Этот эпизод открывает тему нарушения субботы, которая станет сквозной во всех четырех Евангелиях.
Заповедь хранить субботний покой была одной из десяти заповедей закона Моисеева: Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай [в них] всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела... (Исх. 20:8-10; ср. 31:13-17; Втор. 5:12-15). В Израиле эта заповедь, трижды повторенная в Пятикнижии, свято соблюдалась. С веками заповедь обросла различного рода предписаниями, касающимися того, что можно, а чего нельзя делать в субботу. Существовали списки дел, которые запрещалось делать в субботу, причем разные раввины толковали эти списки по-разному. Существовало понятие субботнего пути (Деян. 1:12), указывавшее на расстояние, превысить которое в субботу запрещалось.
Фарисеи постоянно обличали Иисуса за то, что Он нарушает субботу. Им не нравилось, что, идя в субботу по дороге, ученики Иисуса срывали колосья и ели. Им не нравилось, что, приходя по субботам в синагогу, Иисус совершал там исцеления (Мф. 12:10-13; Мк. 3,1-5; Лк. 6:6-10; 14:1-6; Ин. 5:1-10).
В рассказе об исцелении согбенной женщины начальник синагоги обращается к народу со словами: Есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний. На это Иисус отвечает ему: Лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний? (Лк. 13:14-16).
Исцеление слепорожденного. В. П. Худояров. 1860- 1870-е гг.
Иисус настаивал на том, что можно в субботы делать добро (Мф. 10:12). Он утверждал, что суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2:27). Реакция Иисуса на фарисейское требование воздерживаться от исцелений по субботам была эмоциональной: оно вызывало у Него гнев и скорбь (Мк. 3:5). Фарисеи тоже эмоционально реагировали на Его слова и поступки: Его свободное отношение к субботним нормам приводило их в бешенство (Лк. 6:11).
Не все фарисеи одинаково негативно воспринимали деятельность Иисуса, нарушавшую субботний покой: иногда они разделялись в своем мнении. После того как Иисус в субботу исцелил слепого, некоторые из фарисеев говорили: не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие говорили: как может человек грешный творить такие чудеса? И была между ними распря (Ин. 9:16). Однако главным авторитетом для них оставался Моисей. Поэтому, несмотря на очевидность произошедшего чуда, они укоряли бывшего слепого: Ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он (Ин. 9:28-29).
В эпизоде, изложенном у синоптиков, Иисус, отвечая фарисеям, ссылается на рассказ из Первой книги Царств о том, как Давид попросил хлеба у священника Ахимелеха, а у того не было ничего, кроме хлебов предложения: дав Давиду хлебы, которые полагалось есть только священникам, Ахимелех нарушил букву закона (1 Цар. 21:1-6). Слова Иисуса о том, что священники в храме нарушают субботу, указывают, вероятно, на заповедь о субботнем всесожжении (Чис. 28:9-10). Чтобы исполнить эту заповедь и принести в жертву двух агнцев, священники должны были нарушить субботний покой.
Таким образом, в самом законе Моисеевом некоторые постановления с точки зрения Иисуса более важны, чем другие. Похожий аргумент Он приводит в споре с иудеями, отраженном в Евангелии от Иоанна. Там Он ссылается на обычай совершать обрезание в субботу: Моисей дал вам обрезание... И в субботу вы обрезываете человека. Если в субботу принимает человек обрезание, чтобы не был нарушен закон Моисеев, — на Меня ли негодуете за то, что Я всего человека исцелил в субботу? Не судите по наружности, но судите судом праведным (Ин. 7:22-24). Постановление об обрезании, как и постановление о жертвоприношении в субботу, оказывается выше, чем заповедь субботнего покоя.
Спор между Иисусом и фарисеями об интерпретации предписаний закона Моисеева отражен на страницах всех четырех Евангелий, однако наиболее полно его раскрывают Матфей и Иоанн. Значительная часть Нагорной проповеди посвящена интерпретации закона (Мф. 5:17-48). Последнее большое обличение Иисуса в адрес фарисеев, начинающееся знаменательными словами на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи (Мф. 23:2), в значительной степени посвящено той же теме.
В многочисленных диалогах с иудеями, приведенных в Евангелии от Иоанна, Иисус вновь и вновь возвращается к теме закона Моисеева, его значения и правильного толкования. В числе прочего Иоанн приводит такие слова Иисуса: Не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцем: есть на вас обвинитель Моисей, на которого вы уповаете. Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне. Если же его писаниям не верите, как поверите Моим словам? (Ин. 5:45-47).
Эти слова, как и многое другое, что Иисус говорил в адрес фарисеев, были для них прямым вызовом. С каждым новым эпизодом и диалогом их раздражение нарастало.
* * *
Иудейская традиция не восприняла призыв Иисуса к внутреннему очищению и после Его смерти и воскресения продолжила кодифицировать правила соблюдения ритуальной чистоты с еще большим рвением. Талмуд, Мишна и другие памятники раввинистической литературы продолжают разработку кодекса святости именно в том направлении, которое резко критиковал Иисус.
Характерным в данном отношении является трактат иудейского философа и богослова второй половины XII века
Памятник Маймониду в Кордове (Испания)
Маймонида (Моше бен Маймона) «Святость», представляющий собой 5-й том 13-томного свода законов и предписаний под общим названием «Мишне Тора». В предисловии к книге «Святость» Маймонид пишет:
«В нее я включу законы о запрещенных половых связях и законы о запрещенной пище, так как этими двумя отличиями... освятил нас Творец и выделил из друтих народов».
Трактат состоит из трех разделов: законы о запрещенных связях, законы о запрещенной пище и законы о забое скота. Первый раздел включает 37 заповедей («не возлежать с матерью», «не возлежать с женой отца», «не совершать соитие с сестрой», «не совокупляться со скотиной», «не заключать браки с неевреями» и т. д.). Во втором разделе 28 заповедей («проверять особенности скотины или зверя и отличать нечистое от чистого», «не есть нечистой скотины или зверя», «не есть нечистой птицы», «не есть нечистой рыбы», «не есть крылатых насекомых» и т. д.). Третий раздел включает 5 заповедей («правильно забивать скотину и лишь потом есть», «не забивать скотину и ее дитя в один день» и т. д.).
Каждая из семидесяти заповедей толкуется при помощи полутора-двух десятков уточняющих инструкций, содержащих подробное и красочное описание возможных нарушений, включая многообразные половые извращения. В то же время изложение многих заповедей сопровождается списком исключительных случаев, в которых они могут не соблюдаться. Вот лишь несколько примеров:
Есть и другие вещи, которые запретили мудрецы. И хотя для этих запретов нет оснований в Торе, постановили так, чтобы отдалиться от не евреев... Финики, сваренные не евреями, разрешены [в пищу], если они были сладкими изначально. Если же они были сладкими, но стали горькими после варки, [есть] их запрещено... Поджаренная [не евреем] чечевица, смешанная с водой или уксусом, запрещена. Однако поджаренные зерна пшеницы или ячменя, смешанные с водой, [есть] разрешено... Рыбный соус, там, где в него обычно добавляют вино, запрещен. Если же вино дороже рыбного соуса, он разрешен... Запрещено также человеку медлить справлять нужду, будь то большую или малую, и каждый, кто медлит отправить нужду, тоже считается «осквернившим душу».
Современные читатели, незнакомые с подобного рода литературой, малодоступной широкой публике, нередко вообще не осознают масштаб проблемы. Им непонятно, почему Иисус, обличая фарисеев, уделял такое внимание нелепым и смешным обычаям, о которых сегодня мало кто помнит (например, омовению чаш, кружек, котлов и скамей). Между тем за этими обычаями стояло целое мировоззрение, согласно которому истинная религиозность заключается в способности человека сверять каждый шаг с суммой предписаний, известной под именем предания старцев. Раввины создавали правила на все случаи жизни — вплоть до отправления большой или малой нужды — и были уверены, что исполнение этих правил приближает их к Богу.
Именно такой тип религиозности Иисус критиковал с максимальной резкостью, обвиняя фарисеев в том, что они преступают заповедь Божию ради своего предания (Мф. 15:3). И если в цитированном трактате Маймонида «законы о запрещенной пище» составляют почти двести страниц, причем под запрещенной пищей понимается пища нечистая, которая оскверняет человека, то Иисус вообще не считал какую-либо пищу нечистой и этим раз и навсегда закрывал тему нечистой пищи для Своих последователей.
В книге Деяний описывается случай, когда апостол Петр захотел есть и, пока готовили пищу, пришел в исступление и увидел ковер, на котором находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. Голос с неба сказал ему: встань, Петр, заколи и ешь. Но Петр ответил: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда голос произнес: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды, после чего ковер поднялся на небо (Деян. 10:10-16).
Этот рассказ в полной мере соответствует тому мировосприятию, которое принес на землю Иисус. Одновременно он свидетельствует о радикальном разрыве раннего христианства с иудейской традицией. Этот разрыв начался в проповеди Иисуса и продолжился в христианской Церкви. Сравнение памятников раввинистической литературы, подобных процитированному трактату Маймонида, с Новым Заветом и последующей христианской литературой показывает, насколько далеко разошлись христианская и иудейская традиции в представлении о святости. Из общего ветхозаветного корня произросли два разных плода.
Попытки примирить два понимания святости — то, которое проповедовал Иисус, и то, выразителями которого были книжники и фарисеи, — не могут увенчаться успехом, несмотря на стремление некоторых современных исследователей представить конфликты между Иисусом и Его оппонентами как «семейные ссоры». Проповеди Иисуса в синагогах встречали полное отторжение со стороны религиозных лидеров еврейского народа (Лк. 4:16-30), и это было вполне закономерно. В первом же поколении христианам пришлось окончательно разорвать с синагогой, потому что учение Иисуса о совершенстве, которое они стремились воплотить в жизнь, не вмещалось в тесные рамки иудейской традиции. Что же касается самой иудейской традиции, то она продолжила идти тем путем, на который ее поставили оппоненты Иисуса — современные Ему книжники и фарисеи — и их последователи.
Глава 8. Иисус: образ жизни, черты характера
Евангелия не являются полноценными жизнеописаниями Иисуса и обращают мало внимания на бытовые подробности Его жизни, на черты Его характера. Тем не менее какие-то сведения, разбросанные по тексту евангельских повествований, позволяют нам составить общую картину того, какой образ жизни вел Иисус, а также получить некоторое представление о чертах Его характера.
Настоящая глава никоим образом не претендует на то, чтобы дать полноценный портрет Иисуса. Такой портрет вырисовывается на основании всего евангельского текста, причем, как мы говорили, каждое Евангелие представляет Иисуса по-своему, рассматривая Его жизнь и деятельность под своим характерным углом зрения. Наибольшее количество информации о чертах характера Иисуса мы получаем из истории Страстей, которая должна рассматриваться отдельно. Именно в этой истории Иисус наиболее полно раскрывается как Человек, способный бояться, скорбеть, страдать, испытывать физическую боль и тяжкие душевные муки.
В настоящей главе мы лишь сделаем несколько зарисовок, касающихся образа жизни Иисуса и некоторых черт Его личности. Это не портрет, а «штрихи к портрету», призванные облегчить восприятие «исторического Иисуса» — такого, каким Он представлен на страницах Евангелий.
1. Внешность
Во всем Новом Завете нет ни одного описания внешнего облика Иисуса Христа, хотя в античной биографической литературе этому придавалось большое значение. По-видимому, для евангелистов внешность Иисуса имела второстепенное значение по сравнению с Его учением и деяниями.
Однако по мере распространения христианства среди язычников церковные писатели стали задаваться вопросом, какой была внешность Христа. Авторы II-III веков считали, что «Он был человек некрасивый», «казался невзрачным», «имел вид вовсе не прекрасный».
Христос. В. Д. Поленов. 1887г.
Представление о невзрачности Иисуса основывается на буквальном прочтении пророчества Исаии: Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его (Ис. 52:3). Тертуллиан суммировал взгляды раннехристианских авторов на внешность Иисуса в своем трактате «О плоти Христа»:
Христос. И. Е. Репин. 1884 г.
...Люди удивлялись только словам и делам, учению и добродетели Христа как человека. Если бы замечалась в Нем какая-то телесная необычность, это также вызвало бы удивление. Но в Его земной плоти не было ничего примечательного; она лишь показывала, сколь достойны удивления прочие Его свойства. Ибо говорили: откуда у Него это учение и эти чудеса (ср. Мф. 13:54)? Эго говорили даже те, кто с презрением взирал на Его облик, настолько тело Его было лишено человеческого величия, не говоря уже о небесном блеске. Хотя и у нас пророки умалчивают о невзрачном Его облике, сами страсти и сами поношения говорят об этом: страсти, в частности, свидетельствуют о плоти человеческой, а поношения — о ее невзрачности.
Иисус. Мозаика. XI в.
В дальнейшем, однако, это представление было пересмотрено, и уже в IV веке Иероним писал, что «само сияние и величие скрытого Божества, Которое светилось даже на человеческом лице, при первом виде Его могло привлекать к себе смотрящих на Него». В «Послании к императору Феофилу», сохранившемся под именем Иоанна Дамаскина (VIII в.), внешность Иисуса описывается так: «Высокий рост, сросшиеся брови, красивые глаза, длинный нос, вьющиеся волосы приятного цвета, черная борода, лицо пшеничного цвета, как у Матери, пальцы продолговатые, голос звучный, сладкоречивый, кроткий, великодушный, долготерпеливый».
У поздневизантийского автора Никифора Каллиста (XIV в.) встречается такое изображение Иисуса:
Я опишу внешность нашего Господа, как она передана нам от древности и насколько можно это сделать в описании. Лицо Его было весьма прекрасно. Рост Его составлял полных семь пядей. Волосы русые, не слишком густые и слегка волнистые; брови черные, но не совсем круглые. Смугловатые и живые глаза как бы изливали из себя нежный золотой свет. Нос у Него был продолговатый; борода русая и не очень длинная. Волосы головы Он, напротив, носил весьма длинные, потому что ножницы никогда не касались их, как не касалась их и рука человеческая, кроме руки Его Матери... Он немного был согбен, но тело Его было хорошо сложено. Цвет Его кожи походил на цвет созревшей пшеницы, а Его лицо, подобно лицу Его Матери, было скорее овальное, чем круглое, с небольшим оттенком румянца; но чрез него просиявали достоинство, разумность души, кротость и никогда не нарушимое спокойствие духа.
Голова Христа. Н. А. Кошелев. XIX в.
В средневековой Европе получило широкое распространение апокрифическое «Послание Лентула», в котором об Иисусе сообщается следующее:
Он — человек высокого роста и благородной наружности; вид Его важен и выразителен, так что, смотря на Него, нельзя не любить и вместе с тем не бояться Его. Волосы у Него волнистые и вьющиеся, немного потемнее и сильно блестящие там, где они спадают на плечи. Они разделяются на две стороны по обычаю назореев. Чело у Него гладкое и чудесно спокойное; на лице Его нет ни морщин, ни каких- либо пятен, а румянец делает Его щеки прекрасными. Нос и уста Его совершенны. Он имеет густую коричневатую бороду в цвет Его волос, не длинную, но разделенную надвое. Глаза у Него — яркие и как бы имеют различный цвет в различное время. Он страшен в Своих угрозах, спокоен в Своих увещаниях, Человек любящий и любимый, бодрый, но постоянно серьезный. Никогда никто не видел Его смеющимся, но часто видели плачущим. Руки и другие члены тела Его совершенны. Речь Его ровна и важна. Он смирен и кроток, прекраснейший из сынов человеческих.
Христос перед Каиафой. Г. Ван Хонтхорст. XVII в.
Если раннехристианские представления о невзрачной внешности Иисуса основывались на буквальном прочтении пророчеств Исаии, то более поздние представления о том, что Иисус обладал прекрасной и привлекательной внешностью, опираются, вероятно, на иконографическую традицию.
Сама эта традиция, однако, развилась не только на почве человеческой фантазии. Как мы указывали в другом месте, появление иконописных изображений лика Иисуса Христа в массовых количествах датируется V-VI веками. Именно к этому времени относится история обретения Нерукотворного образа Иисуса Христа, который может быть отождествлен с полотном, известным сегодня под именем Туринской плащаницы.
На плащанице отобразилась фигура мужчины средних лет, ростом около 170 см, с лицом удлиненной формы, длинными волосами, расчесанными на прямой пробор, усами и бородой. Именно таким Иисус изображается на большинстве канонических икон. Многочисленные следы крови, оставленные на плащанице, свидетельствуют о том, что в нее был завернут человек, подвергнутый бичеванию, а затем распятый на кресте.
Единого мнения о том, как на плащанице появилось изображение, между учеными нет. Одни считают, что оно появилось в результате испарения влаги с тела умершего, другие — что оно стало следствием
радиоактивного излучения, третьи — что оно появилось под воздействием солнечных лучей. Как бы там ни было, исследования плащаницы показали, что на ней нет следов краски, а никаких иных способов создания живописных образов, кроме как при помощи пигментов, не было ни в древности, ни в Средневековье. Поэтому плащаница, во всяком случае, не является изображением, изготовленным человеческими руками.
Фото Туринской плащаницы
Приведенные выше текстуальные свидетельства о внешности Иисуса находятся за пределами канонического текста четырех Евангелий, представляющих для нас основной источник сведений о Его жизни и учении. Что же касается Туринской плащаницы, то в случае признания ее подлинности она обретает статус важнейшего документального свидетельства о том, как выглядел Иисус и какие страдания Он перенес перед смертью. Не случайно те, кто верит в подлинность плащаницы, называют ее «пятым Евангелием».
Спас Нерукотворный. Икона. XII в.
2. Дистанции
Согласно Евангелиям, Иисус и Его ученики почти постоянно находились в движении. Они ходили из города в город, из селения в селение, преодолевая пешком значительные расстояния. Выражение «дневной путь», употребляемое и в Ветхом, и в Новом Завете (Быт. 30:36; Исх. 3:18; 8:27; Чис. 10:33; Лк. 2:44), указывает на дистанцию от 20 до 40 км; в зависимости от физического состояния человека, его возраста и пола, цели путешествия и скорости эта дистанция может быть увеличена или уменьшена. Судя по всему, Иисус и ученики ходили достаточно быстро, когда надо было перейти из одного города в другой. Внутри города или селения они, естественно, передвигались медленнее.
Расстояния между галилейскими городами по современным меркам не очень значительны. Так, например, дистанция между Назаретом и Капернаумом составляет около 50 км: при быстрой ходьбе такое расстояние можно преодолеть за один день.
Более значительной была дистанция между Галилеей и Иудеей: в зависимости от пунктов отправления и назначения она могла составлять от 100 до 200 и более км. Расстояние от Иерусалима до Назарета сегодня составляет от 130 до 150 км. Учитывая состояние дорог в I веке, можно предположить, что в те времена путь из Иерусалима в Назарет занимал несколько дней. С остановками он мог занимать несколько недель.
По крайней мере, в некоторые дни Иисусу и Его ученикам приходилось преодолевать расстояния, превышающие стандартную длину «дневного пути». Так, например, на другой день после встречи с Иоанном Предтечей на берегах Иордана Иисус восхотел идти в Галилею (Ин. 1:43). Он находит Филиппа, а Филипп находит Нафанаила, который был из Вифсаиды Галилейской (Ин. 1:43-44). Встреча Иисуса с Нафанаилом (Ин. 1:47-51) происходит где-то на пути из Иудеи в Галилею. На третий день Иисус с несколькими учениками уже оказывается на браке в Кане Галилейской (Ин. 2:1), отстоящей от места, где крестил Предтеча, на 150-200 км. Текст не указывает, по отношению к какому событию этот день является третьим: ко дню последней встречи Иисуса с Предтечей или ко дню, в который произошла Его встреча с Нафанаилом. В первом случае дистанцию от Вифавары до Каны Иисус должен был преодолеть за два неполных дня, что не очень реально. Во втором случае у Него было три полных или четыре неполных дня на преодоление этого расстояния, что реально, но все же предполагает длительные переходы в течение каждого дня.
Основную часть времени Иисус проводил в Галилее. Однако Евангелие от Иоанна отмечает несколько путешествий Иисуса в Иерусалим — на праздники пасхи, поставления кущей и обновления храма. Помимо Иерусалима Он эпизодически путешествовал и в другие города и области за пределами Галилеи. В частности, Он посещал Вифсаиду, которая была частью тетрархии Филиппа, но находилась настолько близко от Галилеи, что воспринималась как ее часть. Иисус посещал Заиорданье (Мф. 19:1; Мк. 10:1); регион Кесарии Филипповой (Мф. 16:13; Мк. 8:27); страны Тирские и Сидонские (Мф. 15:21; ср. Мк. 7:24).
При этом, по крайней мере однажды, Он шел из стран Тирских и Сидонских к морю Галилейскому не напрямую, а через Десятиградие (Мк. 7:31). Такой маршрут многим исследователям кажется неправдоподобным (по своей траектории он напоминает путешествие из Москвы в Санкт- Петербург через Казань, хотя, конечно, дистанции были значительно меньшими). Однако Иисус совсем не обязательно должен был избирать самый короткий путь из одного пункта в другой. В данном случае Он мог отправиться длинным путем, чтобы охватить Своей проповедью преимущественно языческие области.
Термином «Десятиградие» обозначался регион к востоку от Иордана, где располагались десять городов, отмеченных сильным влиянием греческой и римской культуры. Один из этих городов, Гадара, дал название Гадаринской области (Мк. 5:1; Лк. 8:26,36). У Матфея эта область названа страной Гергесинской (Мф. 8:28).
Как уже говорилось, эпизодически Иисус бывал в Самарии, однако лишь на пути из Галилеи в Иерусалим и обратно.
Для того чтобы постоянно ходить пешком, в том числе на далекие расстояния, нужно быть в хорошей физической форме. У нас есть все основания полагать, что такой формой обладали и ученики Иисуса, и Он Сам. В отличие от наших современников, большинство из которых должны заниматься спортом, чтобы поддерживать здоровье, современники Иисуса в этом не нуждались: сам их образ жизни был достаточно здоровым и спортивным. Благотворное влияние оказывал свежий воздух и простая пища, которой питалось большинство населения Палестины.
Образ жизни странствующего проповедника был сознательно избран Иисусом. Его слова о том, что лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову (Мф. 8:19-20), можно понять как обобщенное указание на такой образ жизни. Но их можно понять и как вполне конкретную информацию о том, что у Иисуса не было дома — ни в Капернауме, где были произнесены эти слова, ни в каком-либо ином месте. Комментируя повествование синоптиков о том, как Иисус послал учеников в город приготовить пасхальную вечерю (Мф. 26:17-19; Мк. 14:12-16; Лк. 22:7-13), Иоанн Златоуст отмечает: «И отсюда, между прочим, видно, что у Иисуса не было дома, не было постоянного местопребывания».
На этой земле Сын Божий был бездомным. Когда Он родился, Ему, еще Младенцу, не нашлось места в гостинице (Лк. 2:7). Из родного Назарета Его выгнали (Лк. 4:29). Иногда Он останавливался у учеников — и не только для того, «чтобы через это почтить их и сделать более усердными», а скорее именно потому, что больше Ему негде было приклонить голову. Такой страннический, бездомный образ жизни был для Него делом сознательного выбора, а не просто следствием стечения обстоятельств.
Именно дом Петра в Капернауме стал своего рода перевалочным пунктом, где Иисус останавливался, когда возвращался в Капернаум из путешествий: в этом доме
проживало по крайней мере четыре человека: Петр, его жена, теща и брат Андрей (Мк. 1:29-30). Возможно, там жили и другие родственники, например родители Петра или дети (если таковые у него были). Как правило, дом не делился на комнаты: все жили в одной общей комнате, Друг у друга на виду. «Представь, каковы были дома этих рыбаков, — говорит Златоуст. — При этом Христос не гнушался входить в их бедные хижины».
Отметим, что, согласно Евангелию от Иоанна, Петр и Андрей были из Вифсаиды (Ин. 1:43). Возможно, они были родом из Вифсаиды, тогда как дом их находился в Капернауме.
Путешествуя из города в город, Иисус делал краткие остановки для отдыха. В таких случаях Он, устав от пути, мог присесть, чтобы отдохнуть, а учеников посылал в город купить пищи (Ин. 4:6-8).
3. Рацион
Чем питались Иисус и Его ученики? Рацион их чаще всего был самым простым; основу его составляли обычные, наиболее употребительные продукты: хлеб, рыба, вода, вино. Хлеб и рыба неоднократно упоминаются в Евангелиях в качестве основной пищи учеников Иисуса: сама их профессия предполагала, что питались они в основном рыбой. На Тайной Вечере Иисус преподает ученикам хлеб и вино, и даже после Своего воскресения преломляет с ними хлеб (Лк. 24:30) и разделяет трапезу, состоящую из хлеба и рыбы (Ин. 21:13).
Однако рацион Иисуса и Его учеников, по-видимому, не всегда ограничивался самыми простыми продуктами. Иисус принимал приглашения на обед от людей разного социального положения: об этом не однажды упоминается в Евангелиях. Мы видим Его возлежащим в доме мытаря Матфея (Мк. 2:15), в доме Симона прокаженного (Мф. 26:6-7: Мк. 14:3), в доме Симона фарисея (Лк. 7:36-40), в доме одного из начальников фарисейских (Лк. 14:1), в доме Лазаря (Ин. 12:1-2). Эти званые обеды предполагали наличие разнообразных блюд и большого количества гостей. Относительно трапезы в доме Матфея-Левия евангелист Лука прямо говорит, что хозяин сделал для Иисуса большое угощение, отмечая, что там было множество мытарей и других, которые возлежали с ними (Лк. 5:29).
Глагол «возлежать», употребляемый в Евангелиях неоднократно в описании этих трапез, указывает на обычай, широко распространенный в греко-римском мире, принимать пищу, полулежа на специальных диванах (или подстилках), расположенных вокруг низкого обеденного стола.
По Своему образу жизни Иисус сильно отличался от Иоанна Крестителя. Если тот жил в пустыне и народ приходил к нему, то Иисус Сам ходил по городам и селениям, проповедуя на улицах, в синагогах и частных домах. Если Иоанн отличался особым аскетизмом, на что евангелисты обращают специальное внимание (Мф. 3:4; Мк. 1:6), то об Иисусе ничего подобного в Евангелиях не говорится. Сам Иисус противопоставлял Свой образ жизни образу жизни Крестителя: Ибо пришел Иоанн Креститель: ни хлеба не ест, ни вина не пьет; и говорите: в ней бес. Пришел Сын Человеческий: ест и пьет; и говорите: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам (Лк. 7:33-34).
Отличием общины учеников Иисуса от общины учеников Иоанна Крестителя было то, что ученики Иисуса не соблюдали установленные иудейской традицией посты. Соблюдал ли их Сам Иисус? И каково было Его отношение к посту?
Как мы помним, перед выходом на проповедь Он постился сорок дней и сорок ночей (Мф.4:2): Матфей использует здесь ту же фразеологию, которая употреблялась в Ветхом Завете в отношении Моисея. Лука просто говорит, что в течение сорока дней Иисус ничего не ел (Лк. 4:2).
С другой стороны, ученики Иоанна Крестителя и фарисеев обвиняли учеников Иисуса в несоблюдении постов:
Ученики Иоанновы и фарисейские постились. Приходят к Нему и говорят: почему ученики Иоанновы и фарисейские постятся, а Твои ученики не постятся? И сказал им Иисус: могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не могут поститься, но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься в те дни. Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани: иначе вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые (Мк. 2:18-22).
Из этого эпизода, приведенного также у двух других синоптиков (Мф. 9:14-17; Лк. 5:33-39), явствует только то, что ученики Иисуса не постились: ничего не говорится о Самом Иисусе. Ученики Иоанновы недоумевают по поводу поведения учеников Иисуса, но не Его Самого. В Своем ответе (у Матфея он передан в несколько иной форме: Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? — Мф. 9:15). Иисус также ничего не говорит о Себе, а только об учениках в третьем лице. Нельзя исключить того, что Его практика отличалась от практики учеников и что, по крайней мере в некоторые дни, удаляясь от них, Он постился. Однако это не более чем догадка, не подтверждаемая какими-либо текстами в Новом Завете. Из Евангелий мы узнаем только, что иногда Он оставлял учеников, чтобы провести время в уединенной молитве.
Косвенным подтверждением того, что практика Иисуса в отношении поста могла отличаться от практики Его учеников, является рассказ об исцелении Иисусом бесноватого
отрока. После того как чудо произошло, ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его? Иисус ответил: По неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас; сей же род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17:19-21). Главной причиной неспособности учеников изгнать беса из отрока Иисус называет неверие. Однако добавляет, что определенный род демонов изгоняется только при помощи молитвы и поста.
Что же касается ответа Иисуса на вопрос Иоанновых учеников, то он содержит две важные мысли. Первая относится ко времени после Его смерти: когда отнимется у них жених, тогда они снова будут поститься. Другая мысль выражена в образах заплаты, пришитой к ветхой одежде, и молодого вина, влитого в ветхие мехи. Этот образ относится не только к иудейской практике постов: в расширительном смысле он относится ко всей иудейской религиозной традиции, наиболее яркими выразителями которой были книжники и фарисеи. Мысль Иисуса можно интерпретировать следующим образом: вино Нового Завета нельзя вливать в мехи ветхозаветных правил и постановлений; внешние формы благочестия, вытекающие из соблюдения буквы закона Моисеева, не способны вместить дух учения Иисуса, отличающегося радикальной новизной и требующего новых форм религиозной практики.
Мехами здесь названы кожаные мешки, в которых было принято хранить вино. О том, что вино было частью рациона Иисуса и Его учеников, мы имеем неоднократные свидетельства в Евангелиях. Помимо приведенных выше слов, где Он Сам об этом говорит, основным свидетельством является рассказ о Тайной Вечере, на которой Иисус, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. При этом Он сказал: Сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая, добавив: Истинно говорю вам: я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием (Мк. 14:23-25; ср. Мф. 26:27-29; Лк. 22:17-18:20). Вино — легкое и, как правило, разведенное водой — было основным напитком в Палестине времен Иисуса.
Предположения, в разное время выдвигавшиеся, о том, что Иисус соблюдал какую-то особую диету или, например, не ел мясо, не находят никакого подтверждения в Евангелиях. Если бы Иисус не ел мясо, Он не принял бы участие в пасхальной трапезе, на которой главным блюдом был запеченный на огне ягненок с горькими травами (Исх. 12:5-8).
4. Безбрачие
Иисус не состоял в браке, не имел жены и детей. Это явствует из евангельских повествований, где в числе Его родственников упоминаются Матерь, братья и сестры, но никогда ничего не говорится о жене и детях. Любые спекуляции о том, что Иисус мог иметь жену или детей, не только всегда отвергались Церковью, но и не воспринимаются всерьез научным сообществом. Если бы Иисус был женат и у Него было потомство, об этом, несомненно, было бы упомянуто либо в Евангелиях, либо в Деяниях апостольских, либо в иных исторических источниках: жена и потомство не могут просто так исчезнуть, оставшись полностью незамеченными.
Было ли безбрачие для Иисуса следствием сознательного выбора? На этот вопрос Он Сам дает вполне однозначный ответ в беседе с учениками. Отправным пунктом для разговора становятся слова Иисуса о супружеской неверности. Ученики реагируют с недоумением: Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Вместо того чтобы развивать далее тему супружеских отношений, Иисус подхватывает замечание учеников и говорит то, что не могло не оказаться для них большой неожиданностью: Не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит (Мф. 19:10-12).
Контекст речи Иисуса очевидным образом показывает, что Он говорит здесь о безбрачии как сознательном выборе, который сделал Он Сам и который предлагает тем, кто может вместить. Неоднократно в Своих поучениях Иисус предлагает слушателям на выбор не одну, а несколько нравственных опций, соответствующих разным уровням духовного роста, разной степени готовности ответить на Его призыв к совершенству. История с богатым юношей является тому примером: один нравственный кодекс достаточен для того, чтобы иметь жизнь вечную, другой, более радикальный, предлагается для достижения совершенства. От Закхея Иисус не потребовал полного отречения от земного богатства, хотя и считает это признаком совершенства. Точно так же Он не требует безбрачия от Своих учеников, однако говорит о безбрачии как особом образе жизни, доступном для тех, кто может вместить. В качестве абсолютного нравственного идеала Он предлагает тот образ жизни, который смог вместить Он Сам.
Слова Иисуса о добровольном безбрачии, должно быть, сильно удивляли Его современников и соотечественников, потому что шли вразрез с ветхозаветной нравственностью. В Ветхом Завете благословение Божие выражалось прежде всего в том, что Бог давал мужчине добрую жену и большое потомство. Рождение детей воспринималось как главный способ самореализации мужчины и основное призвание женщины. В чем заключался завет, заключенный Богом с Авраамом? В чем выразилось то особое благословение, которое Бог дал основателю еврейского народа? В том, что Бог обещает ему произвести от него великий народ (Быт. 12:2; 17:2-7) и говорит, что потомство его будет столь же многочисленно, как песок земной (Быт. 13:16). И вдруг Иисус призывает человека отказаться от того, в чем, согласно Священному Писанию, выражалось его наивысшее призвание и предназначение, — от продолжения рода. Но призыв этот адресован отнюдь не всем, а только тем, кто захочет подражать Иисусу во всем, включая добровольное безбрачие.
По учению Церкви, Иисус был девственником. В аскетической и монашеской литературе Он представлен как абсолютный идеал девства и целомудрия. В III веке Мефодий Олимпийский говорит о Христе: «Он, приняв плоть, сохранил ее нерастленной — в девстве... Вочеловечившееся Слово стало перводевственником». Блаженный Иероним в IV веке говорит: «Христос есть девственник; Матерь этого Девственника есть Приснодева, Матерь и Дева». В VIII веке Иоанн Дамаскин пишет: «Сам Христос — слава девства, не только потому, что Он родился от Отца безначально, без истечения и без сочетания, но и потому, что, сделавшись человеком, подобным нам, Он превыше нас воплотился от Девы без [супружеского] соединения и Сам в Себе Самом показал истинное и совершенное девство». При этом отмечается, что Христос «не узаконил девство», то есть не сделал его обязательным для Своих последователей, однако «Своим примером научил нас девству и дал нам силы для него».
При том очевидном факте, что Иисус не был связан узами брака, Ему было глубоко чуждо какое-либо гнушение браком, семейными отношениями и тем, что с ними связано. Он не отказался от приглашения на брачный пир (Ин. 2:1-2), в Своих поучениях обращался к теме семейных отношений (Мф. 5:31-32), благословлял детей (Мф. 19:13-15: Мк. 10:13-16), посещал дома Своих учеников и последователей (Мф. 8:14-15: Лк. 2:15:19:6-17). В то же время Он всегда подчеркивал, что верность Ему и Его миссии — важнее любых семейных и родственных отношений (Мф. 10:37; 19:27-29).
Слова Иисуса о скопцах ради Царствия Небесного впоследствии толковались по-разному. Ориген, согласно Евсевию Кесарийскому, воспринял их буквально и в молодости себя оскопил. Эта информация, однако, оспаривается рядом современных исследователей как недостоверная. Сам Ориген и последующие христианские толкователи резко выступали против буквального понимания слов Иисуса о скопцах ради Царства Небесного. Иоанн Златоуст, в частности, называет самооскопление преступлением, делом дьявольским и злоухищрением сатаны, понимая слова Иисуса о скопцах ради Царства Небесного исключительно в духовном смысле — как похвалу девству и безбрачию. По словам Златоуста, Иисус говорит так «для того, чтобы ты, с одной стороны, познал, как велик подвиг, с другой — не представлял его для себя необходимым».
В раннехристианской Церкви безбрачие и девство ставились высоко. Идеал девства уже в апостольское время проповедуется Павлом (1 Кор. 7:1,7,25-26). Тем не менее другие апостолы, судя по всему, были женатыми.
Относительно семейного статуса апостолов мы имеем в Евангелиях лишь указание на то, что у Петра была теща, а следовательно, была и жена. В то же время Евангелия содержат диалог между Иисусом и Петром, который спрашивает: Вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам? Иисус отвечает: Всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную (Мф. 19:27-29).
Если воспринимать слова оставили всё и ответ Иисуса буквально, то следует считать, что апостолы оставили
Свт. Иоанн Златоуст. Мозаика. Кон. IX в.
свои семьи, включая жен и, возможно, детей, последовав за Иисусом. Это предположение, однако, опровергается словами апостола Павла, написавшего около 56 года: Или не имеем власти иметь спутницею сестру жену, как и прочие апостолы, и братья Господни, и Кифа? (1 Кор. 9:5). Здесь прямо указывается, что апостолы, включая Петра, оставались женатыми спустя два десятилетия после смерти и воскресения Иисуса.
Тем не менее безбрачие, не без влияния апостола Павла, приобретало в раннехристианской Церкви все большее число последователей. Во II веке Иустин Философ свидетельствует о том, что в его общине «есть много мужчин и женщин, лет шестидесяти и семидесяти, которые, из детства сделавшись учениками Христовыми, живут в девстве».
Многие церковные писатели, в том числе цитированный выше Мефодий Олимпийский, составляли трактаты в защиту девства. Однако безбрачие никогда не возводилось в норму, и Церковь резко полемизировала с теми сектами и движениями, которые пропагандировали гнушение браком. Около 340 года Гангрский собор издал целую серию правил против тех, кто практикует девство по причине гнушения браком. Правило 1-е этого собора гласит: «Если кто порицает брак и гнушается верною и благочестивою женой, совокупляющеюся со своим мужем, или ее порицает как не могущую войти в Царствие, тот да будет под клятвой». В правиле 9-м говорится: «Если кто-либо девствует или воздерживается, удаляясь от брака как гнушающийся им, а не ради самой красоты и святыни девства, да будет под клятвой». Наконец, в правиле 10-м читаем: «Если кто из девствующих ради Господа будет превозноситься над бракосочетавшимися, да будет под клятвой». Эти правила появились как реакция Церкви на учение Евстафия, епископа Севастийского, который, согласно сообщению историка, «делал многое вопреки церковным правилам: например, не допускал вступать в брак и учил воздерживаться от разных родов пищи, а потому многим состоящим в браке запрещал жить вместе».
Отвергая искушение чрезмерным аскетизмом, хотя и поощряя практику девства для тех, кто может вместить, Церковь строго следует учению Иисуса. Безбрачие никогда не стало и не могло стать нормой для христиан. Тем не менее в общине Его последователей начиная с апостола Павла всегда были лица, способные вместить такой образ жизни. Общины христиан, добровольно отказавшихся от вступления в брак, в IV веке составили основу монашеского движения, которое с тех пор играет значительную роль в истории Церкви. Вплоть до настоящего времени в Православной Церкви все епископы избираются из числа безбрачных лиц и монашествующих, а в католической традиции латинского обряда обязательность безбрачия распространяется также на священников.
5. Черты характера
Внимательное всматривание в человеческие черты Иисуса представляется важным не только с исторической, но и с богословской точки зрения. Исходной позицией для нас является убежденность в том, что Иисус есть Бог и что все Его человеческие черты органично связаны с Его Божественной природой.
Трудно — если не невозможно — нарисовать психологический портрет Иисуса, составить представление о чертах Его характера, об особенностях Его человеческой личности на основании разрозненных упоминаний в Евангелиях о Его эмоциональных переживаниях или о Его реакциях на поведение окружающих. Многие авторы — как древние, так и современные — делали попытки нарисовать такой портрет, дать характеристику Иисусу как личности. Вот лишь несколько примеров:
Наш Педагог... подобен Богу, Своему Отцу, Которому Он является Сыном. Он безгрешен, безупречен, Его душа совершенно свободна от страстей. Эго — всецело Бог, лишь в человеческом образе; это — исполнитель воли Отчей... Таков безукоризненный наш идеал; к духовному с Ним сходству считаем мы своей обязанностью изо всех сил стремиться. Но Он безусловно свободен от человеческих страстей и поэтому является нашим Судьей, ибо только Он один без греха; мы же должны стремиться к ограничению своей греховности по возможности шире и полнее... Его назвали бесноватым и неистовым люди, получившие от Него бесчисленные благодеяния, и не однажды и не дважды, но много раз; однако же Он не только не мстил, но и не переставал им благодетельствовать. И что я говорю — благодетельствовать? За них Он и душу Свою положил, и на кресте ходатайствовал за них пред Отцом. Будем же и мы подражать этому. Ведь быть учеником Христовым и значит быть кротким и незлобивым. Все крупные деятели вроде Павла, Августина, Лютера, дошедшие до просветления путем борьбы и крутой ломки, всю жизнь свою сохраняли неизгладимые следы пережитого в виде тяжелого, сурового и мрачного характера. У Иисуса ничего подобного не наблюдается... Он как бы родился натурой светлой и прекрасной, затем все более и более развивался из Самого Себя, все более и более прояснял и укреплял Свое самосознание, не думая ни о повороте, ни об избрании иного жизненного пути. В Иисусе Христе к нам пришло подобие Бога в образе нашей падшей человеческой жизни, в подобии греховной плоти. В учении и делах, жизни и смерти Его образ становится явен... Эго образ Того, Кто вошел в мир греха и смерти, Кто взял на Себя нужду человеческой плоти, Кто смиренно предал Себя гневу и суду Бога над грешниками, Кто оставался послушен воле Бога в смерти и страдании; рожденный в бедности, друг и сотрапезник грешников и мытарей, отверженный и покинутый на кресте Богом и людьми, — вот Бог в человеческом образе, вот человек как новое подобие Бога!
Спас на убрусе. Икона. XIII в.
Прежде всего нас поражает исключительная целостность и гармоничность личности и характера Спасителя... Следует отметить поразительную, кристальную чистоту Его нравственной личности, идеальное смирение и кротость, неистощимое долготерпение, непобедимое мужество и цельную твердость религиозной воли... Характер Христа — всеобъемлющий и всеобщий, общечеловеческий, и представляет собой нравственный идеал всех времен и всех народов. Этот характер — беспримерный по силе своего благодатного влияния на историческую жизнь человечества. Христос является первообразом и прообразом всего совершенного; лучи Его совершеннейшей личности отражаются на величайших святых, но все они, эти святые, подобны звездам в сравнении с солнцем. Глубоко человечным рисуют Христа евангелисты. На глазах Его видели слезы, видели, как Он скорбит, удивляется, радуется, обнимает детей, любуется цветами. Речь Его дышит снисходительностью к слабостям человека, но Своих требований Он никогда не смягчает. Он может говорить с нежной добротой, а может быть строг, даже резок. Подчас в Его словах мелькает горькая ирония... Обычно кроткий и терпеливый, Иисус беспощаден к ханжам; Он изгоняет из храма торговцев, клеймит Ирода Антипу и законников, упрекает в маловерии учеников. Он спокоен и сдержан, порой же бывает охвачен священным гневом. Тем не менее внутренний разлад чужд Ему. Иисус всегда остается Самим Собой... Находясь в гуще жизни, Он одновременно как бы пребывает в ином мире, в единении с Отцом. Близкие люди видели в Нем Человека, Который желает лишь одного: творить волю Пославшего Его.
Христос далек от болезненной экзальтации, от исступленного фанатизма, свойственных многим подвижникам и основателям религий. Просветленная трезвость — одна из главных черт Его характера. Когда Он говорит о вещах необыкновенных, когда зовет к трудным свершениям и мужеству, то делает это без ложного пафоса и надрыва. Он мог запросто беседовать с людьми у колодца или за праздничным столом, и Он же мог произнести потрясшие всех слова: Я — Хлеб жизни. Он говорит об испытаниях и борьбе, и Он же повсюду несет свет, благословляя и преображая жизнь. Иисус был очень динамичным Человеком — Человеком, Который ценил жизнь во всех ее измерениях... Иисус — Учитель, Который обладает чистотой духа, необходимой для того, чтобы иметь правильное понимание реальности, сохраняя при этом дистанцию от нее... Его слова часто показывают, что Он наблюдал за людьми и предметами; Его наблюдения наполнены красочностью, подчеркнутой изобразительностью, парадоксальностью и тонким юмором.
Мы намеренно выбрали цитаты из произведений авторов, принадлежащих к разным эпохам и разным культурно-мировоззренческим традициям: александрийского церковного писателя III века; антиохийского отца Церкви IV века; немецкого теолога-рационалиста XIX столетия; выдающегося немецкого лютеранского богослова и пастора, закончившего жизнь в гитлеровском концлагере; русских православных апологетов XX века — мирянина и священника; современного каталонского специалиста по Новому Завету. Каждый из них по-своему раскрывает образ Христа, и в каждой из приведенных оценок есть своя доля правды. Если ранние церковные писатели делали акцент на Божественной природе Иисуса, на Его послушании воле Отца, безгрешности и бесстрастии, кротости и смирении, то в новое время акцент переносится на такие Его человеческие качества, которые свидетельствуют о Нем как о гармоничной личности, лишенной какой бы то ни было внутренней раздвоенности, личности притягательной и уникальной, живущей в полном единении с Богом.
Не будем здесь комментировать эти характеристики или пытаться нарисовать свой собственный психологический портрет Иисуса. Укажем лишь на некоторые места в Евангелиях, которые позволяют самому читателю создать для себя такой портрет.
Христос. Храм Спаса-на-Крови. Мозаика. М. В. Нестерев. 1897г.
Эмоциональность
Был ли Иисус эмоционален? Что говорят нам Евангелия о Его человеческом характере, реакциях на поведение окружающих?
В синоптических Евангелиях все упоминания о настроениях или эмоциях Иисуса связаны либо с рассказами о чудесах, либо с повествованием о Страстях. В Евангелии от Иоанна Иисус проявляет эмоции тоже либо при совершении чудес (яркий пример — история воскрешения Лазаря), либо в связи с предстоящими Ему страданиями и смертью. Однако в самом рассказе Иоанна о Страстях Христовых эмоциональный элемент сведен к минимуму.
К числу выражений, указывающих на эмоциональную реакцию Иисуса на происходившие события, можно отнести следующие: Дивился (Мф. 8:10; 7:9), сжалился (Мф. 9:36; 14:14; Мк. 6:34; Лк. 7:13), умилосердился (мф. 20:34; Мк. 1:41); посмотрел строго (Мк. 1:43), воззрел с гневом (Мк. 3:5), вздохнул (Мк. 7:34), глубоко вздохнул (Лк. 8:12), возрадовался духом (Лк. 10:21), восскорбел духом и возмутился (Ин. 11:33), прослезился (Ин. 11:35), возмутился духом (Ин. 13:21). Глаголы полюбил (Мк. 10:21) и любил (Ин. 11:5), когда выражают отношение Иисуса к конкретным людям, тоже имеют эмоциональную окрашенность.
Краткие упоминания евангелистов об эмоциональных состояниях Иисуса свидетельствуют о том, что Он был живым Человеком, Которому была доступна вся гамма человеческих переживаний — от скорби до радости, от гнева до жалости. При этом, как отмечает исследователь, «в тот самый момент, когда эмоции Иисуса выглядят как наиболее человеческие, они парадоксальным образом оказываются Божественными».
Удивление
Иисус был способен удивляться. На это указывает рассказ Матфея и Луки об исцелении сотника. Слова последнего удивили Иисуса (Мф. 8:10; Лк. 7:9). Удивление является естественной реакцией человека на неожиданность. Буду чи Богом, Иисус сохранял все человеческие способности; имея власть воскрешать мертвых и исцелять болезни, в том числе на расстоянии, Иисус при этом удивлялся простым словам человека, обратившегося к Нему с просьбой. Обладая способностью проникать в мысли человека (Мф. 9:4; 12:25; 16:7-8; Мк. 2:8; Лк. 5:22; 6:8; 9:47; 11:17; Ин. 21:38), Иисус тем не менее не предугадывал все, что человек может Ему сказать.
Но удивление может быть связано не только с положительными впечатлениями: бывает удивление, связанное с разочарованием. Рассказывая о посещении Иисусом Его родного города и общении с жителями, евангелист отмечает, что Он дивился неверию их, — дивился настолько, что не мог совершить там никакого чуда, только на немногих больных возложив руки, исцелил их (Мк. 6.5).
Жалость и сострадание
Иисусу было присуще чувство жалости и сострадания. Матфей упоминает о том, как, видя толпы народа, Он сжалился над ними, что они были изнурены и рассеяны, как овцы, не имеющие пастыря (Мф. 9:36). В другом случае Иисус исцеляет больных, когда увидел множество людей и сжалился над ними (Мф. 14:14). Умилосердившись над двумя слепыми, Иисус исцеляет их (Мф. 20:34). Прокаженного Иисус исцеляет, умилосердившись над ним (Мк. 1:41). Чудо насыщения четырех тысяч человек семью хлебами и немногими рыбками предваряется словами Иисуса, обращенными к ученикам: Жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне, и нечего им есть; отпустить же их неевшими не хочу, чтобы не ослабели в дороге (Мф. 15:32).
Радость
Существует мнение, что Иисус «всегда сохранял серьезное выражение лица», что Он «никогда не смеялся, но часто плакал». Это постоянно повторяемое мнение основано на словах Иоанна Златоуста, осуждающего не смех вообще, а смех неумеренный:
...Часто бывало, что Его видели плачущим, а чтобы Он смеялся или хотя бы немного улыбался, этого никогда никто не видел — почему и ни один из евангелистов не упомянул о том... Впрочем, я говорю это, не запрещая смеяться, но удерживая от неумеренного смеха. Скажи мне, чему без меры радуешься и смеешься, когда подлежишь такой ответственности, должен некогда предстать на Страшный Суд и дать строгий отчет во всем, что сделано тобою в жизни?
Действительно, слезы Иисуса в Евангелиях упоминаются, а смех — никогда. Однако argumentum ex silentio не всегда может служить надежным доказательством того или иного утверждения. Евангелия не содержат ни одного рассказа, из которого можно было бы предположить, что Иисус смеялся, но несколько эпизодов свидетельствуют о том, что в Его жизни были моменты, когда Он радовался.
В частности, в Евангелии от Луки повествуется о том, как семьдесят учеников вернулись с задания, на которое Он посылал их. Существительное «радость» и глагол «радоваться» многократно использованы в этом тексте, который мы приводили выше:
Семьдесят учеников возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем. Он же сказал им: Я вплел сатану, спадшего с неба, как молнию; се, лаю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам; однако ж тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах. В тот час возрадовался духом Иисус... (Лк. 10:17-21).
В этой сцене радость Иисуса становится ответной на радость возвратившихся учеников. Мы видим, как остро Иисус ощущает Свое единство с учениками, как близко к сердцу принимает их радости и скорби. При этом в Его беседе с учениками присутствует Отец, к Которому Он обращается так, как будто для прочих участников беседы Его присутствие было столь же очевидно. Подобную ситуацию мы увидим в последней беседе Иисуса с учениками на Тайной Вечере. Там тоже будет много сказано о радости (Ин. 16:19-23), и Иисус тоже прервет разговор с учениками, чтобы вознести молитву Отцу (Ин. 17:1).
Откуда евангелист узнал, что Иисус «возрадовался духом», услышав об успехах Своих учеников? Есть только один способ узнать о настроении человека: по выражению его лица, по глазам, по улыбке. Приведенный рассказ подтверждает не только то, что Иисус умел радоваться, но и то, что эта радость была заметна другим.
Улыбка — это, конечно, не смех. Мы действительно не имеем никаких свидетельств о том, чтобы Иисус когда-либо смеялся. Но нет никаких сведений и о том, что Он «всегда сохранял серьезное выражение лица». Воспринимал ли Он смех как порок? По крайней мере однажды, в речи на равнине, Он упомянул о смехе как награде: Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь (Лк. 6:21). С другой стороны, в той же речи Он говорит: Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете (Лк. 6:25). Общий контекст речи позволяет говорить о том, что смех как таковой не был в центре внимания Иисуса в данных изречениях, и если во втором из приведенных изречений смех осуждается, то не сам по себе, а как одна из характерных особенностей жизни по законам мира сего, наряду с богатством и пресыщением.
Чувство юмора
Обладал ли Иисус чувством юмора? Несомненно, если под юмором понимать не только анекдоты и шутки, а прежде всего способность человека замечать в других людях или окружающих предметах комичные стороны. Шутки и анекдоты в Евангелиях отсутствуют: этим Евангелия отличаются от многих других литературных произведений Древнего мира (в том числе от раввинистической литературы, наполненной анекдотами и остротами). Что же касается способности замечать комичные стороны в окружающей действительности, то этой способностью Иисус, безусловно, обладал. Вот характерный пример:
Но кому уподоблю род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим товарищам, говорят: мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали. Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами ее (Мф. 11:16-19).
Здесь все пронизано тонким юмором: и образ детей, играющих на улице, и то, как Иисус емко и иронично суммирует обвинения Своих оппонентов, и пословица, которой завершается тирада. Мы не знаем, каким тоном она произносилась — обличительным или снисходительным, какое было выражение лица у Иисуса. Но отказать Ему в чувстве юмора — в данном случае даже с оттенком сатиры — никак нельзя. Вот еще одно поучение, обращенное к ученикам:
Посмотрите на воронов: они не сеют, не жнут; нет у них ни хранилищ, ни житниц, и Бог питает их; сколько же вы лучше птиц? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста хотя на один локоть?.. Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них (Лк. 12:24-25:27).
Здесь тоже можно услышать нотки юмора, хотя бы в том, как Иисус говорит об очевидных вещах: нельзя собственными усилиями прибавить себе рост; лилии не трудятся и не прядут; все великолепие Соломона не сравнится с простым полевым цветком.
Одно из чудес, совершённых Иисусом, скорее напоминает шутку, чем полноценный рассказ о чуде, подобный тем, которыми наполнены все четыре Евангелия. Матфей рассказывает о том, как к Петру подходят сборщики подати на храм и спрашивают: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? (Мф. 18:24). Петр дает положительный ответ, но, судя по продолжению истории, дидрахмы у него нет и он ожидает каких-то действий от Иисуса. Когда они входят в дом, Иисус спрашивает его: Как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр отвечает: с посторонних. Иисус говорит ему: Итак, сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя (Мф. 17:24-27). Что это шутка или чудо? Кстати, Матфей ничего не говорит относительно того, произошло ли чудо в действительности. Это подразумевается, но не уточняется.
Элементы юмора встречаются в притчах Иисуса. В частности, герой притчи о неправедном управителе — мошенник, предлагающий должникам своего господина подделать расписки, убавив в них сумму долга на 50 или 20 процентов. Эта гротескная фигура призвана проиллюстрировать мысль о том, что сыны века сего догадливее сынов света в своем роде (Лк. 16:1-8).
Не лишены юмора обличения Иисуса в адрес фарисеев. Правда, здесь скорее надо говорить о горькой иронии. Иисус иронизирует над фарисеями, когда описывает, как они останавливаются на углах улиц и молятся, чтобы их заметили другие (Мф. 6:5); как они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися (Мф.б:1б); как они все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих; также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: учитель! учитель! (Мф. 23:5-7).
Наблюдательность
Иисус был по-человечески наблюдателен. Он умел замечать то, что происходило вокруг, обращал внимание на детали поведения людей. Будучи в гостях у одного из начальников синагоги, Иисус заметил, как званые выбирали самые почетные места. Его наставление не лишено юмора:
Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звавший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: уступи ему место; и тогда со стылом должен будешь занять последнее место. Но когда зван будешь, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь прел сидящими с тобою (Лк. 14:8-10).
В храме Иерусалимском Иисус сел против сокровищницы и смотрел, как народ кладет туда деньги. От Его взора не ускользнули две лепты, положенные в сокровищницу бедной вдовой (Мк. 12:41-44; Лк. 21:1-4).
Гнев
Умел ли Иисус гневаться? Думается, положительный ответ очевиден из целого ряда повествований. Гнев Иисуса вызывали постоянные упреки иудеев в том, что Он нарушает субботу. В одном из эпизодов, когда Иисус посещает синагогу, где среди присутствующих был человек с парализованной рукой, за Ним специально наблюдают, не исцелит ли Он в субботу. Зная, что Его хотят обвинить, Он приглашает больного на середину и спрашивает: Должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить? Никто не отвечает. Тогда, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою (Мк. 3:4-5). Он протягивает руку — и она исцеляется. Здесь гнев Иисуса выразился в Его взгляде.
В параллельных повествованиях Матфея и Луки (Мф. 12:9-13; Лк. 6:6-10) упоминания о гневе отсутствуют: возможно, эти два евангелиста сочли неуместным применение термина «гнев» к Иисусу. Некоторые толкователи также считают неуместным говорить о гневе применительно к Иисусу Христу — Спасителю мира:
Слова евангелиста с гневом дают повод некоторым полагать, что Иисус разгневался на книжников и фарисеев. Но так ли это? В чем же выразился гнев Его? Евангелист говорит, что гнев Иисуса выразился лишь взглядом; но он же добавляет, что во взгляде этом видна была скорбь об ожесточении сердец фарисеев и книжников. А разве может быть гнев там, где скорбь? Чувства эти не уживаются вместе; они разного духа... При разговоре Иисуса с фарисеями и книжниками ученики Его, конечно, пылали гневом против них; да и нельзя было обыкновенному человеку спокойно видеть их упорство. Вот почему они, сами гневно смотря на врагов своего Учителя и видя хотя скорбящее, но строгое лицо Иисуса, могли строгое выражение лица Его принять за гневное, думая по-человечески, что и Он не может не гневаться. Это — их впечатление, это — их предположение; но скорбь Иисуса и отсутствие каких-либо внешних проявлений Его гнева заставляют нас признать, что и в данном случае, как и всегда, Он был чужд этого осужденного Им чувства.
Приведенное толкование является типичным примером того, как вполне искреннее и благочестивое желание представить Иисуса абсолютно безупречным в духовнонравственном отношении, абсолютно непричастным какой бы то ни было человеческой страсти, заставляет автора вычитывать в строках евангельского повествования (а точнее, между строк) то, чего в них нет. Евангелист Марк говорит о гневе Иисуса, выразившемся в Его взгляде. Это — свидетельство очевидца или информация, основанная на таком свидетельстве. Все остальное — интерпретация свидетельства. Кто-то может считать, что само понятие гнева неприменимо к Богочеловеку Христу, но, во всяком случае, автор одного из четырех канонических Евангелий так не считал. Если мы хотим приблизиться к образу «исторического Иисуса», самый надежный способ — держаться как можно ближе к евангельскому тексту и не пытаться между строк вычитать противоположное тому, что в нем говорится.
Во всех четырех Евангелиях мы находим рассказ об изгнании Иисусом торгующих из храма. Приведем его по версии Марка:
Пришли в Иерусалим. Иисус, войдя в храм, начал выгонять продающих и покупающих в храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронес через храм какую-либо вещь. И учил их, говоря: не написано ли: лом Мой ломом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников (Мк. 11:15-17; ср. Мф. 21:12-13; Лк. 19:45-46).
Спас Ярое Око. Икона. XIVв.
Повествуя об аналогичном случае, Иоанн отмечает: При сем ученики Его вспомнили, что написано: ревность по доме Твоем снедает Меня (Ин.2:17). Здесь по отношению к Иисусу употреблено слово, заимствованное из Псалтири (Пс.68:10). В данном случае термин «ревность» имеет религиозный смысл, но по своей эмоциональной насыщенности приближается к понятию гнева. Сама сцена описана так, что трудно себе представить Иисуса действующим спокойно и хладнокровно: скорее, речь может идти о порыве гнева, мотивированном глубоким духовным переживанием.
Кротость и смирение
Способность проявлять гнев и ревность сочетается в Иисусе с кротостью и смирением. О Себе Он говорит: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11:28-30). Отдельные вспышки гнева не нарушали тот глубокий внутренний покой, которым Иисус обладал всегда — в силу Своего природного единства с Богом. Этот покой передавался от Него окружающим.
Смирение (нищета духовная) и кротость — два человеческих качества, с которых начинаются заповеди Блаженства (Мф. 5:3,5). В них, как и в Нагорной проповеди в целом, Иисус рисует автопортрет. Он не просто декларировал важность тех или иных качеств: Он Сам ими обладал. С наибольшей силой Его кротость и смирение проявились в том, как Он вел Себя в последние дни и часы Своей жизни: на суде у первосвященников и Пилата, на Голгофе.
Слезы, смущение, скорбь, тоска
Слезы Иисуса упоминаются в Евангелиях от Луки и от Иоанна. Лука повествует о том, как Иисус заплакал, предсказывая разрушение Иерусалима:
И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о, если бы и ты хотя в сей твой лень узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего (Лк. 19:41-44).
Второе свидетельство о слезах Иисуса принадлежит евангелисту, отличающемуся особым вниманием к эмоциональному состоянию Иисуса. В истории воскрешения Лазаря, описанной у Иоанна, мы видим целую гамму душевных переживаний Иисуса, заметных окружающим:
Мария же, придя туда, где был Иисус, и увидев Его, пала к ногам Его и сказала Ему: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился и сказал где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили: смотри, как Он любил его. Л некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу... (Ин. 11:32-38).
Это, безусловно, одна из наиболее эмоционально насыщенных сцен всего корпуса Евангелий. По разнообразию отраженных в ней переживаний она сопоставима только с повествованиями синоптиков о молитве Иисуса в Гефсиманском саду и о Его распятии. Мы видим, как Иисус реагирует на плач других людей: Он восскорбел духом и возмутился (ένεβριμήσατο τώ πνεύματι και έτάραξεν). Видим, какие чувства Он испытывает, когда Ему предлагают пойти и посмотреть гроб, где лежит Лазарь: Он прослезился, и даже окружающие удивились силе Его любви к умершему. Подходя к гробу, Он опять скорбит внутренне, что, несомненно, выражается в Его лице, глазах. Евангелисты обычно весьма скупы в передаче эмоций — как Иисуса, так и других персонажей. Однако в данном случае Иоанн, вероятный свидетель этой сцены, описал ее подробно и ярко, обратив особое внимание на те переживания, которые были свойственны Иисусу как человеку.
Глагол «возмутиться» (ταράσσω), в пассивном залоге означающий «быть в волнении», «быть потрясенным», «быть в большом смущении», указывает на очень сильную степень эмоционального переживания. Этот глагол в Евангелии от Иоанна употребляется для передачи душевного состояния Иисуса еще дважды.
Беседуя с иудеями за шесть дней до Своей последней пасхи и предсказывая Свою смерть, Иисус неожиданно прерывает беседу словами: Душа Моя теперь возмутилась (τετάρακται); и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. Отче! прославь имя Твое. В этот момент раздается глас с неба: И прославил и еще прославлю (Ин. 12:27-28). Иисус не скрывает ни от учеников, ни от народа Своего страха перед смертью и Своего внутреннего смущения. Однако Он преодолевает его, обращаясь в молитве к Отцу и получая от Отца подкрепление.
В другом случае словосочетание «возмутился духом» возникает в авторском тексте евангелиста, когда Он приводит предсказание Иисуса о предательстве Иуды: Сказав это, Иисус возмутился духом (έταράχθη τώ πνεύματι), и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня (Ин. 13:21).
Таким образом, трижды на протяжении сравнительно небольшого отрезка четвертого Евангелия, в трех главах подряд — 11-й, 12-й и 13-й — возникает один и тот же глагол «возмутиться» (ταράσσω), указывающий на эмоциональное состояние Иисуса в последние дни перед арестом. Глава 14-я начнется с глагола «смущаться», употребленного Иисусом теперь уже по отношению к ученикам: Да не смущается (μή ταρασσέσθω) сердце ваше (Ин. 14:1). Сам находясь в глубоком душевном смущении, Он призывает учеников не смущаться, но укреплять сердца верой в Бога и верой в Него.
У всех трех евангелистов-синоптиков описана молитва в Гефсиманском саду. Согласно их повествованиям, Иисус перед Своим арестом пришел в Еефсиманию и оставил там учеников, сказав им: Посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. После этого, взяв с Собой Петра, Иоанна и Иакова, Он начал скорбеть и тосковать (по Марку и Луке —ужасаться и тосковать). Трем оставшимся с Ним ученикам Он говорит: Душа Moя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. Отойдя от них на небольшое расстояние (по Луке, на расстояние брошенного камня), Иисус молится Отцу о том, чтобы, если возможно, чаша страданий миновала Его (Мф. 26:36-42; Мк. 14:32-39; Лк. 22:39-42). В то время, когда Он молился, был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Лк. 22:44).
Мы не будем сейчас подробно комментировать эту сцену, которая станет предметом нашего специального рассмотрения в 6-й книге серии «Иисус Христос. Жизнь и учение», посвященной смерти и воскресению Иисуса.
Отметим лишь целую серию глаголов, при помощи которых евангелисты передают душевное состояние Иисуса перед арестом: скорбеть, тосковать, ужасаться. Его душа скорбит смертельно. Он молится до кровавого пота.
Это повествование было одним из тех евангельских текстов, которые Церковь противопоставила мнению докетов — еретиков, утверждавших, что страдания Иисуса были мнимыми, потому что, будучи бесстрастным Богом, Он не мог быть подвержен страсти (греческое слово πάθος обозначает и страсть, и страдание). Представление об иллюзорном характере страданий Христа появилось, предположительно, уже в первом поколении христиан: реализм, с которым Иоанн в своем Евангелии описывает человеческие переживания Иисуса, связывают с полемикой против этого представления. Все крупные раннехристианские авторы, включая Игнатия Богоносца, Иринея Лионского, Ипполита Римского и Тертуллиана, отдали дань этой полемике.
Основной смысл и пафос борьбы ранней Церкви против докетизма заключался в защите реальности и подлинности человеческой природы Иисуса Христа. Признавая, что Иисус — Бог воплотившийся, исповедуя веру в Его воскресение, ранняя Церковь при этом всячески защищала то представление об Иисусе как реальном человеке, которое вырисовывается из Евангелий. Он был полноценным Богом, но при этом оставался полноценным человеком, способным к человеческим переживаниям.
Как подчеркивает апостол Павел, Иисус был во всем подобен людям, кроме греха (Евр.4:15). В людях эмоциональная составляющая нередко бывает сопряжена с грехом или злом. Например, гнев может происходить от раздражительности, злобы, неприязни к тому или иному человеку. Смех может быть греховным, если вызван высокомерным или насмешливым отношением к другому. Юмор может быть злым. Слезы могут происходить от обиды, негодования, ненависти. Ревность может быть следствием эгоизма, греховного желания одного человека обладать другим как своей собственностью.
В Иисусе ни одно из этих качеств не имело греховной окраски, но отсутствие греха не делало Его человеческое естество в чем-либо ущербным. Грех — то, что привнесено в жизнь человека по действию диавола (Быт. 3:1-7). В Иисусе Христе человеческая природа освобождается от рабства греху (Ин. 8:34-36), оставаясь при этом полноценной человеческой природой со всеми характерными для нее свойствами.
Любовь и дружба
Несколько раз в Евангелиях упоминаются люди, к которым Иисус испытывал любовь. Речь не идет о той любви, которой Он как воплотившийся Бог любил всех людей, в том числе Своих врагов. В данных конкретных случаях речь идет о человеческой любви, выделяющей одного человека из среды прочих.
Мы видели, что, повествуя о встрече Иисуса с богатым юношей, евангелист Марк отмечает: Иисус, взглянув на него, полюбил его (Мк. 10:21). Эту подробность невозможно трактовать иначе как проявление неожиданно возникшего человеческого чувства. Комментаторы в данном случае говорят об отеческой любви, сравнивая ее с тем чувством, многократно описанным в книге Бытия, которое испытывает отец по отношению к сыну (Быт. 22,2; 25:28; 37:3; 44:20). Но при всей сдержанности книги Бытия в описании человеческих эмоций употребляемый в перечисленных случаях глагол «любить» указывает на земную, человеческую любовь, выражающуюся в глубоких чувствах и переживаниях.
В Евангелии от Иоанна упоминается несколько лиц, которых Иисус любил. Он любил Марфу и сестру ее и Лазаря (Ин. 11:5). О Лазаре он говорит ученикам: Лазарь, друг наш, уснул (Ин. 11:11). Видя слезы Иисуса при гробе Лазаря, иудеи с удивлением говорили: Смотри, как Он любил его (Ин. 11:36). Здесь любовь предстает как человеческое чувство по отношению к конкретным людям, членам одной семьи, а дружба — как то, что связывало Иисуса с одним из членов этой семьи.
В том же Евангелии, как мы говорили, неоднократно упоминается ученик, которого любил Иисус (Ин. 13:23; 19:26; 20:2; 21:7,20). Слово «любил» в данном случае указывает на то, что Иисус особым образом выделял его среди двенадцати учеников: видимым выражением этого было то, что на Тайной Вечере он возлежал у груди Иисуса, так что даже Петр должен был делать ему знак, чтобы он задал Иисусу вопрос (Ин. 13:23-24). Иисус выделял Петра как старшего среди двенадцати, но к Иоанну Он, судя по четвертому Евангелию, испытывал особую человеческую привязанность.
Возможно, это было связано с юным возрастом Иоанна. В таком случае чувство, которое испытывал к нему Иисус, может быть сродни чувству отца к младшему сыну, как оно описано в библейском повествовании об Иакове и его двенадцати сыновьях: среди них отец выделял младшего, к которому был особенно привязан (Быт. 42:4).
Человеческую любовь и привязанность Иисус испытывал ко всем Своим ученикам. Это особым образом проявилось в истории Страстей. На Тайной Вечере Иисус, умыв ноги ученикам, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их (Ин. 13:1). В последней беседе с учениками, как она отражена в Евангелии от Иоанна, Он прямо и неоднократно говорит им о Своей к ним любви: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга (Ин. 13:34); Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей (Ин. 15:9). Признаваясь ученикам в любви, Иисус называет их друзьями:
Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин. 15:12-15).
Непосредственно перед арестом Иисус горячо молится Отцу о Своих учениках. В словах этой молитвы выражена Его последняя воля:
Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои. И все Мое Твое, и Твое Мое; и Я прославился в них. Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду. Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы. Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание... Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира. Отче праведный! и мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня. И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17:9-12, 24-26).
Эти слова произнесены уже после того, как Иуда, один из двенадцати, названный здесь сыном погибели, покинул Иисуса и направился к первосвященникам и старейшинам, чтобы выдать Его им. Однако Иисус не исключает его из числа Своих учеников и друзей. Когда они встречаются в Гефсиманском саду, куда Иуда приходит в сопровождении отряда воинов, Иисус встречает его словами: Друг, для чего ты пришел? (Мф. 26:50). Для Иисуса ученик остается другом даже после того, как совершил предательство.
Глубокие человеческие чувства, которые Иисус испытывал по отношению к тем, кого любил, сочетаются в Нем с той абсолютной и сверхъестественной любовью, которая не зависит от поступков другого человека. Это та жертвенная и всеобъемлющая любовь, которая приведет Его на крест.
6. Особенности речи
Значительная часть евангельского материала представляет собой прямую речь Иисуса: Его проповеди и притчи, наставления ученикам и споры с иудеями. Как правило, читая эти тексты, мы обращаем основное внимание на их смысл и редко задумываемся об их вербальной структуре, логике, поэтичности, образности.
