Глава 4
Толлеус. Главный вопрос
Красный ручей
Старик тоже не спал, лежа на спине в темноте конюшни, раскинув руки. В отличие от своего ученика он не вертелся, точно щенок, гоняющийся за своим хвостом, но лишь внешне, зато мысли в голове водили самый настоящий хоровод. Не Оболиус со своим больным зубом были тому виной – искусник силился понять некоторые вещи, которые происходили в последнее время. Больше всего ему не давал покоя факт, что помощник умеет вселяться в другие существа. Такое могут боги, и это понятно, ибо им подвластно все. Чародеи тоже могут проделать это с кем угодно и когда угодно – есть у них такая способность. Но Оболиус всего лишь мальчишка, пусть и талантливый! Почему у него получается, причем только с химерами, а напрямую с лошадью или человеком – нет? Почему при этом через химеру он может больше, чем сам, хотя по логике это более сложный путь? И, самое главное, почему у самого Толлеуса ничего не выходит?
Сегодня старик не спорил со своим Альтер-эго, озвучивая мысли. Он был спокоен: просто думал, ломая голову над загадкой, которая напрямую касалась его. Обязательно нужно разобраться, понять, как работает этот механизм. Иначе не получится защититься даже от сопливого мальчишки!
Оболиус тянулся к химере аурной, устанавливая контакт. Толлеус специально наблюдал за процессом. Это было логично и объяснимо. Пускай сам искусник не мог повторить подобный трюк, но, по крайней мере, мог представить себе его суть. Есть взаимодействие аур – есть связь. Потом требуется лишь умение, чтобы подстроиться, и воля, чтобы победить в схватке с чужим разумом. Но дальше начиналась чистая мистика: от химеры не тянулся аурный щуп к старику, когда Оболиус пытался вселиться в него! Как это работает, как это вообще может работать?
Ответа не было. В случае с конструктами ситуация такая же: не видно никакой связи, но она существует – в этом сомнений нет. Старику казалось, что решение загадки где-то совсем рядом, на поверхности. Но поймать его никак не удавалось. Чувство неудовлетворенности, как заноза, бередило покой. К тому же нестройный хор призрачных голосов, заблокированный плетением от проникновения, был едва различим. Точно также, как в Широтоне этот Шум был слишком громок, тревожа душу, так и сейчас никак не удавалось достичь гармонии без привычного гомона. Забылся старик только утром, когда первые петухи уже стали орать, требуя выпустить их из курятников.
* * *
Несмотря на то, что сон его был тяжелый и короткий, встал Толлеус бодрым и отдохнувшим. Наверное, химера неплохо подзарядила его вчера. Оболиус тоже поднялся, но выглядел гораздо хуже. Кожа побледнела, под глазами мешки, а щеку стало ощутимо раздувать. Правда, боли он не чувствовал, но нормально открыть рот уже не мог.
Искусник почесал лысину, мельком пожалев об утраченном шлеме. Плетений для врачевания зубов у него не было: как-то не озаботился в свое время, так что даже не знал, как оно работает. Можно было, конечно, проблемный зуб попросту уничтожить – Искусство позволяло проделывать и не такие вещи. Да хоть бы взять плетение для разрушения крепостных стен, часть которого старик использовал для лап Паука. Корень прорастет сквозь весь зуб, потом «бах», и во рту лишь мелкая костяная крошка… Толлеус еще раз почесал затылок: во-первых, можно легко ошибиться и что-нибудь перепутать, во-вторых, попросту жалко зуб! Оставшись с пустыми деснами, старик как никто другой стал ценить ценность этих крошечных помощников в пережевывании пищи.
– Знаешь, что делают чародеи в таких случаях? – спросил он помощника, но тот лишь промычал что-то в ответ и пожал плечами. Толлеус махнул рукой и пошел спрашивать хозяйку постоялого двора. Ничего дельного он не узнал, но совсем не потому, что чародеи не следили за своими зубами. Скорее, простые жители из провинции не могли себе позволить такое лечение. Единственное, что удалось узнать – ближайший чародей жил как раз по пути на расстоянии дневного перехода в городе Красный Ручей. По мнению искусника, такое название больше подходило какой-нибудь деревеньке, но его заверили, что город вполне приличный.
Чародей, если судить по имени, тоже был не простой. Звали его Ведающий Тайнус, о чем хозяйка сообщила с придыханием, закатив глаза. Для себя Толлеус решил, что это примитивный псевдоним, что в свою очередь весьма нелестно характеризовало его владельца. Трактирщица, с которой он поделился своими сомнениями, стала уверять его в высочайшем мастерстве этого чародея, уверяя, что он известен чуть ли не по всему Оробосу. В доказательство своих слов она привела веский с ее точки зрения аргумент: «Господина Тайнуса приняли в общество Оракулов!»
Искусник не стал спорить, а лишь улыбнулся кончиками губ: названия самых известных и сильных чародейских школ он уже знал – не было среди них никаких Оракулов. Тем более что это вообще не школа, а какое-то общество. Немудрено: для невежественной селянки любой чародей с придуманным титулом – почти Император. Впрочем, выбирать не приходилось. Да и не плохо, в общем-то, что Ведающий не Повелитель Чар, иначе его услуги будут стоить очень дорого, а тут надо всего лишь вылечить больной зуб.
Караван тронулся в путь в своем обычном порядке. Толлеус, чтобы успеть до Красного Ручья засветло, задерживаться не стал даже чтобы позавтракать: провиант он взял с собой. Дорога была хорошая, ровная, но все равно жевать на ходу, особенно когда приходится управлять лошадьми, было очень неудобно. Кувшин с молоком и вовсе опрокинулся, благо, не разбился. Пришлось восполнить потерю простой водой из небольшого родника, который очень кстати подвернулся у самой дороги. Оболиус смотрел на все это жадными глазами, но есть не мог. Даже воду он пил через тростниковую трубочку.
* * *
Как и было обещано, до города путники добрались еще засветло, хотя до заката оставалось не так много времени. Городишко, как и предполагал Толлеус, был невелик и являлся бы обычной большой деревней, если бы не величественная крепость, возвышавшаяся над ним на холме. Судя по ее размерам, она запросто могла вместить гарнизон тысяч на пять воинов – жителей в городе было всего в два-три раза больше, причем если считать стариков и совсем маленьких детей. Конечно, до Кордоса, а точнее до северной границы Оробоса был всего день пути, но все равно искусник не понимал, зачем понадобилось возводить фортификации такого масштаба в этом месте. Место, конечно, для крепости удобное – слияние Красного ручья – небольшой речушки, тезки города, через который она протекала, и Сон-реки, но все равно далековато от границы. Может быть, лет тридцать назад, до войны владения Оробоса заканчивались здесь – таких тонкостей Толлеус не знал.
Химеры – дорогое имущество, но тащить их с собой в город совершенно не хотелось. Хорошо если на телеге удастся проехать, не то, что провести целое стадо между натыканными тут и там дворами, обнесенными частоколом. Тем более что старик не ожидал в такой провинциальной глуши, что кто-то сможет покуситься на его собственность, защищенную Искусством. Привычно поставив плетение загона, дополнительно снабдив его защитой от самых любознательных жителей, он слез с повозки и за руку потащил апатичного Оболиуса за собой. К вечеру щека парня раздулась еще больше, отчего его голова стала совершенно несимметричной. В пути даже пришлось расширить зону обезболивания на все тело – сейчас чувствительность кожи у ученика сохранилась лишь на макушке. Поэтому он шел точно пьяный: очень осторожно, раскачиваясь и старательно контролируя каждое движение. Со стороны это выглядело смешно: дети, резвящиеся в придорожной пыли вместе с курами, поросятами и собаками, показывали пальцами и провожали странную парочку веселым хохотом.
Повезло: дом Тайнуса нашелся быстро. В противном случае можно было бы долго блуждать по городу, который, несмотря на скромную численность, занимал приличную площадь. Домишки жителей в большинстве своем были небольшими одноэтажными деревянными. Зато вокруг каждого теснились хозяйственные сооружения и даже были разбиты грядки, огороженные высокой изгородью.
Двор чародея, напротив, был небольшой, начисто лишенный дополнительных построек: ни сараев, ни конюшни. Зато сам дом на общем фоне производил впечатление монументальности. Сложен он был из серых прямоугольных каменных блоков, в ширину превосходил соседские избушки раза в два, а ввысь уходил аж на три этажа, причем его венчала высокая остроконечная крыша, отчего постройка казалась еще больше.
Лишь только Толлеус поднялся на крыльцо, двустворчатую дверь сейчас же распахнул привратник и, растягивая слова, глубокомысленно изрек:
– Оракул уже ждет вас!
– Ллэр Тайнус не знает меня, ты перепутал! – возразил искусник. Привратник на мгновение недовольно дернул щекой, но тут же вернул себе напыщенно-задумчивый вид:
– Оракул знает все и всегда ждет своих посетителей!
– Тогда веди! – Ни к чему заставлять его ждать! – взмахнул рукой старик, пресекая на корню дальнейшие пререкания. Слуга снова дернул щекой, но послушно развернулся и повел гостей внутрь. Идти далеко не пришлось: буквально сразу же они вошли в просторный зал, обильно украшенный гобеленами, декоративными колоннами вдоль стен и бронзовыми статуэтками змей и птиц, сжимающих в когтях и пастях светящиеся зеленым шары. Последние заинтересовали искусника, но их изучение истинным зрением вызвало лишь кривую усмешку на его губах: обыкновенное зеленое стекло, а внутри копошатся какие-то насекомые, излучающие свет.
В резном кресле с высокой спинкой в противоположном конце зала сидел человек – ну точь-в-точь император на троне. Освещения было мало – зеленые шары были тусклые, так что разглядеть его не удавалось. Толлеус уверенно пошел вперед, сзади семенил Оболиус. Перед самым троном стояла низенькая скамеечка – единственная вещь в зале, которой мог бы воспользоваться посетитель. Старик, охнув, плюхнулся на нее. Сидеть было неудобно – слишком низко. Кордосец решил-было сотворить себе искусное сидение, но передумал и мысленно махнул рукой. Искусника никто не остановил. Очевидно, он сделал все правильно.
Устроившись поудобнее, големщик с интересом уставился на чародея в кресле. Дорогие украшения, цветастый наряд, обильный макияж, замысловатая прическа – было совершенно непонятно, кто же это – мужчина или женщина, а точнее, мальчик или девочка. Действительно, Тайнус, если это был он, оказался совсем юный – даже младше Оболиуса. Лишь по особенностям ауры искусник догадался, что чародей мужского полу, хотя, если судить только по внешнему виду, старик сказал бы наоборот. Тонкие руки, бледная кожа, мягкие черты лица вкупе с украшениями больше подошли бы девушке, даже несмотря на отсутствие груди.
– Вижу тебя насквозь! – пригрозил мальчик удивительно мелодичным голосом.
– Я тоже, – буркнул в ответ старик. Сидеть ему было крайне неудобно, что совсем не способствовало хорошему настроению. Вдобавок все происходящее слишком напоминало балаган бродячих артистов, нежели серьезное чародейское заведение.
– Я – Тайнус, Ведающий Истину! – с пафосом произнес ребенок и воздел руку вверх, как жрец перед паствой. – Что привело тебя в мой дом, путник? – Мальчишка старался выглядеть величественно и надменно, озвучивая заранее заготовленные фразы. Но при этом он постоянно косился на овальную голову Оболиуса, что портило весь эффект от его слов.
– Ты же все знаешь, вот и скажи, как меня зовут и что мне надо! – Толлеус не выбирал выражения, потому что рассердился не на шутку: он приехал сюда в надежде на помощь, а попал на какое-то дешевое представление к расфуфыренному молокососу. Безумно жаль потраченного времени.
Тайнус изменился в лице и сразу стал похож на обычного ребенка – на обиженного ребенка. Из-за кресла выступил затаившийся там пузатый человек с широкой плешью и седыми висками и зашипел на старика:
– Как смеешь ты!..
– Я, правда, Ведающий! – плаксиво встрял в разговор Оракул. Он тут же соскочил со своего насеста и в три шага оказался перед Толлеусом. Будь у того посох, возможно, он рефлекторно применил бы какое-нибудь плетение для защиты от нападения. Но сейчас у него был лишь амулет, так что старик успел хорошенько все взвесить, прежде чем активировать уже сформированную заготовку. Перед ним обычный ребенок, опасности нет.
– Осторожно! – запоздало воскликнул толстяк, предостерегающе вытянув руку, – это искусник!
Толлеус на всякий случай приготовился к атаке с двух сторон, но Тайнус разрядил ситуацию.
– Правда? – совершенно по-детски изумился он, и глаза его удивленно раскрылись. – А где же тогда его искусный жезл? По-моему, в руках у него простая палка!
Мужчина у кресла сообразил, что старик и в самом деле не «вооружен», а значит, не опасен. Амулет в жилете, спрятанном под одеждой, он не заметил, поэтому, тряхнув седой головой, отчего заколыхался двойной подбородок, толстяк сложил руки на груди и замер, успокаиваясь.
– Никогда раньше не видел искусников! – повернулся Оракул к старику. – Очень интересно. Дай руку, и я отвечу на твои вопросы! – попросил Тайнус и сейчас же с силой вцепился в ладонь големщика, лишь только тот удовлетворил его просьбу.
– Расслабься, отринь все земное… – забормотал малолетний чародей стандартные фразы, закатив глаза. В истинном зрении было видно, как мягко запульсировала его аура, так что транс был самый настоящий. – Открой душу, впусти в себя Душу Мира…
Видимо, старик подпал под чары слов, потому что внезапно он снова оказался в памятном по прошлому визиту Черном Ничто – опять в пузыре с дверью. Второй Толлеус тоже был здесь. Лицо его отчего-то было недовольно, точно он съел что-то кислое.
– Не к добру это!.. – пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Что «не к добру», искусник понял тотчас: сегодня помимо его самого и его иллюзорной копии рядом был еще один человек – за «стеной» стоял, напряженно глядя прямо на него, Тайнус.
Иллюзия номер два приметила появление Толлеуса и требовательно обратилась к нему:
– Эй, ты! – Коль скоро ты – моя искусная копия, то должен меня слушаться! Пойди туда, – взмах руки в сторону чародея, – и узнай, что ему тут надо!
– Это ты – моя иллюзия, – возразил старик. – Но вообще, раз оробосец не боится заблудиться там, в пустоте, то и мне можно выйти, тем более что дом (старик решил называть свою нынешнюю обитель домом) – вот он, рядышком. – Рассуждая таким образом, бывший настройщик собрался с духом и шагнул за дверь.
Снаружи пузырь выглядел совсем не как дом и даже не как большой шар. Его по сути вообще не было – только нечто вроде искусной метки. Вокруг было полным-полно других похожих меток: старик видел их еще в прошлый раз. Причем от каждой тянулся прозрачный шлейф, точно дым над курильней. Один такой, прихотливо извиваясь, прошел сквозь големщика. Он инстинктивно задержал дыхание, но это не защитило его от внезапно нахлынувшего образа. Видение было очень короткое, но очень яркое – сродни тому, что посетило его в Маркине на развалинах комендатуры. Похоже, он прикоснулся к воспоминаниям Оболиуса, но уверенности в этом не было. А потом шлейф сместился, и наваждение прошло. Оставалось только удивляться, что за чудеса.
Сам Толлеус, покинув пузырь, не изменился, Тайнус тоже. Под ногами была пустота, но старик никуда не падал, а вполне уверенно держался на ней или на какой-то невидимой опоре. В этом не было бы ничего сверхъестественного, если бы чародей не стоял под углом к искуснику, будто у него был свой собственный пол, который для Толлеуса – наклонная стена.
Несуразностей вроде этой вокруг было так много, что големщик решил не ломать себе голову над вопросом: «Почему так»? Одной больше, одной меньше – не важно. Гораздо интереснее было узнать, что делает малолетний Оракул и зачем он здесь? Тайнус смотрел очень увлеченно, но все же каким-то образом почувствовал присутствие искусника рядом с собой.
– Ты здесь?! – выпучил он глаза, повернувшись к кордосцу. – Тогда зачем ко мне пришел, если сам умеешь? – при этом он плавно повернулся в воздухе и «встал» на ту же плоскость, что и старик.
– За помощью пришел, – сознался Толлеус, чувствуя себя неловко здесь, в месте, так похожем на сон. Мальчик кивнул и сказал:
– Я уже посмотрел. Давай вернемся в дом – говорить лучше там, – и с этими словами он быстро поплыл (или полетел?) в сторону одной из тысяч меток, а потом исчез. Искусник вспомнил Маркинское Видение. Все же нет, там полет был совсем другой. Старик посмотрел по сторонам – нигде никого. По привычке почесав лысину, он недоверчиво покосился на метку своей обители – то единственное, что было рядом и связывало его с реальностью, оставшейся где-то далеко-далеко. Почему-то истинное зрение не работало, так что ничего конкретного сказать было нельзя. Сон или нет? – разбираться сейчас, что к чему, не хотелось. Обо всем этом лучше подумать на досуге, когда и если он очнется в доме Оракула. Вздрогнув от последней мысли, старик попытался разобраться в вязи метки. На самом деле никакого плетения не было: нити, которые он принял за проявление Искусства, затрепетали под его взглядом и вдруг сложились в картинку. Толлеус увидел свое тело словно со стороны: оно сиротливо сидело перед резным креслом, оставленное хозяином. «Будто смотришь на себя через Око», – мелькнула у старика мысль. Тайнус очнулся от транса и пошел на свое место. Тут настройщик заметил, что его тело там, в доме Оракула, открыло глаза и шумно выдохнуло. Трудно описать словами, что в этот момент испытал искусник. Пожалуй, нечто подобное тому чувству, когда его искореженный после отборочного выступления Паук распрямился и выскочил из шатра. Только в этот раз возмущение и страх были еще сильнее, потому что воровали не вещь, а его собственное тело. Толлеус инстинктивно схватил рукой метку и сейчас же оказался внутри – в своем уютном пузыре.
Призрачной копии, оставшейся здесь, на месте почему-то не оказалось. Впрочем, это сейчас волновало старика меньше всего. Всем сердцем хотел он оказаться сейчас в своем собственном теле, и его желание исполнилось.
Слух возвращался постепенно, так что вначале искусник понял только, что Тайнус что-то говорит, но разобрал лишь последние слова:
– …ты идешь правильно, хотя все равно не найдешь то, что потерял!
От всего произошедшего голова шла кругом. Юный чародей больше не казался сопляком – он явно был завсегдатаем Пустоты, из которой старик только что вернулся. Бывший настройщик всегда уважал мастеров своего дела, а сейчас даже немного оробел. Альтер-эго, вечный спутник волнения, не заставило себя ждать:
– Тогда что значит «правильно», если не найду? – вклинилось оно со своим вопросом.
– Твой поиск ведет тебя к твоей Судьбе, – пожал худыми плечами Оракул.
– Вообще-то я хотел узнать, сможешь ты вылечить ему, – Толлеус кивнул на Оболиуса, – зуб! – Явно не в тему, но таким образом старик решил перехватить инициативу в разговоре у своего вечного спорщика.
– Зуб! – отмахнулся Тайнус, – это может сделать даже Пирот. Пирот, посмотри, что там такое, – распорядился мальчишка, повернувшись к замершему у него за спиной мужчине.
– Ты желаешь совсем другое, – снова обратился Оракул к искуснику. – У тебя есть Вопрос, и ты хочешь задать его мне! Но только ты должен сам найти Ответ!
– Какой вопрос? – не понял старик. Чародей своими глубокомысленными изречениями его совсем запутал. А может, Оракул просто не умел связно выражаться. Говорят, это извечный бич всех прорицателей.
– От Вопроса зависит и Ответ, а от него – Путь. Слишком много Нитей Судьбы завязано в один узел вокруг тебя. Чтобы найти свою судьбу, ты должен выбрать Вопрос и все время искать Ответ!
– А разве можно узнать варианты судьбы и выбрать? – изумился Толлеус.
– Господин, – встрял Пирот, оторвавшись от своего задания. – Осмелюсь обратить ваше внимание, что это искусник! Не надо ему помогать!
– Да, но он пришел ко мне, и я отчетливо вижу его Пути! – насупился Тайнус. Мне уже так надоели паломники со своими дурацкими вопросами о любви и верности или другие, которые все время ищут клад почивших родственников. Завтра с утра опять целая очередь выстроится. Так редко появляется что-то другое! Этот кордосец особенный!
– Архонт Оракулов будет недоволен, если вы скажете! – гнул свою линию пожилой Пирот, опустив голову и глядя исподлобья.
– Да, да, ты прав, – сник Тайнус. – Я ему не скажу.
Толлеус, который молча слушал всю эту перепалку, с ненавистью посмотрел на толстяка: кажется, из-за него малолетний чародей ему сейчас не скажет что-то важное. Действительно, аудиенция закончилась. Насупленный Тайнус больше не проронил ни слова, а Пирот вежливо, но настойчиво выдворил старика на крыльцо. Правда, по его словам, с зубом Оболиуса теперь «все в порядке», то есть он сам благополучно выпал. Все-таки Толлеус рассчитывал на большее – вырвать он мог и сам. Хорошо еще, денег оробосцы не взяли: забыли ли или так спешили прогнать искусника, что махнули на выручку рукой. Странный визит получился. Старик ничего особенного от него не ждал, но все равно осталось ощущение какой-то неудовлетворенности. Требовалось хорошенько поразмыслить обо всем, но пока что в голове была лишь аморфная каша: сплошные вопросы, и не за что зацепиться мыслями.
Ученик вовсе пребывал в прострации, меланхолично переставляя ноги, но поминутно останавливаясь, чтобы сплюнуть кровь и гной. Щека его опала, почти вернувшись к своему нормальному размеру. Искусную блокировку чувствительности по совету толстяка сняли сразу же, так что теперь Оболиус мог в полной мере насладиться отголосками своих «замороженных» страданий. Старик на всякий случай посмотрел истинным зрением, чтобы оценить работу чародеев, но ничего интересного там не было: только какое-то марево вокруг рта, еле видимое в аурном зрении. Зачем оно там нужно сейчас? – Зуба-то больше нет!
Так, в молчании, путешественники дошли до стада. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, бросая на землю длинные тени. Заниматься сейчас поисками постоялого двора и пропитания ни у кого, кроме химер, не было желания, но их никто не спрашивал. Чистое небо не обещало дождя, поэтому Толлеус сразу забрался в телегу – сейчас ему требуется тишина и покой.
«Что произошло в доме Оракула?» – вот о чем гадал искусник, глядя на звезды, так похожие на метки из Черной Пустоты. Других, более конкретных вопросов было великое множество, но все они сводились к одному: «Что это было?» Можно было отмахнуться и просто не поверить в произошедшее. Пожалуй, раньше старик так и сделал бы: слишком все выглядело нереально. Однако же за последние пару месяцев он сплошь и рядом сталкивался с необъяснимыми вещами. Кроме того, некоторые детали косвенно указывали на правдивость увиденного. Но если это так, то где он был? – Неужели ему в самом деле посчастливилось прикоснуться к пресловутой чародейской Сути Мира? И если «да», то что же произошло с ним в Оробосе? Неужели это какие-то чары меняют его сознание? – В этот момент старик вспомнил про целебный конструкт, который висел где-то над макушкой. Впрочем, Маркус при изучении не разглядел в нем ничего опасного.
Голова шла кругом, но идеи не появлялись. Оставалось только провести опыт. Искусник попытался расслабиться и сосредоточиться, даже стал тихонько предлагать себе «Открыть душу и впустить в себя Суть Мира». Но ничего не происходило. Впрочем, старик и сам чувствовал, что расслабиться должным образом не получается – слишком большой сумбур в голове. Големщик прекратил попытки, настраиваясь на длительные медитации, чтобы успокоиться и сосредоточиться, но вспомнил, что в первый раз ему помогла расслабиться химера.
Сейчас все животные спали, но это не было весомым аргументом для искусника. Поэтому он слез с телеги и как был, босиком пошел к сбившимся в кучу мохнатым холмикам. Выискивать среди них Бульку не было никакого желания. На будущее Толлеус дал себе зарок повесить на нее отличную от других метку, а сейчас он выбрал первое попавшееся животное и бесцеремонно навалился на него. Мохнатка спросонья удивленно хрюкнула, но возражать не стала. Она совсем по-человечески вздохнула и закрыла желтые печальные глаза, снова задремав. Только старик уже ощутил теплую волну умиротворения, которая ему была нужна. Призывать «Суть Мира» не пришлось – Черная Пустота сейчас же пришла сама.
Теперь, уже немного понимая, что к чему, можно было, не торопясь, заняться исследованиями.
– А не боишься? – подозрительно спросило Альтер-эго, когда старик направился к «двери». Задержавшись на мгновение, он лишь коротко мотнул головой. Снаружи было без изменений: метки, исходящие широкими шлейфами образов. Только сейчас почему-то этих «дымков» было значительно меньше. Присмотревшись к ним хорошенько, старик увидел, что их на самом деле очень-очень много, просто некоторые совсем тоненькие, иных из-за прозрачности вообще почти не видно. В глаза бросаются лишь самые широкие и яркие. Каждое слегка двигалось, извиваясь, словно водоросли на течении, и заканчивались… Нет – они не заканчивались, а вели куда-то. Те, что не убегали за пределы видимости, обязательно упирались в другую метку. Что происходит там, за горизонтом, можно было только предполагать. Иные «дымки», точно ручейки, сливались с другими в более мощный поток. Что это означает, еще только предстояло разобраться.
Чем больше старик смотрел, тем яснее ему раскрывались некоторые нюансы. Как ни крути, но даже у прозрачных шлейфов были оттенки, а еще разная скорость и поведение. Вырисовывалась пока что непонятная система. Зрение как будто само подстраивалось под видение этих особенностей. Если не акцентировать внимания, то почти ничего не видно, а если всмотреться, то доступно для восприятия становится значительно больше. В принципе, это напоминало аурное зрение, но понимания это не добавляло.
Когда Толлеус пересекал такой поток, на краткий миг можно было заглянуть в него, выхватить чужой образ, слово, мысль. Не так, когда бог насылает Искушение, а как если бы он сам стал богом и мог влезть людям в головы. Это было удивительно!
Настал черед изучить свою собственную метку. Из нее, если хорошенько присмотреться, во все стороны также «курились дымки». А еще можно было понаблюдать за своим телом со стороны. Правда, зачем Тайнус это делал – не понятно.
Как понял старик, Черная Пустота – отдельный мир, живущий по своим законам. Искусник чувствовал, что самое его присутствие чуждо окружающему, лишенному постоянной формы и мысли. Имел ли он право здесь находиться? Рискует ли чем-нибудь? Пожалуй, для начала данных слишком много, чтобы сразу переварить их. Пора возвращаться.
– Нагулялся? – сварливо встретил его двойник в пузыре. Он, похоже, совершенно не стремился познать что-то новое. Толлеус не видел смысла вступать в беседу с самим собой – этого его и так хватало в жизни. Поэтому он даже не обернулся, а сразу же перенесся в свое бренное тело. Благо, достаточно было лишь пожелать. А когда вернулся, сейчас же уснул – прямо посреди своего стада, даже не вспомнив про защиту от вселения.