденный на пожизненное – точно. Продлить свою жизнь на неделю, на месяц за счет сокамерника – ни один из соседей Зимина не задумается ни на секунду, стоит ли это делать. Полковник не исключение.
И тогда встает вопрос – а он, Зимин? Сможет убить сокамерника ради того, чтобы продлить эту самую жизнь? Его жизнь, майора Зимина?
Думал недолго. Жрать полковника не станет, лучше сдохнет с голода, а скорее всего – от жажды, потому что воды в бачке унитаза осталось не так уж и много. Так что вопрос о каннибализме отпадает. А насчет убийства соседа – возможно, что это придется сделать. Если тот попытается напасть. Люди впадают в безумие от недостатка воды и пищи, и неизвестно, как себя поведет бывший опер, не особо отягощенный моральными принципами. Вернее – почти наверняка известно.
Утро началось с грохота.
Бам! Бам! Бам!
Судя по звукам – пинали ногами в двери камер.
Бам! Бам! Бам!
Перед катаклизмом, если бы кто-то посмел ТАК себя вести (из числа заключенных, разумеется) – как минимум неделя в ШИЗО, плюс синяки и отбитые внутренности.
Здесь не церемонятся. Актируют и в могилу. «Сердечный приступ».
Но сейчас в двери камер били десятки ног. Десятки! И если охрана на месте – скоро последует жестокая расправа.
– Слышишь? – зачем-то спросил полковник, хотя не услышать все это было невозможно. – Может, и мы постучим?
– Башкой? – скривился Зимин. – Толку-то? Пусть себе стучат. Наши ноги будут целее.
Он встал со шконки, выглянул в утреннее небо. Голубой небосклон, птички в небесах – хорошо! Невольно вздохнул, вспомнив, как тяжко было в первые месяцы заключения. Труднее всего даже не то, что здесь фактически ты на положении раба, вынужденного делать все, что прикажет хозяин. Выполняй, что положено, четко, без промедления – и живи, насколько тебя хватит. Военному не привыкать.
Труднее всего была скука – если можно ее так назвать. Зимин всегда был человеком действия, а того, что ему пришлось перенести в своей судьбе, хватило бы на несколько самых бурных жизней. И вот теперь – четыре стены, надоевший сокамерник, разговоры ни о чем, старые газеты, книги из библиотеки тюрьмы – затертые, пахнущие хлоркой, и больше ничего. Совсем ничего! Дни, месяцы, годы – ничего! И так до конца жизни…
Зимин все свободное от чтения время посвящал тренировкам – растяжкам, отжиманиям, подтягиваниям и «бою с тенью», вначале думал, что Контора его скоро вытащит, хотел быть в форме, но потом понял, что никто, кроме Нюськи, о нем не помнит, никому майор Зимин не нужен, и занимался просто для того, чтобы убить время.
Время, которого в жизни ему никогда не хватало. Вечно спешил, бежал – по джунглям, по пустыне, по городским улицам, мчался, не обращая внимания на то, что жизнь проходит мимо, и вот прибежал. Сорок лет – ни семьи, ни детей, только камера и кусочек неба, видимый через толстые прутья решетки. Навсегда!
Зимин вздохнул и уселся на шконку, тут же вскочил и хотел ее заправить – не дай бог обнаружат, что он, арестант, сидит на нарах после побудки! Это палки по бокам и ШИЗО – неделя, на хлеб, на воду!
И, уже вскочив, едва не фыркнул – побудки-то не было! Не звучал ревун, и завтрак не разносили, хотя уже давно были бы должны! И скорее всего не будет никакого ШИЗО. Но что будет?
– Глянь, глянь, что там! – возбужденно крикнул полковник, указывая пальцем в форточку окна. – Ни хрена себе! Я глазам не верю! Глянь! Да скорее же, черт тебя подери! Улетит, потом скажешь – сбрехнул!
Зимин нехотя поднялся, подошел к сокамернику, посмотрел туда, куда тот показывал, и глаза его расширились от удивления. Над двором тюрьмы, медленно шевеля крыльями, пролетало самое странное существо, которое Зимин видел в своей жизни.
Дракон! Это был он, как сошедший с картинки волшебной сказки! И больше того – на спине дракона сидел человек!
Зимин до боли закусил губу, в ушах звенело, кровь била в голову, грозя разорвать сосуды. Полковник что-то говорил, дергал Зимина за рукав, но тот ничего не слышал, неспособный ничего воспринять. Его мозг, гибко реагирующий на любое изменение ситуации, впервые застопорился, не в силах обработать полученную информацию.
То, что Зимин увидел, – просто не могло существовать! Не могло! А значит – он или спятил, или видит сны, или под наркотой! Может, на самом деле он в дурдоме, привязанный к кровати, и его накачивают лекарствами? Может, ему все привиделось?
Зимин с силой ударил кулаком в стену, и боль его отрезвила. Нет, он не рассек кожу – тренированные кулаки с набитыми костяшками, ломавшие кирпичи, выдержали удар. Но боль была резкой, шипучей, и Зимин скривился, не глядя на отшатнувшегося полковника.
А потом сел на шконку, зажав голову руками, и несколько раз повторил:
– Куда мы попали?! Куда мы попали?!
Ответа, само собой, не было. Потому что даже охранники и надзиратели, которые сейчас собрались в актовом зале тюрьмы, не знали – что происходит, и что им делать, и куда они все попали. Но в том, что «попали», – никто из них не сомневался.
