Елена

В храме, куда я пришла чтобы поставить свечку за упокой души Мирем и заказать молебен (Теодора по телефону сообщила мне, что Мирем хоть и носила турецкое имя и была похожа на турчанку, но на груди ее был серебряный крест), я разрыдалась.

Не могла поверить в то, что моей маленькой Мирем больше нет в живых. Это было так нечестно, несправедливо, невозможно, чудовищно, что я телом своим ощутила всю тяжесть своего горя. Да, это было мое личное горе. И я чувствовала себя виновной в том, что не успела прислать ей билет, что затянула с оформлением, что вместо того, чтобы действовать быстро и решительно, делала все по своему обыкновению не спеша. А потом и вовсе угодила за решетку!

Сожалела и о том, что не сумела подобрать правильных слов, чтобы убедить в свое время Мирем расстаться с Меттином, уехать, к черту, из Варны, если уж на то пошло! Я предлагала ей деньги на переезд в любой город Болгарии, чтобы только она оторвалась от своего мучителя. Ну и, конечно, я так и не поняла, как это можно вот так любить и быть зависимой от мужчины, который тебя использует, живет за твой счет, бьет, насилует! Да, Мирем признавалась мне, что давно уже не получает никакого удовольствия от близости с Меттином, что терпит его, даже ненавидит, но страшно боится, потому что в случае, если она от него сбежит, он точно убьет ее. Что же произошло в тот день, когда он все-таки убил ее? Быть может, она рассказала ему о своем решении уехать в Москву? Или он сам узнал каким-то образом об этом? А может, убил просто так, спьяну. Когда-нибудь я об этом узнаю от Теодоры, а Теодора – от соседки Мирем по имени Дора. Ну не мог Меттин тихо избивать свою подругу, наверняка Дора слышала.

Хотя что это изменит?

Я вышла из храма совершенно обессилевшая. Я не понимала, за что мне посланы все эти страдания. Сначала меня обвинили в убийстве мужа, теперь вот я потеряла свою любимую подругу. И ведь никто, даже Теодора, которую я тоже любила всем сердцем, не знал (и не узнает!) всей полноты трагедии случившегося!

Холодный дождь загнал меня в маленькое кафе. Я заказала чай с коньяком, села в самый угол, подальше от остальных посетителей, и предалась воспоминаниям.

Принесли большой бокал с чаем, в котором плавал ломтик лимона. Я обняла его ладонями и закрыла глаза.

Порой мне кажется, что, если бы не высокая температура и страх Мирем перед болезнью, а, может, и смертью, она и не рассказала мне свою историю. Но ее мать умерла от высокой температуры, сгорела, судя по тому, что мне рассказала об этом Мирем, от воспаления легких. Но у Мирем не было воспаления легких, думаю, она подхватила вирус, и ее высокая температура продержалась всего сутки. Я оставила ее у себя в номере, и мы с Теодорой ухаживали за ней, вызвали врача, который сделал ей укол, после которого температура спала, и Мирем уснула.

Но в самом начале болезни, когда Мирем, засидевшаяся в моем номере, вдруг стала мерзнуть, и это несмотря на то что за окном было почти тридцать, и когда она попросила Теодору принести ей грелку с горячей водой, она так испугалась, что умрет, что схватила меня за руку и попросила выслушать ее.

– Его звали Эмир Эмилов, он был двоюродным братом моей матери. Настоящий бандит. Убийца. Он ограбил, а может, и убил какого-то крупного чиновника, старика, по сути, который в свое время, когда существовал Союз, был приближен к царской семье. Так он, во всяком случае, сказал моей матери.

– Что, прямо так и сказал, что убил?

– Нет, он рассказал о чиновнике и его связи или дружбе с царской семьей. И дал ей кое-что на хранение. Позже его нашли неподалеку от нашего дома с отрезанной головой. Мама сказала мне, что это, наверное, дружки расправились с ним за то, что он их обманул, не поделился.

– Мирем, какую страшную историю ты мне рассказала!

– Все это – правда! Я могу умереть, а потому спешу рассказать тебе, где находится то, что мама просила меня сохранить.

– Но почему мне?

– Да потому что Россия близко от Украины. Я-то туда точно не попаду.

– Куда?

– В Харьков.

– Почему? Я дам тебе денег, и ты поедешь туда. Только почему Харьков?

– Расскажу, если ты укроешь меня еще одним одеялом.

Я смотрела на Мирем, скукожившуюся под тремя гостиничными одеялами, обложенную грелками, и не верила ни единому ее слову. Слишком уж мелодраматично, даже, я бы сказала, фантастично звучало все то, о чем она мне рассказывала. Ее рассказ смахивал на бред больного человека.

– Поедешь в Харьков, я дам тебе адрес, найдешь там Мирем Христову…

Мирем Христова лежала сейчас передо мной и бредила. О какой еще Мирем Христовой она говорила, я понятия не имела. Мне было жаль ее. Вероятно, в ее жизни, точнее, в жизни ее несчастной матери и был брат по имени Эмир, может, с его именем и связана какая-то тайна, да только теперь, когда Мирем полыхала огнем, пожиравшим ее худенькое тельце, ее горячие мозги выдавали мне лишь клубок спутанных мыслей и страхов.

– Запоминай. Хотя нет, возьми листок и запиши адрес.

Я, чтобы не волновать ее, взяла свою записную книжку и записала адрес.

– Найдешь Мирем Христову и спросишь у нее, помнит ли она Мисси.

– Мисси?

– Да, запиши, не забудь. Она сразу же поймет и отдаст тебе то, что положено.

– Что, Мирем, она должна тебе отдать?

– Маленький холщовый мешочек, а в нем одна вещь, принадлежащая Мисси.

– И что я должна буду с ней делать?

– Привезешь мне! – И тут маленькое, с запавшими глазами лицо Мирем осветила улыбка. Улыбка блаженной. – А уж мы потом с тобой решим, что с этим делать.

Теодора вызвала врача, и к вечеру Мирем взмокла так, что мы едва успевали менять ей рубашки и наволочки с простынями.

Утром она уже была здорова, сидела возле окна в кресле и попыхивала сигареткой, запивая дым глотками горячего сладкого кофе.

Я вернулась в Москву, в свою жизнь, зная, что никто и никогда не заставит меня отправиться в Харьков. Глупости! Но разговаривая по телефону с Мирем и вспоминая этот наш с ней разговор, я улыбалась про себя, где-то даже восхищаясь тем, какими тайнами окружила себя эта маленькая женщина, удивительная женщина и очень слабая. Я звала ее в гости, надеясь, что, заполучив ее на долгое время, хотя бы на месяц, мне удастся вправить ей мозги и уговорить уехать из Варны, чтобы перерубить ту нить, вернее, тот мощный канат привязанности, который удерживал ее возле садиста Меттина. И каждый раз Мирем отвечала, что все зависит от меня, и я понимала, что она имела в виду ее харьковского двойника «Мирем Христову», которая в ответ на произнесенный мною пароль, передаст мне нечто весьма ценное для Мирем, какую-то волшебную вещь, с помощью которой Мирем станет счастливой.

Возможно, если бы я верила в это чудо, я бы и рискнула отправиться на Украину, которая в последние годы представлялась мне полыхающей войной державой. Но я не верила, а потому на намеки Мирем отвечала либо молчанием, либо глупым смехом.

Моя жизнь в то время была заполнена другими переживаниями, я продолжала благополучно раздваиваться, нисколько не переживая по поводу того, что медленно, но верно иду ко дну. И не потому, что ожидала часа, когда откроется вся правда, и Коля однажды сообщит мне о том, что ему давно уже все известно. Но вот что последует за этим – этого я предположить не могла, хотя знала своего мужа уже много лет. Ударит меня? Перекроет мне денежный поток? Убьет меня? Обрадуется, что у нас наконец-то появилась весомая причина для развода? Нет-нет, я на самом деле не знала, как он отреагирует, узнав о моей измене, да и не хотела знать. Я любила, была любима Игорем, мы жили своей, может, и странной жизнью, но были счастливы и очень боялись это счастье потерять.

Контраст между тем, как я относилась к Игорю и к мужу, был настолько велик, что мне даже страшно было представить себе, что когда-нибудь мой роман с Игорем закончится (не по моему желанию, нет!) и я останусь один на один с моей уродливой семейной жизнью, что мне останется лишь это убогое существование рядом с мужчиной, которого я тихо ненавидела и страстно желала, чтобы он окончательно ушел из моей жизни.

Боже упаси, я не желала ему смерти, но хотела, чтобы однажды утром я, войдя в кухню, не увидела его сидящим за столом с чашкой кофе в руке и чтобы в его спальне меня встретили лишь его распахнутые пустые шкафы…

Тем не менее жизнь-то продолжалась, и мы с Колей продолжали делать вид, что мы – семья, мы даже как-то инстинктивно заботились друг о друге. Кто, как не он, мог бы поставить мне горчичники или сходить за лекарством? Отнести меня в спальню, если я засыпала в гостиной на диване перед телевизором? Множество мелких и обычных для семейных пар услуг мы делали друг для друга. Я готовила еду, стирала и прибиралась в квартире, и мне не трудно было кормить моего работающего и добывающего для меня деньги супруга. Это была своего рода благодарность, вежливость, какая-то обязанность, которая была возложена на меня нашим странным браком. Но наша совместная жизнь, лишенная любви и близости, была какой-то все же извращенной и попахивала патологией, психической болезнью, которой мы были поражены оба: я и Коля.

Странное дело, но мы, живя под одной крышей, но не прикасаясь друг к другу и подозревая друг друга в измене (мы же взрослые люди и было бы странно, если бы мы это не предполагали), уж точно не были одиноки и выглядели совершенно счастливыми людьми! Я – потому, что у меня был Игорь, Коля – потому, что и у него была тщательно спрятанная от наших общих знакомых тайная любовница, а может, уже и неофициальная жена с ребенком или вообще с целым выводком детишек! Именно тайная жизнь моего мужа, как я полагала, вынудила его расстаться с друзьями, отдалиться от нашей компании.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Мирем рассказала мне свою тайну, и вдруг однажды вечером, когда Колю скрутил очередной приступ (его мучили камни в левой почке) и мне пришлось вызвать нашего доктора, чтобы тот поставил ему капельницу, после его ухода, когда Коле полегчало, он, чуть ли не плача, попросил меня сопроводить его к одной девочке-экстрасенсу, которая легко избавляет людей от подобной болезни. Я согласилась, уверенная в том, что эта юная волшебница живет где-то рядом. И была просто потрясена, когда Коля сообщил мне, что девочка эта проживает в селе Дегтярное Волчанского района Харьковской области!

Такое совпадение иначе, как судьбой, не назовешь! Я, пытаясь вести себя естественно, как если бы мне и не надо было в Харьков, высказала робко мужу свои опасения по поводу этой довольно-таки, на мой взгляд, опасной поездки. Привела несколько дежурных доводов, связанных с ведением в Украине военных действий, бормотала что-то там о сложностях, связанных с пересечением российско-украинской границы, о которых мне кто-то что-то там рассказывал и о чем можно было прочесть в Интернете. Но Коля, которому болезнь периодически доставляла невыносимые страдания, да что там – отравляла все его существование, поскольку помимо болей он страдал психологически, не зная, когда его скрутит в очередной раз, сказал мне, что если я откажусь сопровождать его, то он поедет сам. Конечно, я согласилась поехать с ним. Вот так, совершенно неожиданно, я и оказалась в Харькове!

Мы без труда и особых проблем добрались до Дегтярного, где Колю приняла девочка-подросток Ольга, похожая на ангела. Во дворе большого богатого дома было выстроено специальное помещение, напоминающее скромную деревенскую больничку, где дожидались своей очереди приехавшие за чудесным лечением пациенты. Время волшебницы было расписано на полтора года вперед, и нам каким-то чудом удалось записаться на ближайший месяц. Какая-то женщина, вероятно, помощница Ольги, сказала мне, чтобы я приехала за Колей через три дня, и посоветовала поехать в Харьков и подождать в гостинице. Она взяла номер моего телефона, сказала, что позвонит, когда я смогу забрать мужа, и мы на этом расстались.

Мне до последнего не верилось, что все это происходит на самом деле. Ну, как это так могло случиться, что я оказалась в Харькове?! Что это – рок, удача или что-то другое, опасное, о чем я пока не подозреваю? Что за люди встретят меня по адресу, который мне дала Мирем?

Я дала таксисту адрес, и он привез меня в спальный район Харькова, в такое странное место, про которое говорят, что время здесь остановилось. Густонаселенный квартал с хаотично на первый взгляд построенными курятниками, которые прежде были, думаю, основательными, красного кирпича, купеческими домами. Сейчас они просели от времени, были подлатаны какими-то деревянными полусгнившими досками. В некоторых домах часть окон была заколочена, а внизу прорублены низкие двери, которые наверняка ведут в преисподнюю.

Между домами пролегали узкие, выщербленного асфальта, дорожки, ведущие к более оживленным артериям города. Поражали своей древностью и размерами растущие густо дубы, липы и тополя, являющиеся украшением этого старинного квартала. Я бы не удивилась, если бы в какой-то момент из подслеповатой дверцы одного из старых полусгнивших особняков не вышла баба с ведром, полным помоев, и не выплеснула их мне под ноги.

Дом, который был нужен мне, немного отличался от соседних, он был поновее, быть может, лет на пятьдесят, выкрашен уже успевшей потускнеть желтоватой краской, и окна, узкие и высокие, обрамленные белыми, с облупленной краской, наличниками, были забраны красивой мелкой, ромбовидной, изумрудного оттенка решеткой. Дверь была высокой, с виду крепкой и была распахнута. Я вошла, поднялась на несколько ступеней наверх и оказалась на широкой площадке, гладкой, выложенной крупной серой плиткой. Справа и слева располагались двери. Я позвонила в дверь с табличкой «1». Звонок был тоже старый, дребезжащий, я бы даже сказала хрипловатый, словно его механизм, спрятанный под никелированную полусферу, заменил древний, с осипшим голосом, старик.

Послышались шаги, и дверь мне открыла невысокая полноватая женщина в халате и фартуке. В лицо пахнуло вареной капустой, должно быть, хозяйка варила борщ.

Я сильно нервничала, поскольку должна была произнести имя Мирем, той самой Мирем, которая проживала в Болгарии. Однако понимала я также и то, что в жизни бывает всякое, а потому, кто знает, может, здесь, в этом доме проживает настоящая Мирем Христова, а там, в Варне – фальшивая. Да и вообще, чем я рисковала? Если мне скажут, что такая здесь не проживает, так я просто развернусь и уйду.

– Здравствуйте, – поздоровалась я крайне неуверенно, хотя лицо женщины было приятным, да и улыбка была настоящей, приветливой.

– Здравствуйте!

– Здесь живет Мирем Христова?

И тут женщина схватилась за сердце и отступила на шаг назад, привалилась к двери.

– Проходите, – она схватила меня за руку и втащила в квартиру. – Пойдемте-пойдемте!

Она вела меня куда-то широким сумрачным коридором, распахнув дверь, почти втолкнула в большую комнату, убранство которой могло бы стать музейным образцом гостиной конца девятнадцатого века: тяжелая темная мебель, круглый стол, покрытый кружевной скатертью ручного плетения, старинная люстра, ковры, занавески на окнах, дорогой фарфор за потускневшим стеклом горки.

– Садитесь, – женщина села напротив меня, поставила локти на стол и, раскрыв раковинами крупные ладони, уложила в них свое круглое, с полными щеками, лицо. Глаза ее, умные, внимательные, рассматривали меня пристально, серьезно.

– Значит, Мирем Христову ищете?

– Да, ищу.

– И откуда вы ее знаете?

– С Варны, – ответила я, готовая прямо сейчас встать и уйти. У меня не было никаких точных инструкций от Мирем, что делать, если я все же найду эту Мирем. Я должна была сказать ей всего лишь одну фразу: «Помнишь ли ты Мисси?» Но передо мной, как мне показалось, была все же не Мирем, иначе она не спросила меня, откуда я ее знаю.

– Где она?

– Умерла.

Я почему-то так и подумала. Не знаю почему.

– Тогда я пойду…

Я уже было поднялась, как женщина остановила меня, с силой придавив мою руку к столешнице.

– Зачем вы приехали?

– Я должна была спросить ее, помнит ли она Мисси, – сказала я со вздохом. – А Мирем должна была отдать мне какую-то вещь. Но если она умерла…

– Подождите минуту, – женщина удалилась, но вернулась быстро, положила на стол небольшой холщовый мешочек. – Вот, возьмите.

Я понимала, что меня медленно, но верно втягивают в какую-то историю, но я слишком любила Мирем и доверяла ей, чтобы испугаться и в последний момент передумать помогать ей.

Надо было уходить, но мне показалось, что это будет выглядеть как-то невежливо. Я должна была что-то сказать, возможно, поблагодарить, но, с другой стороны, я подозревала, что меня приняли за Мирем, за мою Мирем, а потому побоялась все испортить.

– Вы не хотите узнать, что с ней произошло?

– Конечно, хочу, – я обрадовалась предоставившейся мне возможности выразить свою благодарность хотя бы тем, что я поговорю с этой женщиной.

– Тогда, может, чаю?

– Спасибо, не откажусь!

Хозяйку звали Нина, она быстро собрала на стол, принесла чаю, лепешек, мед.

– Я же вижу, вы не Мирем…

– А я и не утверждала, что меня зовут Мирем, – я почувствовала, что краснею. Будь что будет, подумала я, и решила уже раскрыть, что называется, все карты. – У меня другое имя. Но ваш адрес дала мне Мирем Христова. Это моя подруга. Обстоятельства не позволяют ей приехать сюда, и она попросила меня сделать это. Я не сразу согласилась. Вернее даже, отказалась, поскольку не собиралась сюда приезжать. Но обстоятельства вынудили меня приехать… Мой муж болен, он сейчас в Дегтярном.

– У Ольги? – улыбнулась Нина, словно Ольга была ее родственницей. Хотя, на самом деле, она, думаю, просто обрадовалась тому, что я говорю ей правду.

– Да, у него почки больные. Замучился совсем.

– Ну, она его быстро на ноги поставит, я хотела сказать, она сделает так, что у него все камни выйдут…

Вот и разговор завязался.

– Она была моей соседкой, и звали ее, конечно, не Мирем, – вдруг услышала я. – Ее звали Зоей Кравченко. Я ее с самого детства знала.

Иногда слышишь какие-то обыкновенные слова или фразы, а внутреннее чувство подсказывает тебе, что вот сейчас что-то произойдет, и ты напрягаешься, волнуешься, и по коже бегут мурашки. Вот так было и в тот раз. Я понимала, что услышу сейчас что-то очень важное и что тайна Мирем, связанная с харьковской Мирем, сейчас чудесным образом приоткроется. Да только вот нужна ли она мне, эта тайна? Но отступать уже было поздно. Да и любопытно же было!

– Она девчонкой уехала в Болгарию, познакомилась с парнем здесь, в Харькове, он то ли турком был, то ли болгарином, но оттуда, из тех мест. Вроде он добыл ей документ, что ее отец болгарин или бессараб. Словом, какая-то темная это история. Но главное, что она, Зоя, несколько лет проработала в Варне в одной семье служанкой. И ей там хорошо платили. Кажется, они оба врачи, те люди, на которых она работала. Думаю, что с документами у нее все же не прокатило, что не было у нее болгарского паспорта или личной карты, как это у них там заведено. Получается, что парень этот ее не сумел ей выправить документы, и жила она в Варне по российским документам. Срок им вышел, я имею в виду, визу, и ей надо было возвращаться домой. Вот она и придумала украсть личную карту у своей близкой подружки, Мирем Христовой. Я ее никогда не видела, но Зоя мне потом уже рассказывала, что она маленькая. Хрупкая женщина и чем-то похожа на Зою. Да, она мне так и сказала, что поначалу ей нужна была только ее личная карта, чтобы задержаться в Болгарии. Она мне всего-то, конечно, не рассказывала, но я подозреваю, что замуж она собралась за кого-то… И так случилось, что Мирем эта, подружка ее, стало быть, и ваша тоже, как-то разоткровенничалась и рассказала ей какую-то историю о старинных украшениях, принадлежащих румынской королеве Марии.

– Что рассказала?

– То, что у нее, у этой Мирем, эти драгоценности хранятся и что она не может их продать, хотя и нищенствует, потому что за ними могут прийти какие-то люди, бандиты, мафиоты. Я полагаю, что тогда не обошлось без вина, иначе бы ваша Мирем не показала их сдуру моей Зойке. Ну а та, когда увидела, глазенки-то загорелись. И она украла их, вместе с личной картой Мирем! А когда у нее на руках оказались эти драгоценности, она решила, что больше не станет мыть полы и варить фасолевый суп для своих врачей. Она украла и у них кое-что, деньги, украшения разные, и решила сбежать! Болгария, говорит, большая, спокойная и тихая страна, там можно затеряться и жить себе спокойно по документам Мирем. Она бы так и сделала. Наверное, продала бы эти драгоценности, купила бы себе домик где-нибудь на курорте, в Золотых Песках или на Солнечном Берегу, если бы ее в тот же день, когда она собиралась уже сесть в такси, чтобы отправиться на море, не сбила машина. И это просто чудо какое-то, что люди, которые потом вызвали «Скорую помощь», не заглянули в ее сумку и не украли все то, что в ней находилось! Они взяли лишь личную карту на имя Мирем Христовой, чтобы показать врачам, и все! И моя Зойка стала инвалидом! С большими сложностями она после больницы вернулась сюда, в Харьков, и продолжала лечиться здесь. Но ей становилось все хуже и хуже, у нее был поврежден позвоночник, и потом она и вовсе слегла…

– А драгоценности?

Нина усмехнулась.

– Драгоценности. Вы бы видели, что с ней стало! У нее после аварии челюсть болталась на каких-то жилах… Говорю же, стала инвалидом! А куда обращается человек, когда ему невмоготу?

– К Богу.

– Вот именно. И Зойка моя обратилась к Богу, впала в религию, стала читать много религиозных книг, ее не узнать было. Она решила, что это Бог наказал ее за то, что она сотворила со своей подругой Мирем и своими хозяевами, которые были так добры к ней. Решила она вернуть Мирем драгоценности королевы. Нашла способ, как связаться с ней, написала письмо ее соседке. Ей-то самой она писать не стала, говорит, у нее сожитель – зверь, и он ничего не должен знать о драгоценностях. А вот соседка, ее зовут Дора, хорошая женщина, и она передала Мирем Зоино письмо. В письме Зоя просила у Мирем прощения и сказала, что готова вернуть ей украшения. И что если с ней что-нибудь случится, то она поручит это дело своей соседке, то есть мне. Еще она добавила, что если Мирем сама не может приехать, а такое возможно из-за какого-то там турка, ее сожителя, который житья ей не дает, то пусть она отправит доверенное лицо сюда, в Харьков, и пусть этот человек скажет всего лишь одну фразу: «Помнишь ли ты Мисси?» Мисси – так близкие обращались к королеве Марии. Зойка умерла в прошлом году. А я вот осталась с этим мешочком. Первые ночи вообще не спала, все боялась, что за ним придут. Я же понимала, что все зло – от них. И вдруг – вы!

Я смотрела на Нину с недоверием. История получалась фантастическая. Соседка Зои, Нина, обыкновенная женщина, оказалась на редкость честным человеком и вот теперь решила исполнить волю покойной и передать через меня королевские драгоценности Мирем?

Я должна была заглянуть в этот мешочек. Что там? Вдруг это какой-то чудовищный розыгрыш? Что я привезу Мирем?

– Вы видели эти драгоценности? – спросила я.

– Нет, – покачала головой Нина. – Ни к чему мне это. Знаю, подозреваю, что это нечто очень дорогое. Но весит – всего ничего. Даже на ощупь ничего не поняла.

– Так может, посмотрим? – Я просто вынуждена была это сделать.

– Да конечно! Мне и самой любопытно, что это за королевские драгоценности!

Я развязала толстый черный шнурок, открыла мешочек и вывалила на стол содержимое. Там была вышитая красным крестиком салфетка, в которой что-то лежало, и личная карта Мирем Христовой. С документа на меня смотрела моя Мирем! Хотя бы здесь все правильно и все правда! Это на самом деле был документ Мирем.

Я развернула салфетку и увидела серьги. Невероятно крупные сапфиры в обрамлении брильянтов. Конечно, я не специалист и не знала, настоящие ли это камни или нет, но выглядели серьги фантастично, невероятно, волшебно! Синие прозрачные камни были размером с перепелиное яйцо! В каратах я тоже не разбираюсь, но если эти камни были настоящими, то стоили они просто баснословных денег!

– А с чего все решили, что это сапфиры королевы Марии?

– Думаю, с того, что у нее было колье с сапфиром невероятной красоты размером почти в пятьсот карат! И человек, который отдал эти серьги на хранение Мирем, сказал, что эти серьги являются частью комплекта, сердцем которого является сапфир с колье.

– Нина… – Я посмотрела на нее как на призрак. – Мне все это снится?

– Красота, да? – Нина ласкала пальцем синие прозрачные камни, любовалась ими. – Я и не знала, что здесь такое… Нет, я понимала, что королевские драгоценности это ого-го, что, нечто дорогое и красивое, но… Это просто невероятная красота!

– Вы же могли бы оставить их себе. Почему не оставили? Неужели даже мысли не было?

– Нет! Хочу жить спокойно. У меня и так все есть – хороший муж, дети, достаток. Вы не смотрите, что мы в таком районе живем, мы всем довольны. Муж зовет меня в центр Харькова, даже квартиру там присмотрел, но я пока не решилась. Но дети уже там, у каждого по квартире, они взрослые уже. И разве вы еще не поняли, что сапфиры эти не простые? Что Зойка моя пострадала за них. Нет уж, я как-нибудь без них проживу.

Я не знала, верить ей или нет. Ведь вполне возможно, это были фальшивки. Но что мне-то было делать? Я поблагодарила Нину за все, положила холщовый мешочек с сапфирами себе в сумку и поехала в гостиницу.

Уж там-то у меня была возможность, заглянув в Интернет, погрузиться в тему сапфиров. Я несколько часов, забыв про еду и сон, разглядывала фотографии дорогущих сапфиров, сравнивая их с теми, что лежали передо мной на журнальном столике. Безусловно, сапфир королевы Марии был самым большим и самым дорогим, и после того, как им владели венценосные особы, в 2003 году был продан на аукционе Christie’s почти за два миллиона швейцарских франков! Меня же интересовали сапфиры поменьше, я пыталась оценить камни Мирем. Камень, почти в два раза крупнее тех, что были в серьгах, носил название «Голубая красавица Азии» и был весом почти в четыреста карат, и продан в Швейцарии так же на аукционе Christie’s за восемнадцать миллионов долларов, и за лот боролось более шестисот любителей роскоши из тридцати стран мира…

У меня просто дух захватывало от этой информации, в глазах уже была голубая, васильковая рябь от увиденных мною сапфиров.

И мне все равно не верилось, что они настоящие. В это было трудно поверить!

И еще одна деталь не давала мне покоя. Я пересмотрела великое множество фотографий королевы Марии, но нигде не видела ее в этих серьгах. Даже ничего похожего на ней не было! И если бы меня спросили, какие украшения больше всего любила королева Мария Румынская, то я сразу бы ответила – жемчуг! Практически на всех фотографиях ее уши украшает жемчуг! Роскошные крупные, круглые или вытянутые по форме жемчужины!

Я в ту ночь почти не спала, задремала лишь под утро. Мне надо было придумать способ, как провезти сапфиры через границу. Собираясь в эту поездку, я заглядывала на туристические форумы, где люди делились информацией о прохождении русско-украинской границы. Получалось, что при выезде из России российским таможенникам было как бы все равно, что вы везете, а вот украинским, наоборот, было это важно, а при движении в обратную сторону – все наоборот. Украинцам все равно, что вы вывозите, а вот российские таможенники даже обшивку в салоне вскрывают, проверяя все тщательнейшим образом. Получалось, что если украинцы и выпустят меня, то русские наверняка поймают меня с сапфирами. Что было делать? Я должна была привезти серьги Мирем.

Идея, которую я нашла оригинальной и дерзкой, попахивала криминалом: по закону из Украины нельзя было вывозить драгметаллы и дорогостоящие камни.

При въезде в Украину на мне были сережки с бриллиантами, но я их не декларировала, да на них вообще никто не обратил внимания. Сейчас же мне пришло в голову купить комплект из бирюзы, изделия которого были самыми крупными из всех, что мне приходилось встречать. Крупные серьги, перстень, серебряная массивная цепь с массивным кулоном размером с мужские карманные часы-луковицы!

Я купила этот комплект в магазине, вернулась в гостиницу и с помощью нехитрых приспособлений закрепила сапфиры с обратной стороны малахитовых серег. При покачивании головы человек, который внимательно посмотрел бы на мои серьги, мог бы заметить синие камни, тогда я решила купить еще одну пару малахитовых серег, но чуть меньшего размера, и прикрепила их с другой стороны по принципу сандвича. Мотая головой, я разглядывала себя в зеркало – сапфиров не было видно.

Завершая зеленую тему, я приобрела нарядное зеленое платье-балахон, расцветкой напоминающее малахит, и изумрудного оттенка шаль. И вот в таком наряде собиралась отправиться в обратный путь.

Сережки с бриллиантами я продала, а на эти деньги, чтобы отвлечь внимание таможенников от моих серег, я купила еще несколько комплектов украшений из полудрагоценных камней: кораллы, янтарь, опалы, агаты…

Накупила я как бы в подарок своим русским друзьям сугубо харьковские специалитеты: подарочные наборы конфет «Зеркальная струя», торт «Делис», столовое серебро и коллекцию оберегов и вышитых рушников. Самой крупной покупкой были одеяла из козьей шерсти.

Подготовившись как следует к поездке, я дождалась звонка от помощницы Ольги и через пару суток забрала мужа из Дегтярного. Коля выглядел похудевшим и каким-то испуганным, но сказал, что чувствует себя намного лучше, и всю дорогу до Харькова говорил только о своей целительнице.

Переезд через границу дался мне тяжело. Когда наш багаж осматривали российские таможенники, я чуть не потеряла сознание.

Когда Плетеневка осталась позади, я заплакала. Коля, который вообще ни за что не переживал, разве что за коробку со склянками, которые ему приготовила в дорогу целительница Ольга, так и не понял причину моих слез.

– Что, по родине соскучилась? – спросил он, даже не поворачивая головы. – Так скоро уже!

А мне казалось, что мочки моих ушей под тяжестью такого количества навешанного малахита вытянулись до плеч и что, когда я приеду домой, я буду похожа на женщину из африканского племени фульбе.