16
В сторожке стоял смрад немытых тел, и Виктор не мог уснуть. Он думал о том, что разузнал уже достаточно, а все же ему недоставало кусочков мозаики, чтобы сложилась картинка. За несколько дней в компании бездомных Виктору порой начинало казаться, что мир сошел с ума, потому что — ну нельзя жить так, как живут эти люди! Теоретически — люди, а на практике каждый из них сделал все, чтобы оказаться на улице. И ночами Виктор выходил из сторожки и бродил по кладбищу, ссылаясь на бессонницу, а днем ему удавалось поспать между могилами, но находиться в одном помещении с пятью немытыми организмами он категорически не мог.
— Что, Витек, не спится? — Палыч возник за спиной неожиданно, и Виктор понимает, что не услышал его, потому что переутомление приглушило инстинкты. — Курить есть?
Виктор полез в карман и достал полпачки сигарет, которыми оделил его один из посетителей кладбища в благодарность за то, что подтолкнул его заглохшую было машину. Сам Виктор не курил, но знал, что в маргинальной среде сигареты являются универсальной валютой.
— Да тут больше половины пачки! — Палыч оживился, ощупывая добычу. — Это тебе тот мужик на «Жигулях» выдал?
— Ну да. — Виктор сплюнул. — Сам-то я не балуюсь, но отчего не взять, если само в руки плывет? Кури, если хочешь.
Палыч деловито закурил и присел рядом. Ветер уносил дым в сторону, и Виктор про себя отметил, что Палыч специально сел с подветренной стороны, чтобы не дымить на него.
— Правильный ты парень, Витек. — Палыч с видимым удовольствием затянулся. — Не страшно тебе ночью на кладбище?
— Сначала жутковато было, а сейчас уже нормально. — Виктор вздохнул, вспомнив душ в своей квартире и запах Раисиного борща. — Не спится просто.
— Да мы уж заметили, что ты днем кемаришь. — Палыч хмыкнул. — Это бывает, когда человек день с ночью путает. Но оно и к лучшему, мы раньше по ночам дежурили, а теперь ты один, как лунатик, бродишь.
— А дежурили зачем?
— Пффф… А ты думал, что раз мы вот так тут отлично обустроились, то на наше место и желающих нет? Директору все равно, кто тут будет дерьмом обрастать, лишь бы не шумели и работу работали, если прикажет, а случись что, выбросят нас отсюда, нам что, снова в теплотрассу? Так и там места все позаняты, а другой вожак не примет меня, бояться будет. Ну, и воля нам тут тоже важна, мы живем с ведома начальства, никто нас не гоняет. Ежели не повезет с добычей — вот если зима снежная, например, то нам с голодухи пропасть не дадут, директор еду присылает на всех, потому что мы тут люди нужные, директор нам велит то одно, то другое сделать, мы и делаем, и других отваживаем, кто шастает не по делу, вот и порядок у нас. Нельзя нам потерять это место, никак нельзя!
Виктор, конечно, и раньше знал, что в среде бездомных есть определенные правила, а город поделен на территории, но одно дело — знать, другое — пожить в этом, пусть даже понимая, что через день-два снова будешь дома.
— Буца у нас помер, вот я тебя и позвал, а не то бы…
— А отчего помер-то?
— А кто его знает? — Палыч докурил и бросил окурок в ведро, стоящее у порога. — Вроде как упал и ударился головой о памятник, спьяну это могло быть, конечно… Вот только они вдвоем с Мухой были, а Муха трезвый был в тот день, а такого быть не могло, они всегда вместе пили.
— А Муха не скажет?
— Да ты его видел, что он, дурак, скажет-то? Держу только ради силы его дурной, как пса цепного, а понятия в нем, считай, меньше, чем у пса. Да и жалко его, пропадет сам-то.
Муха — огромного роста и невероятной силы парень лет тридцати, совершенно бессмысленный, но понимающий команды. За то время, что Виктор пробыл здесь, он не слышал от Мухи ни одного слова, тот сидел, уставившись в пространство, и на внешние раздражители не реагировал.
— Ему в интернате надо быть, а не здесь.
— Ты думаешь, в интернате ему будет лучше? — Палыч сплюнул. — Нет, брат, интернаты для таких, как Муха, — это психушка и тюрьма в одном флаконе, чтоб ты знал. И долго там никто не живет, в этом и задача таких интернатов, чтоб не жили там подолгу, государственные деньги зря не проедали. Вот Буца умел с ним как-то говорить, а больше никто. Ладно, пошел я спать, за курево отдельное спасибо.
Виктор кивнул, глядя на памятники, освещенные луной. Он понимает, что если не удастся разговорить Муху, то больше ему здесь делать нечего. И отчасти он рад тому, что миссия его закончилась, и он вернется в свою жизнь, и они с Дэном раскроют дело, а виновные окажутся в камере.
Где-то между могил блеснул свет, и Виктор вгляделся — ну, так и есть, кто-то ходит с фонарем. Виктор встал и спрятался за угол сторожки, присев за покосившимся памятником из ракушника. Но свет не двигался, и Виктор, осмелев, решил поинтересоваться, что же происходит. Он взвесил все «за» и «против» и решил, что если осторожно, то можно будет увидеть, чем заняты ночные посетители.
Он неслышно обошел сторожку у задней стены и оказался в узком проходе между захоронениями. Эта часть кладбища использовалась в пятидесятых годах, и могилы были расположены очень густо, так что пройти, не наступив, было трудно, но Виктор уже немного освоился и выучил маршрут. Свет был виден по южной дорожке, и, скорее всего, это был не фонарь, потому что южная дорожка была далеко, и Виктор сообразил это, лишь оказавшись среди могил в темноте.
Кто-то тронул его за руку, и он резко обернулся. Рядом стоял Муха.
— Чего тебе?
Муха показал на свет и покачал головой.
— Что, не ходить туда?
Муха потянул его за рукав, всем своим видом давая понять, что ходить туда, откуда исходит свет, Виктору не надо. Виктор вздохнул и поплелся вслед за Мухой. Одно дело — незаметно пробраться и посмотреть, и совершенно другое — тащить за собой здоровенного безмозглого мужика, который мычит и пытается его удержать, тут уж ни о каком «незаметно» речь не идет в принципе.
— Ну чего ты ко мне привязался?
Муха дотронулся до его головы, а потом показал на памятник, стоящий рядом.
— Что?
Муха снова проделал то же самое, но уже более настойчиво, тыча пальцем в землю.
— А, ударюсь головой и умру, как твой приятель?
Муха замер, потом тяжело опустился на порог сторожки. Спать он, похоже, не собирался, и Виктор решил, что сеанс связи закончен. Делать здесь было совершенно нечего, и он вдруг подумал, что не стоит, пожалуй, дожидаться здесь утра.
— Ладно, тогда пойду к супермаркету и раздобуду еды. — Виктор поднялся, с опаской глядя на Муху. — Посторожи тут вместо меня, а я притащу нам на утро чего-нибудь пожевать.
Муха поднял голову и посмотрел на Виктора, и тому показалось, что в темноте глаза его блестят вполне осмысленным злорадством. Внутренне содрогнувшись, Виктор попятился и ступил на асфальтированную дорожку. Он знал, что через сто шагов можно свернуть налево, пройти пятьдесят семь шагов и оказаться у ограды кладбища, где есть дыра в прутьях. А там уже дачный поселок и улица, по которой ходят люди, ездят машины и светятся фонари. Там жизнь, к которой он привык, там его дом, Раиса и дети, и Реутов, который припас для него хорошего пива, вот как пить дать, припас.
Виктор нырнул во тьму, находя свои ориентиры, и протиснулся сквозь прутья. Еще три дня назад он бы ни за что на свете не протиснулся в эту щель, но теперь у него получилось. Виктор прошел в кромешной тьме вдоль кладбищенской ограды и свернул на грунтовую дорогу между улицами дачного поселка. Он торопился, но осторожность, присущая ему, обострила слух и зрение. Погони не было, но Виктор понимал, что это ничего не значит. Он не услышал Палыча, который неслышно подошел к нему сегодня, и шаги Мухи он тоже не слышал, а этот взгляд… Да ну, глупости, парень просто ходячее бревно, бессмысленное и безмолвное.
Но все-таки Виктор был уверен, что в тусклом свете луны взгляд Мухи был вполне осмысленным, и это придавало ему скорости. Что-то вело его сквозь тьму, его ноги попадали на ровную дорогу, минуя ухабы, и очень скоро он оказался около моста, проложенного в сторону промзоны над пересыхающей речкой. Вот он пересек освещенную улицу, прошел под мостиком, увязая в грязи и рискуя наступить на гадюку — но все же не наступил, а перешел заросшую камышом речку Московку, обмелевшую до размера грязного ручья, и достал из-за опоры пакет с сотовым, на ходу включил его и набрал нужный номер.
— Дэн? Подбери меня на кольце около сталеплавильного завода.
Виктор выбрался из камыша и перешел в промзону, понимая, что, если сейчас нарвется на охрану или полицию, ночевать ему в обезьяннике.
* * *
Семенов устало откинулся в кресле. Он закончил разбирать записи старухи и решил, что может вознаградить себя чашкой чая с бутербродами. Жена, конечно, снабдила его увесистым судком с жареным мясом и картошкой, но это было съедено еще в обед, а бутербродами он решил себя вознаградить и отложил до окончания работы.
И вот все записи убитой старухи сведены в единую систему, но для Семенова по-прежнему непонятно, кому надо было убивать такую тлю. Ничего особенного он в записях не увидел: ну, тот пришел, та ушла, чьи-то дети нахулиганили, тот умер, тот выехал…
— Не за что тут убивать. — Семенов раздраженно отодвинул от себя распечатанные страницы. — Никаких секретов тут нет.
Он отправил Реутову расшифрованные страницы и занялся приготовлением чая. Есть хотелось невероятно, и Семенов торопился. Хотелось все-таки подробнее вчитаться в текст, у него мелькнула странная догадка, которую он сразу отбросил, но мысли все возвращались к ней.
— Да не может быть, глупости.
Семенов налил себе чаю и принялся уплетать бутерброд с сыром и копченой колбасой. Конечно, жена все время пилит его, что такое питание нездоровое и ведет к разным заболеваниям, но он любит именно такие бутерброды, и что ж ему, отказывать себе в любимой еде из-за гипотетической возможности встретить смерть бодрым стариком?
В кабинет постучали, и Семенов промычал: «Открыто!» — и отхлебнул чаю.
— А… майор Реутов…
— В соседнем кабинете. — Семенов уронил на пол чайную ложку и, чертыхнувшись, полез под стол. — А что…
Удар пришелся ему прямо в голову, словно гора обрушилась, и Семенов упал и еще успел увидеть очень яркую красную струйку на светлом грязноватом паркете.
* * *
— Так что не так с этой книгой? — Реутов зол, как все черти в аду. — У меня мало времени, так что не ломайся и говори.
Милош тонко улыбнулся, искоса взглянув на Симу, которая замерла у окна, уставившись на Реутова как на Священный Грааль, потерянный и обретенный.
— Эта книга — гримуар. — Милош помялся. — Колдовская книга то бишь.
— А, ясно. — Реутов сделал движение, чтобы подняться, но Милош жестом удержал его. — Что? У меня нет времени выслушивать сказки.
— Ты сам просил, — возразил Милош. — Я предупреждал, что история неправдоподобная. Будешь слушать или тебе настолько некогда?
— Буду, — буркнул Реутов, раздражаясь. — Только покороче.
— Покороче не выйдет, но я попробую. — Милош посмотрел на Симу: — Сядь, будь добра, ты меня отвлекаешь. Так вот, о книге. Это гримуар — книга черной магии. Их было достаточно много, но именно эта книга — Гримуар Наследников, самый первый, списки с которого потом передавались в семьях, занимающихся колдовством, как самая большая ценность. Этот гримуар, по слухам, написан на человеческой коже, и для его написания ангелы дали свою кровь. Отверстие в корешке — это место Печати, или Ключа к Пространствам. По слухам, если вставить в гнездо Печать, можно путешествовать по измерениям и во времени. Рисунок этой печати есть на первой же странице Гримуара, и многие пытались сделать Ключ согласно этому рисунку и применить к копии книги, но ни один из них, даже идеально подогнанный, не сработал. Либо металл, из которого сделан Ключ, как-то взаимодействует с серебром, но никто не знает, что это за металл. Либо Ключ работает только с изначальным Гримуаром. В целом же Гримуар был написан во времена Рима чернокнижником Корнелиусом. Легенды говорят, что падшие ангелы вручили ему вместе с книгой и Печать — то есть Ключ к Пространствам, сделанный из внеземного металла, который невозможно уничтожить, и Печать эта была выкована в пламени, которое горит в самом сердце Солнца. Это, конечно, не Кодекс Гигас — в смысле, Библия Дьявола, а просто книга рецептов, если можно так сказать. Сама по себе она не добро и не зло, все зависит от того, кто и зачем ее использует. Все списки — то бишь переписные копии — этой книги были уничтожены Инквизицией, на костер можно было попасть просто за то, что знаешь о самом существовании Гримуара Наследников. Но оригинал так и не был найден, и ходили слухи, что он заперт в хранилищах Ватикана, а Ключ к Пространствам был и вовсе утерян еще Корнелиусом, первым его владельцем, вернее, не утерян, а спрятан, Корнелиус понимал, что после его смерти при помощи книги и Ключа можно сделать… ну, многое. Но лично я никогда не верил, что эта гадость безвозвратно утеряна, такие вещи не теряются. И я оказался прав. Думаю, даже сжечь эту книгу пытались… Хотя я бы еще попробовал.
— Милош, неужели ты веришь…
— Я верю своим глазам, сестренка, — перебил Милош. — Наш мир — не совсем то, что привыкли о нем думать так называемые цивилизованные люди. Среди моего народа лишь немногие знают о Гримуаре Наследников, а остальные и того не знают, воспоминания о нем вымарали из летописей и прочих исторических записей, потому что эта книга для нас — не просто Врата в измерения, она работает и в обратную сторону. А заклинания, содержащиеся в книге, работают и без Ключа.
— Идиотизм. — Реутов не знает, что и думать. — Двадцать первый век на дворе, какое может быть колдовство…
Но в его голосе нет убежденности, и он понимает, что Милош, возможно, прав.
— И как эта книга попала в наш Александровск?
— Не знаю. — Милош вздохнул. — Но то, что она все-таки вынырнула после столетий забвения и сразу стала причиной смерти человека, значит одно: дела наши плохи. Некто, обладающий достаточными знаниями, чтобы понять, что это за книга и чего к ней недостает, будет искать Ключ, и всякого, кто знает о его поисках, станет убивать — чтобы сохранить в тайне знания о книге и ее возможностях. И пока Ключ не найден, есть время найти этого человека, но как только в его руки попадет Ключ, я не знаю, что может произойти.
— Может, и ничего. — Реутов подбросил на ладони флешку. — Книга была найдена за три дня до убийства Романа Процковского, в гробу некоего Корнелия Качинского, который был не то монахом, не то священником, и, по свидетельству нашедшего книгу, крышка гроба изнутри была исцарапана. Что бы это ни значило, черт меня подери! Умер вышеозначенный гражданин, судя по надписи на надгробной плите, в позапрошлом веке и был отчего-то похоронен в той части кладбища, где хоронили актрис, бедноту и проституток. Книга лежала у него под подушкой.
— Корнелий?!
— Я далек от мысли, что лицо, якобы написавшее эту книгу во времена Рима, и лицо, похороненное вместе с ней, — один и тот же гражданин. — Реутов спрятал флешку в карман. — Ладно, я не спорю, все это познавательно, да только пока бесполезно для следствия. Кстати, вот у меня тут имеется портрет человека, купившего книгу.
Реутов вынул из папки рисунок, сделанный Димоном.
— Ты знаешь этого человека? — Реутов смотрит на Милоша в упор. — Потому что если знаешь…
— Нет, не знаю. — Милош спокойно выдержал взгляд полицейского. — Впервые вижу, но уже не забуду. Такое лицо сложно забыть.
— Это да. — Реутов поднялся. — Мне пора идти, а вы не шастайте по городу, посидите дома. Мне бы не хотелось снова приезжать на очередной труп и видеть там вас, в любом качестве.
Сима уставилась на портрет во все глаза.
— Что, Сима? — Реутов тронул ее за руку. — Ты знаешь этого человека?
— Нет, — Сима покачала головой. — Не знаю, но я его видела. В тот день, что мы пришли к Роману заказывать памятник, он выходил из его мастерской и был очень зол, нас едва не сшиб.
— Ты не ошибаешься?
— Вы сами сказали: такое лицо трудно забыть. Нет, конечно, я не ошибаюсь.
— Понятно… — Реутов развел руками. — Дело все больше запутывается. Огромная просьба, не носитесь по городу и не ищите приключений на задницу, пока все не разрешится!
— Я обещаю, что прослежу за этим. — Милош кивнул. — Дело в высшей степени грязное и опасное, сам тоже будь осторожен.
Реутов молча поднялся, спрятал свои бумаги в папку и вышел, Сима заперла дверь и смотрела в глазок, как он спускается по лестнице. Вот его шаги затихли, хлопнула дверь, через минуту послышался шум двигателя.
— Сима, отомри и иди сюда. — Милош вышел из кухни. — Я спать хочу, выдай мне полотенце, подушку и одеяло, я приму душ и лягу спать, раз уж мы решили, что я какое-то время поживу здесь. Поздравляю, тебе почти удалось не таращиться на него так откровенно, чтобы он мог это заметить.
— Да? — Сима вдруг покраснела, ей неловко говорить на эту тему с Милошем. — Я не… я понимаю, что… но я…
— Считай, что я понял. — Милош хмыкнул. — Спать хочу, но мне надо в душ. Я суну одежду в машинку, развесишь потом сушиться?
— Ага. Сейчас, погоди, выдам тебе полотенца и постельное белье.
Сима открыла шкаф и потянула первый попавшийся комплект. Ее сейчас занимали совершенно другие мысли, и ей хотелось поскорее остаться одной, чтобы подумать.
— Я в ванную. — Милош испытующе смотрит на Симу. — Тебе помочь с уборкой?
— Нет, я справлюсь. — Сима пошла на кухню, избегая взгляда Милоша. — Не беспокойся, тебе надо отдохнуть.
Она перемыла посуду, натерла до блеска поверхности, подавив в себе желание взять пылесос, а потом натереть полиролью мебель и антибактериальным гелем все, до чего дотянется. Милош уже устроился в гостиной, и Сима вернулась в спальню и села у компьютера, открыв последний загруженный файл.
У нее в руках книга, которая… ну, может все, если верить Милошу.
Сима пустила страницы на печать и с замиранием сердца собрала их в увесистую пачку. Милош был прав, на первой же странице был изображен круг с насечками, внутри которого рядами выстроились символы и какая-то клинопись.
— Шумерский? Арамейский? — Сима вздохнула — кроме латыни, все мертвые языки были для нее загадкой. — Не египетский точно, даже не иератика. Ладно, какая разница.
Она принялась перебирать страницы, написанные строгими буквами, отлично видными — хороший сканер был у того, кто делал копию. Сима принялась разбирать текст, по всему выходило, что латынь была вполне архаичной на тот момент, когда писалась книга, но Сима смогла разобрать при помощи виртуального словаря почти все.
— Исполнение одного желания. Так, трава полыни, вода из храма, кровь просящего, шерсть черного кота, песок с кладбища… Ну, вода и шерсть у меня есть, но где я, черт меня подери, возьму этот песок? Ладно, травы полыни тоже нет, надо в аптеку.
Сима выскочила из дома и села в машину. Конечно, ехать на кладбище за песком глупо, где там песок? Сима вспомнила кладбище, которое она видела, — нет, песка не было, только рыжая глина и земля, пахнущая как-то не так, как в других местах.
— А могила Сэмми? Ее вполне можно считать кладбищем, рядом собаку похоронили, и песка там полно!
Обрадованная, она свернула на набережную и остановила машину у дорожки, рядом с которой похоронила Сэмми. Взяв небольшой пакетик, Сима нырнула в кусты и остановилась.
Могила Сэмми выделялась зеленоватым камнем памятника, но рядом уже была установлена небольшая светлая плита из ракушника, на которой была прикреплена табличка с фотографией овчарки, и дальше могила, которую рыли хозяева погибшего ротвейлера Зака.
— Сколько же вас тут! — Сима огляделась. — Сэмми, тебе не скучно. Ну ничего, я сейчас кое-что сделаю, золотой мой котик-братик, вот увидишь!
Сима набрала песка и побежала к машине — нужно было купить в аптеке траву полыни.
— Смешать у огня, разведенного у текущей воды — ок, газовая горелка и водопровод. А это что…paulatim calida— медленно нагревать… вalbum metalli— в посуде из белого металла… он, наверное, серебро имел в виду, но я возьму алюминиевый ковшик, буква закона соблюдена, написано «белый металл» — ну, вот и он, а что не было алюминия тогда, так я не виновата. О господи, что я делаю…
Сима открыла кран, влила в ковшик воду, всыпала песок, бросила клок шерсти Сэмми, взятой из его щетки, потом добавила полынь.
— Закипит вода, тогда кровь, заклинание и просьбу.
Сима прикрепила лист с заклинанием на стену перед собой и сделала огонь поменьше. Достав иголку, еще раз пробежала глазами напечатанное крупными буквами заклинание. Нет, надо читать, она не запомнит причудливые имена, а произносить надо точно. И колоть палец ей не хочется, будет долго болеть потом, но ради Сэмми она согласна потерпеть.
— Афаэлеон, Амалиэль, Армарос, Гадиэль, Исрафель, Лахабиэль, Рахмиэль, sanguis meus vocant et rogans pro praesidio in transitu!Табрис, Замбрим, Зуриель, ex corde exaudi meam et clamor meus…
— Сима, что ты делаешь?!
Милош стоит за спиной, и Сима, с силой вогнав иглу в палец, капает кровью в кипящее варево и заканчивает просьбой:
— Пусть моя сестра Циноти найдет свою дорогу и любовь, избавится от врагов и будет в безопасности!
Сима оттолкнула Милоша и, схватив ковшик, опрокинула его под кран, откуда все время тонкой струйкой текла вода, и без сил опустилась на пол. Она так хотела, чтобы Сэмми вернулся к ней, она обещала ему вернуть его обратно — а когда представился случай, влез Милош, и она произнесла совсем не то, что собиралась. Это она хотела сделать позже, но теперь будет так, как есть.
— Что ты сделала?!
Милош смотрит на нее с яростным блеском в глазах.
— Как ты посмела использовать это! Что, что ты читала, покажи мне!
Он сорвал со стены страницу с заклинанием.
— Переведи мне, я не понимаю, скажи немедленно, что ты сделала!
— Чего ты кипятишься? Я просто попробовала. Я не соблюла условий, и ничего не сработает.
— Так, полынь купила в аптеке, вода у тебя была, вот церковная бутылка… Песок где взяла?
— На набережной, у могилки Сэмми, там еще похоронили животных, уже много…
— Здесь не указано, с какого именно кладбища, так что считаем, что условие ты выполнила. Шерсть черного кота… Ну, конечно же, шерсть у тебя была, искать не пришлось. Зачем ты ее хранила?
— Я думала — а вдруг со временем можно будет клонировать Сэмми…
— Глупости, фантастика научная.
— Двадцать пять лет назад сотовые телефоны были фантастикой, а посмотри, как шагнули технологии! И я подумала…
— Ну да, логично. И посуда из белого металла, и огонь у текучей воды. Ты все условия соблюла, собственно. Алюминиевый ковшик и вода, текущая из крана, заменили серебро и ручей, но ведь здесь не указано, что должно быть именно серебро, тогда не было другого белого металла, но не указано же! А это имена, ты их называла… Сима, что ты сделала?
— Я хотела Сэмми оживить. — Сима заплакала. — Я хотела, чтобы он вернулся ко мне, ясно?
— Но когда встал выбор между ним и Циноти, ты выбрала ее. — Милош взял Симу за руку. — Я понимаю. Ты переступила через свое горе ради сестры. Ты хорошая девушка, Сима, и хорошая старшая сестра. Но дело в том, что вход вот в это все стоит дешевле, чем выход. Переведи мне все, что ты сказала.
Сима вздохнула. Милош кажется ужасно серьезным.
— Ладно. Вот что я сказала: Афаэлеон, Амалиэль, Армарос, Гадиэль, Исрафель, Лахабиэль, Рахмиэль, кровью кричащей прощу защиты в пути! Табрис, Замбрим, Зуриель, услышьте мой крик из самого сердца. И сказала, чего я хочу. Не понимаю, чего ты так злишься и кричишь.
— Ладно, слушай. — Милош сел на стул и жестом предложил Симе сделать то же самое. — Ты назвала имена ангелов, и падших в том числе, и попросила их об услуге. Отменить это нельзя, но за услугу придется расплачиваться. Одна надежда на то, что желание твое было самопожертвованием — ты пожертвовала своим сокровенным ради другого человека, и, во-вторых, оно не направлено во вред. И, может, светлые ангелы, имена которых ты назвала, смогут смягчить то, чем ты расплатишься за выполнение твоей просьбы. По-другому не бывает, Сима. Ты попросила и на крови поклялась заплатить за услугу, и платить придется. И какова будет плата, я…
Со двора послышался звук сильного удара, и на столике в прихожей запищал брелок сигнализации. Сима бросилась к окну.
На месте своей машины она увидела месиво — на крышу упал огромный тополь, росший прямо у входа в подъезд.
— Ну, вот видишь… — Милош смотрит на Симу, застывшую в ужасе. — Плата принята, а значит, быть по слову твоему.
Сима кивнула, едва сдерживая слезы. Машину она любила и представить не могла, как ей теперь передвигаться по городу в прежнем темпе.
— Интересно, что бы они с меня взяли за оживление Сэмми.
— Поверь мне, тебе лучше не знать.
Они вышли из квартиры, и дверь в соседнюю квартиру тоже открылась. Из нее показалась Таня, вслед за ней вышел Николай. Увидев Милоша, Таня отшатнулась, но брат не дал ей сказать ни слова.
— Дома поговорим.
Таня кивнула, Николай смущенно переминается с ноги на ногу.
— Там дерево упало, мы видели…
Сима кивнула. Она тоже это видела.