Глава 12

На залитой солнцем улице шумели листвой кроны высоких тополей. Приятный ветерок ласково трепал мои распущенные волосы. Жара отпустила город из своего плена, и мегаполис, почти месяц задыхавшийся в душных бетонных джунглях, наконец вздохнул с облегчением. Оставив ключи от квартиры эксцентричной соседке, и получив на прощание ее обжигающий взгляд в спину, я вышла из дома с твердым намерением довершить начатое.

Курьер интернет-магазина утром привез мне все необходимое – модный льняной костюм белоснежного цвета с юбкой и пиджаком с укороченными рукавами, элегантные босоножки на каблуке, шляпку и солнечные очки.

Отправив питомцев на такси к бабушке и приняв душ, я чувствовала себя олимпийцем на старте. Не терпелось скорее добраться до нужной квартиры и поставить точку во всей этой истории.

Несмотря на бредни Марины, которые она пыталась внушить мне накануне вечером, я была в приподнятом настроении.

Она плела мне что-то про блудливый характер Егора, его страсть к красивым женщинам и сексу, а также о его категорическом нежелании связывать себя с кем-либо узами брака, да и просто отношениями.

«Он – свободный ветер в чистом поле. За ним не угнаться, не схватить за руку, не удержать цепями», – увещевала меня она.

Вывод из ее пространных речей был крайне сомнителен – Егору нужен только секс, он меняет женщин как перчатки и вовсе не страдает от домогательств покойной невесты, поскольку она помогает ему избавиться от «отработанного сырья», запугивая несчастных до смерти. Он с мастерством фокусника придумывает все более изощренные способы ловли на живца – постановочные сцены самоубийства его новая удочка, на которую попались уже три девушки. Третья – это я. К тому же, белобрысенькая вовсе не вымысел соседки, а вполне реальная девушка модельной внешности, к которой он все время возвращается.

Если верить этой ведьме, до нашей встречи на мосту он бросался под отъезжающую с парковки машину, за рулем которой была весьма аппетитная шатенка, а еще имела место попытка вскрыть вены на глазах у прекрасной белокурой нимфы в туалете ночного клуба.

Марину устраивало то, что он только развлекается, не влюбляясь и не строя планов на будущее со своими женщинами, а Егора устраивала такая жизнь.

С ее слов получалось, что он просто чудовище какое-то, эдакий Казанова двадцать первого века, просто секс-машина без стыда и совести. И прекрасный актер к тому же.

– Раз уж так, – сказала я ей, – то тебе нечего опасаться – он никогда не женится, ты навсегда останешься его единственной невестой. Что держит тебя на земле? Неужели ты думаешь, что он без тебя не придумает, как отвадить от себя надоевших баб? Успокойся уже! Исчезни!

– Не хочу, да и не могу… – нарочито грустно ответила она, – ревность терзает, раздирает на части, голова только тем и забита, чтобы лишний раз убедиться, что он не влюбился и по-прежнему только мой.

– А зачем ты мне это рассказываешь? Согласно вашей технологии, я и сама отвалюсь через пару-тройку дней.

– Ты первая, кто решил покончить со мной. Ты меня совсем не боишься. А мне до жути не хочется в ад. Если до тебя дойдет, что Егору ты не нужна, может быть, ты и меня в покое оставишь.

Мое сердце отказывалось ей верить. Это все от лукавого – все ее хитрости, интриги, лживые сети. Она видит, что между нами растет напряжение и лишь подливает масла в огонь, дурманит, обводит вокруг пальца. Но меня не проведешь.

– Не веришь – загляни к нему через пару дней, очень удивишься, – бросила мне соперница, прежде чем мерцающей дымкой раствориться под побеленным потолком маленькой кухни.

Эти слова, точно мантра, жужжали у меня в голове. Словно назойливая муха, брошенная напоследок фраза, не оставляла меня ни на минуту, несмотря на все мои самоуговоры и аутотренинг на тему «Марина – вруша».

Я достала из сумки листочек с адресом семьи Купаевых. Рука нечаянно задела лежащий на дне мобильник. Что-то екнуло в груди, и я решила позвонить Егору. Хотелось быть гордой и уверенной в себе и в своем мужчине, но почему-то не получалось. Мне вдруг до коликов в животе захотелось услышать его, убедиться, что в голосе сквозит нежность и тепло, улыбнуться и выдохнуть, потому что все хорошо.

Длинные гудки вызывали мурашки. Я сама не заметила, как начала волноваться, точно школьница на первом свидании. На ум стали приходить всякие глупости, а он все не отвечал. Я с раздражением нажала отбой и закинула телефон подальше в сумочку, чтобы искать его подольше и не успеть ответить на случай, если он перезвонит. Это было так глупо, так по-детски, но в тот момент мне казалось, что это позволит мне сохранить лицо и показать ему, что я тоже могу его игнорировать.

И, словно прочитав мои мысли, провидение решило испытать мои нервы на прочность. Не успела я застегнуть молнию, как мобильник начал вибрировать. Я громко выругалась, погрузившись в хаос дамской сумочки, и начала рыться в ее содержимом в поиске телефона. К моему огорчению, он больше не издавал никаких звуков. Через пару минут заветная пластиковая коробка была, наконец, у меня на ладони.

На экране мигал конвертик сообщения. Я посмотрела номер отправителя – Егор. И вновь тонкая игла сомнений пронзила мое сердце. Почему он не перезвонил, почему написал? Неужели он настолько занят, что не может сказать мне пары слов? А если занят, то чем или кем? Неужели его решение уйти в подполье настолько серьезное, что он решил вообще свести наши контакты к минимуму?

Я открыла сообщение: «Не могу ответить. Скучаю. Целую. Напиши, как решишь дела у Купаевых».

Черт. Я стиснула зубы и крепко зажала телефон в руке. Не может говорить. Зато со спокойной душой отправляет меня в самое пекло разборок. Даже подвезти меня к месту не удосужился.

Во мне зрело недовольство. Я начинала злиться на него, в голове сразу же стали вырисовываться тексты возможных ответов: «И чем же ты так занят, новой простушкой?», «А помочь мне решать дела у Купаевых ты не хочешь?», «Тебе не кажется, что решать дела должен мужчина?», и тому подобное.

Пальцы уже потянулись к экрану смартфона, чтобы набрать одну из язвительных фраз, пришедших на ум, как перед глазами встала ехидная улыбка Марины. Так и вижу, как она корчится в приступе зловещего хохота, наблюдая со стороны за моими метаниями. Если я поссорюсь с любимым, она только довольно потрет ладоши.

Я спрятала телефон обратно в сумку и махнула проезжающему такси. К радости, машина остановилась.

– Свободны? – Я наклонилась к открытому окну.

– Куда вам?

– Владимира Невского, 80Б.

– Пятьсот рублей.

– Окей.

Водитель с дуба рухнул, назвав запредельную цену за пятнадцатиминутную поездку, но мне так хотелось поскорее решить вопрос с Мариной, что я быстро прыгнула на заднее сиденье и протянула ему деньги.

– Только скорее, пожалуйста.

– На пожар, что ли? – решил он пошутить, но я вздрогнула, вспомнив о своей сгоревшей квартире.

– Это не смешно, уважаемый. Пожар – это совсем не смешно!

В зеркало заднего вида я заметила, как резко изменилось выражение его лица. Вместо довольной ухмылки на нем появилось недоумение, а затем некое подобие смущения.

Такси остановилось возле новенькой шестнадцатиэтажки из белого кирпича. Я поблагодарила водителя и замерла у двери нужного подъезда.

Мой расчет на то, что в выходной день в полуденный час хозяева должны быть дома, вполне оправдался. Из динамика домофона мне ответил приятный женский голос.

– Кто там?

– Виктория Сергеевна Купаева здесь проживает? – Спросила я.

– Да, а вы кто?

– Аурелия Констанеску, подруга вашей дочери Марины. Откройте, пожалуйста. Мне нужно с вами поговорить. И с Катей.

Из динамика доносилось тяжелое дыхание.

– Хорошо, – наконец сказала она.

Домофон протяжно запищал, открывая дверь. Я вошла в прохладный подъезд, вызвала лифт и нажала кнопку последнего этажа.

Через несколько секунд я стояла перед заветной квартирой. Звонка не было, и я постучала в дверь.

– Входите, – дверь открыла ухоженная женщина лет пятидесяти в домашних брюках и клетчатой ковбойской рубашке. Я отметила про себя ее шарм и привлекательность, тонкие черты лица и умные глаза, – вы чудом застали меня дома, я собираюсь на дачу.

– Я не займу у вас много времени.

В просторном холле все сияло чистотой. Паркет из клена буквально сиял, натертый до блеска. Я посмотрела наверх и увидела свое отражение в глянцевой поверхности натяжного потолка. Чуть дальше от входа располагался ансамбль из мягкого дивана, низкого столика с прозрачной столешницей и лимонного дерева в высоком глиняном горшке с геометрическим орнаментом.

– Присаживайтесь, – она жестом указала на диван, – я заварю чай. Возможно, вы предпочитаете кофе, но мы не пьем его. У мужа больное сердце.

Она прошла на кухню, и я услышала щелчок рукоятки газовой плиты, затем шелест воды. Пока Виктория Сергеевна гремела чашками, я решила осмотреться. Судя по всему, Купаевы далеко не бедные люди, а у хозяйки отменный вкус. Интерьер квартиры был выдержан в классическом стиле. Пастельные цвета обоев и мебели смотрелись благородно, а зеркальные двери огромного шкафа расширяли пространство. Хрустальная многоуровневая люстра добавляла роскоши. По обе стороны холла располагались двери красного дерева с золоченными ручками. Я насчитала пять комнат.

Напротив кухни коридор поворачивал и уводил куда-то за угол. Я подумала, что там располагается спальня или ванная комната с санузлом.

В квартире витал приятный лимонно-ментоловый аромат, а из установленного над входной дверью кондиционера дул прохладный воздух.

На стенах висело несколько вышитых картин в фигурных посеребренных рамах – наверняка увлечение хозяйки.

Нос уловил пикантный запах корицы. Я повернула голову в сторону кухни и увидела Викторию Сергеевну с подносом, на котором располагались две чайные пары, сахарница и заварочный чайник.

– Я люблю чай с корицей, – она села рядом и расставила посуду на столике, – вы не против специй к чаю?

– Вовсе нет, – я улыбнулась и немного отпила из своей чашки, – очень вкусно.

– Я никогда вас раньше не видела. Откуда вы знаете мою дочь?

– Мы работали вместе, – ответила я первое, что пришло в голову.

Лицо женщины омрачилось. Она сдвинула брови и нахмурила лоб.

– Так вы из клуба? Я никогда не одобряла эту ее деятельность. Это недопустимо для девушки из приличной семьи, все эти полуголые танцы в окружении пьяных мужчин.

– Нет-нет, – поспешила я реабилитироваться, – мы с Мариной состояли в волонтерском движении против хамов на дорогах. Она так любила водить.

– А… – Виктория Сергеевна закивала, – да-да… Это ее и погубило.

– Вы знаете, я недавно перебирала свои письма, открытки, дневники и нашла это, – я достала из сумочки почтовый конверт. – Марина забыла его у меня за несколько дней до аварии. Ее сестра отказывалась с ней говорить после… – я замялась, – в общем, там письмо для Кати.

Женщина бросила на меня недоверчивый взгляд и поставила чашку на стол. Казалось, она сканирует меня взглядом, пытаясь уловить подвох.

– Вы читали?

– Что вы? Нет, конечно.

Она с опаской посмотрела на конверт. Затем протянула руку и взяла его.

– Эта их ссора до сих пор не дает мне покоя. Нехорошо вышло. Погибла, так и не помирившись с родной сестрой.

Она достала письмо и пробежала его глазами. Я с тревогой следила за выражением ее лица. Несколько раз за ночь я переписывала это письмо, подбирая нужные слова, способные растопить лед даже в самом жестоком сердце.

«Катя, ты имеешь полное право ненавидеть меня. Ты можешь сделать вид, что никогда не знала меня. Но тебе не удастся выкинуть меня из своего сердца, потому что мы связаны самыми прочными узами на свете. Ты самое дорогое, что у меня есть, – моя сестра, моя кровинка. Я совершила ужасную ошибку и готова понести любое наказание. Жаль, я слишком поздно поняла, что ни Егор, ни любой другой мужчина не сможет дать мне и толики той сестринской любви и теплоты, что мы давали друг другу. Мне не хватает тебя. Прости меня, если сможешь».

Слезинка скатилась по лицу Виктории Сергеевны. Она всхлипнула и смахнула ее рукой.

– Спасибо вам. Я прочитала это, и мне стало намного легче. Я рада, что Марина все осознала. Что хотя бы один день в своей жизни она была человеком, у которого есть совесть и сердце.

– Не могли бы вы пригласить Катю, чтобы передать ей это письмо?

– Я бы с радостью, – женщина положила конверт на стол и посмотрела мне в глаза, – но ее здесь нет. Уже полгода она живет во Франции. Катя вышла замуж за француза и уехала в Париж.