5
Из дневника кота Левиафана
Нет, ну как это называется? Никакого почтения к чужому личному пространству! Про личную жизнь вообще молчу! Только я вознамерился вздремнуть, дабы скоротать время до обеда, как налетели, подхватили, запихнули в корзинку и…
Святые котаны, куда она меня несет? Неужели к ветеринарам? И добро бы к профессионалу — так нет же, два года назад, когда я занозу посадил, она таскала меня к этим коновалам с соседнего факультета. Ветеринар-недоучка — это хуже, чем некромант без диплома. Мало того что вместе с занозой удалили всю шерсть на лапе, так еще и потом вместо волос на ней начали отрастать колючки! Сколько хозяйке пришлось помучиться, прежде чем она их вывела! Не хочу лечиться! А если подошел срок давать мне глистогонное, а я забыл? Или — что намного хуже — ей не дают покоя мои причиндалы? Это вообще вандализм! Мя-а-ау! Свободу честным котам!
Что она там бормочет? Я так ору, что самому не слышно…
— Тише, Левушка, все будет хорошо!
Фык-фык-фык! Как бы не так! Знаем мы это «хорошо»! Это ей будет хорошо, а мне — позор на всю жизнь!
— Левушка, не ори!
Буду орать! Во всю глотку буду! Смотрите все, коты добрые! Куда мы катимся? Меня! К ветеринару! Ни за что ни про что! Без суда и следствия! Спасите! Помогите!
— Что-то он слишком уж шумно себя ведет, — озабоченно покосился на корзинку Вальтер. — Тебе не кажется…
— Ничего особенного. — Лилька нервничала и кусала губы. — Он же практически никогда в корзинках не сидел. Даже когда совсем маленький был. Бабушке его в корзинке принесли, так она издалека услышала, что это его несут…
Голос у девушки дрогнул, и она прибавила шагу. Кот орал благим матом, извивался внутри плетеной конструкции так, что сквозь частые прутья была видна только огненно-рыжая шерсть и понять, где у него голова, а где хвост, не представлялось возможным. Время от времени корзинка угрожающе трещала, и Лилька уже представляла, как она разваливается прямо посреди улицы и…
Ничего не произошло, хотя Вальтер с другой стороны поддерживал ее ношу. Вдвоем они дотащили его до ворот, где топталась новая хозяйка. Ведьма переступала с ноги на ногу, озиралась по сторонам и, кажется, была готова бежать сломя голову.
— Принесли? — Она проворно наклонилась к корзинке, пытаясь заглянуть внутрь. — Ах, какой красавец! Ути, моя радость! Иди к мамочке! Ну-ка… Ой!
Она попыталась просунуть между прутьями палец, но напоролась на выставленный коготь. Отскочила, затрясла рукой — подушечка указательного пальца была проткнута, как шилом. Несколько капель шлепнулись на землю.
— Ой. — Лилька невольно попятилась, ожидая, что теперь старушка откажется и уйдет. — Извините, он… э-э…
— Милый котик! — Ведьма посасывала ранку. — Люблю таких. Если есть характер, остальное приложится.
— Но он… э-э… ну, дикий. Неужели…
— Все хорошо, деточка! Я его беру!
Быстро накрыв палец выхваченной из кармана тряпицей, ведьма пошептала на ранку, дунула, плюнула и весело подмигнула девушке:
— Вот! И никаких проблем! — И сдернула тряпицу, как балаганный фокусник. От глубокой раны осталось только розовое пятнышко, которое быстро таяло, сливаясь по цвету с кожей.
— Ух ты! — восхитился Вальтер.
— Понравилось? — подмигнула ведьма. — Учись, студиозус! В ваших академиях такое не преподают. Это настоящее ведовство…
— А я знаю, — ощетинилась Лилька, которой не понравилось, как ее друг пялился на эту старуху. — У меня бабушка ведунья.
— О как? — живо заинтересовалась ведьма. — Я ее знаю?
— Может быть… Меганой ее зовут.
— Не Мегана Бульк? Из Грознева?
— Нет, из Верхних Мышек, — призналась девушка, которая, если честно, знать не знала о прозвищах ведьм. Бабушка рассказывала, что у каждой ведьмы кроме имени есть не только еще одно, тайное, которое они ни за что не откроют посторонним — увы, внучка тоже была посторонней! — но и прозвище. Прозвище можно называть при общении с другими людьми, если это не совсем чужие. Скажем, родственники или общие знакомые.
Ведьма покивала головой, улыбнулась, но заметно насторожилась.
— Передавай бабушке привет. И при случае… а, ладно… Пойду я!
С этими словами она быстро выхватила у Лильки корзинку и заторопилась прочь.
— Погодите! — Девушка рванулась следом. — А от кого привет? И где вас найти?
— Привет? — на ходу оглянулась ведьма. — От кого? От Лолы Рыбачки. Я тутошняя, столичная. У реки живу.
— Передам, — закивала Лилька. — А живете вы где?
— Тебе зачем? — Ведьма воровато оглянулась по сторонам, сделала кукиш и махнула им в воздухе, словно отгоняя кого-то невидимого.
— Ну… как-нибудь потом заглянуть… Кота проведать. Левиафаном его зовут, — вспомнила она. — Можно Левкой. Он рыбу только сырую ест, а вот курятину в любом виде обожает, что сырую, что вареную, что…
— …что ворованную? — угадала ее мысли ведьма и скривилась. — Русалочий тупик, последний дом слева. А лавка у меня в Рыбацком конце. Приходи, так и быть. О бабушке поговорим.
Она засеменила своей дорогой, двумя руками придерживая корзинку, которая ходила ходуном. Изнутри доносились глухие завывания и приглушенный рев, который никак не вязался с мыслью о том, что его источником служит животное размером с кошку. Прохожие, идущие навстречу, шарахались от старухи с ревущей корзиной, как от чумы.
Лилька закусила губу, глядя ей вслед, и даже вздрогнула, когда Вальтер взял ее за локоть:
— Пошли. Нам пора.
— Пора, — убитым тоном повторила девушка. — Ага… Только…
— Тебе его жалко? Но ведь…
— Ты ничего не понимаешь. — Она притопнула ногой. — Левка такой ранимый… такой неприспособленный… Он никогда со мной не расставался. Для него это стресс. После пяти лет взять и отдать…
— Но ты же сама…
— Что ты все заладил: «сама» да «сама»! Уйди! Чурбан бесчувственный! — Лилька готова была расплакаться.
Валька, конечно, хороший друг, но иногда он просто бесит. Нет бы обнял, по голове погладил, утешил как-нибудь! Неужели он не понимает, как она сейчас нуждается в утешении? Неужели не знает, как надо поступать с плачущей девушкой? Вот Виктор Вагнер, наверное, сразу бы понял…
— Лиль, ну ты чего? Не плачь, Лилия! — Он слегка дотронулся до ее руки. — Не надо так!
— А как? — разозлилась девушка, потому что парень ничего не делал из того, чего она ждала. То есть не обнимал, по голове не гладил, не утешал по-всякому и вообще что там еще мужчины обязаны делать…
— Не знаю… — растерялся он.
— Не знаешь — иди учись, студиозус! В академиях такому не научат, — ввернула она присловье ведьмы и сорвалась с места.
Тоже испытанное средство. Мужчина должен сорваться вдогонку за плачущей женщиной… а не стоять, тупо хлопая глазами. Нет, Валька, он…
Девушка завернула за угол — мелькнула мысль спрятаться ото всех — и внезапно налетела на кого-то, кого за пеленой слез не сразу рассмотрела. Поняла только, что это мужчина, высокий, в темном костюме, — и она с разбегу уткнулась носом ему в грудь.
— О боги! — выдохнул тот, подхватывая девушку за локти. — Студиозус Зябликова? Что случилось? На вас лица нет…
На Лильке действительно не было лица. Запрокинув голову, она во все глаза смотрела на Виктора Вагнера, в чьих объятиях неожиданно оказалась. Надо же было такому случиться? Точно говорили на лекциях по теологии — все в мире взаимосвязано и стремится к равновесию. Если сейчас тебе плохо, значит, это либо компенсация за то, что еще недавно было хорошо, или, если плохого слишком много, значит, жди чего-то хорошего, что уравновесит. И если у тебя судьба счастливая, значит, у кого-то несчастная, а вместе все равны и на одном уровне.
— Я… я… — залепетала она, не сводя с любимого преподавателя глаз.
— С вами все в порядке? Вы плакали? Отчего?
— Просто так. Я… — О боги, надо срочно что-то придумать. — Я просто расстроилась…
— И чем же таким?
— Ох, все так навалилось, все так запуталось. Я просто не знаю, как объяснить, — отчаянно бормотала Лилька.
— По поводу практики?
— И практика, и зачеты… и вы, — вырвалось у нее.
— А что я?
— Ну… — Девушка почувствовала, что краснеет. В кои-то веки ей представилась возможность пообщаться с самим Виктором Вагнером наедине, а она не знает, что сказать. — Я за вас переживаю…
— А что со мной не так?
— Ну, эта аллергия… Вы же были у целителей, значит, все серьезно? Вдруг вы заболеете и не сможете…
— …отправиться на практику? — Он улыбнулся, и девушка почувствовала, как от этой улыбки у нее подгибаются колени.
Не думая, что и зачем делает, она вцепилась в сюртук декана, прижимаясь к мужчине, чтобы не упасть. И почувствовала, как руки на ее плечах ожили и плотнее обхватили добычу. Обычно за этим следует поцелуй, ибо когда мужчина вот так обнимает женщину… То есть когда он должен ее так обнимать…
— Да! — выдохнула Лилька. — На практику с вами!
— Ах да. — Улыбка декана слегка изменилась. — Практика. С понедельника. Не переживайте так, студиозус Зябликова, с ней все будет в порядке.
— Лилия, — сообщила девушка. — Меня зовут Лилия.
— Лилия, — повторил он. — Знаете, а вам… хм… идет.
Девушка восприняла это как намек и попыталась обнять декана за шею.
Выскочивший из-за угла Вальтер заранее успел сбавить скорость, и двое обнимающихся его не заметили. Юноша быстро отступил, прижимаясь к стене, и впился зубами в свой кулак. Он не был сторонником решать все споры с помощью грубой силы, будущий некромант должен понимать, что сильно отличается в этом плане от других людей, но именно сейчас юноше ужасно захотелось кого-нибудь ударить, что-то сломать, разбить… Не в силах справиться с нахлынувшим чувством, он несколько раз ударил кулаком по стене. Содрал кожу до крови, но бил до тех пор, пока в запястье что-то не хрустнуло.
Правая рука! Если перелом или вывих, он сегодня вряд ли сможет сдать зачет по фехтованию. Да и завтрашний тест под вопросом…
А, не все ли равно! Пусть хоть совсем выгоняют! Он перейдет к алхимикам. Лишний год проучится, чтоб нагнать программу, ну да ничего. Так даже лучше. И мама с отцом будут довольны — алхимики могут получать придворные должности. Их иногда даже назначают послами или сопровождающими лицами важных людей. Карьера ему обеспечена. А потом он женится. На какой-нибудь девушке голубых кровей с родословной, тянущейся чуть ли не от самого сотворения мира. И забудет Лилию…
Руки на плечах Лилии слегка напряглись, но не для того, чтобы крепче прижать к себе девушку, а чтобы мягко отстранить.
— Вы уже успокоились, студиозус Зябликова… э-э… Лилия? — Мэтр Вагнер сверху вниз заглянул ей в глаза. — Может быть, вы пойдете? Или вас проводить?
— Я, — девушка растерялась, — я к вам шла.
— Ко мне?
— На кафедру. Понимаете, мне кое-что надо было вам сказать… очень важное… личное! Наедине!
— Наедине? — Декан поднял голову, огляделся по сторонам с таким видом, словно за каждым углом притаилось по шпиону и еще несколько соглядатаев подсматривало из окон. Как назло, рядом были два корпуса: второй корпус факультета целителей и третий корпус факультета некромантии, а чуть в стороне, за садом, стояло приземистое здание — корпус факультета боевой магии с примыкающим к нему тренировочным плацем.
— Ну если действительно надо поговорить наедине, то прошу.
Он галантно подал девушке руку, и Лилия не преминула этим воспользоваться. Улыбка мелькнула на ее губах. Какая жалость, что ее не видит никто из девчонок! Пройтись под руку с самим Виктором Вагнером! Предел мечтаний для девчонок всего факультета! А достался главный приз ей, скромной Лилии Зябликовой. Она, конечно, не глупая, не двоечница и довольно симпатичная. И характер такой, какой нужно — скромная и вместе с тем решительная и напористая. Мужчины таких любят. Главное — вовремя показать свои достоинства и не выпячивать недостатки… если они есть.
За ней следили не только жадные глаза Вальтера фон Майнца. Накинув полог невидимости и стараясь поменьше шевелиться и помалкивать — иначе вся маскировка полетит к бесам! — три девушки следили за нарой.
— Вот стерва! Вешается ему на шею! Ни стыда ни совести!
— Тише ты. Услышит.
— Она? Да Лилька глухая как пень! И слепая к тому же — дальше собственного носа не видит!
— Она, может, и не видит, а мэтр Вагнер все замечает! Видели, как он в нашу сторону смотрел?
— Ой…
— Думаете, заметил?
— Да все может быть. Он же Вагнер! Его дед, говорят, голыми руками упыря завалил.
— Правда?
— Ты что, не знала? Все знают! Сходи в Зал Славы — там на витрине череп упыря выставлен. И если он нас тут увидит, нам конец. Вышибут как пить дать. Да еще волчий билет дадут. Тогда вообще без образования останемся.
— Девочки, смотрите! Они уходят! Уходят вместе!
— Вот дрянь.
— Главное, что сейчас они нас не заметили.
— Нет, девочки. Я так не могу! Я ей сейчас…
— Стой! Куда? Маскировку нарушишь…
Но было поздно. Полог невидимости затрещал и стал рассеиваться, как туман под лучами солнца. Проступили три силуэта.
— Да не заметил он нас. Вон, уже за угол…
— Девочки, Вальтер!
Все трое обернулись, уставившись на юношу у стены. Невольно сбились в кучку.
— Тише ты! Что это с ним?
— Ой, девочки, он, кажется, плачет!
— Точно. Глазам не верю. Вальтер ревет. Из-за этой дуры Лильки наверняка. Вот ведь стерва. Такой парень по ней сохнет, а она на чужих заглядывается…
— Как думаете, он нас видел?
— Если раньше не видел, то сейчас увидел точно.
Полог невидимости истончился настолько, что любой не только увидел бы девушек, но и узнал их, несмотря на остатки маскирующих чар. Вальтер, всхлипнув, прижался к стене, пытаясь набросить такие же чары на себя самого. Никто не должен видеть его в таком состоянии. Он — граф, дальний родственник самого короля. И вдруг распустил нюни. Как девчонка. Позор.
Но случайные свидетельницы явно сами не хотели, чтобы их заметили. Анна Белла выступила вперед, вскинув руки в знакомом атакующем жесте:
— Ты. Нас. Не. Видел!
Принуждение не было сильной стороной будущих некромантов, его всерьез изучали только ветеринары, целители и ведьмаки. И Вальтер успел выставить защиту прежде, чем парализующее волю заклинание накрыло его с головой. Отдача от столкновения двух противоположно направленных заклинаний была такова, что противников раскидало в разные стороны. Юноше пришлось легче — он как стоял у стены, так и стоял, разве что его немного тряхнуло. А вот Анна Белла не удержалась на ногах и упала на руки своих подруг.
— Ты чего?
— А ты чего?
— Я — ничего. А ты чего дерешься?
— Не твое дело!
Воскликнув это хором, они уставились друг на друга. Первым отступил Вальтер. Махнув рукой, он отлепился от стены и зашагал прочь.
Три пары глаз смотрели ему вслед.
— Как же мне его жалко! Такой парень пропадает…
— Ну так догони его и скажи об этом! А он тебя пошлет подальше, потому что ты посмела очернить его ненаглядную Лилечку.
— Но ведь этого так нельзя оставлять! Он же пропадет!
— Если ему так хочется, пусть пропадает, — фыркнула Анна Белла, пресекая спор подруг. — Мужчины — они такие. Вобьет что-нибудь себе в голову, ничем оттуда не выбьешь!
