ЖИТЕЛИ ОСТРОВА ХЕМСЁ

Усеянное островами море вблизи Стокгольма — «шхеры» — вот местность, из которой я взял сцены и мотивы для этой книги; она всегда представляла для меня особую притягательную силу. Может быть, это оттого, что моя родина, точнее Стокгольм и его окрестности, составляют часть этих шхер. Ведь Мёлар был первоначально морским рукавом, который сообщался с морем благодаря сильному течению у Сёдра Телье и Стокзунда у Стокгольма. Кеттеншхера, теперешний Риттерхольм, названием своим указывает на то, что здесь раньше была шхера; точно так же, проезжая через Мёлар с его тысячью островками и холмиками, вспоминаешь местность на восток от шведской столицы, растянувшуюся миль на семь в глубь моря и образованную вперемежку из суши и моря.

Вся эта изрезанная часть берега состоит по большей части из мощных архейских отложений гнейса, гранита и железной руды; последней найдено в достаточном для обработки количестве только у Уто. Разновидность гранита, пегматит, выступает местами в таком большом количестве, что его добывают ради полевого шпата, употребляемого фарфоровыми заводами.

Отсутствие более новейших образований, с их горизонтальными пластами, окрашенными в светлые цвета, придает шхерам тот характер дикости и мрачности, который присущ всем архейским образованиям. Благодаря оторванным, диким, бесформенным глыбам, рельеф местности на высотах волнообразен и образует гребни, но там, где море произвело шлифовку, местность ровнее и лишь слегка холмиста.

Однообразие ландшафта внезапно изменяется благодаря богатой почве четвертичного периода с обломками морен и отложениями ледниковой глины. На этой почве прекрасно растут сосны и пихты; стройность пихты придает природе внутренних шхер более изнеженный характер. Сосна более вынослива и распространяется до самого берега моря; она даже растет на ближайших к морю скалах, повернувшись по направлению господствующего ветра.

На низменностях поразительно хороши луга́ благодаря наносам ила и отложениям морских солей. Необработанные луга покрыты богатою растительностью со всеми пышными цветами центральной Швеции, из которых, пожалуй, следует поставить на первом плане орхидеи и адонис. Вдоль берега сияют красотой литрум и лизимахия, в лесах растет голубика, на открытых скалах — брусника, а на болотах нередко можно найти морошку. Острова, расположенные в самой глубине внутренних шхер, имеют более веселый характер благодаря обилию лиственных деревьев и кустов. Дуб там оживает — чернолесье своими мягкими линиями и очень светлой листвой. Рощи, эта особенность севера, соединение высоких деревьев, кустов и лужаек, пожалуй, самое прелестное, что можно видеть. Особенно красиво, когда под сенью берез и сосен орешник окаймляет проездные дороги. Вы все время будто гуляете по английскому парку, пока вдруг не дойдете до скалистого берега с его пихтами и соснами, до торфяного болота или до песчаного берега морской бухты, опоясанной водорослями. Если какая-нибудь бухта врезывается глубже в материк, то она всегда окаймлена ольхами и камышами.

Эта смена мрачности и веселости, бедности и пышности, красоты и дикости придает особую прелесть восточной части шведского архипелага. К этому следует прибавить, что благодаря каменистому берегу морская вода здесь всегда чиста и прозрачна; даже там, где берег устлан морским песком, он настолько тяжел и чист, что купающийся не может брезговать этими купаниями, как на северном берегу Франции, где купанье в море не что иное, как грязевая ванна. Тут вы избавлены от главных неприятных сторон открытого моря и пользуетесь главнейшими удобствами континента; это преимущество островов восточного берега перед скалистым и пустынным западным берегом.

Среди диких животных совсем не водится хищных и опасных зверей. Самыми свирепыми являются лисица, рысь и горностай. Прекрасную дичь представляют лоси, которые водятся здесь в большом количестве и сделали из болот и лесов на самых обширных островах свою главную квартиру. Шкуры барсуков, зайцев, лисиц и тюленей тоже привлекают охотников, а заячья охота на острове Бисшоф пользуется известностью.

Что касается пернатых, то в лесах много тетеревов и глухарей, но туземцы не могут на них охотиться: у них нет собак, необходимых для этой охоты, и они окончательно посвятили себя охоте на морских птиц, в особенности на бакланов; они не щадят и ласковую гагару, хотя делают исключение для самки, сидящей на яйцах; но иногда во время продолжительной охоты охотникам приходится употреблять в пищу яйца этих птиц. В таких случаях их вынимают из-под гагары, которая терпеливо подчиняется этому насилию.

Мясо гагары становится вкусным, если содрать жирную кожу и положить птицу на одну ночь в молоко. Тогда оно становится похожим на мясо северного оленя и теряет вкус ворвани. Точно так же поступают с мясом гусей, нырков, семенных уток, чирков, которые прекрасны на вкус, в особенности если их, как домашнюю утку, нашпиговать петрушкой.

Самая вредная из хищных птиц — это орлан-белохвост, который производит опустошительные набеги на щук, живущих на отмелях в камышах. Редко можно увидеть морского орла — он предпочитает охотиться в открытом море.

Неприятна и порою опасна часто попадающаяся гадюка, которую можно встретить как в зарослях голубики, так и на самом берегу моря. И так велика ее дерзость на островах наружных шхер, что она приподнимается на своем хвосте и, нападая, старается помешать рыбакам выйти из лодки. Простонародье ее не щадит, хотя есть поверье, что она высасывает из земли яд. Жители шхер не питают благоговения перед гадюкой, которую в других местах глубоко чтят.

В этой провинции, состоящей из окруженных водой островов, живет народ, который по имущественному цензу можно распределить на три класса: люди, занимающиеся сельским хозяйством и живущие преимущественно на больших островах; земледельцы и рыбаки, составляющие средний класс, и, наконец, собственно жители шхер, живущие по большей части рыбной ловлей и охотой, но имеющие при этом корову, овцу и несколько кур.

Сельское хозяйство там, где им заниматься можно, отнюдь не в плохих условиях. Отличная глинистая почва родит превосходную пшеницу, и у небогатого поселянина уж на худой конец всегда будет полбы столько, сколько надо для домашнего потребления.

Кроме того надо заметить, что климат сравнительно мягок; он значительно отличается от климата континента на той же широте. Весна наступает на две недели поздней, чем в Стокгольме, так что дачник, выезжающий на шхеры, может пережить раннюю весну два раза в год; осень тоже наступает поздней, потому что осенью вода в море еще сравнительно тепла и действует согревающе на температуру воздуха. В климатическом отношении на шхерах отмечена одна неприятная сторона: это сухое начало и дождливый конец лета; поэтому во время посева и произрастания злаки страдают от засухи, а покос и жатва — от дождя. Мягкостью климат отличается в особенности в о́круге, называемом Нинас. Там в лесу зимует плющ и на шпалерах созревает виноград.

Для рыбака или, собственно говоря, для жителя шхер, понятно, большее значение имеют хорошие рыбные промыслы. Ловят здесь главным образом кильку, эту сельдь Балтийского моря; ее ловят огромными сетями, которые во время весеннего и осеннего лова опускают на значительную глубину. Кроме того, ловят неводом щуку и окуня; иногда также щуку ловят на удочку, а окуня сетью. Не имеющую большой цены камбалу ловят сетью, угря убивают багром или вгоняют в вершу. Налима ловят зимой, ударяя его острогой, в то время когда лед еще прозрачен.

Население этой затерянной и совершенно обособленной от остального мира страны, хорошо спрятанной, кажется, по мнению многих, весьма смешанным. Постоянно само собой происходит своего рода сортировка, так как более интеллигентная часть молодежи всегда уходит во флот, поступает в лоцманы, в таможню. Те, что остаются, более спокойного нрава. Они продолжают дело отца или отправляются в Стокгольм, или ищут себе занятий в центре страны. Шхеры не представляли никогда из себя надежного места для обзаведения семьей и недвижимым имуществом, так как местность открыта неприятелю и право жизни и собственности не особенно ограждается властями, до которых далеко.

Судя по названию отдельных местностей, по типам и обычаям жителей, надо полагать, что этот архипелаг был убежищем для всякого рода людей, которые приходили из глубины страны и здесь по какой-нибудь причине искали уединения. Исторические данные о том, как были приобретены некоторые острова, напоминают фантастические рассказы о пиратах, о подвигах сказочных героев. Местами не вполне ясно указано в поземельных книгах, принадлежат ли земли государству или они только числятся на оброке.

Находятся также указания на переселение туда, или, может быть, лишь на временные высадки, финнов, эстонцев, русских и других жителей восточного побережья. И теперь здесь еще питают явное недоброжелательство в особенности против эстонцев, этих темных личностей, серых по внешнему виду, появляющихся на серых же лодках, как бы сколоченных из старых, прогнивших досок, со снастями, сделанными из штопаных угольных мешков. Когда такого рода бродяга причаливает к берегу, рыбак, отправляясь охотиться в море, издали следит, не показывается ли где на берегу огонь; и он, имея дело с таким морским бродягой, обращается скорей к бутылке водки, чем к ружью; существует молва, основательная ли или неосновательная, не знаю, что здесь контрабандой перевозят в Россию соль.

Существуют и состоятельные обитатели шхер, но большинство живут в бедности, и некоторые даже доходят до того, что всю зиму питаются только тузлуком, головами селедок и картофелем. Промысел рыбака, похожий на судьбу игрока, не приучает к бережливости. Удачный улов делает его в один день состоятельным, и немедленно порождается вера в счастье со всеми ее опасными последствиями.

Отдаленный от блюстителя правосудия, обитатель шхер прибегает при надобности к собственному закону Линча, но из простого коммерческого расчета он охотнее оправдывает, чем осуждает. Может быть, он надеется, что, в свою очередь, будет оправдан, если и на него нагрянет несчастье. Мне однажды пришлось слышать прекрасный образчик снисходительности местных жителей по отношению к преступникам. Мне рассказывали про одного человека, который убил свою жену, и вместо слова «преступление» говорили «проступок».

Обитатель шхер — отшельник; от него далеко до суда, до церкви, до школы, далеко до соседей и далеко до города. Место морских купаний для него ближайший культурный центр; но там он знакомится с роскошью и завидует людям, которые на его глазах три месяца подряд пируют, а трудящихся членов своего же общества, живущих в городе, он не видит. Он стал бы мыслителем, живя в уединении, если бы у него была к этому наклонность; вместо этого он делается мечтателем, чудаком, и, как он ни искусен в своем промысле и как ни прозорлив в обыденной жизни, он легко становится жертвой субъективных ощущений, «прозорливцем», чудаком; делает ошибочные выводы и заключения, смешивая часто причину и следствие; если, например, улов его удачен в тот день, когда он положил монету под камень, то эта монета становится причиной его удачи. Он суеверен, и язычество еще сидит так глубоко в нем, что для него символы христианства равнозначны заклинаниям, заговору, колдовству.

Семья создается сама по себе, по старинным обычаям и сообразно с требованиями природы, среди которых главную роль играют хозяйственные расчеты. Отношения между лицами различных полов непринужденны; брак заключается обыкновенно с появлением ребенка, если девушка держит слово и склонна создать семью. В противном же случае происходят иногда серьезные осложнения, которые могут окончиться полным исчезновением ребенка и другими историями; эти последние доходят до слуха всего света, только не до ушей ленсмана, который, впрочем, ничего сделать не может, так как не находится свидетелей.

Когда вдали от всяких соседей начинаются разрываться семейные узы и долго скрываются жестокие душевные страдания, то часто бывает, что в конце концов прорывается природная сила; тогда привыкший к смерти и преступлениям обитатель шхер бывает зачастую неразборчив в средствах. Тогда там происходят трагические сцены. Я коснулся этого в некоторых моих рассказах. Тогда разрываются узы кровного родства и переступаются запретные преграды. Природа захватывает сильной рукой то, что она может охватить, и голод или любовь не признают ни пощады, ни законов.

Все светлое и радостное в жизни обитателя шхер я попробовал описать в романе «Жители острова Хемсё».