Глава 8
Лино сидел в зале ожидания в гинекологическом отделении…
Удивительно, но рядом с ним были Рик и Алина!
Рик держал его за руку, а Алина обнимала за плечи.
Они ждали, — уже час.
Лино чувствовал время, — то, как уходит время, он никогда так не чувствовал время!
Он вдруг вспомнил «Слово „смысл“, — продолжал Виталий, — не было бы фикцией только в том случае, если бы мы обладали точным знанием того, что когда мы поступим так-то, то последуют непременно такие, а не иные результаты. Если это не всегда оказывается непогрешимым даже в примитивных, механических науках, при вполне определенных задачах и столь же определенных условиях, то, как же ты хочешь, чтобы оно было верным в области социальных отношений, природа которых нам непонятна, или в области индивидуальной психологии, законы которой нам почти неизвестны? Смысла нет»
— Это правда, — Подумал Лино. — Если разобраться, ни у чего нет смысла.
Рядом с ним, в сути, сидели чужие люди, едва знакомые, которым он почему-то нужен, почему-то дорог.
Ему захотелось… накричать на них — я вас бросал, неужели вы этого не понимаете, я всю жизнь вас бросал!
Рик сжал его руку.
— Элизабет сказала мне, что ты никогда меня не забывал
Он сказал это странно, тихо, — Лино посмотрел на него; сын был — у сына было белое лицо, а губы посинели.
— Рик…
— Она не может умереть, — если она умрёт, мы снова станем одинокими!
— Сын, — Выразительно сказала ему Алина. — Помнишь, что я говорила тебе, когда ты был маленьким? Мужчина должен терпеть, — мужчина должен уметь терпеть.
Рик посмотрел на мать.
— Терпение спасает, мам?
— Почти всегда, caro.
— «Почти»?
— Да, — когда Бог не слышит, остаётся только терпеть.
Лино захотелось прикоснуться к сыну, погладить.
— Прости нас, Господи, за то, что мы были нетерпеливы, — Сказала Алина. — Но, Ты должен нас понять, — мы твои дети, мы неразумные дети!
В её голосе звучала сдерживаемая боль.
Она выглядела так, словно её мучила боль.
Это поразило Лино, — он никогда не видел её такой, неприкрыто несчастной.
Он думал, что эта женщина больше никогда и ничем не поразит его, но… удивила!
— У меня была сестра, — Вдруг сказала им она. — Красивая, жизнерадостная девушка — наши родители её обожали!
Лино встретил её взгляд.
— Абель не всегда был таким…
Голос Алины прозвучал виновато.
— Она встретила свою судьбу, они были счастливы, — все были счастливы, но она умерла при родах.
Она заглянула ему в глаза.
— Когда женщина любит мужчину, она хочет от него ребёнка. И… её не остановить. Не знаю, что это, судьба или катастрофа, но… всё правильно, — семья без детей, не семья!
— Ты тоже была готова умереть, мама? — Удивлённо спросил её их сын.
— Я и сейчас готова!
Алина посмотрела на него очень ласково.
— Если с тобой что-то случится, я умру, — возможно, я буду жить, но всё будет кончено!
Лино заплакал, — слёзы скатывались по щекам
Он ей поверил.
— Есть женщины, которые рождаются, чтобы любить мужчину, — Сказала Алина. — А есть женщины, которые рождаются, чтобы любить своих детей.
Она посмотрела на них обоих, — в её глазах была нежность.
— Говорят, что мы переносим любовь на детей, от одиночества, а я думаю; от понимания: любовь не каждому и не для каждого — любовь душ и тел.
Усмешка.
— Любовь — это когда, теряя кого-то, теряешь себя. Всё, что большинство людей называет любовью, прихоть, похоть, поиск выгоды… принцессы на самом деле шлюхи, а принцы — торгуются как на базаре!
Доктор Кубота вышел к ним.
— Разрыв шейки матки! — Устало сказал он, сняв ватно-марлевую повязку. — Ребёнок большой, так бывает, не смертельно!
— Как малышка? — Испуганно спросила Алина.
Японец посмотрел на них по очереди, улыбнулся.
— Орёт, а мама спит, — я прооперировал её, и сделал ей укол снотворного, она переволновалась, пусть отдохнёт!
— С моей женой всё в порядке?
Лино не узнал свой голос.
— Конечно, с ней настолько всё в порядке, что она ещё родит вам детей!
Кубота-сан засмеялся с нескрываемым удовольствием
Элизабет снился сон
Всё было в тумане, — река, дом, осень
Прохладно
Она (шла?) двигалась, не чувствуя под собой земли
Туман похож на дым
У речки на складном стуле сидел мужчина
Она приблизилась
Он посмотрел на неё
Это был Жан
Улыбка.
— Hello!
Он улыбался
— «Кто изваял тебя из темноты ночной,/Какой туземный Фауст, исчадие саванны?/Ты пахнешь мускусом и табаком Гаванны,/Полуночи дитя, мой идол роковой»!
— Чьи это стихи, синьор?
Она тоже заулыбалась.
— Вечности, Лизетт, — прекрасное принадлежит вечности!
Да, это был он, Jean
— А я думала; людям, — я думала, что прекрасное принадлежит людям!
— Люди не прекрасны, мадам
— Да, Jean
Он встал, он был одет в плащ рыбака.
— Pourquoi?
Элизабет поняла, что Жан спрашивает её; почему ты здесь
— Что тебе ответить… — Подумала она вслух. — Как тебе ответить
Я уже давно здесь, я уже давно разделяю твою судьбу!
Ей захотелось сказать ему:
— Если ты не вернёшься, я не знаю, что со мной будет. Я не умру, но что-то во мне станет меньше любить жизнь, а я не хочу любить её меньше, — ведь смысл жизни в том, чтобы любить её всё больше, и больше!
Жан сел, — обратно на стул.
— Я не хочу жить, Лизетт.
— Из-за Мэри?
— Я не настолько молод, чтобы умереть из-за женщины или жить!
Элизабет печально улыбнулась.
— А может, настолько? Говорят, сердце не стареет…
— Не стареет! — Согласился с ней он. — Голова — да, а сердце — нет.
— «Голова»? — Удивилась она.
— Голова, Лизетт, понимает, что ей сто лет…
— «Сто»?!
— Ей скоро пятьдесят!
Усмешка.
— А сердце думает, что ему пятнадцать (!!!)
Усмешка.
— Вечные пятнадцать лет!
Он удивил её, мужчина с красивыми чёрными волосами.
— Ты прав, — Сказала ему она. — Мне не сорок, мне — пятнадцать!
Жан посмотрел на неё.
— Мне тоже, поэтому я здесь.
Грусть в его чёрных, с серебром, глазах.
— Здесь легче
— Потому, что не нужно отвечать, когда тебя спрашивают?
— Не обязательно!
Они заглянули друг другу в глаза.
— Назови свою дочь Жоан, помни меня, я стану ей ангелом-хранителем!
Улыбка на его алых губах…
— «Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой/Не смеют, демон мой; ты — край обетованный,/Где горестных моих желаний караваны/К колодцам глаз твоих идут на водопой»
— Жан?
— Oui, Lisette?
— Я не хочу тебя помнить, я хочу тебя любить!
— Ты меня любишь?
— Люблю
— И я тебя люблю
Элизабет погладила его по щеке.
— Живи! Если я не смогу сделать тебя счастливым, то спокойным смогу!
— «Спокойным»?
Жан посмотрел на неё со смятением.
— Помнишь смерть Ксавье Лорана? Лино часто говорит о нём, — о ней (!) Он говорит: «Ксавье смешался с землей, и она вернула его нам в наших сыновьях. Мы вновь держим его на руках, но теперь он не умирает, он живёт, — теперь, у нас есть всё, чтобы не дать ему умереть»!
Его глаза покраснели.
— Ты не дашь мне умереть?
— В любви, Жан, допустимо быть дураком, или клоуном, но недопустимо — ублюдком, давай не будем ублюдками, давай не будем умирать!
Лино взял дочь на руки — внутри всё заныло как от боли, это было даже более сильное чувство, чем с Джулио, — с сыном, он почувствовал безмятежное счастье, а с дочерью — мятежное!
Элизабет спала, бледная, уставшая, прекрасная!
Он смотрел на неё с замиранием сердца; как ему хотелось дочь!
Лино подумал, спасибо тебе за это чудо! Спасибо за детей!
Он подумал, как благодарить женщину, которая подарила тебе детей?
Он вспомнил, как сказал ей; только ты родила мне ребёнка
Другие… не захотели? Не любили настолько, чтобы… не спрашивать?
А Элизабет не спросила!
Лино вспомнил «Я беременна, Лино! И я очень хочу этого ребёнка!»
Рик задремал в кресле стоящем рядом с кроватью Элизабет, с наушниками на шее — Маркета Ирглова пела «Ты правда здесь/Или мне это снится?/Я не могу отличить сон от яви,/Прошло столько времени,/С тех пор как я видела тебя,/Я с трудом могу вспомнить/Твое лицо теперь»
Он вдруг испугался, — что всё сон!
Он вспомнил рассказ Рея Брэдбери, кажется, — про женщину, которая наслаждалась светом солнца и теплом песка, а на самом деле лежала в снегу, замерзая насмерть
Лино посмотрел на Рика, — сын успокоился, он перевёл взгляд на Алину, уснувшую на диване…
В ком они обрели семью, в нём или в Элизабет?
В Элизабет.
Она их всех поняла. Она их всех спасла.
Лино вспомнил, как Сакурай сказал ему «Мы — я и Каору, готовы двигаться дальше, мы всё-таки решили усыновить мальчика. И знаешь, что самое странное? Прошлые мы, это словно не мы. Мы как будто ничего не теряли!»
В его голосе прозвучало «почему так?».
— Человеческая память, — Сказал ему Лино. — Она всё притупляет, — время скрадывает, а память притупляет.
— «Притупляет»?
Сакурай посмотрел на него задумчиво.
— Однажды ты вспомнишь прошлое и обнаружишь, что… ты можешь жить дальше!
Лино горько усмехнулся.
— И не только можешь, но и хочешь!
Сакурай посмотрел на своё обручальное кольцо.
— Ты прав — я сделаю всё, чтобы жить!
Лино удивился.
— Ты больше не хочешь умереть?
Сакурай посмотрел на него со смущением.
— Больше не хочу, Лино!
— Почему?
— Я хочу любить мою жену, а не предавать её, умирая
— Да, — Подумал Лино сейчас. — Главное — не предавать!
Малышка была чудо, какой хорошенькой, — Лино чувствовал потрясение!
Он сказал ей:
— Как же тебя зовут?
Лино вспомнил «Если у тебя нет намерения, любить, и быть любимым, тогда в путешествии под названием „жизнь“ нет никакого смысла»
Он понял; Аби — Абилин!
Он вспомнил, как Элизабет прочитала ему «Однажды бабушка Пелегрина подарила внучке Абилин удивительного игрушечного кролика по имени Эдвард Тюлейн. Его сделали из тончайшего фарфора, у него был целый гардероб изысканных шелковых костюмчиков и даже золотые часы на цепочке. Абилин обожала своего кролика, целовала его, наряжала и каждое утро заводила его часики. А кролик никого, кроме себя, не любил.
Как-то Абилин вместе с родителями отправилась в морское путешествие, и кролик Эдвард, упав за борт, оказался на самом дне океана. Старый рыбак выловил его и принес жене. Потом кролик попадал в руки разных людей — добрых и злых, благородных и коварных. На долю Эдварда выпало множество испытаний, но чем труднее ему приходилось, тем скорее оттаивало его черствое сердце: он учился отвечать любовью на любовь»
Лино вдруг понял, что сердце Сакурая тоже оттаяло. Почему?
Он вспомнил «Вы видите? Смерти нет!»
Он подумал, из-за Элизабет?
Лино вспомнил «Я ненавижу смерть!»
Сейчас, держа малышку Аби на руках, он тоже возненавидел смерть, он почувствовал, что Элизабет права — с ней нужно бороться, — за каждую жизнь, бороться, вырывать жизни из её костлявых лап!
Позже, когда Аби забрали на кормление, Лино почувствовал, что у него кружится голова, и ему нехорошо (переволновался).
Алина заказала ему чай и макароны с сыром из больничного меню.
— Ты должен поесть, — Сказала ему она. — Обязан! Тебе нужны силы!
Она посмотрела на Рика, так словно сделала предупредительный выстрел.
— Ты тоже поешь, и не спорь со мной!
Она похорошела, — на ней было бежево-голубое платье миди прямого покроя с поясом. Прохладный оттенок волос, сменился на более тёплый, а макияж стал ярче.
Его бывшая жена стала интересной женщиной!
Странно, но она стала нравиться ему.
Макароны с сыром были вкусными, Рик тоже ел с удовольствием.
— А ты мама? — Спросил её их сын. — Почему ты не ешь?
Алина посмотрела на него с обожанием.
— Если я поем, mein schatz, то расслаблюсь, а если я расслаблюсь, то расплачусь.
Рик посмотрел на неё со смущением.
— Ты редко плачешь, мам.
— Да, — Нежно согласилась с ним она. — Плакала — я очень редко плакала; эгоистичное сердце плачет только от обиды!
— «От обиды», мама?
— Да, — когда приходится возвращать Не своё, поэтому никогда не бери Не своё, — наплачешься!
— Папа был не Твоим?
— Твой папа никогда не был моим!
Лино захотелось обнять её.
Он думал, что они чужие, а они не чужие!
— Был, — Сказал ей он. — Был!
Алина посмотрела на него.
— Когда родился наш сын… У меня никого не было, кроме тебя!
Странно она смотрела на него… Она ждала этих слов, она долго их ждала, но уже ничего не изменишь, уже нет смысла говорить «прости» и «я тебя прощаю»!
Лино вспомнил «Говорят, что физик-теоретик Роберт Оппенгеймер, возглавлявший Манхэттенский проект по разработке американской атомной бомбы, по его собственным словам, наблюдая первый ядерный взрыв в пустыне, снова и снова повторял одну и ту же фразу из «Упанишад»: «Я должен стать смертью», «я должен стать смертью», «Я должен стать смертью…»
Марк Нопфлер пел в плеере Рика «Rudiger»
Марк пел «Рудигер знает, что такое одиночество»…
И он подумал, я должен стать жизнью, я должен стать жизнью, я должен стать жизнью!
Он прижался щекой к руке Элизабет, — он соскучился, безумно, так, словно прошло не несколько часов, а несколько дней!
Это ожидание!..
Ему захотелось услышать, как Том Йорк поёт «Bullet proof… I wish i was» —
«Обмотай меня в воск,/Слепи из меня что-нибудь,/Нагрей булавки и вонзи их./Это ты сделала меня таким (…)»
Тогда, в Блэк Оак, он ехал к Элизабет, и в его машине звучал голос Роберта Планта «If i were a carpenter» — концертная запись, Роберт пел трепетно, так, словно время страстей прошло, и наступило — наступила тишина.
Он успевал смотреть DVD Band of Brothers — рота E («Easy») 2-го батальона 506-го парашютно-десантного полка 101-й воздушно-десантной дивизии США
А потом машина сломалась (…)
Он покурил.
Ему было… стыдно, — почему-то!
Зазвучал голос Фрэнка, — Фрэнка Синатры «Spring is here»
Этот старый одинокий город
Он боялся — увидеть Элизабет!
Он боялся, что не сможет жить спокойно после этой встречи!
Элизабет почувствовала себя счастливой, когда открыла глаза и увидела Лино.
Он был с ней, её очаровательная любовь, её любимый муж!
Она вспомнила «Почему ты не разбудил меня, когда поехал на работу? Ты никогда со мной не прощаешься!
— Ты так спокойно спала, девочка моя… Я не хочу с тобой прощаться!
— Просто скажи мне «до свидания», не уходи так, словно я тебя больше не увижу!
— Хорошо, Элизабет, не буду!
— Если бы ты знал, как я боюсь, что ты исчезнешь!
— Я тоже боюсь, — что Ты исчезнешь!
— Я люблю тебя, Лино, я не могу без тебя жить!
— Я чувствую то же самое!
Он сжал ее руку, погладил по щеке.
— Прости! Меня сделали таким женщины, которые меня разочаровали!
Она почувствовала тепло его руки, — его силу — его жизненную силу!
— Помни их, мой нежный мальчик, ничто ни зря!
— А я думал; зря!
— Помнить их не значит «больно», помнить, значит: «привет, монстр»!
— «Монстр»?
— Я тебя помню, монстр, а это значит, что я как Дьявол — на шаг впереди!
Усмешка на его алых губах…
— Я не хочу на шаг, я хочу на десять!
Элизабет улыбнулась.
— Дьявола не поймёшь; то Он есть, то его нет…
— Люблю тебя, жена моя, — с тобой интересно!
Они заглянули друг другу в глаза.
— Ты тоже помнишь их, мужчин, которые тебя разочаровали?
— Нет, счастье моё, я их не помню.
— Почему?
— Они меня не разочаровали, Лино, — я от них ничего не ждала!»
Сейчас, смотря на него, Элизабет вспомнила «Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой/Не смеют, демон мой; ты — край обетованный,/Где горестных моих желаний караваны/К колодцам глаз твоих идут на водопой»
— Да, — Подумала она. — Не смеют!
— Лино, — Нежно позвала его Элизабет. — Лино!
Он посмотрел на неё, мужчина, одетый в чёрную футболку Dsquared и голубые джинсы Balmain… Он посмотрел на неё страстными глазами, тоскливо.
— Привет!
— Привет, любимый мой!
Лино встал из кресла, в котором сидел, и подошёл к ней.
— Как ты себя чувствуешь?
Он смотрел на неё обжигающе страстно, мрачно, не дыша.
— Тебе больно?! Плохо?!
— Лино…
— Девочка моя!..
Он взял её за руку, и прижал её руку к губам.
— Как я соскучился!
— Я тоже, Лино, я тоже!
— Я люблю тебя, Элизабет!
— И я люблю тебя, Лино!
Фрэнк Синатра пел рядом с ними «What’s new?», — Фрэнк пел «Здравствуй!/Как дела?/Ты очень красива/Мы так давно не встречались!/Я скучал/Прости!/Ты не знаешь, но мои чувства не изменились/Я всё ещё люблю тебя!»
Она вспомнила Фрэнка в гриме Арлекина (а может, клоуна?), — вспомнила, как он поёт «Прощай»
Я никогда тебя не забуду,
Я никогда тебя не забуду,
Я никогда не забуду, как однажды мы пообещали,
Любить друг друга вечно,
Мы сказали, что никогда не попрощаемся.
Элизабет заплакала.
— Как наша дочь, Лино? Как наша дочь?!
Лино посмотрел на неё, улыбнулся.
— Аби в порядке!
— «Аби»?
— Абилин — «Внутри должно жить ожидание, предвкушение. Надо жить надеждой, купаться в ней. И думать о том, кто полюбит тебя, и кого ты полюбишь в ответ»…
— Мой любимый Эдвард Тюлейн…
Она почувствовала себя очарованной.
— А я думал; я твой любимый!
Ямочки на его щеках…
Сейчас это поразило Элизабет «Надо жить надеждой, купаться в ней»
Она посмотрела на Лино с нежностью.
— Я так счастлива с тобой, Лино! Я никогда ни с кем не была так счастлива!
Его глаза вспыхнули.
— Я тоже, девочка моя, — Ласково сказал ей он. — Я тоже!
Моника попросила Лино о встрече…
Он не отказал ей, — как женщине, которая родила от него ребёнка, он не отказал ей.
Она ждала его в кафе у Красного театра, одетая в чёрное платье с белым воротником.
Лино удивился, — Моника никогда так не одевалась!
Когда он вошёл в кафе, она посмотрела на него взволновано, и даже привстала, словно в беспокойстве, или в нетерпении.
— Здравствуй!
Она пригласила его сесть.
— Здравствуй.
Он сел, — на столе стояла бутылка текилы (Моника вновь его удивила (!)
Он тоже пьёт текилу — целый день, — стресс, дочь, Элизабет!
— Ты очень хорошо выглядишь! — Смятенно сказала ему она.
— Ты тоже.
Лино улыбнулся, посмотрел на неё внимательнее.
— Как наш сын?
— Пошёл во второй класс!
Моника заглянула ему в глаза.
— А как твои дети?
— Мои?
Он вновь улыбнулся, вспомнилось «В конце отношений все мы становимся лишь незнакомцами»
— Да, — подумал Лино. — Это правда, мы разговариваем как незнакомцы!
— Моему старшему ребёнку скоро девятнадцать, а младшему… день.
— «День»?! — Её глаза вспыхнули, она заулыбалась. — Поэтому ты какой-то странный…
— Я немного пьян, Моника, совсем чуть-чуть!
Её взгляд смягчился, потеплел, она даже расслабилась.
— Как его зовут?.. Его, или её?
— Аби.
Моника посмотрела на него счастливым взглядом.
— Поздравляю!
— Спасибо!
Он посмотрел на бутылку текилы.
— Давай выпьем? За детей!
— А за нас? Ты не хочешь выпить за нас?
Он задумчиво улыбнулся.
— За нас с тобой?
— Я тебя любила, — не так, как Сато, но любила!
Лино усмехнулся, опять этот мальчишка!..
Моника налила — им обоим.
— Я до сих пор тебя люблю; ты отец моего сына! Я всегда буду тебя любить!
Он взял кусочек лимона, и обмакнул его в соль.
— Спасибо!
— Не говори «спасибо», скажи: я тоже тебя любил!
Он выпил, посмотрел на неё.
— Ты мне нравилась.
— Я знаю!
Она тоже выпила.
— Но ты меня не любил!
— Поэтому ты влюбилась в Сато?
Моника посмотрела на него с грустной нежностью.
— Он предложил мне то, что не предлагал ты — своё сердце!
В кафе звучала музыка — Крис Ботти и Джон Майер «Рад быть несчастливым»
— Я никому не предлагал моё сердце, кроме моей жены!
Да, он был пьян, — чертовски пьян!
— Я её видела, красивая женщина!
— Bella! — Эмоционально сказал Лино, и засмеялся от счастья.
Джон Майер пел «неужели ты думаешь, что это просто роман?»
— Нет, — Подумал он. — Не просто!..
Он сходил с ума от счастья, — теперь он знает, что от счастья можно сойти с ума!!!
Лино вспомнил «Все мои женщины были похожи на тебя, Элизабет!
— Я знаю!
— Знаешь?
— Все мои мужчины были похожи на тебя, Лино!»
И сейчас он был этим счастлив, — до слёз, счастлив!
Он сказал Монике:
— Я видел, как вспыхнули ваши сердца, когда я вас познакомил!
Моника посмотрела на него удивлённо, больно.
— Мальчишке было двадцать пять лет, но ты смотрела на него так, как никогда не смотрела на меня!
— Прости! — Тихо сказала она. — Прости, Гермес!
— Мальчишки больше нет, — нам нечего друг другу прощать!
— Познакомь меня с его родителями!
Она выпалила это так, словно долго держала в себе.
— Если бы ты знал, как мне тоскливо жить!
Она налила им обоим ещё по стопке.
— Я даже ни с кем не могу поговорить о нём!
Моника горько усмехнулась.
— А с теми, с кем могу, те не понимают!
— Что не понимают?
Лино захотелось её понять.
— Никто с ним не сравнится! Даже ты! Ему было двадцать пять лет, а он был Мужчиной… Сакурай воспитал Мужчину!
Лино стало немножко обидно.
Он лукаво спросил её:
— А я не Мужчина?
— Не для меня!
Она вновь выпила.
— Для меня ты никогда не был мужчиной, о котором я мечтала, — мужчиной, который может приехать с другого конца света, чтобы побыть со мной час, всего лишь час!
Он её понял.
— Прости меня, Моника!
— Знаешь, что я поняла? — Вдруг сказала ему она. — Без любви, что мы еси? Ничто! Куски мяса! Куски мяса, воображающие, что они Человеки, — люди! И я живу как кусок мяса! Его нет семь лет, а я страдаю так словно, он умер вчера!
Лино стало больно за неё.
— Я подумаю, чем я могу тебе помочь.
— Подумай!
Моника посмотрела на него печальными глазами.
— Знаешь, почему я обратилась к тебе? Ты можешь понять. Тогда, в прошлом, я не встречала человека более одинокого, чем ты!
Лино закурил, выйдя из кафе на улицу…
Моника всё ещё пила текилу.
Сигарета Gauloises на свежем, уже морозном воздухе, показалась ему особенно вкусной.
Он поднял воротник пальто.
Сейчас Лино хотел только одного — быть с Элизабет, увидеть дочь!
Она смутила его, женщина, с которой он когда-то был близок.
Он думал, что ей хорошо — (жить!), что она получила то, что хотела — ребёнка, а она не может успокоиться!
Лино подумал, если бы ты попросила у меня денег, я бы дал их тебе, если бы ты попросила у меня защиты, я бы обеспечил её тебе, но ты просишь счастья (!) быть связанной с прошлым.
Он вспомнил «Познакомь меня с его родителями!»
Лино подумал, что я скажу им? Что я скажу Сакураю, который начал успокаиваться!
Я посмею его растревожить?
Я захочу?
Я имею право?
Я должен?
Его сотовый зазвонил — звонили из больницы, Жан-Юг Гара пришёл в сознание
Лино показался Элизабет очень уставшим, когда пришёл к ней.
— «Я видел твой образ в местах, где ты не был годами»!
Он смущённо улыбнулся, посмотрел на неё.
— Я не хочу идти домой!
Элизабет удивлённо улыбнулась.
— Почему? Что случилось?
— Ничего. Просто… там нет тебя!
Они заглянули друг другу в глаза.
— Дурачок! — Заулыбавшись, нежно сказала ему она.
— Я знаю, малышка! — Повеселел он. — Я всё знаю!
Элизабет подвинулась, и Лино лёг рядом с ней на больничную кровать.
— Люблю тебя, жена!
Он посмотрел на неё сияющими глазами.
— И я люблю тебя, Лино!
Они прижались друг к другу.
— «Не знаю отчего,/Мне кажется, что в голове моей/Крутой обрыв,/И каждый, каждый день/Беззвучно осыпается земля»
Иногда я слышу, как она осыпается, Элизабет!
— Земля?
— Жизнь!
Они посмотрели друг на друга.
— Наверное, это неизбежно, Лино!
— Что?
— Не понимать, — когда не понимаешь, тогда и чувствуешь, как сыпется песок.
— Время?
— Жизнь!
— Ты права — я не понимаю!
— Расскажи мне, счастье моё, поделись со мной!
— Жан пришёл в себя, жена моя, он помнит тебя, меня, — всех, кроме Мэри!
— Я не понимаю…
Элизабет растерялась.
— Как он мог забыть Мэри?!
— Я тоже не понимаю, девочка моя!
Элизабет увидела Жана через несколько дней…
Когда она увидела его, ей показалось, что он — это не он, — перед ней был словно другой человек; исхудавший, но счастливый.
— Я ринусь в бой, достойный схватки./Последний на мой век./Живи и умирай в сей день,/Живи и умирай в сей день»!
Жан посмотрел на неё ласково и весело.
— У вас такой трагический взгляд, Лизетт!
— Жан…
— Я с вами, всё хорошо!
Он посмотрел на неё с нежностью.
— Не нужно плакать, — есть женщины, которым слёзы не к лицу!
Элизабет и не заметила, что плачет.
— Как я хотела увидеть вас, Жан!..
— Я тоже хотел, — Кивнул ей он. — Да будем же счастливы; нас не разлучила смерть, и жизнь не разлучила!
— Вы хотите сказать; мы друг друга не предали?
Жан посмотрел на неё очень ласково, улыбнулся.
— Я не могу вас предать, Лизетт, и вы меня — не можете, у нас не такие отношения, — нам никогда не придётся что-то друг другу прощать, я люблю само ваше существование, я люблю вашу душу…
Он смущённо улыбнулся.
— «Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской»
Он заглянул ей в глаза.
— Вы понимаете, Лизетт? «Когда кончил Давид разговор с Саулом, душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу»… В этом мире я нашёл душу похожую на мою душу!
Элизабет поняла.
— Я люблю тебя!
— А я люблю тебя! Знай: пока ты есть, я не исчезну!
Она подошла к нему, обняла его, прижала к себе и сказала:
— Спасибо! Спасибо! Спасибо!
notes
