Книга: Безумно счастливые. Невероятно смешные рассказы о нашей обычной жизни
Назад: С моим телефоном веселее чем со мной
Дальше: Семь стадий сна (согласно моему организму)

У меня расстройство сна, которое, вероятно, убьет меня или кого-нибудь другого

Этим утром я встала в шесть утра, чтобы отвезти нашу дочь Хейли в школу, но затем снова вернулась на какое-то время в кровать, потому что не выспалась из-за родео с мертвым енотом на кухне до двух часов ночи.
Комментарий моего редактора: «Знаешь что?… Ладно, проехали.»
Мертвого енота звали Рори. Я влюбилась в него с первого взгляда, потому что он был точной копией Рэмбо – осиротевшего енота, который жил у меня в ванне, когда я была маленькой. Рори не посчастливилось быть усыновленным маленькой девочкой, которая бы надевала на него крошечные шортики и устраивала в раковине специально для него маленький водопад.
Рори же связался с плохой компанией и был сбит машиной, однако мой друг Джереми (начинающий таксидермист) разглядел в его трупе огромный потенциал (а также практически полное отсутствие следов от покрышек) и решил, что душа Рори должна продолжать жить в самом пугающе-радостном обличии на свете.
Рори-мертвый-енот теперь стоял на своих задних лапах, ликующе вытянув вверх передние. Он выглядел, как самый взбудораженный участник сюрприз-вечеринки, либо как Повелитель Времени в процессе регенерации.

 

 

Когда я впервые показываю его людям, они начинают хихикать (обычно нервно и в каком-то смысле даже невольно) от его улыбки, сбивающей с толку своим размахом.
Иногда люди кричат и даже убегают. Думаю, реакция зависит от того, готов ли человек, что перед ним может вот так запросто выскочить неестественно радостный мертвый енот.
Виктор не до конца понимал мою любовь к Рори, однако он не мог не согласиться, что Рори – пожалуй, лучший труп енота, которого кто-либо когда-либо любил. Крошечные лапки Рори всегда тянулись ко мне, словно он говорил:
Ты мой самый любимый человек на свете. Пожалуйста, дай мне укусить тебя за лицо, так сильно я тебя люблю.
Каждый раз, когда я справлялась с особенно трудновыполнимой задачей – пополнения запасов лекарств от СДВ, Рори всегда был рядом, готовый обнять и поддержать меня, потому что он понимал, насколько важно праздновать маленькие победы. Виктор, может, и отказывался поздравлять меня с тем, что за неделю я ни разу не свалилась в колодец, однако на этого мертвого енота всегда можно было положиться.
Мало кто захотел бы сказать то же самое,
– поправил меня Виктор.
«Просто здорово, когда кто-то тебя поддерживает и хвалит, несмотря ни на что», – объяснила я ему. «Некоторым людям словно жалко лишний раз дать „пять“, но Рори никогда не даст мне унывать». На самом деле, Рори просто физически не мог спровоцировать у меня уныние, и я на секунду задумалась о том, чтобы в один прекрасный день сделать чучело из Виктора в такой же радостной, торжествующей позе. Но затем до меня дошло, что никто бы мне этого не разрешил, да и выглядело бы это чучело скорее всего саркастично, ведь он давал мне «пять» только, когда я поскальзывалась на ровном месте, или когда у нас отрубали электричество, потому что я очередной раз забывала за него заплатить.
Виктор считает, что изготовление чучел – пустая трата денег, заверяя меня, что «на свете не так много вещей, которые можно сделать с мертвым енотом». Но я снова и снова доказывала ему, как он не прав. Виктор же пояснял, что на самом деле он говорил, что «на свете не так много вещей, которые следует делать с мертвым енотом», и, если честно, подобный комментарий в его стиле, но я по-прежнему с ним не согласна.
Однажды, когда Виктор разговаривал с кем-то с работы по Скайпу, я тихонько подкралась сзади и стала медленно и угрожающе приподнимать Рори у него из-за плеча, пока человек на другой стороне линии не замер, потому что увидел психически неуравновешенного енота, нависающего, словно пушистый подслушивающий серийный убийца. Тогда до Виктора дошло, что у него за спиной Рори, и он вздохнул тем вздохом, который у него так хорошо получается, осознавая, что опять допустил оплошность, не заперев дверь в свой кабинет. Раз уж на то пошло, то Виктору стоило сказать мне спасибо, потому что лучший способ узнать, можно ли положиться на своих друзей и коллег по работе – это проверить, готовы ли они сказать: «Слушай, да по тебе енот ползет». Это как с расстегнутой ширинкой, только в тысячу раз надежнее, потому что практически каждый будет готов прочистить горло и повести глазом в сторону твоего хозяйства, пока ты не поймешь, что забыл застегнуться, но человек должен быть по-настоящему неравнодушным отморозком, чтобы прервать видеозвонок и сказать: «Осторожней с этим гребаным енотом, чувак». К их чести надо сказать, что большинство из тех приятелей и знакомых, которые звонили Виктору по телефону, что-нибудь, да говорили, и я отмечала, что они прошли проверку, после чего Рори словно говорил: «МОЛОДЕЦ!». Затем Виктор выпроваживал нас обоих из кабинета, запирая за нами дверь, а я просовывала крохотную лапу Рори под дверь и говорила тоненьким голоском енота: «Я хочу тебе помочь. Позволь мне тебе помочь».
Когда почтальон приносил посылку, я приоткрывала дверь на пять-десять сантиметров и высовывала наружу Рори.
Привеееет!
– говорил Рори с надменным британским акцентом.
Надеюсь, что мне не нужно расписываться, потому у меня, судя по всему, большие пальцы не противопоставлены остальным.
В конечном счете, почтальон просто переставал звонить в дверной звонок и оставлял посылку на пороге, что было здорово, так как мне больше не нужно было вести эти странные бессодержательные разговоры хотя бы с ним.
Иногда я прятала Рори под его покрывалом, чтобы Виктор, расстилая кровать, увидел на подушке енота, словно кричащего:
«Сюрприз, мать твою!
У тебя в кровати мертвый енот, и ему хочется обнимашек!»
После этого Виктор пронзал меня своим свирепым взглядом, и мне ничего не оставалось, кроме как поменяться с ним подушками.
Виктор не понимает бешеной любви в духе Рори, но, думаю, он начинает потихоньку смиряться с тем, что такой вот у меня язык любви. Другие женщины проявляют свою любовь выпечкой или связанными вручную свитерами, моя же сияет посредством трупиков животных. Виктор старается относиться к этому с пониманием, но когда дело доходит до мертвых животных в постели, то он держит свои мужские эмоции при себе, так что, если честно, очень сложно понять, какие мысли возникают у моего мужа. Мой мужчина в этом для меня загадка.
Прошлой ночью меня осенило, что Рори идеально подходит для того, чтобы кататься верхом на кошках (как если бы это были маленькие мохнатые лошади, а он – звезда родео), однако коты, очевидно, не поняли, насколько это крутая идея, поэтому всячески пытались мне помешать. Я пыталась записать на видео приключения Рори-енота-ковбоя, но они явно не понимали этой игры. Подозреваю, что будь у моих котов аккаунт в Инстаграме, они бы обязательно были только «за» съемку, но за неимением такой роскоши, им было абсолютно все равно.
Так вот, я усаживала Рори на спину кошкам, и они стояли смирно секунду-другую, но стоило мне отойти и взять их в фокус фотоаппарата, как они тут же отворачивались, словно возмущаясь: «Что ты делаешь? Почему у меня на спине енот? Почему тебе вообще позволяют чем-то распоряжаться?» Затем они переворачивались на бок, словно неблагодарные зрители, ничего не смыслящие в искусстве. Рори плюхался на пол, что, наверняка, несколько путало котов, потому что он по-прежнему размахивал в воздухе лапами, словно ему было наплевать, будто он радовался тому, какие мои коты мудаки, а я представлялась ему восклицающей: «Ты сводишь меня с ума, малыш», а потом он просто радовался тому, что у меня ничего не выходит. Серьезно, на этого енота просто невозможно злиться.
Где-то к двум часам ночи Феррис Мяулер, наконец, сдался и встал прямо, недовольно, но достаточно покорно, с восторженным Рори у себя на спине, и я воскликнула:
Да! Феррис Мяулур, ты будешь следующей американской топ-моделью!
Но потом Виктор открыл дверь спальни и заорал:
Какого хрена тут происходит?!
Уже два гребаных часа утра!
и Феррис, запаниковав от этих неожиданных криков, побежал по коридору с Рори у себя на спине. Затем Виктор спросил меня:
Мать честная! Что это был за нахрен такой?
Думаю, его глаза еще не успели привыкнуть к свету (или, может быть, к виду восторженного енота, резвящегося верхом на коте). Вначале я хотела сделать вид, что удивлена не меньше его, и предположить, что к нам в дом прокралась маленькая чупакабра, однако подумала, что так у него возникнет еще больше вопросов, и вместо этого просто опустила фотоаппарат и как можно более невинным голосом сказала: «Ты о чем?» Я молилась, чтобы он просто ушел, подозревая, что у него поехала крыша, и он именно так и сделал, однако, скорее, не из-за того, что мне удалось его одурачить, а потому что он женился на человеке, который тайком фотографирует котов с мертвым енотом на спине прямо посреди ночи. Моей вины, однако, в этом не было совершенно никакой. Все дело в том, что у меня всю жизнь, сколько я себя помню, была хроническая бессонница. При таких обстоятельствах, когда ты часто оказываешься в два часа ночи в одиночестве, чему-то подобному рано или поздно суждено случиться.
Мой редактор:
– Помнишь, как в начале главы ты сказала, что потеряла обе руки? Как так получилось, что мы по-прежнему до этого не добрались? Или ты уже забыла, что история именно про это?
Я:
– Я как раз к этому подходила. Нельзя просто взять и начать рассказ про то, как потеряла руки, не рассказав предыстории.
В три часа утра мне, наконец, удалось уснуть, в семь я проснулась и отвезла Хейли в школу, а затем снова заползла в кровать, чтобы еще немного вздремнуть. Это было чертовски приятно, но в полдесятого заорал будильник, который я поставила у себя на телефоне. Попытавшись дотянуться до него, чтобы выключить, я почувствовала, что у меня словно нет левой руки, – я ее не чувствовала.
И я подумала: «Что ж, это странно».
Но потом я посмотрела на свою руку и воскликнула: «Нет, погоди, вот же она».
Рука была неуклюже вздернута над моей головой и совершенно занемела, потому что кот Хантер С. Котсон лежал на ней, блокируя циркуляцию крови. Я дернула вперед плечом, и Хантер неохотно скатился, но моя рука замертво упала, словно у зомби. Моя ладонь почти добралась до телефона, но я не могла надавить пальцами с достаточной силой на кнопку, чтобы отключить будильник на некоторое время. Я яростно таращилась на свои пальцы, словно пытаясь с помощью телекинеза сдвинуть неодушевленный предмет, с тем единственным исключением, что в роли неодушевленного предмета выступала моя собственная рука. Будильник орал по нарастающей все громче и громче, тогда я попыталась подпереть себя своей второй рукой, но в итоге стала просто барахтаться, как выброшенная на берег рыба, потому что во сне я придавила вторую руку спиной, и она тоже онемела. Раньше со мной такого никогда не случалось, и это было настолько невероятным совпадением, что я начала переживать, не впала ли я случайно в частичную кому, которая затронула только мои руки. Либо меня частично парализовало, но это показалось мне маловероятным, потому что люди в таком положении обычно говорят: «Я не чувствую своих ног», а не: «Я не могу пошевелить руками».
Хантер ходил вокруг, поглядывая на меня, словно хотел сказать: «Почему ты не выключишь этот дурацкий звук? Да что с тобой не так?», что, конечно, мало мне помогало. Мне чудом удалось привести свое тело в сидячее положение, и я продолжала размахивать своими беспомощными руками возле кнопки телефона, но ничего не получалось, а будильник орал все громче и громче, затем я услышала озлобленные шаги Виктора, направляющегося в сторону спальни с криками: «Бог ты мой, неужели ты все еще в кровати?» Мне не хотелось ему говорить, что я не просто еще в кровати, но даже мои руки еще не проснулись, и, запаниковав, я быстро скатилась с кровати на пол и попыталась спрятаться за ней. Очевидно, я плохо все продумала, так как совершенно забыла, что у меня временно нет рук, чтобы смягчить падение, поэтому грохнулась лицом вниз с глухим стуком на пол, осознав, насколько здорово, когда твои руки находятся в рабочем состоянии и ты их чувствуешь.
Ты никогда не ценишь свои руки, пока они не понадобятся тебе, чтобы не дать полу ударить тебя по лицу.
Хантер С. Котсон вопросительно посмотрел на меня, расположившись на краю кровати, словно спрашивая: «Какого хрена ты делаешь? Там что, еда?», и прыгнул на пол рядом со мной, чтобы лично все проверить. В этот момент в комнату ворвался Виктор с криками: «ПОЧЕМУ ТВОЙ БУДИЛЬНИК ВСЕ ЕЩЕ ОРЕТ? У НЕКОТОРЫХ ИЗ НАС КОНФЕРЕНЦИЯ ПО СКАЙПУ!», и я услышала, как он пыхтит, выключая телефон.
Я бросила на Хантера взгляд, словно умоляя его ничего не говорить, иначе нам попадет, а он вылупился на меня с недоумением, словно удивленно спрашивая: «Что значит „нам“?»
Виктор замер, и я увидела, как его ноги направляются в ванную, где он надеялся меня найти, затем он вернулся и спросил: «ГДЕ ТЫ?», но я молчала, как мышка, в ожидании, пока он уйдет, чтобы проскользнуть за свой письменный стол и сделать вид, что уже не первый час там сижу. Мой план прекрасно бы сработал, если бы Хантеру не взбрело в голову прыгнуть мне на ягодицы, чтобы выглянуть из-за кровати и посмотреть на Виктора взглядом, словно говорящим: «Зачем вы, люди, все это делаете? Это что, игра такая у вас?»
Тогда Виктор обошел кровать вокруг и вздохнул, а я произнесла: «ЗДЕСЬ НИКОГО НЕТ», но из-за пола звук получился приглушенным. Он обвинил меня в том, что я прячусь от него, вместо того, чтобы работать, но я возразила: «Нет, на самом деле, я тут лежу, пытаясь спасти тебя от лицезрения твоей временно парализованной супруги, Я ПЫТАЮСЬ ТЕБЯ ЗАЩИТИТЬ». Тогда Виктор посмотрел на меня, как мне показалось, жалостливым, а может, даже и любящим, взглядом. Конечно, я этого не могла знать наверняка, потому что все еще продолжала лежать лицом к полу. Но я решила поверить в лучшее, ведь в этом и заключается смысл брака, не так ли?…
Внезапно я осознала, что из всей этой нелепой истории может получиться неплохая глава, и захотела сразу же все записать, но у меня по-прежнему не было рук. Поэтому я просто сказала: «На самом деле, я тут работаю над своей книгой, но мне нечем печатать. Не мог бы ты просто включить распознавание речи на моем телефоне и положить его рядом с моим лицом, чтобы я могла надиктовать текст, потому что мои руки пока что не работают?» На что Виктор спросил: «Твои руки пока что не работают?», и я ответила: «Да. Судя по всему, я как-то неправильно спала и отлежала обе руки».
«В рот мне ноги! – сказал он. – Ты настолько ленивая, что даже твои конечности продолжают спать, пока я с тобой разговариваю».
«Как раз наоборот, – возразила я, пытаясь перевернуться на спину. – Я настолько трудолюбивая, что бодрствую, даже когда мое тело частично в отключке», и тут отчаянно воскликнула: «Да пошли вы на хрен, руки. Я все равно буду продуктивной даже без вашей помощи». Вот насколько я целеустремленная.
Наконец я начала понемногу чувствовать свою левую руку и приподняла ее, чтобы попытаться отогнать Хантера от своего носа, однако вместо этого просто врезала себе по лицу.
Виктор уставился на меня встревоженным и смиренным взглядом: «Ты только что себя ударила».
«Наверное, моя рука взбунтовалась. Просто положи телефон рядом с моим лицом и оставь меня. Мне тут важную работу надо сделать», – заявила я.
Он покачал головой, но все равно сделал, как я просила, и я начала диктовать. Но приложение, распознающее голос, упорно исправляло сказанные мною слова на менее нелепые, потому что в тот момент даже мой телефон был настроен против меня. Хантер увидел, как на экране двигаются слова, и начал тыкать по нему лапой, смещая курсор. Я опустила голову на коврик, тем самым признавая свое поражение. В этот момент мою руку начало сильно покалывать. Интересно, как часто подобное случалось с Хемингуэем.
Виктор заявил, что такого не происходит в нормальных семьях, однако я уверена, что причиной всего случившегося является тот факт, что у меня несколько серьезных расстройств сна. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что я коллекционирую неврологические расстройства, как нормальные люди коллекционируют комиксы. По сути, я стала настолько талантливой в этом деле, что теперь буквально могу страдать этими расстройствами даже во сне. Виктор не думает, что это должно становиться поводом для гордости, но, наверное, он говорит это из зависти, потому что у него якобы нет ни единого расстройства.
Господи. Это не соревнование, Виктор.
Однако если бы мы соревновались, то я запросто бы победила.
Виктор уже многие годы пытается меня уговорить записаться на прием в сомнологическую клинику, мне же это кажется пустой тратой времени и денег. Я и без того знаю, что у меня расстройство сна, и мне не особо нужно доказательство того, что даже во сне со мной что-то не так.
К тому же, не у одной меня проблемы со сном. Виктор, например, с детства разговаривает во сне. Когда ему было восемь, во время поездки с отцом он сел на кровать в темном гостиничном номере в два часа ночи, открыл глаза и поднял руку, показывая на темный коридор, со словами: «Кто это там стоит в углу?» После этого он снова улегся на кровать и вернулся ко сну, в то время как его отец тихонько обделался от страха. В переносном смысле, я думаю.
Пару недель назад Виктор проснулся посреди ночи с криком: «ДЕВУШКА. ВЫ ОШИБЛИСЬ НОМЕРОМ. НАШ КОТ ДАЖЕ НЕ В БОЛЬНИЦЕ. ЕМУ НЕ НУЖНА ПИЖАМА». Бедный Виктор. Даже во сне его преследуют кретины.
Возможно, это у меня наследственное, потому что у моего отца тоже были проблемы со сном. Я никогда не замечала этого, когда была маленькой, потому что в детстве всегда думаешь, что твоя семья нормальная, пока не узнаешь, что ни у кого больше отец не обрывает людей на середине фразы, чтобы сказать, что ему нужно срочно вздремнуть прямо на полу в гостиной в течение двадцати минут, храпя настолько громко, словно он большой и страшный серый волк. Где бы и с кем бы мы ни были, мой папа частенько останавливался, ложился и немедленно засыпал, продолжая спать до тех пор, пока не подавится собственным храпом и не проснется.
Однажды Виктор взял моего отца порыбачить в открытом море. Разразился ужасный шторм, и лодка раскачивалась, как обезумевшая, на дне ее плескалась вода вперемешку с кровью, и всех сильно укачало, а мой папа сказал: «Что ж, если никто не хочет вздремнуть, я тогда немного посплю». Он улегся прямо на рыбьи кишки и безмятежно (но не беззвучно) уснул на добрых сорок минут. Виктору (и всем остальным в лодке) это показалось безумием, но как по мне, так это было совершенно нормально, и я подумала, что Виктор излишне драматизирует ситуацию и должен радоваться тому, что мой отец не стал снимать с себя при этом штаны.
Бессонницу я унаследовала от своей мамы, а храп вместе с сонливостью в дневное время – от папы. Кроме того, у меня была своя собственная разновидность усталости и захлебывающийся храп, поэтому однажды Виктор сказал, что больше так не может, и заставил меня обратиться за помощью к специалисту.
Мой врач решила, что, скорее всего, храп и переутомление вызваны бессонницей, и выписал мне снотворное-успокоительное. Наверное, на нормальных людей оно действует так, как надо, но когда я впервые приняла это лекарство, то долго ждала, пока оно сработает, чего так и не случилось.
Через несколько часов Виктор нашел меня в шкафу, где, по моим заверениям, я научилась смотреть сквозь открытки и отыскала пятое измерение. Виктор пришел к выводу, что у меня окончательно поехала крыша, что весьма оскорбительно, так как я запросто могла найти пятое измерение, но он даже в мыслях этого не допускал. Вместо этого он уложил меня в кровать и позвонил врачу, которая объяснила, что забыла меня предупредить, что после того, как я выпью таблетку, нужно сразу же ложиться в кровать, потому что иначе мой мозг уснет, а организм продолжит бодрствовать. Она сказала Виктору, что нечто похожее случилось с ее отцом (которого нашли слоняющимся в одних носках во дворе перед домом – он выяснял у деревьев, почему те его ненавидят), тогда ее мать вызвала «Скорую», потому что испугалась, что супруга хватил удар.
Вся эта история напугала меня до чертиков, и я выбросила снотворное (вместе со всеми надеждами попасть в пятое измерение) и пообещала Виктору, что обязательно запишусь на прием в сомнологическую клинику, если он перестанет снимать на видео храпящую меня и ставить эти видеозаписи у меня под ухом, чтобы я проснулась и «почувствовала на себе все его страдания».
Я сходила на прием к врачу-сомнологу, который объяснил, что некоторое время за мной будут наблюдать во время сна, исследуя мою мозговую активность, чтобы понять, что происходит в моем организме в течение каждой из четырех стадий сна. Я бы рассказала вам про эти стадии, если бы знала, как правильно пишутся все эти мудреные слова, но по большому счету они начинаются с «Полного бодрствования» и заканчиваются «Едва живым состоянием».
Однако на деле мой цикл сна оказался немного более замысловатым.
Назад: С моим телефоном веселее чем со мной
Дальше: Семь стадий сна (согласно моему организму)