Провели там два дня: спали, ели, брились, отрабатывали приемы борьбы, играли в слова, как в детстве, рассуждали о демократическом правительстве, сексе и пигмеях экваториального леса, – а на третий, в воскресенье, двинулись на север. Не доезжая 00013, поднялись на холм с видом на ту самую площадь. Мост был перекрыт и частично восстановлен. Вереницы велосипедистов сновали в обоих направлениях; ни врачей, ни сканеров, ни автомобилей. На месте, где стоял вертолет, – заново вымощенный розовый прямоугольник.

После полудня проехали 001, увидели вдалеке белый купол Уни рядом с Озером вселенского братства. Повернули в лесопарк за городом.

Следующим вечером, в сумерках, спрятали велосипеды среди деревьев в ложбине и с сумками на плечах прошли мимо сканера на дальней границе леса на травянистые склоны у Пика Любви. Шагали быстро, в ботинках и зеленых комбинезонах, с биноклями и респираторами на шее. Поначалу держали пистолеты в руке, но темнота сгущалась, склон делался все более каменистым и неровным, и пришлось убрать оружие в карман. То и дело останавливались, и Скол подносил к компасу фонарь, прикрывая его рукой.

Подошли к первому из трех предполагаемых входов в туннель, разделились, осторожно посветили фонарями. Ничего.

Направились в сторону второго, в километре к северо-востоку. Из-за вершины Пика Любви выплыл месяц. Двигались в его неверном свете по каменистому склону и тщательно осматривали основание горы.

Узкая полоска склона под ногами стала ровной, из чего напрашивался вывод, что они на дороге, старой и поросшей кустарником.

Позади она уходила в сторону леса, впереди сворачивала за изгиб горы.

Они переглянулись и достали оружие. Сошли с дороги и осторожно, придерживая сумки, двинулись друг за другом вдоль скалистой стены – впереди Скол, за ним Довер и Карл.

Перед поворотом остановились, прислушиваясь.

Ни звука.

Еще подождали, а потом Скол оглянулся на остальных и закрепил респиратор.

Карл и Довер последовали его примеру.

Скол поднял пистолет и шагнул вперед.

Перед ними расстилалась довольно большая и ровная площадка. Напротив, у основания отвесной стены, зиял большой полукруглый вход в туннель.

Судя по всему, совершенно неохраняемый.

Они опустили респираторы и посмотрели в бинокли: на вход, стену над ним, на склоны горы вокруг и овал неба.

– У Базза, наверно, все получилось, – заметил Карл.

– Или не получилось и его поймали, – отозвался Довер.

Скол снова перевел бинокль на вход в туннель. Его край поблескивал, внизу бледно зеленела полоска кустарника.

– Как лодки на пляже, – произнес он. – Совсем не замаскирован…

– Думаешь, он ведет обратно на Свободу? – спросил Довер.

Карл рассмеялся.

– Тут может быть сотня ловушек, которые мы увидим, только когда станет слишком поздно, – ответил Скол и опустил бинокль.

– Может, Рия ничего им не сказала, – предположил Карл.

– В медцентре все предельно откровенны, – возразил Скол. – А даже если и нет, разве вход не должны были бы по крайней мере как-то закрыть? Не зря же мы брали инструменты.

– Наверное, им до сих пор пользуются, – ответил Карл.

Скол внимательно всмотрелся в туннель.

– Всегда можно вернуться, – заметил Довер.

– Конечно. Рискнем, – произнес Скол.

Они оглянулись, надели респираторы и медленно двинулись по площадке. Дым не повалил, сирены не завыли, не появились в небе и товарищи в антиграве.

Подошли ко входу и посветили. Свет мерцал и искрился под высокими обшитыми пластиком сводами, сколько хватало взгляда, до самого конца, где, видимо, туннель заканчивался… нет, где он под углом уходил вниз. По дну были проложены два широких и плоских стальных рельса, а между ними – пара метров черного камня без покрытия.

Посмотрели назад, потом вверх на край отверстия. Шагнули внутрь, опустили респираторы и принюхались.

– Ну что, готовы? – спросил Скол.

Карл кивнул.

– Вперед, – улыбнулся Довер.

Помедлили мгновение и зашагали по гладкому черному камню между рельсами.

– Думаешь, воздух нормальный? – спросил Карл.

– Если что, есть маска. – Скол посветил на часы. – Без четверти десять. К часу ночи должны быть на месте.

– Уни уже проснется, – пошутил Довер.

– Мы его усыпим, – ответил Карл.

Туннель плавно пошел вниз. Они остановились и поглядели на поблескивающий пластик, исчезавший где-то далеко в кромешном мраке.

– Иисус и Уэй! – промолвил Карл.

Прибавив шагу, снова двинулись бок о бок между рельсами.

– Надо было захватить велики, – заметил Довер. – Так бы и скатились.

– Давайте без лишних разговоров, – произнес Скол. – И фонари по очереди. Сейчас ты, Карл.

Молча шли за лучом Карлова фонаря. Убрали в сумки бинокли.

Скол чувствовал, что Уни их подслушивает, фиксирует вибрацию шагов или температуру тела. Преодолеют ли они препятствия, которые он, несомненно, готовит, победят ли товарищей, справятся ли с ядовитыми газами? (Респираторы вообще помогают? Джек упал, потому что надел свой слишком поздно, или он просто бесполезен?)

Время для вопросов прошло. Теперь надо действовать. Они пойдут навстречу неизвестному и сделают все, чтобы добраться до рефрижераторов и их взорвать.

Сколько товарищей они ранят, убьют? Может, ни одного – довольно будет лишь пригрозить оружием. Защищаться от отзывчивых, бескорыстных товарищей, которые думают, что Уни в опасности?

Придется. Иного выхода нет.

Перенесся мыслями к Лилии – Лилии, Яну, их комнате в Нью-Мадриде.

В туннеле похолодало, однако воздух оставался по-прежнему хорошим.

Они все шли и шли под одетыми пластиком сводами, от которых отражался свет. Туннель и рельсы исчезали в кромешной тьме. Мы здесь. Мы его взорвем.

Через час остановились передохнуть. Сели на рельсы и съели на троих макси-кейк, пустив по кругу контейнер с чаем.

– Руку бы отдал за глоток виски, – проворчал Карл.

– Вернемся – поставлю тебе ящик, – пообещал Скол.

– Ты свидетель, – повернулся Карл к Доверу.

Посидели несколько минут и снова пошли. Довер шагал по рельсу.

– Ты, я смотрю, не дрейфишь, – заметил Скол, посветив на него.

– Да. А ты разве дрейфишь?

– Нет. – Скол направил луч фонаря вперед.

– Вшестером мне было бы спокойнее, – заметил Карл.

– И мне, – отозвался Скол.

Чудной этот Довер. Когда Джек стрелял, он закрыл лицо руками, а теперь, когда они сами вот-вот будут стрелять и, возможно, убивать, идет себе припеваючи. Может, это просто маска, чтобы скрыть волнение. Или возраст. Сколько там ему? Двадцать пять, двадцать шесть?

Перекладывали сумки с плеча на плечо.

– Ты уверен, что он где-нибудь кончается? – спросил Карл.

Скол посветил на часы.

– Одиннадцать тридцать. Половина, наверно, уже позади.

Под пластиковыми сводами стало чуть теплее.

Без четверти двенадцать снова остановились. Посидели всего минуту – волнение гнало вперед.

Вдали, в самом центре темного туннеля, блеснул свет, и Скол выхватил пистолет.

– Стой, – тронул его за руку Довер. – Это мой фонарь. Смотри! – Он несколько раз щелкнул фонарем, и отблеск вдалеке появлялся и исчезал. – Туннель заканчивается. Или что-то на рельсах.

Прибавили шагу. Карл тоже достал оружие. Мерцание, то чуть поднимаясь, то опускаясь, оставалось на том же расстоянии, маленькое и слабое.

– Удаляется, – произнес Карл.

Потом оно вдруг стало расти.

Остановились, закрепили респираторы, приблизились.

Перед ними был стальной диск – стена, доверху закрывавшая туннель.

Осмотрели, не трогая. Судя по всему, отрывается вверх: на металле тонкие вертикальные царапины, а снизу – выемки для рельсов.

Опустили респираторы. Скол поднес часы к фонарю Довера.

– Без двадцати час. Неплохо.

– Может, он еще продолжается с другой стороны, – заметил Карл.

– Было бы логично. – Скол убрал пистолет в карман, поставил сумку на камень и опустился на колено. – Посвети, Довер. Карл, не трогай!

– Думаешь, под напряжением? – спросил тот, разглядывая стену.

– Довер! Ну?!

– Стоять, – произнес тот. Он успел отойти в туннель на несколько метров и светил на них фонарем. В столбе света появился лазерный луч. – Без паники, вам не причинят вреда. Ваши пистолеты испорчены. Карл, брось оружие. Скол, покажи руки, а потом – за голову и вставай.

Скол уставился поверх света. Узкой полоской поблескивали стриженые светлые волосы.

– Это что, шутка? – спросил Карл.

– Брось оружие, Карл. Сумку на землю. Скол, покажи руки.

Скол показал пустые руки, поднял их за голову и выпрямился. Пистолет Карла загремел о камень, стукнулась сумка.

– Что все это значит? – Карл повернулся к Сколу. – Что он делает?

– Он espion.

– Кто-кто?

Лилия права. Espion в группе. Довер! Невозможно. Немыслимо.

– Руки за голову, Карл. Лицом к стене, оба.

– Дракин сын, – произнес Карл.

Держа руки за головой, повернулись лицом к стальной стене.

– Довер, – начал Скол. – Иисус и Уэй…

– Ублюдок недоношенный, – процедил Карл.

– Вам не причинят вреда.

Стена поехала вверх, открывая длинную комнату с бетонными стенами, в центре которой заканчивались рельсы. На другом конце виднелась двойная металлическая дверь.

– Шесть шагов вперед, – скомандовал Довер. – Кому сказано? Шесть шагов.

Они сделали шесть шагов.

Ремешки сумок бряцали сзади при ходьбе.

– Ты не бросил оружие, – сказал Довер снизу, сидя на корточках.

Скол и Карл переглянулись. Скол покачал головой.

– Хорошо. – Голос Довера снова донесся с нормальной высоты. – Теперь прямо.

Пересекли комнату. Створки стальной двери разъехались, за ними показались белые кафельные стены.

– Прямо и направо.

Повернули. Впереди протянулся длинный белый коридор с одиночной стальной дверью и сканером в конце. Правая стена была сплошь выложена кафелем, а в левой через равное расстояние, метров в десять, располагалось десять или двенадцать стальных дверей со сканерами.

Скол и Карл шли бок о бок, держа руки за головой. Довер! Первый человек, к которому он обратился! А почему нет? Так яростно ругал Уни в тот день на катере «ПИ»! И ведь именно он сказал им с Лилией, что Свобода – это тюрьма, в которую Уни разрешил им перебраться!

– Довер! – сказал Скол. – Как, злость побери, ты…

– Не останавливаемся.

– Ты же не одурманен, не проходишь терапию!

– Нет.

– Тогда как? Почему?

– Увидишь через минуту.

Дверь резко отъехала в сторону. За ней протянулся еще один коридор: шире, менее освещенный, с темными стенами без кафеля.

– Вперед.

Вошли и остановились, широко раскрыв глаза.

– Шагаем, шагаем.

Они подчинились.

На полу лежал золотистый ковер. Скол никогда в жизни не видал такого густого мягкого ворса. Стены были отделаны блестящим полированным деревом, по обеим сторонам пронумерованные (12, 11) двери с круглыми золотыми ручками. Между дверями висели картины, прекрасные, несомненно, доунификационные полотна: женщина со сложенными руками и мудрой улыбкой; город с окнами на холме под странным затянутым черными тучами небом; сад; полулежащая женщина; воин в доспехах. В воздухе чем-то приятно пахло; терпкий незнакомый аромат.

– Где мы? – спросил Карл.

– В Уни, – отозвался Довер.

За открытой двустворчатой дверью показалась просторная красная комната.

– Не останавливаемся.

Они вошли. Со всех сторон сидели товарищи. Люди. Улыбались, смеялись, вставали с мест, начинали аплодировать; молодые, старые, они поднимались с кресел, диванов, смеялись и хлопали – все до единого хлопали! Смеющийся Довер потянул его руку вниз. Скол и Карл ошеломленно переглянулись. А вокруг аплодировали: пятьдесят или шестьдесят мужчин и женщин, бодрые, живые, в шелковых, а не паплоновых комбинезонах, зеленых, золотых, синих, белых, лиловых; высокая красивая женщина, чернокожий мужчина, женщина, похожая на Лилию, мужчина с седой шевелюрой, за девяносто на вид; хлопали, хлопали, хлопали…

Скол повернулся к Доверу.

– Это не сон, – ухмыльнулся тот и обратился к Карлу: – Это на самом деле.

– Что? – спросил Скол. – Что, злость побери, это такое? Кто они?

– Программисты! – рассмеялся Довер. – Ты тоже им станешь! Видели бы вы свои лица!

Скол уставился на Карла, потом на Довера.

– Иисус и Уэй, что ты мелешь? Программисты умерли! Уни… он же работает сам по себе, у него нет…

Довер с улыбкой посмотрел куда-то мимо. В комнате воцарилась тишина.

Скол обернулся.

Упругой походкой к ним приближался мужчина в улыбающейся маске Уэя (что за наваждение?!) и красном шелковом комбинезоне со стоячим воротом.

– Ничто не работает само по себе, – раздался высокий звучный голос, причем улыбающиеся губы маски двигались, как настоящие.

Да маска ли это? Желтая кожа, туго обтягивающая острые скулы, узкие блестящие глаза, пучки седых волос на лоснящемся черепе…

– Ты, надо полагать, Скол с зеленым глазом. – Улыбнулся и протянул руку. – И чем, скажи на милость, тебе не угодило имя Ли?

Всколыхнулась волна смеха.

Протянутая ладонь была нормального цвета и молодой. Скол взял ее (я брежу!) и ощутил крепкое, на мгновение – до боли, рукопожатие.

– А ты Карл. – Он вновь с улыбкой протянул руку. – Вот если бы это ты надумал поменять имя, я бы понял. (Засмеялись громче.) Пожми. Не бойся.

Карл, выпучив глаза, подчинился.

– Вы… – начал Скол.

– Я Уэй. – В узких глазах заплясал огонек. – Отсюда и выше. – Он коснулся высокого воротника. – А ниже – несколько других товарищей, в основном, Иисус РЕ, чемпион 163-го по десятиборью. – Улыбнулся им обоим. – В мяч в детстве играли? Со скакалкой прыгали? «Погиб Иисус и Вуд. А Уэй и ныне тут». По-прежнему правда, как изволите видеть. Устами младенцев… Присаживайтесь. Утомились, я полагаю. И почему не воспользоваться эскалаторами, как нормальные люди?… Довер, рад тебя видеть. Отличная работа, за исключением той прескверной истории на мосту в 013.

Они сидели в глубоких удобных креслах, пили бледно-желтое искристое вино из бокалов, ели изумительное тушеное мясо, рыбу и непонятно что еще на тонких белых тарелках, которые, восхищенно улыбаясь, подносили молодые товарищи – сидели, пили, ели и… беседовали с Уэем.

С Уэем!

Сколько лет этой обтянутой желтой кожей голове, живущей и разговаривающей на гибком теле в красном комбинезоне, которое без труда потянулось за сигаретой, непринужденно скрестив ноги? Последний раз праздновали какую годовщину со дня его рождения? Двести шестую? Или двести седьмую?

Уэй умер, когда ему было шестьдесят, через двадцать пять лет после Унификации. За много поколений до строительства Уни, который программировали его «духовные преемники», почившие, естественно, в шестьдесят два. Так учили Семью.

И вот он сидит, пьет, ест, курит… Вокруг кресел толпятся мужчины и женщины, слушают его стоя, а он, кажется, не обращает на них внимание.

– Острова выполняли все эти функции. Сначала были оплотом первых неизлечимых. Потом, как ты выразился, «изоляторами», куда «сбегали», хотя в те дни мы еще не доходили до такой щедрости, чтобы предоставлять лодки. – Уэй с улыбкой затянулся сигаретой. – Потом, однако, я подыскал островам лучшее применение. Теперь они служат, прошу прощения, заповедниками, где могут проявить себя вожаки от природы, такие, как ты. Теперь мы подсовываем лодки и карты, а также даем «проводников», в данном случае – Довера. Они возвращаются вместе с товарищами и по возможности предотвращают кровопролитие и, естественно, – завершающий этап, уничтожение Уни, хотя обычно мишенью является экспозиция для туристов, и никакой настоящей опасности нет.

– Голова кругом: где я? – произнес Скол.

Карл, подцепив на золотую вилку кубик мяса, ответил:

– Спишь в парке.

Вокруг рассмеялись.

– Да, есть от чего прийти в замешательство, – улыбнулся Уэй. – Ты думал, что компьютер – неизменный, никому не подконтрольный повелитель Семьи, а на самом деле он ее слуга, подчиняющийся таким же, как вы, товарищам – предприимчивым, мыслящим и ответственным. Его цели и методы постоянно меняются в соответствии с решениями Верховного Совета и четырнадцати подкомитетов. Мы, как видите, живем в роскоши, однако лежащая на нас ответственность ее более чем оправдывает. Завтра вы начнете со всем этим знакомиться. А теперь… – он наклонился и затушил сигарету в пепельнице, – уже очень поздно, благодаря вашему пристрастию к туннелям. Вас проводят. Надеюсь, ваши комнаты послужат достаточной наградой за долгий путь.

Уэй улыбнулся и встал, они тоже поднялись. Пожал руку Карлу.

– Поздравляю, Карл.

Протянул руку Сколу.

– И тебя поздравляю. Мы давно уже подозревали, что ты рано или поздно придешь, и рады, что ты нас не разочаровал. То есть я рад. Все время забываюсь и говорю, как будто у Уни тоже есть чувства.

Он отвернулся, и вокруг сгрудились люди, тряся их за руку.

«Мои поздравления, не думал, что вы успеете до Дня Унификации»… «Ужасно, когда вот так входишь, а тут все сидят, да?»… «Поздравляю, вы освоитесь, не успеете огля…»… «Поздравляем»…

В просторной голубой комнате находились большая кровать с голубым бельем и горой подушек, стол, уставленный блюдами и графинами с крышками, темно-зеленые кресла и ваза белых и желтых хризантем на низком длинном столике.

– Очень красиво, – сказал Скол. – Спасибо.

Девушка лет шестнадцати в белом паплоне, которая его сюда привела, обычная на вид, показала ему на ноги:

– Садитесь, я сниму ваши…

– Ботинки, – улыбнулся он. – Спасибо, сестра. Я сам.

– Дочь.

– Дочь?

– Программисты – наши отцы и матери.

– А-а. Ладно. Спасибо, дочка. Можешь идти.

Она посмотрела удивленно и обиженно.

– Я должна остаться и за вами поухаживать. Мы обе. – Она кивнула в сторону двери за кроватью. Там горел свет и раздавался какой-то плеск.

Скол подошел.

В большой и мерцающей ванной комнате еще одна девушка в белом паплоне, присев на колени, набирала и помешивала рукой воду. Обернулась с улыбкой.

– Здравствуйте, отец.

– Здравствуй. – Скол оперся рукой о косяк и посмотрел на первую, которая убирала с кровати покрывало, потом опять на вторую – она снова улыбнулась, не вставая. – Дочка.