Глава 20
Череп его отца

– Но как ты догадался про лодку Николая? – спросил Кондрат.

– А я и не знал наверняка. – Нил-Сонов, хмурясь, мотнул головой. – Просто… Если уйти больше не на чем – другой разговор. Однако путь Горха всё менял: согласись, коли уж собрался в бега, зачем нужна тяжёлая неповоротливая посудина, если под рукой первоклассная байдарка? Гораздо удобней, верно ведь? А для того, чтобы мы не смогли на большой лодке забрать убитых в Университет, достаточно было её просто потопить где-нибудь в укромном месте. Что они и сделали.

– Да, он и здесь всё просчитал, – кивнул Кондрат. – Я нашёл лодку далеко за плотиной. Если бы ты тогда не сказал… В голову б не пришло там искать.

– Особенно если вы и не собираетесь её искать, – мрачно усмехнулся Нил-Сонов. – Лазаря он подставил очень грамотно. Но главное – время, его он выиграл. – Нил потёр виски. – Я ведь тоже не сразу сообразил, что Лазарю незачем возвращаться в Весёлую сторожку. И тогда понял, что это не Лазарь. И отправил своего скремлина с посланием. Только было уже поздно.

– Ну, хорошо. – Хайтеку удалось побороть смущение, хотя его никто ни в чём не винил. – Я всегда считал, что это не Лазарь. Но как же сеанс гипноза? Мы ведь всё видели своими глазами?!

Они собрались в кабинете у Петропавла. На вторые сутки после полнолуния. Глава гидов пришёл в себя, но был ещё очень слаб. Университет подвергся мощнейшему за последние годы нападению и понёс крупные потери. Но сейчас никто не думал о разборе полётов или оргвыводах. Они собрались для другого. И ещё здесь, впервые после своего собственного запрета на посещение Университета, была ведьма Агнец. Она сидела рядом с Петропавлом, единственная женщина среди мужчин, и единственная, кто поглядывал на всех насмешливо.

– Именно, гипноз. В этом всё дело, – слабо кивнул Петропавел на реплику Хайтека, и на мгновение его взгляд подёрнулся чем-то болезненным. – Помните, как Нил полагал, что они подбросили, – Глава гидов изобразил пальцами кавычки, – загипнотизированного Алёшку? Всё оказалось гораздо жёстче: он нам сам себя подбросил.

– А ведь я предупреждала, что он очень сильный, – ровно, без вызова произнесла Агнец.

– Да, он оказался вернувшимся воином. И он и меня перехитрил. Он поймал меня там, в сторожке, во время сеанса гипноза и держал волчьей хваткой. Понял, что я обо всём догадался, и уже не отпустил.

– Э-м-м, простите, друг мой, – Хайтек слегка сконфуженно захлопал глазами. – Не совсем успеваю за вашей мыслью.

– Тот, кого мы называли хромым Алёшкой… и уж теперь давайте так, чего уж там… Он приказал Горху, сильнейшему, о ком я знаю, загипнотизировать себя самого именно для предстоящего сеанса. Он и все мои решения просчитал. Знал, что так будет, его это устраивало. Он готовился, знал, как сможет вывести меня из игры. И там, в сторожке, во время сеанса гипноза они напали на меня.

– То есть вы хотите сказать, что Лазарь… – начал Хайтек.

– Лишь картинка в его голове. И Лазарь, и стрельба по гидам, и появление Нил-Сонова… Всё это внушил Алёшке Горх. Лишь с одной целью: показать нам. Он… был… очень опасный и очень рисковый игрок. Вы видели, меня сила внушения Горха чуть не свела с ума. Хотя я сразу ощутил в сторожке чужое присутствие. И если б не Агнец…

– То есть вы хотите сказать, что всё, зарисованное белыми мутантами… всё, что творил в сторожке Лазарь…

– Да, так и было. Думаю, во всех подробностях. С одной лишь разницей – это был не Лазарь. Это всё сделал другой человек. – Агнец посмотрела на него своими пронзительными синими глазами, и Хайтек понемногу начал успокаиваться. Ведьма ухмыльнулась. – Тот, кого вы все принимали чуть ли не за убогого юродивого и называли кривым Алёшкой. А он всё про вас знал: как вы думаете, что предпримите, и всех вас обыграл. Это не в укор, он, правда, очень сильный.

– Тогда если… – Хайтек казался немного сбитым с толку. – Если это… Алёшка, тогда Нил… действительно… зачем Лазарю было подаваться в бега?

Он посмотрел на Нил-Сонова, словно искал у того помощи, и Нил выглядел слегка озадаченным:

– Хайтек, я вынужден попросить у вас прощения, – деликатно начал он, – за то, что подозревал вашего лучшего ученика.

– Оставьте, – отмахнулся Хайтек, и его голос дрогнул. – И зачем он заявлялся по ночам в Университет? Лазарь?!

– А это был не Лазарь, – ровно сказал Петропавел, только взгляд его болезненно потемнел. – С самого начала это был не Лазарь.

– Что значит…

– Это был Горх. Мимикрия – ещё одно его оружие. И он также владеет им в совершенстве.

– Поэтому гиды и не смогли его поймать, – пояснил Нил-Сонов. – И в коридорах Университета, и в лазарете, и в отделе реликвий и артефактов – это был Горх. Как раз и приходил туда к Алёшке.

– И вас, мой милый Хайтек, загипнотизировал Горх, – добавил Петропавел. – Чтобы вы отравили меня и Мелани.

При этих словах Хайтек мучительно поморщился, собираясь взяться за виски, но не стал этого делать.

– Рикошет, друг мой, – мягко заметил Петропавел. – Ева запретила Горху убивать, но Алёшка приказал. Это вызвало у чудовища что-то типа диссонанса. И рикошетом это зацепило вас.

– Её запрет и мне помог, – Нил-Сонов скупо улыбнулся. – Горх не тронул меня, когда я нашёл дрезину и лодку. Только забрал эликсир и ушёл.

– Ну что тогда там с тобой случилось? – вспомнил Кондрат. – Когда мы подобрали тебя у Неглинки?

– А, это… Следы гипнотического воздействия. Горх запечатал свой путь, – Нил-Сонов подумал о Стране Теней и Хохочущем Императоре и подумал, что ничего этого не было. – Они нашли моё больное место.

– Я ведь не стану у тебя спрашивать какое? – усмехнулся Кондрат.

– Думаю, нет. Но ведь у всех нас есть уязвимые точки.

– Подождите! – настойчиво потребовал Хайтек. Обвёл взглядом присутствующих и понял, что помощи ждать неоткуда. – Но что же Лазарь?!

Повисла тишина. Петропавел действительно был ещё слаб и предпочёл изучать собственные руки. Лишь ведьма Агнец не изменилась в лице.

– Мне очень жаль, – наконец сказал Нил-Сонов. – и ещё раз прошу извинить меня за подозрения.

– Что?

– Он… он убил Лазаря сразу, вместе со всеми той ночью в сторожке. А тело спрятал в потопленной лодке. Вчера её подняли со дна… Мне, правда, очень жаль.

Лицо Хайтека несколько посерело, щека дёрнулась, потом застыла. Все молчали. Хайтек, чуть скривив губы, усмехнулся:

– Значит, он подставил его уже мёртвого? – что-то дикое прозвучало в его усмешке.

Нил-Сонов не нашёлся с ответом.

– Он просчитал всех, – странно добавил Хайтек.

– Кроме Евы и Лидии, – быстро сказал Петропавел.

Ведьма Агнец обвела взглядом этих то ли разгневанных, то ли расстроенных мужчин. Ухмыльнулась:

– Когда-то я предупреждала вашего Учителя… Вы ещё легко отделались.

Хайтек посмотрел в её синие глаза: ему было плохо, но он обязан справиться. Посмотрел на лицо ведьмы и неожиданно мягко, приветливо улыбнулся.

– Я понимаю, – сказал он. – А… откуда вам известно, как всё произошло? Ну, там, на Воробьёвых горах, на станции? Я ведь понимаю, Агнец, что вы тоже не успели…

– Верно. Кое-что задержало меня, в том числе проклятый корабль… Но со мной встретился Горх.

– Что?! – вскричал Хайтек.

Даже Петропавел посмотрел на ведьму с любопытством.

– Он выполнил последнюю для него просьбу Евы. – Ведьма опять оглядела всех с лёгкой иронией. – Горх теперь свободен. Я тоже сперва решила, что он вырос из-под земли, чтобы свети старые счёты. А нет. Протянул свой череп и стал тарахтеть. Ну, я всё поняла. И ещё кое-что про тайные страницы дневника президента Лидии. Но всего я вам не скажу, пусть так и остаётся.

– Конечно, – улыбнулся Петропавел и слегка покачнулся.

Она взяла его за руку.

– Сейчас пройдёт, – сказала мягко, успокаивающе и требовательно одновременно.

Петропавел подумал, что только она одна так и умеет.

– Расскажи им про череп его отца, – попросил гид.

– Ну, больше того, что вам известно, я вряд ли смогу рассказать, но… Ева корила себя, что не сразу поняла про обмен.

– Вот как?

– Там были тайные страницы, в её дневнике, – пояснила Агнец. – Лидия писала ему, чтоб был осторожен, что подлинным хозяином черепа остаётся она, Лидия, и что только вещь, переданная ею лично, изменит ситуацию. Этой вещью оказался ключ Учителя. Но Ева поняла всё в последний момент. Наверное, случись всё раньше…

– Вот именно, – кивнул ей Хайтек. – Если Ева стала хозяином черепа Горха, почему для неё оставалось скрытым имя убийцы?

Агнец с сожалением покачала головой.

– Мужчины, – в сердцах обронила она. – Лидия запретила Горху его выдавать. Ни при каких условиях. Она любила его, теперь уже можно сказать, и запретила. Неужели непонятно? И Горх не выдал – диссонанс коснулся не только вас, Хайтек.

Глава учёных, обдумывая услышанное, смотрел на Агнец с каким-то новым для него интересом. Затем кивнул. Спросил:

– Они ещё вернутся? Тео…

– Фёдор, – сказала Агнец.

– Ну, да, Хардов, Ева…

Ведьма улыбнулась:

– Вы здорово изменились, Хайтек, – произнесла она. – Я не знаю. У меня нет ответа на ваш вопрос.

– Мы все изменились, – сказал Петропавел.

Он подумал, что они ушли и вряд ли вернутся. Хотя всё может быть. Это как с движением комет на ночном небе. Но куда бы они ни пришли, никто из них уже не останется прежним. И так же, как с кометой, которая пролетела мимо, и вы, подняв голову, рады, что она не наделала беды. Встреча с ней была яркой и страшной, и скоро след её останется лишь воспоминанием. И всё успокоится. Только вы этого никогда не забудете.

Но ещё кое-что случилось в эту ночь разбушевавшейся луны. Когда луч окна 317 покинул Москву, прошёл над тёмным Хлебниковским затоном, мостом, с его давней трагедией, над печальными Пироговскими морями и, не исполнив чаяний брата Дамиана, достиг, наконец, Икши. На площади перед колокольней оборотни плотным кольцом окружили свою Королеву, и та же полная луна плясала, отражаясь в их глазах. Оборотни чувствовали, что предстоит расставание и что нет силы, которая смогла бы ему помешать. Они видели двух женщин, которые не стали их добычей, да ещё призрак третьей, с которой только и могли разделить подступающую тоску. И вот луч пришёл. Оборотни замерли, лишь огоньки в их глазах…

– Вот и он, – скрывая испуг или надежду в собственном голосе, произнесла Рыжая Анна.

Луч ударил в шпиль колокольни, заструился по ней, ниспадая вниз. Лицо Раз-Два-Сникерс, прежде сосредоточенное, сделалось на мгновение растерянным, почти беспомощным.

«Не мне одной страшно, – подумала Анна и попыталась ободряюще улыбнуться. – Как мне её теперь называть – Лидией?»

– Малышка, – прошептала Лия, – не бойся ничего.

– Ну вот, – сказала Раз-Два-Сникерс, – мы и расстаёмся.

Призрак не ответил, слегка качнулся в лунном свете. Огромный волк стоял в центре бледно освещённого пятна и, не отрывая взгляда, смотрел на ночное небо. Это были последние мгновения его свидания с полной луной и с тем, что она рассказала ему о прекрасной и безграничной ночи. Волк прощался с тайнами, о которых вскоре ему предстоит позабыть. Потому что как только луч, упав на пятачок, смешался с лунным светом, ничего звериного в облике Королевы не осталось. И оборотни завыли. Но человек сделал им знак, и они послушались его в последний раз, они смолкли. Он улыбнулся тем, кто был это время его семьёй, но затем отвернулся от них и посмотрел на женщин. Одну живую и одну мёртвую. На ту, которую он всё ещё не мог забыть, и на ту, с кем ему предстояло двигаться дальше. А потом перевёл взгляд на третью и кивнул ей:

– А ты изменилась, – улыбнулся.

– Да ты тоже, красавчик, не стоишь на месте, – ответила та чуть вульгарным голосом Раз-Два-Сникерс. Но тут же её черты стали мягче.

«Одна уходит, – подумала Рыжая Анна, – другая всё больше занимает её место. Но скорее всего, теперь останутся они обе». А ещё она подумала, что это оказались первые слова Хардова в Икше, и никто не знал, какими они будут.

Раз-Два-Сникерс посмотрела на луч, как он, пульсируя, нисходил по колокольне, выхватывая из ночи звонницу, где пришлось провести столько ночей и столько всего узнать.

– Пора, – сказала она, протягивая руки живым и кивнув на луч. – Это продлится недолго.

– Да, – откликнулась Анна. Сделала шаг к Хардову. И остановилась.

Это ещё не всё, не всё здесь закончено. Чуть опустила голову, потому что отвернуться и не смотреть было бы неправильно и оскорбительно. Но и смотреть она не могла. Просто ждать.

Оборотни вдруг, как по команде, уселись. Луна полыхнула багрянцем, и луч ответил ей. Где-то послышался приближающийся ветер, но здесь пока было тихо. Хардов смотрел на Лию. Он шагнул к ней, и она шагнула к нему. Хардову захотелось её обнять и прижать к себе, и он смог сделать это. Рыжая Анна всё-таки отвернулась. Но не Раз-Два-Сникерс. А эти двое стояли, замерев и утонув друг в друге. А потом Лия подняла голову, вгляделась в лицо Хардову. Луна подарила им несколько мгновений, но они заканчивались.

– Лия, – прошептал Хардов.

– Помни меня, щенок, – нежно отозвалась она. – Но теперь отпусти… И будь счастлив.

Ветер пришёл сюда, первые дуновения.

– Прощай, Лия, – тихо произнесла Раз-Два-Сникерс, но той больше не было.

Хардов молчал.

Они подошли к нему, встали рядом по обе стороны. Коснулись его ладоней, взяться за них пока не решались. Только луна и луч не хотели ждать.

– Пора. – Хардов сам взял их за руки. Крепко сжал. И в ярком лунном свете увидел три их тени. И то, как эти тени стали таять.

Однако зрение оборотней позволило им увидеть больше. Луна шептала им и рассказывала о том, чего не знали этот мужчина и две женщины. Она показала им, как те уходили сейчас туда, куда струился ветер. А потом они ушли. И оборотни сделали то, что запретил им человек, который когда-то был их Королевой. Они поднялись на лапы, вытянули морды к полной луне и позвали её своим тоскливым воем. Но та теперь молчала.

Старого пса разбудило что-то. Возможно, это на свалку грузовики привезли очередную порцию просроченного мяса. Собаки помоложе кинулись туда. Но старый пёс застыл, с непонятным ожиданием вглядываясь в сторону востока. Солнце поднялось совсем недавно, и было ещё раннее утро. Пёс не понимал, что могло вызвать его интерес. Однако ощутил, что голоден, и направился туда, где сваливали мясо. Собаки помоложе, привычно скалясь, начали его отгонять. Старый пёс снова застыл. И услышал свой собственный рык. Грозный и властный. Собаки помоложе остановились. Пёс склонил голову, смотрел на них тёмными глазами. Что-то случилось с его шерстью, она стала густой и пушистой и отливала блеском на утреннем солнце. Собаки помоложе ещё пытались тявкать, он показал им зубы и ещё раз услышал свой собственный рык. Старый пёс не помнил, когда его голос звучал так. Мощные мышцы его тела напряглись, но он не двигался. Собаки помоложе стали стелиться перед ним и бить хвостами о землю. Он посмотрел на них равнодушно и отправился есть. Теперь он ел своё мясо в одиночестве, а они ждали. Старый пёс не знал, что произошло. Но почему-то прервал свою трапезу и снова уставился на восток. Ему захотелось лаять, выть, прыгать, поскуливая в весёлом восторге, но он стоял молча и неподвижно.

Наконец его ноздри чуть пошевелились, словно он вынюхивал что-то за краем неба. Голоса свалки отошли на задний план. Остался только запах, давно забытый и еле уловимый сейчас, но без которого, оказывается, невозможно жить. Старый пёс смотрел на восток. Кто-то приближался.