Теперь, когда он сбил до синяков руки и прокричался, стало легче: легче медленно идти с довольной улыбкой, смотреть телевизор и на экран микроскопа, сидеть с девушкой на концертах в амфитеатре.

Все время пытаясь найти выход…

– Что-нибудь беспокоит? – спросил наставник.

– М-м, немного.

– Я так и подумал, выглядишь неважно. В чем дело?

– Понимаете, несколько лет назад я очень болел…

– Знаю.

– И теперь одна из тех, кто тоже был болен, та самая, что затянула меня в группу, – она в этом здании. Можно меня переселить?

Наставник посмотрел с сомнением.

– Как-то не верится, что Уни снова вас свел.

– Мне тоже. Но она здесь. Вчера вечером я видел ее в столовой, а сегодня утром – опять.

– Вы разговаривали?

– Нет.

– Разберемся. Если она действительно тут и это беспокоит, то, конечно, тебя переселят. Или ее. Цифроимя?

– Я до конца не помню. Анна СТ 38П.

Наутро чуть свет раздался звонок.

– Ты обознался, Ли. Ты видел другого товарища. Кстати, Анна СГ, а не СТ.

– Вы уверены? Ее здесь нет?

– Абсолютно. Она в Афр.

– Фу, прямо гора с плеч!

– И еще, Ли, вместо вудверга у тебя терапия сегодня.

– Сегодня?

– Да. В час тридцать.

– Хорошо. Спасибо, Иисус.

– Спасибо Уни.

В ящике стола у него были припрятаны три сложенные обертки от макси-кейков. Он достал одну и пошел в ванную готовить повязку.

Она в Афр. Ближе, чем Инд, но все равно между ними океан. И вся территория Сша.

В АФР71334 его родители; он подождет несколько недель и запросит поездку. Прошло почти два года с их последней встречи, и есть надежда, что разрешат. Там он ей позвонит (притворится, что поранил руку, и попросит какого-нибудь ребенка коснуться сканера уличного телефона) и выяснит, где именно она живет. Привет, Анна СГ. У меня все хорошо. А у тебя? Ты в каком городе?

А дальше? Идти туда пешком? Или запросить машину до какой-нибудь расположенной неподалеку генетической лаборатории? Вдруг Уни догадается?

Даже если все получится и он до нее доберется, что тогда? Глупо надеяться, что она тоже подняла с мокрого камня листок. Нет, злость, она будет нормальным товарищем, как он сам несколько месяцев назад. И при первом же странном слове сдаст его в медцентр. Вуд, Уэй, Иисус и Маркс, что же делать?

Можно забыть о ней; прямо сейчас в одиночку отправиться к ближайшему свободному острову. Там есть женщины, вероятно, много, и у некоторых наверняка смугло-розовая кожа, менее раскосые глаза и мягкие конические груди. Стоит ли рисковать ясностью сознания ради слабой надежды пробудить Лилию?

А она-то пробудила его, сидя на корточках и положив руки ему на колени…

Да, но при этом она не рисковала собой. По крайней мере, не так сильно.

Он побывал в музее до-У; сходил, как раньше, ночью, не касаясь сканеров. Все так же, как в ИНД26110. Кое-какие экспозиции слегка отличались или располагались в других местах.

Нашел еще одну доунификационную карту с восьмью голубыми прямоугольными заплатами. Задняя поверхность была вспорота и наспех заклеена лентой – поработали до него. Эта мысль взволновала. Кто-то нашел острова и, может статься, в этот самый момент на пути к одному из них.

В другом хранилище, где стояли несколько картонных коробок, стол да какой-то агрегат с рядами рычажков и занавеской, он снова поднял карту к свету и увидел замаскированные острова. Срисовал на бумагу ближайший, у юго-восточного побережья Сша, – «Куба». И на случай если рискнет увидеться с Лилией – Африку и два острова рядом с ней, «Мадагаскар» к востоку и маленькую «Майорку» на севере.

В одной из коробок лежали книги; одна на Francais – Spinoza et ses contemporains, «Спиноза и его современники». Полистал и взял с собой.

Вставил карту в раму и вернул на место; побродил по музею. Прихватил наручный компас, вроде бы исправный, «бритву» с костяной ручкой и точильный камень.

– Скоро нас перераспределят, – объявил за обедом руководитель отдела. – Нашу работу передают ГЛ 4.

– Хорошо бы перевели в Афр, – отозвался Скол. – У меня там родители.

Рискованно так говорить, не совсем норма. Но вдруг начальник может косвенно повлиять на его следующее задание.

Девушку Скола перевели. Он поехал в аэропорт ее провожать и заодно посмотреть, можно ли пробраться на борт без разрешения Уни. Видимо, нельзя; плотная в один ряд очередь идущих на посадку делает невозможным трюк со сканером, а к тому времени, когда проходит последний товарищ, рядом уже стоит работник в оранжевом комбинезоне, чтобы выключить и опустить в шахту трап. Выход из самолета представляет собой те же трудности: последний пассажир коснулся сканера под взглядом сотрудника аэропорта; движение трапа переключили в обратную сторону, и технический персонал поднялся на борт со стальными контейнерами макси-кейков и напитков. Может, удастся пробраться на борт через ангар, хотя, если не изменяет память, прятаться в салоне негде. И как узнать, куда в конце концов полетишь?

Итак, нужно разрешение Уни.

Он запросил поездку к родителям. Отказано.

Сотрудникам отдела назначили новые задания. Двое таких же, как он, генетиков-систематиков, 663, отправились в Афр; его распределили в США36104. Во время полета он изучил салон. Прятаться негде. Длинный фюзеляж с рядами кресел, туалет в носовой части, автоматы для макси-кейков и напитков в хвосте и телеэкраны – на всех художественный фильм про Маркса.

36104 располагался недалеко от юго-восточной оконечности Сша. И следовательно, Кубы. Как-нибудь в воскресенье можно поехать на велосипеде и не вернуться, отдыхая в лесопарках и ночью пробираясь в города за едой; согласно карте МДС, надо преодолеть тысячу двести километров. В 33037 он, быть может, найдет лодку или неизлечимых, которые высаживаются на берег, чтобы выменивать товары, как рассказывал Король.

Лилия, что я могу?

Скол снова запросил поездку в Афр и снова получил отказ.

Начал кататься на велосипеде по воскресеньям и в свободный час, чтобы прокачать ноги. Сходил в местный музей до-У: нашел компас получше и зазубренный нож, чтобы резать сучья в лесу. Проверил карту; обратная сторона была нетронута, ее не вскрывали. Написал на ней: «Да, острова, где товарищи свободны, существуют. Долой Уни!»

Как-то рано утром в воскресенье отправился в путь, с компасом и самодельной картой в кармане. В корзине велосипеда была завернута в одеяло дорожная сумка: бритва, точило, кусачки для ногтей, кусок мыла, два макси-кейка, нож, фонарик, вата, лейкопластырь, фотография родителей и дедушки Яна и запасной комплект комбинезонов. Сверху вместе с банкой колы и макси-кейком лежала «Живая мудрость» Уэя. На правом предплечье под рукавом пряталась повязка, хотя, если поведут на терапию, ее, несомненно, обнаружат. Он надел темные очки и с улыбкой крутил педали по дорожке в 36081. Через ритмичные интервалы по проходящей параллельно трассе проносились автомобили. Из их сопел вырывались струи воздуха, и в металлическое заграждение то и дело со стуком ударялись камушки.

Каждый час он на несколько минут останавливался передохнуть. Съел половину кейка и запил колой. Думал о Кубе и что бы такое взять в 33037 для обмена; о тамошних женщинах. Наверное, их привлечет новичок. Без терапии они должны быть невообразимо горячими, красивыми, как Лилия, или даже лучше…

Через пять часов повернул обратно.

Заставил себя думать о работе. Он был штатным 663 в педиатрическом отделении медцентра. Скучные задания, бесконечный однотипный анализ генов. С такого рода должности редко переводят. Он здесь до самой смерти.

Каждые четыре-пять недель запрашивал поездку к родителям.

В феврале 170-го ее разрешили.

В четыре утра по местному времени Скол сошел с трапа самолета и направился в зал ожидания, придерживая правый локоть и притворяясь, что больно. Дорожная сумка болталась на левом плече. Женщина, выходившая следом, приложила по его просьбе браслет к телефону.

– Уверены, что дальше сами справитесь?

– Да, все хорошо. Благодарю. Удачи вам, – улыбнулся он и произнес: – Анна СГ38П2823.

Товарищ ушла.

Устанавливалась связь: экран загорелся, появилась сетка. Потом все погасло. Ее перевели, она на другом континенте. Он ждал, что скажет телефон. Раздался ее голос:

– Секунду, я не могу…

Появилось размытое, крупное изображение ее лица. Потирая глаза, в пижаме, она села обратно на кровать и спросила:

– Кто это?

Позади нее перевернулся на другой бок мужчина. Сегодня суббота. Или она замужем?

– Ли РМ.

– Кто? – Наклонилась ближе, заморгала.

Даже красивее, чем он помнил, только немного взрослее. Красивая. У кого еще такие глаза?!

– Ли РМ. – Он старался, чтобы в голосе не было ничего, кроме обычной вежливости, как у нормального товарища. – Не помнишь? ИНД26110, в 162-м.

Ее брови на мгновение напряженно сошлись.

– Да, – улыбнулась она. – Конечно, помню. Как ты, Ли?

– Отлично. А ты?

– Хорошо. – Она посерьезнела.

– Замужем?

– Нет. Я рада, что ты позвонил. Хочу тебя поблагодарить – за помощь тогда.

– Спасибо Уни.

– Нет-нет. Спасибо тебе. Хоть и с запозданием. – Снова улыбнулась.

– Прости, что тревожу ни свет ни заря. Я проездом в Афр, меня переводят.

– Ничего. Хорошо, что позвонил.

– Ты где?

– В 14509.

– А у меня там сестра живет!

– Правда?

– Ага. Ты в каком здании?

– П51.

– А она в А… не помню.

Товарищ у Лилии за спиной сел на постели, она обернулась и что-то сказала. Он улыбнулся Сколу.

– Это Ли КЕ, – представила она.

– Привет, – ответил Скол, повторяя про себя «14509, П51, 14509, П51».

– Здравствуй, брат, – произнесли губы Ли КЕ, голоса слышно не было.

– Что у тебя с рукой? – поинтересовалась Лилия.

Он все еще держал локоть. Отпустил.

– Да ничего. Упал, когда выходил из самолета.

– Вот же не повезло. – Она посмотрела куда-то мимо. – Там товарищ ждет. Давай заканчивать.

– До свидания. Приятно было тебя увидеть. Ты совсем не изменилась.

– Ты тоже. До свидания, Ли. – Она встала, потянулась к телефону и исчезла.

Скол отключился и уступил место товарищу в очереди.

Она мертва; нормальный здоровый член Семьи, ложится сейчас рядом со своим парнем в 14509, П51. Как можно рисковать и говорить с ней о чем-то хоть на йоту менее здоровом и нормальном, чем она сама? Нужно провести день с родителями и лететь обратно в Сша. В следующее воскресенье он поедет на велосипеде и на сей раз не вернется.

Скол прошелся по залу ожидания. На стене висела схематичная карта Афр со светящимися точками крупных городов и соединяющими их тонкими оранжевыми линиями. На севере отмечен 14510, рядом с ней. Полконтинента от 71330, где сейчас он. Два города соединяла линия.

Посмотрел на мерцающее табло с расписанием на воскресенье, 18 февраля. Рейс в 14510 отправляется 20:20, за сорок минут до его самолета в США33100.

Подошел к стеклу, сквозь которое было видно летное поле. Товарищи гуськом поднимались по трапу на борт, которым он прилетел. У сканера встал работник в оранжевом.

Скол отвернулся. Зал ожидания почти опустел. Два пассажира с его рейса, женщина со спящим младенцем и мужчина с двумя сумками приложили запястья, включая браслет малютки, к сканеру на входе в автопорт – трижды загорелся зеленый огонек. Товарищ в оранжевом стоял на коленях перед фонтаном и отвинчивал какую-то пластину; другой, толкая перед собой полотер, коснулся сканера – «да» – и вышел через открывающуюся в обе стороны дверь.

Скол на секунду задумался, глядя на ковыряющегося в фонтане, потом пересек зал и коснулся сканера на входе в автопорт. Машина в 71334 с тремя товарищами уже ждала. Он приложил браслет («да»), сел в нее, извинился за опоздание. Дверца закрылась, и они тронулись. Скол сидел с сумкой на коленях и размышлял.

Тихо вошел в квартиру родителей, побрился, потом их разбудил. Они были рады, можно сказать, счастливы.

Поговорили, позавтракали втроем, еще поговорили. Запросили звонок Мире в Евр и получили разрешение; поболтали с ней, ее Карлом, десятилетним Бобом и восьмилетней Йин. Потом Скол предложил сходить в Музей достижений Семьи.

После обеда три часа поспал, и все поехали на монорельсе в парк аттракционов. Отец пошел играть в волейбол, а они с матерью сидели на скамейке и смотрели.

– Ты снова болен?

– Нет. Вот еще. Я в порядке.

Она пристально в него вгляделась. Ей исполнилось пятьдесят семь, волосы поседели, смуглую кожу покрыла сеточка морщин.

– Ты о чем-то думаешь, – заметила она. – Весь день.

– Я в норме. Пожалуйста, ты же моя мама, верь мне.

Она озабоченно посмотрела ему в глаза.

– Я в норме, – повторил он.

Мгновение помолчала.

– Хорошо, Скол.

Внезапно нахлынула нежность, благодарность и чувство единства с ней, как в детстве. Он сжал ее плечо и поцеловал в щеку.

– Я люблю тебя, Сюзу.

– Иисус и Уэй, вот так память! – рассмеялась она.

– Потому что я здоров. Помни это, хорошо? Я здоров и счастлив. Хочу, чтобы ты помнила.

– Почему?

– Потому.

Он сказал им, что рейс в восемь.

– Попрощаемся в автопорте. У самолета будет слишком много народу.

Отец все равно хотел ехать, но мама сказала, что устала и они останутся в 334.

В семь тридцать Скол поцеловал их на прощание – сначала отца, потом мать, шепнув ей на ухо «помни», – и встал в очередь в аэропорт 71330. Сканер заморгал зеленым.

Он и не надеялся, что в зале ожидания будет так людно. Кто с сумкой, кто без. Желтые, белые, голубые комбинезоны… Товарищи прохаживались, сидели и ждали в очереди. Среди них сновало несколько сотрудников в оранжевом.

Табло показывало, что посадка на рейс в 14510, отправляющийся в 8:20, будет производиться со второй линии. Там уже стояли пассажиры, и через стекло было видно, как разворачивается самолет и поднимается трап. Дверь самолета открылась, и вышел товарищ, за ним еще один.

Скол протиснулся сквозь толпу к открывающейся в обе стороны двери на противоположном конце зала, сделал вид, что коснулся сканера, и вошел в складское помещение, где, залитые белым светом, рядами стояли ящики и картонные коробки, точно блоки памяти Уни. Снял с плеча сумку и засунул ее между коробкой и стеной.

Как ни в чем не бывало пошел дальше. Дорогу преградила тележка со стальными контейнерами. Кативший ее товарищ в оранжевом улыбнулся и кивнул.

Скол кивнул в ответ и продолжил путь, глядя, как товарищ вышел через большой открытый дверной проем на освещенное прожекторами летное поле.

Двинулся в направлении, откуда шел товарищ и где рабочие водружали стальные контейнеры на конвейер моечной машины и наполняли чистую тару колой и горячим чаем из кранов гигантских баков.

Вновь притворился, что касается сканера, и попал в комнату, где на крючках висели обычные комбинезоны и двое товарищей, мужчина и женщина, стаскивали с себя оранжевую форму.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

Открыл шкафчик; внутри оказался полотер и бутылки с зеленой жидкостью.

– А где комбинезоны?

– Там. – Товарищ показал головой.

На полках лежали оранжевые комбинезоны, того же цвета предохранительные накладки на обувь и толстые перчатки.

– Вы сами откуда? – спросил товарищ.

– РОС50937. – Скол взял комбинезон и накладки. – А мы хранили в том шкафу.

– Должны быть в этом, – ответил товарищ, застегивая белый комбинезон.

– Я была в Рос, – сказала женщина. – Два задания, сначала четыре года, потом три.

Он медленно надевал накладки, пока товарищи не бросили оранжевую униформу в мусоропровод и не вышли.

Натянул поверх белого комбинезона тяжелый оранжевый с дополнительными карманами и застегнул под горло.

Проверил другие шкафчики, прихватил гаечный ключ и большой кусок желтого паплона.

Вернулся за сумкой и замотал ее в паплон. Его толкнуло дверью.

– Простите, – извинился товарищ в оранжевом. – Я вас ударил?

– Нет, – ответил он, придерживая обмотанную сумку.

Товарищ ушел.

Скол взял сумку под мышку, вынул из кармана гаечный ключ и зажал его в правой руке, надеясь, что получилось похоже.

Двинулся в том же направлении, что и товарищ, затем повернул и вышел сквозь широкий проем на поле.

Трап самолета у второй линии был пуст. У подножия, рядом со сканером, стояла тележка с контейнерами – вероятно, та самая.

Другой трап опускался под землю, а самолет, который он обслуживал, уже ехал к взлетной полосе. Кажется, в расписании был рейс на 8:10 в Кит.

Скол присел на одно колено, положил вещи на бетон и сделал вид, что поправляет накладку. Пассажиры внутри будут наблюдать за взлетом самолета в Кит, тогда-то он и поднимется на борт. Мимо него прошелестели оранжевые ноги, кто-то направлялся в сторону ангаров. Скол снова снял и надел накладку, глядя, как самолет разворачивается и набирает скорость…

Поднял сумку с ключом и неторопливо пошел. Свет прожекторов его нервировал, но он сказал себе, что никому нет никакого дела, все смотрят на другой самолет. Около трапа притворился, что касается сканера – из-за тележки было якобы неудобно, – и ступил на быстро бегущие вверх ступени. Крепко держа в потной руке ключ и завернутую в паплон сумку, вошел в салон.

Двое из техперсонала загружали автоматы кейками и напитками. Он кивнул. Ему кивнули в ответ. Зашагал по проходу в сторону туалета.

Не закрывая дверь, положил сумку на пол, повернул краны в раковине и постукал по ним. Затем встал на колени, постучал по сливной трубе. Приставил к ней гаечный ключ.

Трап остановился и снова заработал. Скол выглянул: товарищи ушли.

Он закрыл дверь, снял оранжевый комбинезон, туго скатал его и запихнул в сумку вместе с желтым паплоном. Сбоку втиснул вставленные одна в другую накладки для сандалий. Положил сверху ключ, натянул края и застегнул.

С сумкой на плече сполоснул руки и лицо холодной водой. Сердце бешено колотилось, но чувствовал он себя отлично – деятельным и живым. Обозрел в зеркале свою персону с зеленым глазом. Долой Уни!

Раздались голоса входящих пассажиров. Он продолжал вытирать давно сухие руки.

Дверь отворилась, вошел мальчик лет десяти.

– Привет, – сказал ему Скол и выбросил полотенце. – Как жизнь?

– Хорошо.

– Первый раз летишь на самолете?

– Нет. – Мальчик расстегнул комбинезон и сел на один из унитазов. – Я тысячу раз летал.

– Ну, до встречи.

Салон был заполнен примерно на треть, и товарищи все заходили. Скол сел на ближайшее свободное место у прохода, убедился, что сумка надежно застегнута, и пристроил ее под сиденьем.

На другом конце он сделает то же самое. Во время высадки пойдет в туалет и облачится в униформу. Когда на борт поднимутся товарищи с кейками и напитками, будет ковырять ключом раковину и уйдет последним. На складе, за каким-нибудь ящиком или в шкафу, избавится от комбинезона, накладок и ключа; покинет аэропорт, не касаясь сканера, и пешком пойдет в 14509 – восемь километров к востоку от 510, он утром проверил по карте МДС. Если повезет, к двенадцати или половине первого ночи будет на месте.

– Как странно! – произнесла его соседка.

Он обернулся.

Женщина смотрела в хвост самолета.

– Кому-то не хватило места.

По проходу, озираясь по сторонам, медленно шел товарищ. Салон был полон. Пассажиры оглядывались, не зная, как помочь.

– Найдется. – Скол приподнялся в кресле и осмотрелся. – Уни не ошибается.

– Нет, – ответила соседка. – Все занято.

Поднялся гул голосов. Действительно, места не было. Какая-то пассажирка взяла ребенка на колени.

Самолет тронулся, загорелись экраны, началась передача про географию и природные богатства Афр.

Скол хотел сосредоточиться – эти сведения могли в будущем оказаться кстати, – но тщетно. Если его теперь найдут и вылечат, он больше никогда не вернется к жизни. На сей раз Уни проследит, чтобы даже тысяча листьев на тысяче мокрых камней не смогла разбудить его сознание.

Он добрался в 14509 в двадцать минут первого. Спать совершенно не хотелось, организм еще не перестроился с часового пояса Сша и кипел энергией.

Для начала Скол сходил в музей до-У, потом на ближайшую к П51 стоянку велосипедов. Туда он наведался дважды, и по одному разу – в столовую и центр снабжения.

В три часа вошел в комнату Лилии. Поглядел при свете фонаря, как она спит, – на ее щеку, шею, темную руку на подушке, – подошел к столу и включил лампу.

– Анна, – позвал он, стоя в изножье кровати. – Вставай.

Она что-то пролепетала.

– Просыпайся, Анна. Пора.

Она села, закрываясь от света и протестующе бормоча. Убрала руку, узнала его и обескураженно нахмурилась.

– Я хочу, чтобы ты прокатилась со мной на велосипеде. Не вздумай громко говорить и звать на помощь. – Он достал из кармана пистолет и прицелился ей в лицо (надо надеяться, правильной стороной): указательный палец – на спусковом крючке, остальные держат рукоять. – Не послушаешься – убью.