Ванита и Симмонс оставались в офисе соответственно до половины восьмого и девяти вечера, пока ее не сменил Эдмундс, а его Финли, явившиеся на долгое ночное дежурство. Без чего-то час к ним присоединилась и Бакстер, в полночь отославшая семейство Локлен домой в сопровождении полицейских.

Эдмундс боялся, что Тиа забросает его злобными смс и звонками за то, что он превратил их скромное жилище в дешевую мини-гостиницу для совершенно посторонних людей, но будущая мамочка целый день играла с девятилетней Эшли, а когда из квартиры ушла Бакстер, крепко уснула.

Когда Эмили вернулась в отдел, Финли взвалил на себя непосильную задачу по составлению списка уволенных военнослужащих. Эдмундс тем временем высыпал содержавшиеся в архивных коробках материалы на пол и теперь тщательно их сортировал.

Царившая ночью в офисе атмосфера всегда казалась Эмили странной. Хотя в Нью-Скотленд-Ярде было полно сотрудников, без конца подстегивающих себя кофеином, те, кто выходил в ночную смену, не любили громко орать и только тихо между собой переговаривались. Удручающий свет, заливая пустые кабинеты и темные коридоры, становился немного теплее, а телефоны, днем оравшие во всю мощь, чтобы их услышали, ночью лишь вежливо жужжали.

В шесть часов двадцать минут Финли уснул прямо на стуле и теперь посапывал рядом с Бакстер, которая взялась продолжить его трудоемкую работу. Основываясь на подготовленном Эдмундсом профиле и смело исключив огромное количество людей, получивших тяжелые ранения, из первой тысячи обработанных ими имен она оставила лишь двадцать шесть.

В этот момент рядом кто-то прочистил горло.

Бакстер подняла голову и увидела перед собой неряшливого мужчину с форменной фуражкой на голове.

– У меня там бумаги для Алекса Эдмундса, – сказал он и махнул рукой на тележку за его спиной, где аккуратно лежали материалы еще семи архивных дел.

– Да-да, он сейчас прид…

В этот момент Бакстер увидела, как Эдмундс в гневе отшвырнул коробку с доказательствами.

– Знаете что, – улыбнулась она, – оставьте их мне.

Когда она закрыла стеклянную дверь, на нее обрушилась настоящая лавина бумаг.

– Не понимаю, что он здесь мог найти! – в отчаянии заорал Эдмундс, сгреб с пола еще одну охапку бумаг и швырнул их в Бакстер. – Ни отпечатков пальцев, ни свидетельских показаний, ни связи между жертвами – ничего!

– Ладно тебе, успокойся, – ответила Эмили, – откуда нам знать, может того, что он обнаружил, здесь уже нет.

– И проверить это у нас нет никакой возможности, потому как криминалистические исследования он заказывал не нашим экспертам, а сегодня воскресенье, долбаный выходной, и застать кого-либо на работе нельзя. – Эдмундс тяжело опустился на пол. Он был вконец изможден, черные круги под глазами выглядели хуже чем когда-либо. – Думай! Думай! Не время сейчас тупить! – сказал он, ударив себя кулаком по макушке.

Бакстер вдруг поняла, что существенный вклад молодого детектива в расследование этого дела объясняется не стремлением продемонстрировать свое превосходство или доказать коллегам, что он чего-то стоит, но тяжелейшим бременем, которое он так необдуманно сам на себя взвалил, невероятным упрямством и упорным желанием держать все под контролем, не доверяя ни одной живой душе.

В сложившихся обстоятельствах Эмили посчитала момент не самым подходящим, чтобы сказать, до какой степени он напоминает ей Волка.

– Там тебе принесли какие-то коробки, – сказала Бакстер.

Эдмундс в замешательстве посмотрел на нее.

– Что ж вы сразу не сказали? – сказал он, вскочил на ноги и выбежал из комнаты.

Под моросящим дождем Волк, целый час простоявший на автобусной остановке на Ковентри-стрит, постепенно промок до нитки. Он не сводил глаз с двери неряшливого интернет-кафе, которое, подобно бесчисленным магазинчикам по продаже дешевых сувениров с эмблемами Лондона, каким-то образом умудрялось выживать в гуще ведущих мировых брендов на одной из самых оживленных и дорогих транспортных артерий столицы.

Сюда его привел некий субъект, за которым он следил на расстоянии. Сначала тот сел в поезд на станции метро «Голдхоук-Роуд», потом протолкался сквозь толпу зевак, собравшихся вокруг уличных музыкантов в районе Ковент-Гарден, и наконец скрылся внутри этого невзрачного кафе, расположенного всего в паре сотен метров от площади Пикадилли.

Погода ухудшилась, заметно похолодало, и его клиент теперь не отличался от других в своем стандартном лондонском наряде: длинный черный плащ, безукоризненно начищенные туфли, свежевыглаженные брюки и рубашка, дополненные обязательным большим черным зонтом.

Время от времени Волку приходилось то замедлять шаг, то почти переходить на бег, особенно когда тип пробирался сквозь толпу, то накатывавшую приливом, то отступавшую отливом. Волк видел, что с ним сталкивались самые разные люди – двигались навстречу и огибали, клянчили мелочь, пытались всучить несколько ярких, глянцевых флаеров. И никто из них даже не подозревал, что рядом идет настоящий монстр, волк в овечьей шкуре.

Когда район Ковент-Гарден остался позади, человек решил срезать путь и пойти напрямик. Волк зашагал за ним по тихой боковой улочке, наслаждаясь редким моментом одиночества в вечно напряженном и бдительном городе. Не желая упускать из виду ни о чем не подозревающую жертву, детектив вскоре побежал, но в этот момент из-за угла вынырнуло такси, остановилось чуть дальше по улице, он с явной неохотой опять перешел на шаг и вскоре снова вышел на оживленный проспект.

Морось сменилась дождем, Волк поднял воротник своего длинного черного плаща и ссутулился, пытаясь сохранить тепло тела. В витрине сменялись разноцветные цифры неоновых часов, искажаясь в ползущих по стеклам потеках воды, напоминая, что это его последний день, его последний шанс.

То, что он делал, было лишь пустой тратой времени.

Изобель Платт проходила ускоренный курс телеведущих прямого эфира. Чтобы объяснить до жути привлекательной журналистке, в какую камеру и когда нужно смотреть, требовались энергичные усилия сразу пяти технарей. После столь неожиданного поворота в ее только-только начавшейся карьере, она надела свой самый консервативный наряд, к явному неудовольствию Элайджи, который приказал «расстегнуть на блузке три верхние пуговицы».

Хотя формат ее первого появления в студии был относительно прост – интервью один на один с двумя прямыми включениями с мест, предполагалось, что получасовое шоу будут смотреть порядка десяти миллионов зрителей со всей планеты. Изобель опять подумала, как же ей тошно.

Молодая женщина никогда не стремилась сделать карьеру журналистки, не жаждала стать репортером, поэтому когда ей, невзирая на отсутствие опыта и необходимой квалификации, предложили эту работу, страшно удивилась, впрочем, как и любой другой на ее месте. И даже поссорилась со своим бойфрендом, который и слышать не хотел о других профессиях, хотя сама она этот новостной канал ненавидела и была полна решимости уйти.

В редакции все считали ее либо тупицей, либо шлюхой, если не тем и другим вместе. Она прекрасно знала, что говорят за ее спиной. Изобель первая признавала, что отнюдь не была гениальной личностью, но там, где остальным коллегам, тоже не блещущим образованием, прощались наивность и ошибки в произношении, ее неизменно поднимали на смех. В компании грубоватых технарей она улыбалась и хохотала над их плоскими шутками. Делала вид, что в восторге от оказанной ей чести, но в действительности хотела, чтобы вместо нее хитроумные движения камер и замысловатый хронометраж программы обсуждала Андреа.

– Со временем привыкну, – засмеялась она, когда один из технарей подкатил ее вместе с креслом на исходную позицию.

– Не расслабляйся! – крикнула ей Андреа, проходя мимо и направляясь в гримерную, на удивление рано для первого дня в новой должности, – ты здесь только потому, что сама у себя я взять интервью не могу!

– Нашел! – донесся из совещательной комнаты крик Эдмундса.

К тому моменту, когда Бакстер с громким шелестом прошлепала по заваленному бумагами полу и закрыла за собой дверь, Финли, Ванита и Симмонс уже были на месте. Симмонс, казалось, разрывался между двумя желаниями – устроить Эдмундсу взбучку за устроенный им бардак или спустить все на тормозах.

Молодой детектив взял коробку с архивными материалами и вытащил из нее какие-то бумаги.

– Наберитесь терпения, – начал он, переводя дух, – тут с наскока не разберешься. Погодите, это не то.

Он выхватил документы из рук Симмонса и швырнул их через плечо, где они благополучно приземлились на пол.

– Потом выскажете свое мнение, – улыбнулся Эдмундс. – В одном из дел, которые Волк запрашивал в архиве, фигурировал некий Стивен Шерман. Пятьдесят лет, генеральный директор компании по производству электронного оборудования, стоящей на грани банкротства. Его сын, исполнительный директор той же компании, покончил с собой, когда сорвалось планируемое то ли слияние, то ли поглощение… Впрочем, это неважно.

– А какое отношение это имеет к нашему делу? – спросила Ванита.

– Самое непосредственное! – восторженно воскликнул Эдмундс. – Угадайте, кто отвечал за несостоявшуюся сделку? Гэбриэл Пул Младший.

– Кто? – спросила за всех Бакстер.

– Тот самый наследник корпорации по производству электронного оборудования, который исчез из отельного люкса – лужа крови и отсутствие трупа.

– Ага, – сказала Бакстер, всем своим видом стараясь показать, что ей якобы интересно.

У каждого из них были дела поважнее.

– Это его дочь, – продолжал Эдмундс, извлекая на свет божий бумаги по другому архивному делу, – погибла от взрыва бомбы, установленной вон тем типом, который ухитрился удавиться в запертой на замок камере.

С этими словами он махнул на еще одну коробку.

На лицах присутствовавших отражалось полнейшее непонимание.

– Неужели вы не видите? – спросил Эдмундс. – Убийства «Фауста»!

– Это всего лишь легенда… – простонал Финли.

– Они связаны между собой! – возразил Эдмундс. – Все до единого! Убийства из мести, а потом принесение в жертву. Мы никак не могли понять, как Волк оказался в списке его врагов. Теперь это приобрело смысл.

– Бред какой-то, – нарушил молчание Симмонс.

– Неожиданный поворот, – сказала Ванита.

Эдмундс перешел к содержимому следующей коробки и вытащил какой-то отчет.

– Джоэл Шепард, – сказал он, – умер полгода назад, внешне похоже на самоубийство, но полной уверенности нет. Отбывал принудительное лечение в психиатрической больнице по обвинению в трех убийствах, совершенных из мести. Был убежден, что дьявол рано или поздно придет по его душу.

– Пусть так, но это лишь твой вариант ответа, – ухмыльнулся Симмонс.

– Больница Святой Анны, – объяснил Эдмундс, – он лечился там в то же время, что и Волк. Коукс запрашивал это дело десять дней назад, и теперь в нем не хватает улики.

– Какой улики? – спросила Ванита.

– Окровавленной страницы из Библии, – ответил Эдмундс, читая отчет, – по всей видимости, Волк что-то нашел.

– Исходя из ваших слов, получается, что киллер, «смастеривший» Тряпичную куклу, совершил гораздо больше убийств, чем предполагалось ранее? – задала следующий вопрос Ванита.

– Я хочу сказать, что убийца «Фауст» – это не миф. Я хочу сказать, что у нас есть все основания объединить эти преступления с делом Тряпичной куклы. Я хочу сказать, что Волк каким-то образом установил его личность и устроил охоту на этого типа, который искренне считает себя как минимум демоном.

Дверь кафе отворилась, на улицу вышел человек и тут же влился в плотный человеческий поток, влекомый яркими огнями площади Пикадилли. Волк немного отошел вправо, чтобы лучше видеть, но лицо его клиента заслоняли толпа и зонт, который он только что раскрыл.

Когда он стал удаляться, детектив замешкался, не зная что делать – пойти за ним или остаться.

Это был он – в этом Коукс был уверен. Билл перебежал дорогу, прикрыв лицо, проходя мимо стоявшей на обочине полицейской машины, и по оживленной улице зашагал за клиентом. Поток прохожих становился все плотнее, и Волку пришлось прилагать усилия, чтобы не потерять его из виду. Когда дождь полил сильнее, все стали либо искать убежища, либо бросились лихорадочно доставать зонты, пытаясь избежать легкого душа. За каких-то десять секунд на тротуаре перед детективом раскрылись не меньше дюжины совершенно одинаковых металлических каркасов, обтянутых черной материей.

Предпринимая отчаянные попытки не отстать, Волк шагнул на проезжую часть, пробежал метров десять и вновь ступил на тротуар, оказавшись в нескольких шагах за рослой фигурой. Проходя мимо витрины, он попытался увидеть в отражении черты лица. Перед тем как действовать, нужно было окончательно убедиться, что это он.

Метания Коукса привлекли внимание прохожих, и некоторые из них, вполне естественно, узнали в нем промокшую насквозь версию детектива, о котором без устали говорили в новостях. Билл как можно быстрее рванул вперед. Когда они миновали Трокадеро, их разделяли всего два человека. Он сжал рукоятку спрятанного под плащом шестидюймового охотничьего ножа и обогнал клиента.

Промахнуться он не мог. У него не было права оставлять киллера в живых.

До этого он считал, что придется ждать благоприятной возможности: тихого парка, пустынной улочки, но вдруг понял, что так даже будет лучше. Он растворится в толпе, спрячется у всех на виду и станет заурядным прохожим, который, не желая пялиться на распростертый на земле труп, просто уйдет.

Когда они остановились на перекрестке, Волк посмотрел на клиента в профиль. Он… сомнений больше не было. Детектив изготовился, встал у клиента за спиной, достаточно близко, чтобы ощутить на лице отскакивающие от зонта капли воды, и сосредоточил все свое внимание на клочке кожи у основания черепа, куда собирался вонзить нож. Затем вытащил клинок, прижал его к груди и сделал глубокий вдох, чтобы унять дрожь в руках. Теперь осталось лишь дождаться, когда толпа двинется вперед…

В этот момент его внимание отвлекла надпись, бежавшая по выпуклой стене, отделявшей фонтан Коней Гелиоса от его же трех золотых дочерей, грациозно взлетевших над крышей. Буквы складывались в имена – его и Андреа. Детективу понадобилось какое-то время, чтобы понять, что две огромные буквы, написанные задом наперед, на самом деле представляют собой отражавшийся в стекле билборд компании «LG». Коукс поднял глаза и прочел заголовок новостей, без конца крутившийся под рекламой:

Толпа, двинувшаяся мимо него, чтобы перейти дорогу, вернула Волка к реальности. За несколько мгновений до этого транспортный поток остановился и киллер исчез в толпе. Засунув нож в рукав, Билл рванулся вперед, отчаянно пытаясь разглядеть лицо клиента среди моря черных зонтов. Небеса вдруг разверзлись. Оживленную улицу в мгновение ока заполнили крики туристов, оказавшихся не готовыми к такому развитию событий, и глухой шум обрушившейся на ткань воды.

Когда Волк добрался до известного на весь мир перекрестка, на него нахлынула еще одна человеческая волна. Стоя в свете печально известных экранов, ярко горевших в мрачном небе над головой, он вдруг понял, насколько уязвим. На него со всех сторон напирал плотный поток – там затаился человек, который был совсем не тот, за кого себя выдавал.

Билл запаниковал, врезался в толпу и побежал вперед, сшибая прохожих с ног в отчаянной попытке побыстрее отсюда выбраться. Нож детектив потерял, уронив его на мостовую, по которой без конца сновали ботинки и автомобильные шины. Куда бы он ни глянул, на него со всех сторон взирали враждебные лица. Волк выбежал на проезжую часть, помчался вперед, не отставая от неспешно двигавшихся автомобилей, и оглянулся назад – на преследовавшую его по пятам армию…

За ним шла смерть.