Глава 10
ДЕЛА УЧЕБНЫЕ, И НЕ ТОЛЬКО…

Дни мелькали, словно в волшебном калейдоскопе, цветные, яркие, суматошные. Занятия начинались рано утром и продолжались до самого вечера, и зачастую сил хватало только на то, чтобы добраться до комнаты. Благо домашних заданий пока не было — все нужное отрабатывали на практических занятиях, на которые преподаватели не скупились, загружая нас по полной.

Но я и не думала жаловаться. Было весело, интересно, да и наша группа благодаря мастеру Ривенсу стала на редкость дружной и сплоченной. Даже рыжая модница Шейли, невзлюбившая меня в самом начале, при ближайшем рассмотрении оказалась неплохой девушкой. Со своими заморочками, конечно, но у кого их нет?

К затяжным осенним дождям переходы между корпусами все-таки отремонтировали, и ходить на занятия стало гораздо приятнее и, что немаловажно, ближе. Это дарило несколько дополнительных минут сна, а еще можно было, присев на подоконник с чашкой ароматного чая, созерцать будущих боевых магов, каждое утро при любой погоде бегающих вокруг Школы. Нередко к ним присоединялись старшекурсники-некроманты, причем самым ярым поклонником утренних пробежек являлся белобрысый Рэм.

Встречались мы часто — парень помогал мастеру Ривенсу на практических занятиях. Вообще, наставник (о да, после случая с уборкой я наконец-то это признала) довольно-таки активно привлекал к процессу нашего обучения студентов третьего курса. Мы разбивались на группки, во главе которых стояли старшие ученики, и «весело и с песней», как выразился однажды Алтэк, отрабатывали задания. К счастью, ничего жуткого пока не происходило, все наглядные пособия, за очень редким исключением, представляли собой мастерски сделанные муляжи, которые не могли ожить и кого-либо покусать. Ривенс предпочел бы более натуральный материал, но, к нашему счастью, издевательства над первокурсниками были жестко ограничены, и ему приходилось довольствоваться малым.

В отличие от мастера, Рэмион не был стеснен рамками учебной программы, а еще играючи мог найти общий язык с кем угодно. С Алтэком он спелся подозрительно быстро, снабжая его собственноручно добытым учебным материалом. И все бы ничего, но Ал по какой-то ведомой лишь ему причине записал меня в друзья и делился со мной всем нужным и ненужным, столь восторженно сияя глазами, что у меня не хватало мужества остудить пожароопасный энтузиазм. В результате впечатлительная Лана частенько наотрез отказывалась заходить в нашу комнату, ибо то, что приносил неугомонный однокурсничек в банках из-под соленых огурцов (а нередко и вместе с оными), озадачивало даже меня. Очень скоро мой ужас перешел в несколько нездоровое любопытство, и на Ланкин гневный вопрос, зачем мне все это надо, я лишь пожимала плечами. И увлеченно рассматривала очередную преподнесенную Алом заспиртованную пакость, пытаясь идентифицировать ее с помощью учебников и толстенных справочников, как взятых в обычной библиотеке, так и выпрошенных у сурового книжного. Мне было интересно, и этим все сказано. Понятия не имею, не испарится ли энтузиазм, когда придется препарировать всякую нежить, но так далеко я старалась не загадывать.

Да и некогда было, потому как учеба не ограничивалась одной лишь некромантией, любимой аж до зубовного скрежета. Новые предметы, новые знания, новые навыки… Все требовало максимальной отдачи времени и сил.

Травоведение вела мастерица Янка, жизнерадостная, подвижная и яркая молодая женщина, пугающим блеском в глазах напоминающая Алтэка. Травки я уважала только в салате, супе или же в заваренном виде, а булькающее зелье со странным запахом, клубящиеся в стеклянных трубочках подозрительного цвета дымки, желеобразная масса, спонтанно отращивающая ложноножки, совершенно не внушали доверия, более того — приводили в ужас. А тяжеленный учебник по травоведению навевал еще и смертную тоску. Мастерица Янка же была настоящей маньячкой своего дела и искренне считала, что таковыми являются все без исключения студенты. Ну, по крайней мере, насчет Шейли она не ошиблась — рыжая пришла в неописуемый восторг от открывшихся перспектив по изготовлению духов, притираний и косметики, не говоря уж о приворотных зельях. На ком именно будут опробованы последние, лично я не сомневалась. Как и в том, что травки безобидны только с виду… После первого же практикума, когда наша группа буквально выползла из заполненной едким дымом лаборатории, пытаясь откашляться и протереть слезящиеся глаза, я поняла, что в жизни есть кое-что пострашнее некромантии с не вовремя оживающими наглядными пособиями. После нее, по крайней мере, по коридорам не шастают рогатые синие белки повышенной пушистости…

Зато история магии мне очень даже нравилась. В свое время перекормленная мировой и отечественной историей, я, усевшись в заднем ряду и подложив под голову пестрящий датами учебник, без зазрения совести спала. Мастерица Эрлина, худая молодящаяся женщина, обладала на редкость занудной манерой изложения, что в совокупности с тихим невыразительным голосом давало потрясающий снотворный эффект. Вечерами же, мучимая призраком далекой, но неотвратимой сессии, я доставала внушительный том, храбро открывала его… и засыпала после прочтения пары абзацев, уронив злополучную книгу на пол. Добросовестная Ланка только вздыхала, качала головой и трудолюбиво выписывала имена, даты и события на листочек, наивно надеясь их запомнить.

После тоскливого перечисления покрытых пылью веков деяний приходил черед не менее пыльных фолиантов, посвященных основам астрономии и астрологии. Привет, бессонные ночи и слезящиеся от пристального вглядывания в темные небеса в попытке разглядеть во-о-он ту замечательную звездочку глаза! Я люблю ночь, люблю звезды, но, когда необходимо чертить сложные схемы, основываясь на характеристиках небесных светил и особенностях их движения, расположения и свечения, любовь уходит, громко хлопнув на прощанье крышкой черепа. Наутро после таких занятий казалось, что вместе с собой она забрала и все здравые мысли, оставив лишь парочку невменяемых и пугающее эхо от их робких перешептываний.

А вот на страноведении я просто отдыхала. Нет, не спала, но и особо не следила за ходом мысли преподавателя. Высоченный, сухощавый и надменный мастер Ипполит являл собою образец элегантности и напыщенности, здорово напоминая одновременно павлина, индюка и батюшкиного советника Никодима, что меня немало веселило. Все-таки не зря дворцовые учителя тратили время, и хотя бы насчет этого предмета волноваться не стоило. А вот Тэку страноведение вгоняло в уныние, да и Нечай, веснушчатый долговязый паренек, никак не мог взять в толк, зачем нам эти сомнительной ценности знания. Пафосные речи Ипполита о повышении культурного уровня не впечатлили даже Ланку, пришлось в перерыве, сдерживая смех, пояснить однокурсникам, что чародей должен хорошо ориентироваться в современном мире… хотя бы знать, в каких его уголках магов до сих пор почитают за отродья Тьмы и забивают кольями без суда и следствия. «Мотивация — великая вещь», — решила я, глядя на заметно приободрившихся соучеников.

Общая магия, на которой нам усердно втолковывал главные принципы чародейства сам директор, ни у кого не вызывала ни зевоты, ни особых восторгов, зато боевая магия не оставила равнодушной мужскую половину нашей группы.

Какие мысли обычно возникают при словосочетании «боевой маг»? Крепкий накачанный мужик, с ног до головы обвешанный оружием, не так ли? Что ж, недалеко от истины. А «боевая чародейка»? Лично мне эта особа представлялась высоченной да мускулистой тетей с суровым, но прекрасным ликом, обряженной в кожаные доспехи, больше похожие на довольно-таки откровенный купальник. И не надо говорить, что у меня больная фантазия! В комнате старшего братца висит изображение одной такой магички, в дополнение ко всему сказанному обладающей буйными, развевающимися на ветру кудрями цвета бешеной морковки.

Мастерица Краснояра разрушила мои представления о боевых магичках. Молодая и невысокая, очень хорошенькая. Гибкая фигурка затянута в скромный, удобный брючный костюм. Светло-каштановые волосы заплетены в аккуратную косу. В серых глазах — максимум лукавства и задора и минимум суровости.

В отличие от драгоценного наставника, мастерица Краснояра относилась к теории с большим уважением, не спеша переходить к практике.

— Количество теоретических знаний рано или поздно переходит в качество практических навыков, — любила повторять она в ответ на недовольное бурчание уставших записывать ценную информацию студентов. — Это фундамент, и от его прочности будут зависеть ваши дальнейшие успехи.

Мои личные успехи в боевой магии сводились пока что к нехитрому умению зажигать свечи — на создание так называемых светляков меня не всегда хватало. Зато Ратибор, которого я при первой встрече опрометчиво записала в кузнецы, явно нашел свое призвание. Все, показанное Красноярой, удавалось ему сразу, вызывая искреннюю радость мастерицы и завистливые вздохи соучеников.

Я вздыхать пока не торопилась, твердо решив поднапрячься и приручить оказавшуюся не такой простой науку. Для своих экспериментов я облюбовала огромный задний двор Школы, где располагались тренировочная площадка со снарядами, столь любимыми студентами, особенно старшекурсниками, дорожки, по которым нас гоняли в начале каждого, даже теоретического, урока боевой магии, и небольшая рощица для прогулок и отдыха.

На гладко оструганном бревне неподалеку от площадки я и усаживалась, обложившись конспектами и настроившись на рабочий лад. Естественно, если не было дождя.

В тот день его и не было. Светило солнце, в изрядно поредевшей золотой листве пели пригревшиеся пташки, а в воздухе пахло неповторимым осенним духом, от которого одновременно сжималось сердце и хотелось смеяться, радуясь каждому мгновению жизни. Последняя, между прочим, стала еще более прекрасной с тех пор, как второкурсников-некромантов отправили на полевой выезд. Если учесть, что среди них числились Нарл и Ёж, то моя радость была более чем понятна.

Эта парочка стала еще одной причиной моего желания разобраться в боевой магии — вечно выезд длиться не может, скоро состоится и торжественный въезд, а мне больше не хотелось совершенствоваться в беге и искусстве маскировки. Ну вот ни капельки.

Из очередных раздумий над особо заковыристым заклинанием меня вывело сердитое восклицание незаметно подкравшейся подруги:

— Вик, ну скажи, долго еще будет продолжаться это безобразие?!

— Какое? — с трудом отрешившись от насущных проблем, подняла глаза я.

— Твой Ал снова притащил в комнату какую-то пакость! — передернувшись, пожаловалась Лана.

— Во-первых, он — не мой, а общий, — фыркнула я, с грустью поняв, что позаниматься вряд ли удастся, — во-вторых — почему сразу «пакость»? Он, между прочим, приносит ценные наглядные пособия…

— На которые лично я могу и на практикумах наглядеться! — нахмурилась Ланка. — Неужели обязательно делать из нашей комнаты подобие Лионовой лаборатории?!

— До нее нам еще далеко, — рассеянно пробормотала я, припомнив, что именно стоит на полках потайной комнатки той самой лаборатории, куда нас с Алтэком не так давно провел Рэмион. Уж не знаю, с какой именно целью — то ли пробудить интерес к профессии, то ли, напротив, окончательно его отбить. Если последнее — то это почти удалось.

— Зато мне до нервного срыва близко, — тяжело вздохнула Лантэлия, присаживаясь рядом.

Я неопределенно пожала плечами, задумчиво покусывая карандаш и наблюдая за очередной тренировкой старшекурсников. Лучше б не смотрела. В такие моменты я особенно четко понимаю, что толкового мага из меня не получится, ибо о такой гибкости, выносливости и силе остается только мечтать. Или же — нарабатывать, не пропуская тренировки и не пренебрегая утренними упражнениями, одна мысль о которых навевала тоску и желание зарыться поглубже, чтоб никто не откопал. Даже некромант. Особенно некромант!

В рощице отдыхала вторая группа нашего курса. Трое парней и одна долговязая девица, расположившись прямо на пожухлой травке, что-то весьма бурно обсуждали.

«Особая группа», — ухмыляясь, пояснил Рэмион однажды. Студенты с очень слабым даром, но очень богатыми родителями, с какой-то стати возмечтавшими о магической карьере для своих чад. Чудес там, конечно, никто не ждал, но развить дар до среднего уровня наши преподаватели могли, а что не всегда хотели — это мелочи. Школу да студентов на что-то содержать надо, а государственные пожертвования для этих целей более чем скромны.

Мои щеки тогда пылали знатно. У меня был весомый шанс попасть в особую группу, папочка не поскупился бы. Я наконец осознала, насколько мне повезло, и с удвоенным рвением взялась за учебу. Не хотелось бы расслабляться только от того, что есть дар, на котором не всегда можно выехать, и потерять все на первой же сессии из-за банальной лени.

— Ой, — вдруг слабо пискнула Лантэлия, хватаясь за меня, как утопающий — за соломинку.

Я проследила за ее взглядом и невольно улыбнулась, увидев на площадке высокого худощавого парня. Третьекурсник с нашего родного факультета, сосед по комнате и просто хороший друг блондинистого Рэмиона, по прозвищу Лис. Оное очень ему шло — благодаря характерного окраса густой шевелюре, лукавым медово-карим глазам и гибкости. Разумеется, у Лиса было нормальное имя. То есть, с моей точки зрения, кою разделяли все студенты вкупе с преподавателями, совершенно ненормальное — классическое эльфийское, длинное, гордое, заковыристое, от которого язык завязывался морским узлом и которое мои бедные мозги категорически отказывались запоминать.

Да, Лис был чистокровным эльфом. Но эльфом неправильным: длинной роскошной гриве волос он предпочитал короткую практичную стрижку с задорной челкой, перворожденному снобизму — дружелюбность и открытость.

— Ардэниодирниэль, — благоговейно выдохнула Лана, вцепившись ухоженными ноготками в мой локоть.

Я восхищенно цокнула языком. Вот что любовь с людьми делает! Интересно, сколько времени бедная Ланка учила имя третьекурсника? Впрочем… Чего не сделаешь ради повышения своей значимости в глазах объекта обожания! Если бы еще этот объект хотя бы догадывался о том, что его обожают и кто именно… Я недовольно покосилась на нырнувшую мне за спину подругу. Замечательно! Мы вновь пытаемся слиться с обстановкой, дабы Лис ненароком не узнал о нашем существовании… Диагноз налицо. Какое счастье, что парень чрезвычайно редко помогал Ривенсу на практикумах! Даже предположить боюсь, что бы в противном случае было с Лантэлией.

Полюбовавшись на эльфа, я взглянула на быстро затягивающееся сизыми тучами небо и слизнула с губ первую капельку дождя.

— Идем в комнату, — предложила я, собирая тетради и учебники. — Не хватало еще промокнуть…

И промочить книги. Тогда точно не нужно будет беспокоиться о сессии — Звиныч легко решит эту проблему, живьем съев меня без соли и перца.

Ланка кивнула, с неохотой возвращаясь в наш грешный мир с небес своих фантазий, и направилась к общежитию. Я, напоследок оглянувшись на храбро игнорирующих непогоду парней, поспешила за подругой, морально готовясь к очередным девичьим откровениям.

В какой-то степени я понимала Лану. В самой незначительной, но все же. Когда же поведение подруги, превращающейся в растение при виде Лиса, перешло все разумные границы, понимание закончилось.

— Ты еще слишком маленькая, чтобы понять! — обычно кипятилась девушка, выведенная из себя моим здравым отношением к предмету ее нежных чувств.

— Куда уж мне, — покорно вздыхала я, сильно сомневаясь, что даже через пару-тройку лет сумею постичь смысл Ланкиных страданий.

Но постепенно эти страдания превращались в причину моей головной боли, и становилось ясно — пока проблема не решится, покоя не видать как собственных ушей. Дело оставалось за малым — найти выход из безвыходного на первый панический взгляд положения.