Глава 38

Князь насвистывал этот знакомый мотивчик известной песни на слова Киплинга, переложенной на русский лад.

Как всегда – песня была в тему. Мы уходили перед самым рассветом. Отчаянный вертолетный десант должен был свалиться на головы моджахедам и сойтись в схватке не на жизнь, а на смерть.

Десант – это работа грубая, лицом к лицу с противником. Поймав кураж схватки, нужно идти вперед через град пуль, вспухающие бутоны разрывов, уничтожать все на своем пути. И умирать самим. Это не наша спецназовская тонкая интеллигентная работа, когда твоя жизнь зависит больше от детального расчета и виртуозного исполнения планов. Десант – это когда пуля дура, и она по своему разумению продырявит хоть матерого вояку, хоть зеленого салагу. Поэтому я не любил такие мероприятия, хотя и приходилось в них участвовать. Мне куда ближе привычные заброски в тыл противника, внедрения, тихие ликвидации и громкие диверсии.

Нас никто не кидал в этот решительный бой. Наоборот, нам объяснили, что мы сделали свою часть работы и теперь можем с чистым сердцем и спокойной душой отдыхать.

Я собрал свою группу и объявил:

– Дело не доделано. Мы можем остаться в стороне. Хотя я считаю, что наш долг – проконтролировать завершение операции.

Ни один из моих бойцов даже не заикнулся о том, что я, такой негодяй, готов снова их кинуть в мясорубку, да еще и призываю заняться несвойственной работой. Они тоже прекрасно знали, что все концы надо зачистить. Притом своими руками, чтобы потом не думать над тем, а все ли доделано. Единогласно постановили – идем.

Когда я объявил о своем решении руководству, мне снова настоятельно порекомендовали не суетиться, предоставив грубую работу другим. Оно понятно – моя группа стоит куда дороже десантного батальона, а иногда и целой армии – в зависимости от ситуации. Жечь уникальных специалистов в атаках на укрепленные позиции противника – безумное расточительство. Но только мы не на базаре. И война диктует свои правила, свою мораль, свое понятие долга. И генерал Шабанов это прекрасно понимал, поэтому, скрепя сердце, дал согласие на включение нас в состав десанта.

Штурмовые группы были собраны из элитного отдельного полка сирийских коммандос и наших бойцов седьмой десантно-штурмовой горной дивизии ВДВ, которые втихаря успели повоевать в Сирии на важных направлениях и отлично проявили себя в боях.

Песчаный Лев против своего желания сильно помог нам. По его приказу моджахеды отвели технику с основных огневых позиций, так что город она теперь гарантированно не накроет. Но если имеющийся боезапас рванет даже в горах, то последствия будут серьезные, хотя и несоизмеримые с теми, которые планировались нашими недругами. Поэтому приказ был отдан десанту однозначный: «с потерями не считаться, ни один из снарядов с химической начинкой не должен взорваться».

Мы заняли свои места в «Ми-8». Винтокрылая машина завибрировала, прокатилась немного по взлетной полосе и взмыла вверх. Я с усмешкой разглядывал моих парней, экипированных и вооруженных по всем нормам и правилам. Теперь из оружия у нас имелись снайперская бесшумная винтовка «винторез», ручной пулемет, автоматы, гранаты различных систем, в общем, есть чем себя показать. В бронежилетах, касках с масками, с компактными рациями мы могли бы сниматься в Голливуде в роли инопланетян-агрессоров. Ребята от тяжелой экипировки отказывались – мы к таким излишествам не привыкшие. Когда уходишь в поиск, где каждый грамм на счету, так нагрузиться может только сумасшедший. Да, броня давала некоторую защиту, но терялись стремительность и натиск, что порой важнее. Однако сейчас я настоял на тяжелом оснащении. Пуля-дура, а кевлар-молодец. Мне нужно сохранить группу, и терять кого-либо на последнем этапе я себе позволить не мог.

Какой-то умник из сирийских генералов на полном серьезе предлагал оснастить штурмовиков противогазами. Ну как втолковать балбесу, что от современных отравляющих веществ противогаз – это такая же надежная защита, как газетный лист от картечи. Тысячная доля грамма на кожу – и вот тебе безоговорочный каюк во всей красе. И спасения нет. Боевая химия не оставляет жалкому, жестко структурированному набору белков, которым по сути является человеческое тело, никаких шансов на дальнейшее функционирование. Грамм никотина убивает лошадь. А грамм боевого отравляющего вещества запросто прибьет целый полк. Можно еще извратиться и одеть всех в общевойсковой защитный комплект – ОЗК. Это такой хороший способ сделать из бойцов мишени, потому что в этом резиновом скафандре десантироваться и воевать в наступлении могут только сумасшедшие самоубийцы или профессиональные клоуны.

Вертолеты месили винтами иссякающую ночь, готовившуюся встретить рассвет. В транспортных вертушках ждали своего часа десантно-штурмовые группы. Снискавшие еще в Афгане грозную славу летающие танки «Ми-24» готовы были обеспечить огневую поддержку. Где-то в высях парили штурмовики, способные сровнять с землей любой объект. Истребители прикрывали нас от атак с воздуха – мало ли что взбредет в голову военным из сопредельных недружественных государств, а «МиГ-29» способен остудить любого.

Князь дремал – вот человек без нервов. У Рада нервы были, и, успокаивая их, он возился с новым тактическим планшетником. Утес с Беком сидели рядом и время от времени о чем-то перешептывались. Стена между ними наконец-то осыпалась. И можно считать, последний очаг напряжения ликвидирован, группа крепко сцементирована. Все уверены друг в друге на тысячу процентов. Каждый готов жить или умереть во славу главного божества спецназа – боевой задачи.

Вертолеты почти прижимались к земле, заходя на точку выброски. Перед этим и артиллерия, и авиация прилично пошумели по окрестностям – бессистемно и массированно. Вертушки тоже несколько часов кряду ныряли в горах то тут, то там. Цель у этой прелюдии была одна – рассеять внимание басмачей, отвлечь их от реально высаживаемого десанта и обеспечить ему хоть какую-нибудь внезапность.

Уже светлело, когда мы выпрыгивали из низко зависших вертолетов на землю, больно ударявшую по подошвам. Вперед, в неизвестность, в огонь. Привет, моджахеды! Не ждали нас? «Десант внезапен, как кара божья, непредсказуем, как Страшный суд».

«Восьмерки» выбрасывали десантников и тут же уходили прочь. Им еще забирать нас обратно, когда на нас навалятся басмачи со всех окрестностей. Артиллерия, вертолеты огневой поддержки планировалось использовать только в крайних случаях – а то, не дай бог, рванет химбоеприпас. Работать будем осторожненько – пулей да штыком.

Местность была горная, сильно пересеченная, почти без растительности. Мы рванули через скалистый гребень, за которым расположилась позиция противника. И я метнул гранату в ту сторону, где заметил среди камней шевеление. Бахнуло знатно – парой басмачей меньше!

В этих выветренных пустынными ветрами причудливых скалах было полно пещер, которые воины ислама активно использовали для своих нужд, в том числе под склады и убежища. Моджахед – вообще норный житель. Он доказал это и в Афганистане, и в Ичкерии. И доказывает теперь здесь…

Мы двигались стремительно. Пока басмачи пытались сообразить, что к чему, десантники задавили две огневые точки и неумолимо рвались вперед.

Бой разгорался. Затрещал справа и сверху вражий пулемет. Загрохотали гранаты. Трассеры прочерчивали воздух. Эфир шуршал обрывками приказов: «Девятый, задави на хрен этот пулемет», «Пятнадцатый, восемнадцатый, вперед! Быстрее, пока они не переполошились!», «Седьмой ранен!»…

Вперед. Быстрее. Не зевать. Мы взбирались по склону, и камни с песком осыпались под подошвами. Нельзя позволить обороняющимся перевести бой в позиционную стадию. Не считаясь с потерями, надо давить их натиском.

Даже самыми подготовленными бойцами такая кровавая сшибка лицом к лицу воспринимается как хаос. Невозможно охватить ее разумом изнутри. Ты видишь только свою узкую полосу. И перед тобой твоя цель. Замечаешь врага – лупишь по нему! Захватываешь выгодную позицию! Лупишь снова! Главное – не зевать и держать темп, иначе сомнут. И иногда необходимо оглядываться на соседей – живы ли они и нуждаются ли в помощи. Но главное – это твоя цель.

Мою группу, державшуюся вместе, прижал к земле душманский пулемет. Его заглушили подобравшиеся с другой стороны десантники выстрелами из подствольных гранатометов. Потом по нам рубанули из миномета. Рядом со мной рухнула на землю пара десантников. Меня шарахнуло вскользь осколком по спине – удар был сильный, но, спасибо кевлару, шкура не попорчена. От близкого взрыва звенело в ушах, но контузия не сильная, работе не мешает. Зато группа в полном составе вышла к цели.

А цель проста – вон та пещера, которая была указана Песчаным Львом и отпечаталась на снимке с беспилотника. Именно в ней должны ждать своего часа снаряды с химической начинкой.

Рядом рухнул сирийский коммандос, сбитый с ног тяжелой пулей. Но мы уже были на вершине склона и, укрываясь за камнями, готовились к броску.

Вход в пещеру представлял собой арку, в которую при желании можно было въехать на осле. Туда вела узкая протоптанная тропа, по обе стороны которой были навалены булыжники. За такими же булыжниками, сваленными около арки, располагалось пулеметное гнездо, прикрывавшее подходы. Там был целый пулеметный расчет!

Пулеметчик, заметив движение, высадил длинную очередь. Пули прошли над головами, прижимая нас к земле. Нам осталось меньше полусотни метров – но это открытое простреливаемое пространство…

Утес бросился в сторону. Запрыгал по камням. Едва не упал – по кевлару чиркнула пуля. Но он уже забрался на осколок скалы и с ходу, мастерски, ссадил моджахеда-пулеметчика. Поменял позицию и еще двумя выстрелами добил оставшихся моджахедов. Одна пуля – один труп. Талант!

Путь открыт!

Я уже приподнялся, делая знак – за мной. Но тут справа опять заколотили очереди, и пришлось снова прятаться. Группа моджахедов – человек десять-пятнадцать, сразу не различишь, – ринулась по склону в нашу сторону, вопя привычное:

– Аллах Акбар!

Еще откуда-то слева нас норовили срезать из автоматов.

Мясорубка, черти ее дери!

Что делать? Время уходит!

– Ну, спасибо, братцы, – прошептал я, когда десантники, отчаянным рывком занявшие господствующую высоту, отсекли мчащуюся на нас группу басмачей и связали ее перестрелкой.

Так, похоже, проскочим.

– Наш выход, братцы! – азартно воскликнул я.

И ринулся вперед.

В пещере возникло движение, и я на ходу рубанул парой коротких очередей. Послышался крик. Движение исчезло.

Поверх головы опять пропели пули – в нас откуда-то продолжали ожесточенно и не слишком метко палить, и спасти могла только скорость.

До цели тридцать… двадцать… десять метров. И мы еще живы!

И вот я прижимаюсь к скале. А слева арка входа. Здесь мертвая зона. Здесь нас никто не достанет.

Ну, работаем!

Князь швырнул в пещеру светошумовую гранату. Сверкнуло, загрохотало. Теперь вперед.

Мы просочились в своеобразную «прихожую» – низкий длинный зал, в потолок которого местами упираешься затылком. Я тут же добил мычащего, трущего обожженные глаза басмача. Князь дострелил второго. На полу валялось еще одно тело – это тот, которого я снял на бегу.

Задерживаться нам здесь нет резона. Наш путь лежит вперед, в следующую, более просторную пещеру. Она уже в глубине горы, там темно. И там нужно быть очень аккуратным, чтобы шальной пулей не вызвать местный «конец света». Я перевел предохранитель на одиночные выстрелы.

Бек рванулся вперед. Бросил светошумовую гранату в проем. Хорошо, что от «светлячка» ничего не сдетонирует. Зато мы сможем ликвидировать ослепленных противников.

Еще одна граната вслед за «светлячком» – это «лампа», она горит три минуты, освещая помещение. Этого времени нам хватит с лихвой.

Мы заскочили в следующий зал. Над ухом просвистели пули – похожий на болотного черта, низенький, всклокоченный, изрыгающий проклятия моджахед дал по нам очередь из короткоствольного пистолета-пулемета. Слава богу, не видя ничего перед собой, промазал. В ответ я срубил его двумя пулями.

И застыл как вкопанный.

В центре зала на коленях стоял широкоплечий до уродливости человек с окладистой бородой, в чалме. Судя по всему, это и был тот самый Хикмат, замещавший здесь Песчаного Льва.

Его ладонь лежала на небольшом коричневом кубике подрывной машинки, провод от которой шел к штабелям заминированных ящиков. Вот они, те самые проклятые химические боеприпасы.

– Сейчас взорву все! – заорал моджахед.

Он глядел на нас слезящимися глазами, моргал, но, судя по всему, вспышка его затронула не так сильно, чтобы он не видел ничего.

– Что ты хочешь, Хикмат? – спросил я.

Тот непонимающе покачал головой.

– Что хочешь?! – заорал я со всей мочи, пытаясь пробиться через его ватную оглушенность.

По-моему, он так и не услышал меня, но требования выразил коротко и ясно:

– Уходи, шелудивый пес! Уходи!!!

Конструкция подрывной машинки была такая, что, срывая предохранитель, вдавливаешь клавишу и ждешь нужного момента, а потом просто отпускаешь руку – и идет срабатывание. Если басмача сейчас пристрелить, ладонь соскользнет с клавиши, устройство активизируется – и поминай, как звали. Тут у нас будет без вариантов – увидим, как выглядит он, наш личный, данный нам богом и судьбой кирдык. Погибнем мы. Погибнет моджахед. Погибнут еще очень многие, когда химическая смерть вырвется наружу, выползет из этой пещеры, стелясь туманом по окрестностям. Отравы здесь хоть залейся – всем хватит.

Я сделал шаг назад, демонстрируя, что готов пойти на предлагаемые условия.

Что дальше? Уговаривать негодяя? Он все равно ничего не слышит. Пристрелить не получится. Навалиться на него, прижать руку и выбить из него дух – слишком большая дистанция. Вот же ерики-маморики! Так по-глупому споткнуться на финише…

Я посмотрел на извилисто ползущий кабель подрывной машины. И возникла одна идея.

– Уходи! – вновь заорал моджахед, и рука его вздрогнула – уф, чуть не сработало.

Любые идеи ценны ровно настолько, насколько ты способен их воплотить. У меня будет только одна попытка. И процент удачи не слишком велик. Все будет зависеть от одного-единственного выстрела. Готов я к этому?..

Я не успел ничего сделать. Мне просто не дали…

Мелькнуло змеей что-то узкое, серебристое. Я понял, что это лезвие кинжала…

Да, бросок был мастерский. Брошенное Беком лезвие рассекло провод в единственном месте, где это было возможно – когда он тянулся на ящики и пребывал в подходящем ракурсе, чтобы его можно было рассечь летящим кинжалом. Этот бросок превратил пусковое устройство в руках моджахеда в бесполезную коробку.

– Не стрелять! – крикнул я, удержав палец на спусковом крючке. – Хикмат нам еще пригодится!

Я подскочил к трясущему несработавшую подрывную машину моджахеду и ударом кулака отключил его.

Не надолго и не слишком сильно. Должен же он нам сказать, не припрятана ли в окрестностях еще парочка боеприпасов с химической начинкой…