Умылся, попрыскал синяки на руке и царапины на лице, надел паплоновый комбинезон и окинул взглядом комнату. Он собирался взять для Лилии покрывало на платье и небольшую картину или что-нибудь этакое – для Джулии, но теперь раздумал. Сунул в карманы пистолет и сигареты. Дверь отворилась, и он выхватил оружие. На него оторопело уставилась Дейрдре.

Убрал пистолет.

Она вошла и закрыла за собой дверь.

– Это был ты.

Он кивнул.

– Ты хоть понимаешь, что натворил?

– То, что не сделала ты. То, для чего ты пришла, и потом себя отговорила.

– Я пришла сюда, чтобы его остановить и перепрограммировать, а не разрушать совсем!

– Его и перепрограммировали все время, если помнишь. И даже если бы я его остановил и добился настоящего перепрограммирования – не знаю, правда, как, – рано или поздно пришли бы к тому же самому. Тот же Уэй. Или новый. Я, например. «Повелевать – наслаждение». Это его последние слова. Остальное – попытка подвести логическую базу и самообман.

Дейрдре на мгновение отвернулась, а потом сказала:

– Все здесь обрушится.

– Судя по звукам, непохоже.

– Люди бегут. Вентиляция может накрыться. Плюс радиация.

– Я и не собирался оставаться.

Она бросила на него злой взгляд и открыла дверь.

Он вышел следом. Программисты спешили по коридору в обоих направлениях, таща картины, узелки из наволочек, диктопечаты, лампы. («Там был Уэй! Он умер!»… «На кухне полный дурдом, туда не суйся!») Скол шагал в толпе мимо больших пустых рам на стенах. («Сирри говорит, это не новенькие, а Скол!»… «…еще двадцать пять лет назад: „Унифицируй острова, программистов у нас достаточно“, – а он процитировал мне что-то насчет эгоизма».)

Эскалаторы работали. Скол поднялся на верхний этаж и прошел сквозь полуоткрытую стальную дверь в туалет, где оставил Анну и того парня. Пусто.

Спустился на один уровень. Программисты и товарищи с полотнами и узелками в руках проталкивались в комнату, ведущую в туннель. Углубился в толпу. Видимо, дверь впереди была опущена не до конца, потому что они медленно, но все-таки продвигались вперед. («Скорее!»… «Шевелись, а!»… «О Иисус и Уэй!»)

Скола схватили за руку. Прижимая к груди набитую чем-то скатерть, его сверлил глазами Мадхир.

– Это ты сделал?

– Да.

Мадхир затрясся и побагровел.

– Сумасшедший! Маньяк! Маньяк!

Скол вырвал руку и отвернулся.

– Вот он! – закричал Мадхир. – Скол! Это он, он сделал! Вон там! Это он!

Скол шел вперед вместе с толпой, глядя на стальную дверь и держа руку в кармане с пистолетом. («Ты совсем свихнулся?»… «Псих, просто псих!»)

Они шли по туннелю, сначала быстро, потом тише, бесконечная беспорядочная вереница темных нагруженных фигур. Тут и там в толпе горели лампы, выхватывая из темноты участки блестящего обшитого пластиком круглого свода.

Прошел мимо сидящей в стороне Дейрдре. Она смерила его ледяным взглядом.

Выбравшись наружу, они расселись на площадке перед входом, курили, ели, лежали, переговаривались кучками, рылись в узелках, обменивали вилки на сигареты.

Скол заметил на земле носилки. Рядом товарищ держал лампу, а еще несколько стояли вокруг на коленях.

Он убрал пистолет в карман и подошел. Те самые парень и женщина с перевязанными головами. Их глаза были закрыты, а грудь под простыней вздымалась и опадала. На других носилках лежали какие-то товарищи и Барлоу, глава Комитета по питанию, – кажется, мертвый. Розен приклеивал к его груди липучку-электрод.

– Как они? – спросил Скол.

– Те – нормально. У Барлоу сердечный приступ. – Он поднял голову. – Говорят, там был Уэй.

– Был.

– Точно?

– Да. Он мертв.

– Трудно поверить. – Розен покачал головой, взял что-то маленькое из руки товарища и ввинтил в электрод.

Скол посмотрел еще минуту и отошел к выходу с площадки. Сел, прислонившись к камню, и закурил. Сбросил сандалии. Товарищи и программисты выходили из туннеля, слонялись туда-сюда в поисках свободного места. Показался Карл с картиной и узелком.

Подошел товарищ с очень темной кожей и выступающим подбородком. Скол положил на колени пистолет.

– Ты Скол? – Это был старший из мужчин, которые пришли накануне вечером.

– Да.

Присел рядом.

– Они там поговаривают на тебя накинуться.

– Я так и думал. Сейчас уйду.

– Меня зовут Льюис.

– Здорово.

Пожали руки.

– Куда ты теперь? – спросил Льюис.

– Обратно на остров, с которого приехал. На Свободу. Майорку. То есть Мальорку. Случаем, не знаешь, как управлять вертолетом?

– Нет, но думаю, ничего сверхсложного.

– Меня беспокоит посадка.

– Садись на воду.

– Не хочется терять вертолет. Если, конечно, я его найду. Сигарету?

– Нет, спасибо.

Секунду сидели молча. Скол затянулся и поднял глаза.

– Иисус и Уэй, настоящие звезды. Там внизу у них были муляжи.

– Правда?

– Правда.

Льюис оглянулся на программистов. Покачал головой.

– Они говорят так, будто утром вся Семья помрет. Чушь. Наоборот – родится.

– И получит кучу неприятностей. Они уже начались. Самолеты рухнули…

– Товарищи, которые должны были умереть, не умерли…

Скол секунду помолчал.

– Да. Спасибо, что напомнил.

– Конечно, трудности будут. Но в каждом городе есть товарищи, у которых снижена дозировка, которые пишут «долой Уни!». Они помогут поначалу. А в конечном итоге станет лучше. Живые люди!

– Интереснее станет, это точно. – Скол надел сандалии.

– Ты же не останешься на своем острове навсегда?

– Не знаю. Пока у меня задача туда добраться.

– Возвращайся. Семье нужны такие, как ты.

– Правда? Я там заменил себе глаз и не уверен, что сделал это, только чтобы одурачить Уэя.

Он замял сигарету и встал. На него оглядывались программисты. Скол нацелил на них пистолет, и они поспешно отвернулись.

Льюис тоже встал.

– Рад, что бомбы сработали, – улыбнулся он. – Это я делал.

– Сработали как по писаному. Кинул – и бабах.

– Хорошо. Слушай, не знаю, что ты там толковал про глаз. Давай садись на сушу и через несколько недель возвращайся.

– Посмотрим. До свидания.

– До свидания, брат.

Скол повернулся и вышел с площадки на каменистый склон, ведущий к лесопарку.

Он летел над дорогами, где одиночные машины медленно объезжали длинные пробки; вдоль реки Свобода, на которой баржи слепо тыкались в берега; мимо городов, где неподвижно замерли вагоны монорельса и зависли вертолеты.

Освоившись с управлением, Скол снизил высоту: на площадях толпились товарищи; неподвижно стояли фабричные конвейеры; по строительным площадкам слонялись редкие рабочие; несколько человек привязывали баржу к причалу и глазели на его вертолет.

Скол летел вдоль реки, а потом низко пошел над морем. Думал о Яне и Лилии, как она ошеломленно обернется от раковины (дурак, надо было взять покрывало!). А если они переехали? Вдруг Лилия, думая, что его поймали и вылечили, снова вышла замуж? Нет, исключено. (Почему? Прошло почти девять месяцев.) Нет. Только не она. Она…

На ветровое стекло упали и растеклись струйками по бокам прозрачные капли. Что-то течет сверху. Тут он заметил, что небо с обеих сторон посерело, а впереди стало и вовсе темным, как на доунификационных полотнах. Это же дождь!

Дождь! Днем! Одной рукой он держал штурвал, а другой провел изнутри пальцем по дорожке, оставленной каплями.

Дождь днем! Иисус и Уэй, как странно! Как неудобно!

И в то же время приятно. Естественно.

Скол взялся за штурвал обеими руками – не будем расслабляться, брат – и с улыбкой полетел вперед.