Глава 15
«Песочные часы»
Сознание вернулось, бой закончился, а приключения – нет.
Вместо того чтобы дать нам и себе заслуженную передышку, неистовый Литке продолжал пришпоривать коня новейшей истории Солнечной системы.
– Отряд, внимание! – каркнул он в эфир. – Господину Капелли явиться в жилблок и провести допрос пленного химероида, взятого господином Пушкаревым…
«То есть мной!» – отметил я с гордостью.
– …Господину Благовещенскому и господину Щенину – обезвредить боезаряды на рудовозах. Господину Уткину и господину Пушкареву – произвести сбор оружия визитеров, а также имеющихся при них Объектов.
– Не очень понял про Объекты, – сказал я, игнорируя субординацию.
– Имеются в виду артефакты, – ответил Литке сухо.
– Я прошу прощения, конечно, – вставил Тополь, – но мы с Костей не отличаем инопланетные артефакты от инопланетных боеприпасов. Как бы чего не вышло…
– Резонно, – Литке помрачнел. – Тогда так: господину Капелли присоединиться к господам Уткину и Пушкареву. А уже затем – явиться в жилблок для допроса химероида.
– Я постараюсь, – сказал Капелли. В голосе ксенобиолога переливалось черное море скорби.
Нет зрелища страшнее, чем мертвые инопланетяне.
Это говорю вам я, человек, которого мертвые земляне не пугают нисколько, благо видел я их десятки.
Еще в тот день, когда стальной смерч с борта разъездного аэрокатера Космодесанта КС-1 завалил химероида среди руин корпуса «Т», я сквозь отступающий морок цепочечного излучения успел на один миг увидеть обнаженную плоть визитера. Его умные злые глаза, скулы с нечеловеческим абрисом, носовая впадина в виде буквы W – всё это вызвало у меня глубинное, животное отвращение…
А в тот день на Марсе, выполняя приказ Литке, мне в обществе Капелли и Тополя пришлось целый час созерцать их отталкивающую анатомию, вдобавок испытавшую на себе всю мощь нашего гнева…
– Да, кровь химероидов кажется зеленой, – отрешенно комментировал Капелли. – Но это сейчас, когда она уже прореагировала с молекулами угарного газа в марсианской атмосфере…
– Это из-за крови их называют «зелеными человечками»? – спросил я.
– Не уверен… В норме кровь у них фиолетовая.
– То есть зеленые они, только когда мертвые?
– Эти – да. А вот «черные археологи», к примеру… – но Капелли не успел закончить. Его отвлек Тополь, точнее – труп химероида, которым тот прилежно занимался:
– Нет, Костя, это не трогай!!!
Рука Тополя замерла в одном сантиметре от неприятной крупной шишки на лбу мертвого инопланетянина.
Шишка была увенчана металлическим колпачком с ажурными краями. «Похоже на украшение», – подумал я, вспоминая хризалид с их стразиками и позолотой.
– Почему это?! – окрысился Тополь. Я давно заметил: он ненавидит, когда ему кто-то что-то запрещает; видимо, травма детства.
– В этой шишке у химероидов расположена цепочечная железа. Та самая, которая генерирует одноименное излучение. Проблема в том, что железа остается активной еще несколько часов после того, как угасает сознание индивидуума. Примерно как у людей растут ногти и волосы после смерти… Цепочечной железе, конечно, не хватает уже энергии генерировать постоянное излучение… Но дать разряд, да такой, чтоб тебя на часок-другой парализовало, она очень даже может.
– Разряд? Не надо нам такого! – Костя поспешно отдернул руку.
– А вот его наплечный контейнер следует полностью опустошить. Там попадаются интересные вещи, – продолжал наставлять Тополя Капелли.
Мы сообща перевернули труп, который, несмотря на малую силу тяжести, показался мне отлитым из чугуна (еще сказывались последствия кислородного обморока), и нашим взорам открылся короб в форме призмы с шестиугольным основанием.
– Он просто так открывается? Или пароль нужен? – попробовал пошутить Тополь.
– В качестве пароля я традиционно использую нож, – с этими словами Капелли достал предмет, на нож совершенно непохожий. На вид он скорее напоминал кастет. Хорош ножичек!
Капелли прикоснулся «кастетом» к коробу, как бы намечая линию будущего разреза. Помедлил мгновение – и сделал несколько энергичных взмахов. Инопланетный материал неохотно раздался, расступился в стороны, обнажая содержимое контейнера.
Десятка полтора предметов разной величины – от спичечного коробка до кирпича – дожидались нас в достаточно обыкновенной с виду выштамповке по пластику.
Капелли решительно высыпал содержимое короба на предварительно расстеленный кусок теплоизоляции.
– Это барахло… Это вообще сломано… А это еще тут зачем? – бормотал он. – А что тут у нас в футлярчике?.. Ого, «песочные часы»! Вот это находка! Хоть что-то хорошее в этот день… Зимин был бы рад.
Мы с Тополем встревоженно переглянулись. Подумаешь, радость – какие-то часы! Тем более – песочные.
Как по мне, взять бы время – да отменить. Вместе со всеми будильниками в шесть ноль-ноль, новогодними курантами под шампанское и часовыми бомбами…
Не переставая издавать восторженное кудахтанье, Капелли провел над «песочными часами» (которые и впрямь были очень похожи на наши, земные песочные часы) ряд манипуляций.
Открыл-закрыл миниатюрную дверцу в торце одной из сообщающихся колб (в глаза на миг ударил неожиданно яркий оранжевый луч), покрутил колбы друг относительно друга, зачем-то замерил на радиоактивность.
Завершил свои исследования Капелли так: набросал в стеклянную колбу марсианского песка.
В этот момент у меня зародилось подозрение, что наш товарищ занимается вещами абсолютно бессмысленными. В самом деле: а что, если горе помутило его разум? Ведь Зимин был его другом, а не просто каким-то сослуживцем!
– Что это ты делаешь, коллега? – спросил я с психиатрической елейностью в голосе.
– Проверяю, работает ли синтезатор, – проворчал Капелли.
– Ты же говорил, это часы, – не отставал я.
– Большинство Объектов получает в нашем ведомстве на удивление дурацкие названия, – вздохнул Капелли. – Да и не только Объектов. Взять хотя бы то же «цепочечное излучение»… Или «сотовый двигатель»… О-о… заработал!
Капелли распрямился и протянул нам с Тополем «песочные часы» – в его движениях сквозила ликующая гордость отца, демонстрирующего своего первенца обалдевшей от счастья родне.
– Спасибо. Но что нам с этим делать? – спросил я, принимая штуковину.
– Да разуйте же вы глаза, пожарники! – рассердился Капелли. – Вот же! Вот! Вода!
Я глянул в нижнюю колбу «песочных часов». Там и впрямь плескалось грамм сто аква дистиляты.
– Ну и что?
– А то, что я в верхнюю колбу положил песок. А в нижней образовалась вода! Трансъядерное превращение! В портативном приборе!
– Алхимия? – проявил догадливость я.
– Она самая! – Капелли сиял.
В коробах других химероидов нашлось еще шесть таких точно «песочных часов».
– Это была диверсионная группа. Поэтому каждому дали по синтезатору, – пояснил Капелли. – Вообще, это редкая удача. Литке будет просто в экстазе! А уж снабженцы в Комитете…
– А что еще он умеет синтезировать? Золото может?
– Витамины группы А, витамины группы Б, селен, цинк и воду. А еще медицинский гель и питательный гель.
– То есть он делает еду из ничего?
– Не из «ничего», а из сырья. И не еду, а дрянь. Ты этот их питательный гель не станешь есть, даже умирая от голода. Он ядовитый и воняет хуже сероводорода.
– Главное, чтобы химероидам нравилось, – зачем-то сказал я.
С роботизированной тачкой, полной боевых трофеев, или, как наверняка сказала бы резвая младость, «лута», мы уже в густых марсианских сумерках подошли к жилблоку, обезображенному атакой химероидов.
На том месте, где раньше располагался аккуратный террариум воздушного шлюза, теперь скалились почерневшие клыки – всё, что осталось от алюминиевого силового набора. Следивший за нами кибернетик Благовещенский, едва смиряя раздражение, проворчал:
– Неправильно идете. Мы здесь всё заварили изнутри… Я говорил уже!
– Извини, – вздохнул Капелли. – От усталости мозги набекрень.
– Входите через аварийный выход! Знаете где?
– Я знаю. Проведу, – поторопился заверить Благовещенского Тополь.
У меня, дорогие мои друзья и мутанты, за годы вредной для здоровья работы в Зоне Отчуждения развилась колоссальная сталкерская интуиция. И вот уж не знаю почему – наверное, от многочисленных контактов с инопланетными артефактами, – в ту минуту моя интуиция впала в истерику. «Опасность!», «Нельзя идти к аварийному выходу!», «Это ловушка!».
Голосила она так пронзительно, что я даже остановился, пропуская вперед Тополя с Капелли. Обвел цепким взглядом параноика весь форпост.
Ну, где угроза? Где?
Серый скат крыши.
Белый глянец стены.
Шесть изувеченных инопланетян лежат как штабель дров. Кто-то, может, шевельнулся? Может быть, кого-то недострелили?
Нет, лежат ровно, как и положено жмурикам.
А сбоку от них точно так же, рядком, выложены все инопланетные заряды взрывчатки, снятые нашими с рудовозов…
Кстати, кто приказал их вот так вот выложить? Ведь достаточно одного выстрела, чтобы эта пенистая субстанция разнесла пол-Марса! Или все-таки недостаточно? Моя паранойя была не особенно компетентна в этом вопросе.
– Пушкарев, ты что там, заснул? – послышался тревожный голос кибернетика Благовещенского.
– Слушай, а это нормально – заряды вот так оставлять? – спросил я. – Ну, которые с рудовозов?
– Их Щенин обезвредил. Снял взрыватели.
– А-а…
Волевым усилием я заставил себя перестать думать о плохом и потащился вслед за Тополем.
В жилблоке было светло, тепло и… человечно.
Да-да, человечно!
Несмотря на то, что при монтаже кают-компании не было задействовано ни одного представителя вида хомо сапиенс, спроектировано всё было настолько ладно и дальновидно, что простое следование программе – а следовали ей, понятно, роботы, распаковывавшие и собиравшие детали воедино, – дало неплохой результат.
Увидев эти милые интерьеры – с роскошными искусственными пальмами и цветущими лианами, псевдокожаными диванами и пейзажами а-ля озеро Селигер на закате, – я невольно вспомнил мою двенадцатую по счету девушку, дизайнера интерьеров Марусю, ее белую грудь и белые ноги. Маруся любила повторять: «красоты много не бывает» и «клиент к цветному тянется». Разговоры эти она вела за сигареткой «после», так что сознание мое заполнилось всяким-разным…
Увы, Литке беспардонно отвлек меня от этих приятных медитаций.
– Долго возились, друзья мои, – как и все работники органов, шеф был сверхтребователен к подчиненным.
– Были обстоятельства, – уклончиво ответил Капелли. – Но результаты того стоили!
Однако Литке как будто его не услышал.
– Да-а, устроили нам эти уроды аврал, – сказал он, глядя сквозь Капелли. – Вдумайтесь только: через неделю с небольшим прибывает экспедиция! Девять космонавтов! Для них всё было подготовлено в самом лучшем виде! Три года строили! И вот на тебе! Пришли эти паскудники и распистонили бак с водой!
– Но его же вроде чинят уже, – Капелли указал на иллюминатор, за которым сверхновыми вспыхивали огоньки сварки в стальных клешнях роботов.
– Да дырки-то они залудят, понятно, – отмахнулся Литке. – Но вода из бака уже вытекла… Что наши космонавты со «Сварога» пить будут, когда прилетят? Где взять воду?
В голосе Литке слышалось беспримесное отчаяние. Притом отчаяние не по поводу того, что он лично понесет наказание (что было более чем вероятно), а, так сказать, глобальное, метафизическое разочарование от столкновения с абсурдом жизни. Чувствовалось, что нашего шефа убивает именно несправедливость произошедшего.
– По поводу воды вы доклад мой дослушайте до конца, Густав Рихардович, – сказал Капелли вкрадчиво. – Мы собрали семь «песочных часов». Из них шесть в полной исправности. Прекрасно синтезируют воду прямо из местного грунта. Вот ее-то космонавты пить и будут.
– Ну что за фантазии? Дай бог, чтобы нам ее с тобой на попить хватило – той воды. Ты же производительность «песочных часов» знаешь?
– Но все же это лучше, чем ничего, – сник Капелли.
– Да куда же лучше?! – вспылил Литке. – Андрей, ну сам посуди! Это официальные космонавты! Они вообще ни о чем знать не должны! Для них все сегодняшние разрушения придется объяснить плотнейшим метеоритным потоком! Вот таким вот новым потоком! Неизвестным ранее науке! А ты предлагаешь выставить перед ними агрегаты инопланетного вида, работающие на неизвестных земной науке физических принципах, и сказать: «Пейте, дорогие. Это новое изобретение пищевых технологов московского пивзавода»!
Капелли пожал плечами.
– Ну, есть же Протокол о Чрезвычайных Обстоятельствах, – промолвил он флегматично. – И потом, нашей космонавтике всегда был свойственен некоторый… хм… прагматизм. Вспомнить тот же лунный носитель Н-2…
– С последним, так и быть, соглашусь, – неожиданно пошел на попятную Литке. – Эх, если бы каждый такой синтезатор хотя бы канистру в день давал!
– Послушайте, а что, если… – вдруг заговорил Тополь. Все сразу посмотрели на него – вот так запросто вмешиваться в разговор старших разрешалось только с очень-очень ценными идеями. – А что, если попросить у хризалид снова попользоваться их телепортером? Чтобы они, значит, нам тонн двадцать водички телепортировали. В несколько приемов. Как вам мысль?
Литке и Капелли в ответ промолчали. Переваривали.
– А что? Можно ведь и так, – вдруг согласился Литке. – Схожу-ка в центр связи, поговорю со Скобарем…
Я поглядел на Костю с одобрением: голова!
Несмотря на всеобщий решительный настрой, тем вечером уже ничего значительного не случилось.
Капелли не смог толком разговорить химероида – у того, видите ли, наступал обязательный девятичасовый цикл сна и борьбы с этим не было никакой, только ждать.
Что же до Литке, то двухсторонний интерактивный сеанс связи с Центром установить не удалось. Загадочный и могущественный господин Скобарь был на совещании, и не где-нибудь, а в Кремле, и на Литке с его злобесными химероидами ему было, похоже, положить с прибором.
В общем, шеф был вынужден ограничиться отправкой стандартной шифровки, после чего нашу группу ждала программа имени солдата Швейка: «варить гуляш, испражняться и спать». Впрочем, после ужина Литке внес в нее одно приятное дополнение: разрешил по сто грамм антистрессового коньяка.
Сто грамм для меня – как для слона дробина. Но даже сто – это лучше, чем ноль.
Перед сном меня, как обычно, потянуло на разговоры с Тополем.
– Как думаешь, скоро домой? – спросил товарища я.
– Да хэ зэ, – со свойственной себе прямотой отвечал Костя. – Главное, я совершенно не пойму, чем, при помощи чего они планируют отправить нас отсюда на Землю. Телепортер – он односторонний, а больше ничего в их распоряжении вроде бы и нет… Может быть, они за нами какую-нибудь летающую тарелку пришлют? На которой первый раз сюда летали? Как там Литке сказал… Этих… Ящеров-волков?
– Волкоящеров. Да, неплохо бы… Но что-то мне подсказывает, что если наши первый и последний раз прилетали сюда в 2017 году, то с кораблем волкоящеров не всё так гладко.
От этой, извините, аналитики лицо у меня настолько помрачнело, что Тополь был вынужден прибегнуть к старому испытанному средству. Он дотянулся до угла каюты (да-да, именно дотянулся, каюта-то была размером с купе поезда, и потому вставать с койки ему не пришлось), где стоял его лазерный автомат.
Взяв оружие в руки, Костя ловко вскрыл нишу в прикладе, где положено было хранить внушительных размеров пенал с принадлежностями – то есть с инструментами для разборки и чистки оружия. Вместо пенала из ниши выглядывала цилиндрическая фляжка. Костя достал ее и протянул мне.
– Что это?
– Ты как маленький, чесслово, – Тополь ухмыльнулся.
Так мы выпили еще по сто и уже после этого заснули сном двух праведников. Первый вечер на Марсе можно было засчитать условно удавшимся.
