Лена

Утром мне было очень стыдно за мою вчерашнюю истерику. Хотя она назревала уже давно, и я с трудом сдерживалась, чтобы не выплеснуть из себя всю горечь своей обиды, но не ожидала, что это произойдет так болезненно, да еще и с обмороком.

Помню, что Игорь вместе с Катей приводили меня в чувство, отпаивали успокоительными каплями. Игорь страшно перепугался и весь вечер не отходил от меня, сидел, держа мою руку в своей, и читал мне какие-то очень странные сказки народов Непала и Камбоджи. Я понимала его – он старался отвлечь меня, и первая книга, какая подвернулась ему под руку (настольная книга няни), оказалась именно эта.

События последних дней и последовавшая за ними наша с ним реакция представлялась мне какой-то дичайшей игрой на раздевание. Словно каждый день мы сбрасывали с себя слой за слоем наши красивые одежды, оставаясь почти голыми. Мы замерзали, нам было плохо, и пытаясь согреться, впервые в тот вечер прижались друг к другу не как «гостиничные» любовники, а как истосковавшиеся по человеческому теплу и любви существа, соединились, и все произошло необычайно бурно, страстно, до сердечной боли, до судорожных стонов, словно мы на несколько минут вошли друг в друга и даже успели пустить корни. И это не было похоже на те чувства, которыми мы жили до тех пор. Это было что-то совсем другое, что сделало нас еще ближе и счастливее. Да и меня отпустило, стало легче дышать, и страхи отступили.

Утром Игорь уехал по делам, я приняла душ и, не дожидаясь, когда Катя проснется, принялась готовить завтрак. Мне было ужасно стыдно перед ней за то, что вчера я не сдержалась, что кричала и, думаю, разбудила и испугала детей.

Катя же, я заметила, в то утро не улыбалась. Выпив предложенный мною кофе, она села возле окна с видом человека, не решавшегося сказать что-то важное, серьезное. Я принялась тихонько про себя молиться, чтобы она только не собралась нас покидать.

– Надо поговорить, – наконец, сказала она, глядя в окно.

– Давайте поговорим.

Она достала из буфета пачку сигарет, мы набросили на плечи куртки и вышли в подъезд. Я приготовилась к самому худшему.

– Лена, буду с вами честной, – начала она, и я поняла, что разговор обещает быть, мягко говоря, неприятным.

– Валяйте, – ответила я, чувствуя, что не готова к новым проблемам.

– Вы мне нравитесь, честно. Думаю, что у вас с Игорем все могло бы получиться. Он хороший, он просто замечательный, да только не все от него зависит, я думаю.

– Не поняла, – я напряглась. – Очередной скелет в шкафу?

– Да нет, она не похожа на скелет. Очень даже приятная молодая особа кружит вот уже пару месяцев вокруг нашего дома и появляется точно тогда, когда мы с детьми отправляемся на прогулку.

– Вообще ничего не понимаю. Это вы о ком?

– Я думаю, что вернулась его жена, мамаша наших малышей.

– Вернулась? И?..

– Она мать, она может отобрать детей у Игоря. И что он тогда будет делать – ума не приложу!

– А Игорь знает?

– Я решила ему пока ничего не говорить. Пусть поживет спокойно. У него и так проблем хватает, а теперь вот у вас сложности. Я хоть и не очень-то понимаю, что произошло, но вижу, что вы напряжены… У вас, кажется, муж умер?

Я кивнула. Получается, что Катя ничего не знает о том, что курит сейчас с главной подозреваемой по делу об убийстве? Или же делает вид, что тоже неплохо.

– Примите мои соболезнования.

Я снова кивнула. Возвращение бывшей жены меня на самом деле расстроило. Вот только этого еще не хватало!

– Быть может, я такая мнительная, и мне все это только кажется, да только она, эта женщина, увидев нас с детьми, пытается приблизиться к нам, и мне приходится делать вид, что нам срочно понадобилось вернуться домой, или же мы заходим в магазин, кафе, словом, куда-то, чтобы только скрыться с ее глаз.

– И что, помогает? Что ей мешает подойти к вам?

– Говорю же, это не точно. Быть может, мне это только кажется.

– Катя! Так подходит она к вам или нет?

– Скорее все-таки наблюдает за нами, в основном за детьми. Прямо-таки глаз с них не сводит.

– Вы уверены, что это их мать?

– Да нет, конечно, не уверена, но по возрасту вполне подходит… Да и с какой стати чужой женщине следить за нами? Она ведет себя как мать, любующаяся детьми, которые подросли, например. Словом, не знаю, кто она такая, но явно им не чужая.

– И почему же вы не рассказали об этом Игорю?

– Я подумала, что если это его жена, то она сама уж как-нибудь найдет способ заявить о себе, напомнить. И если она этого не сделала до сих пор, значит, на это есть причина.

– Конечно, есть! Она же бросила их. Думаю, что ее лишили родительских прав. Вам что-нибудь об этом известно?

– Мне как-то неудобно было об этом спрашивать. Игорь только один раз как-то в сердцах сказал, что жена сбежала с любовником, бросив детей, когда им было всего три месяца, и больше мы к этой теме не возвращались.

Конечно, мне хотелось спросить ее, не появлялись ли на горизонте другие женщины, желающие носить фамилию Игоря и воспитывать его детей, но у меня язык не повернулся.

– Катя, так что вас так расстроило, я не поняла. Даже, если предположить, что за вами следит его бывшая жена, то как это может коснуться вас? Или вы просто переживаете за детей?

– И то, и другое. И без работы боюсь остаться, и к детям привыкла, они мне как родные.

– А у вас своей семьи нет? – спросила я, поскольку Катя проживала в квартире Игоря практически круглосуточно, то есть дома ее явно никто не ждал.

– Я замужем, но детей пока нет. Мой муж работает вахтовым способом, ездит на Север, деньги на квартиру зарабатывает. Вот как купим жилье, тогда и займемся этим вопросом.

Что ж, разговор оказался для меня полезным, я хотя бы узнала кое-что о Кате.

– Лена, а вы?

– В каком смысле? – не поняла я.

– А вы, когда выйдете замуж за Игоря, уволите меня?

– С какой стати? Да вы что? Хорошую няню найти не так-то просто. Нет-нет, у меня этого даже в мыслях не было!

Я ответила так, как если бы наше супружество с Игорем было уже делом решенным. Между тем как никто ничего не знал, как все дальше сложится, и, главное, не ясно было, останусь ли я на свободе или же меня осудят за убийство. Я и сама не знаю, зачем изобразила будущую мать маленьких Тумановых.

Мы вернулись в квартиру, Катя собралась варить кашу, я же пошла в детскую, откуда уже доносились голоса Анечки и Саши. Как же мне хотелось, чтобы все поскорее закончилось и чтобы в моей жизни наступил покой. Но пока что я не имела права даже мечтать об этом, о том, как я буду воспитывать вверенных мне детей, гулять с ними, заботиться о них…

После завтрака я снова открыла компьютер Игоря, заглянула в почту. Там было одно-единственное письмо. От Теодоры.

«Мирем умерла. Это ужасно. Ее нашли дома, на полу, в остывшей квартире, просто в леднике, с проломленной головой. Это точно Меттин. Это он ее убил. Рядом с телом нашли вывернутый наизнанку кошелек…»

Я зарыдала. Трясущимися руками написала Теодоре несколько строк: «Сообщи мне номер своего телефона, свой телефон со всеми номерами я потеряла…»

Я должна была услышать ее голос!

Теодора ответила мне немедленно, словно ждала моего письма. Я попросила у Кати телефон, сказала, что мне нужно срочно позвонить в Болгарию и что я заплачу за разговор.

– Игорь оплачивает все телефоны, так что звоните, куда хотите, – сказала она, прижимая к груди строющую мне рожицы развеселившуюся Анечку с перепачканными кашей губами.

Я взяла телефон и закрылась в спальне. Набрала номер Теодоры.

– Теодора! – Слезы душили меня. – Милая… как же это случилось?

Теодора тоже плакала в трубку. Мирем, бедная, несчастная маленькая Мирем, которая так мечтала оторваться от своего прошлого и начать новую жизнь, была убита. Теодора сказала, что полиция уже ищет Меттина. Да что толку, хлюпала она в трубку, если ее уже не вернешь?! Значит, ей не судьба была выйти замуж за русского!

Никто не знает, что испытывала в эту минуту я! Чувство вины разрасталось во мне, разбухало, хотя я прекрасно понимала, что вина моя косвенная, что все то, что произошло со мной в эти дни, – результат злого умысла неизвестных мне лиц. И что если разобраться, то и я жертва.

Если бы не убийство Коли, я купила бы и отправила на электронную почту Теодоры билет для Мирем на рейс «Варна – Москва». Я бы встретила ее, привезла к себе домой и сделала бы ее самым счастливым человеком на свете! Быть может, конечно, сначала разочаровала бы ее тем, что узнала о ее сокровище, но, с другой стороны, успокоила, поскольку после разговора с представителем болгарского посольства, который, в свою очередь, частным образом связался с доверенным лицом румынских монархов, выяснила, что предмет, которым обладала Мирем, не имеет к королеве Марии никакого отношения. И что мы, то есть она вольна делать со своим сокровищем все, что угодно! И тема аукциона «Сhristie’s» была бы для нас с Мирем номер один! Не скованные с темой принадлежности драгоценностей ни к одному из двух государств – Болгарии и Румынии – Мирем, как частное лицо, могла бы продать их на этом аукционе за очень большие деньги! И я сделала бы все, чтобы только ей помочь все устроить!

Острая, как игла, мысль пронзила меня, когда я представила себе, что могло бы случиться, если бы кто-то прознал о тайне Мирем и, в случае если бы я была в Варне, связал бы ее смерть со мной. Меня снова заподозрили бы в убийстве!

Но никто, кроме меня, не знал тайну Мирем. Она, любя всем сердцем Теодору, даже ей ничего не рассказала, не поделилась. Понимала, насколько все серьезно, опасалась, что Теодора, добрая душа, может просто случайно проговориться кому-то, и придумала эту историю с русским женихом.

После разговора с Теодорой я чувствовала себя совершенно опустошенной. Мирем больше нет – вот только этого мне еще и не хватало! А что, если Костров еще проявит себя и пронюхает что-нибудь о наших с Мирем делах? Если он не дурак, и если у него на руках окажется история обращения Коли на вполне себе конкретные сайты, и если он сравнит их с моими интересами последних месяцев, то запросто сможет связать убийство с сапфирами королевы Марии. Конечно, такое может предположить только человек с фантазией, допустив размах авантюры, приведшей к преступлению. Но вот доказательства ему будет трудно добыть, ох, как трудно. Потому что их попросту нет. И Коли тоже нет.

Я вернула телефон Кате. Она поинтересовалась, что случилось, почему я плачу. Я сказала, что у меня умерла подруга. Пожалуй, самая близкая подруга.

И произнося эти слова, я словно ощутила в своей груди огромную дыру, через которую, свистя, врывался холодный ветер.