Глава 15

Сашка лежал в кустарнике, на опушке березовой рощи. Выгодное положение для наблюдения состояло в том, что часть лесного массива и этот кустарник находились на пригорке, отсюда открывался превосходный вид на костры кочевников. Вот уже почти сутки огромное войско печенегов расположилось на отдых. Шатров не ставили, отведя в сторону лошадей, расседлали и стреножили, разожгли костры, расположившись у них большими группами. Нос улавливал запах жареной баранины, конского пота и еще чего-то кислого, неприятного, исходившего от большого скопления немытого кочевого народа. Отметил про себя, наличие выставленного оцепления, конных патрулей выпущенных чьим-то приказом, по разным направлениям в сторону русской земли. «Да-а, нелегко придется Николаичу. Здесь их не одна тысяча. Орда она орда и есть. По мне так эти от татар ничем и не отличаются». Справа зашевелился один из его диверсантов, лежащих замаскировавшись, наблюдая за происходящей деятельностью противника:

— Нишкни, — повернув голову вправо, зашипел Сашка. Не хватало, чтоб их обнаружили в самом начале операции, ночная акустика отличается от дневной.

Основная часть отряда была спрятана в центре рощи, там же находились и средства передвижения — степные лошади на которых отряду придется отмотать не одну сотню километров по вражеской территории.

Монзырев хорошо экипировал подразделение глубинной разведки: маскировочные костюмы, с масками на лицо, с пришитыми карманами на штанах и рубахах, щиты и шлемы, обшитые поверх этим же крашеным полотном, арбалеты и боевые топорики, вместо мечей, как у всей дружины, легкие сабли, кистени, и, даже по Сашкиной просьбе, Туробой наделал метательных звездочек. Не понимая толком, зачем это нужно, кузнец все же выложившись, обеспечил Сашкину команду желаемым. А, еще у каждого разведчика, помимо обычного боевого ножа, в холщевом чехле, крепившемся к поясу и правому бедру, имелись по три метательных ножа. Главная фишка состояла в том, что Монзырев приказал бабам сшить маскировочные накидки на каждую лошадь. Было затрачено большое количество полотна и красок. Боривой, получив распоряжение, выдать это все, сначала ругался, потом ходил следом и жалостливо канючил, пытаясь хоть как-то сохранить в приличных размерах аппетит своей ненасытной прижимистой до всякого альтруизма жабы. Закончилось все тем, что плюнул и выдал все, что было велено. Теперь и лошади во взводе разведки, щеголяли форменными попонами. В пошитых РДшках, у каждого бойца имелся минимальный запас продуктов и бурдючок с водой, сделанный из заячьей шкуры. Разведчики ушли в автономный поиск.

Вдоль опушки рощи проследовал печенежский разъезд. Серые сумерки отступали, на востоке загоралась заря.

Раннее утро привело вражеский лагерь в движение, словно муравьи, печенеги сновали в нем. И, вот уже тысячи всадников в седлах, слышны выкрики командиров, войско двумя широкими колоннами, огибая рощу, двинулось в набег на земли северных соседей. Часть орды ушла влево, в сторону реки Псел, вторая многорядной колонной двинулась по прямой, вглубь территории княжества.

— Ну, что, парни, — вымолвил сотник, уже не боясь громко подать голос из-за шума создаваемого противником, — вторжение началось. Скоро и нам пора двигать будет.

Подмигнув левому напарнику, спросил:

— Что, Ратмирка, пообвыкся? Это тебе не в гриднях хаживать, за князем батюшкой хвосты заносить, здесь на брюхе ползать приходится.

— Обидеть хочешь, Олекса?

— Да, что ты? Я свою родню не обижаю, а кто сторонний обидеть попробует — так, и хавальник начищу. Так ведь, Олесь? — обратился к правому напарнику.

— Точно, командир.

Печенеги, разобравшись по сотням, конными массами неспешно рысили не далее, чем в пятидесяти метрах от разведчиков, казалось, конца и края им не видно.

— Все-таки нелегко нашим придется, это ж, какая силища-то?

— Так, может вернемся? Нашим поможем.

— Олесь, я же тебя вот этой сиськой выкормил, ты ж с этим молоком должен всосать был то, что приказы не обсуждаются, а выполняются. Даже ценой жизни, если придется. Как мне еще вбить в твою бестолковку это?

— Да, понял я, понял.

— Вон, бери пример с Ратмира. У него дома жена молодая осталась, а он знает и верит, что там все будет нормально и честно выполняет поставленную задачу.

Слева послышалось возмущенное сопение.

— Ну, все, парни, пошутковали и будет. Сейчас эти засранцы проедут, так мы по их следам, как по электронному навигатору, до самых стойбищ доберемся. Ратмир, выводи людей на построение, задачу ставить буду.

Ровно три десятка рыл в седлах, экипированные и при оружии в две шеренги стояли перед Горбылем. Молодые, неприлично не имеющие растительности на лицах, за исключением Ратмира, он был постарше других. Не повышая голос, проводился последний инструктаж перед броском:

— Что я могу изложить вам сейчас. Считайте, перед нами раскинулась дикая степь. Работаем в промежутке между Днепром и Доном. Расстояние улетное. Начало лета, сезон выпаса скота, кочевья разбиваются на более мелкие структуры, в полосе действий присутствуют лесомассивы естественного происхождения. Фауна в полосе поиска, тоже может создавать некоторые трудности, волки, шакалы, попадаются прайды степных кошек, способных загрызть коня на раз-два-три, ну, и, естественно, обезьяны — печенегами называются. Так, что пара глаз на затылке должна быть у каждого разведчика, иначе, труба дело.

Воины слушали Сашку с интересом. Парни молодые, рвущиеся в бой, они еще не совсем понимали, что кто-то не вернется к родным домам уже никогда. Пройдя подготовку у профессионального разведчика-диверсанта, в свой незамутненый разум они получили навыки и знания. Они верили ему как родному отцу и в мыслях не ставили под сомнение его приказы и наставления. Батька знает, что надо сделать! Он был для них последней инстанцией перед деяниями богов.

— На территорию местных аборигенов могут заглянуть соседи. Неподалеку, по нашим данным, кочуют племена Харавой, Иртим. Различий в одежде и, естественно, в языке — никаких. Придется по случаю мочить всех, не спрашивать же из какого они племени. Тем более, ко всем белым людям, любые племена копченых относятся агрессивно — менталитет южный, видите ли. Отсюда вывод, помощи населения для нашей группы — ждать неоткуда.

— А мы на нее и не рассчитывали, — влез в инструктаж командир второго десятка Людогор.

— И, правильно. Последнее. Работаем десятками, ударные группы в которых, поделены на двойки. Мы не гвардия, не княжеские гридни — крепко запомните это, во чисто поле с голой задницей не выйдем, грудь под стрелу подставлять не будем. Мы, тихо, тихо придем, пере…м все стадо и постараемся так же тихо уйти. Вопросы?

— Все ясно, батька.

— Тогда, Ратмир, Всеслав, в передовой дозор, по следам прошедшей банды рысью ма-арш. Барсук с напарником, левый боковой дозор, Божидар — правый, марш. Остальные по- два растянуться в одну колонну, Олесь, строй всех. Рысью марш, потанцуем, подельнички.

Подразделение устремилось на юг, двигались по пути, вспаханному копытами тысяч лошадей прошедшего войска, трава была потоптана основательно, заблудиться нереально. Солнце уже высушило росу. Скорость передвижения максимальна. Отдохнувшие лошади хорошо выдерживали взятый темп.

Известный пока маршрут движения, позволил Сашке проанализировать крайний разговор с Монзыревым, произошедший в вечер перед уходом на свободную охоту.

— Саня, по большому счету, то, во что вы ввязываетесь — это авантюра чистой воды. Причем, опасная авантюра. Войдя в степи, вы сразу можете столкнуться с кем угодно и где угодно. Не могли печенеги увести всех воинов из стойбищ. Я тут узнавал, они между собой тоже не всегда в мире живут. Так что по-любому воинов для прикрытия оставят. Я бы оставил.

— У тебя есть другой вариант, отбить охоту набегов на нас?

— Других вариантов нет. То, что их уничтожали в набегах не раз, охоту к грабежу чужого не отбило. Войска, посылаемые к ним на территорию, больших успехов не имели. Кочевники просто рассасывались по своим бескрайним степям, собираясь вновь после ухода княжеских дружин, да еще и уничтожив наскоками живую силу.

— Вот! Тем более, что личный состав опрошен, в поиск идти согласны все. Другого такого случая, побрить кочевников, нам может больше и не представиться.

— Ну, давай еще раз по плану ваших действий пробежимся.

— Выдвигаемся в междуречье, маскируемся, пропускаем орду на свою территорию. Входим в степь по следам оставленным степняками, проходим к кочевьям, там наводим шухер, возвращаемся обратно на большую дорогу в междуречье и берем следующие с нашей территории караваны с награбленным и рабами. Естественно уничтожаем живую силу врага. Все. По-моему, все выполнимо.

— Как все просто, входишь и выходишь, а между ними сплошная неизвестность. Ладно, принимается. Как сказал бы Вестимир, пусть помогают вам боги славянские.

Теперь, следуя по маршруту, Горбыль отчетливо понял, что точка невозврата — пройдена, и можно рассчитывать только на себя, свою военную удачу и опыт подчиненных, наработанный годом каждодневных тренировок и учебы и которого на практике кот наплакал.

Еще там, в далеко оставленной позади родной крепости, Сашка представлял себе территорию печенегов, дикой, бескрайней, ровной, как столешница, степью. Действительность оказалась полной противоположностью его представлениям. С левой стороны, взгляд зацепился за уходящие в сторону Дона горы, покрытые кустарниками и деревьями. Боковой срез скального грунта проявлял меловые пласты. «Етическая сила, — удивляясь краскам природы, оценил обстановку местности Сашка. — Так это мы сейчас, где-то на границе нашей Луганской и Ростовской областей находимся. Через девятьсот лет неподалеку от этих мест возникнут поселки Меловое и Чертково. Очешуеть».

Отряд, продвигаясь по следу кочевников, давно уже оставил в стороне гористую местность, углубился в степь. Под копытами лошадей пролегала плодородная, тучная пажить, довольно часто перерезанная оврагами и глубокими долинами с небольшими речушками, по этим оврагам сосредоточилась древесная растительность. Кусты терновника, акации соседствовали с дубами и березами.

«Ни хрена себе, ровная как стол степь. Шалишь, Николаич, в таких условиях мы с нашим большим удовольствием поработаем. Это тебе не Средняя Азия, здесь фиги воробьям показывать не придется».

Сойдя с проторенного пути, группа, выставив наблюдателей, встала на отдых. Солнце перевалило за полдень. В овраге, поросшем растительностью — балкой, нашелся родник с чистой вкусной водой, сводившей зубы от холода. Напившись, умывшись, напоили транспортные средства, слегка перекусили сушеным мясом и твердыми лепешками, размяли ноги. Пора было двигаться вперед. Печенежская лошадь — скотина выносливая, выдержал бы человек, а ей сутки хорошего хода нипочем, лишь бы вовремя воду в систему пищеварения заливали, да кормили.

Степные пространства, поросшие дикой травой, заглушаемой седым щетинистым ковылем или неуклюжим колючим бурьяном, проявились уже под самый вечер. Заходящее солнце высветило одинокую фигуру, наблюдающую за продвижением цепочки диверсантов по вражеской территории.

«Заметил!!!»

В руках у бойцов сразу же оказались взведенные самострелы, взвод был готов к бою. Обнаружение группе грозило неприятностями. Божидар, следовавший в боковом дозоре, с саблей наголо выскочил на курган. Он готов был срубить одинокого наблюдателя. Сашка издали смотрел, как дозорный, придержав лошадь у курганного надсмотрщика, вложил шашку в ножны и, подняв левую руку, подал сигнал:

«Опасности нет».

— А ну, сойдем с маршрута, айда глянем, что это за местный житель? — подал команду Горбыль, направляя коня к кургану.

В центре возвышенности, высотой в человеческий рост стоял каменный истукан. Резчик по камню, довольно искусно передал очертаниям фигуры и элементы одежды божка, отчетливо выразил схожесть с человеком. Даже лицо, в отличие от славянских деревянных истуканов, имело четкость. Конники полукольцом окружили памятник степного зодчества.

— Балбалы, — внятно произнес Пашка.

— Чего-о? — не понял Ротмир.

— Я говорю, балбалы — каменная баба, — объяснил Павел. — Копченые, над прахом своих покойников насыпают курган и ставят балбалы. Этот каменный уродец поставлен в честь воинов, павших в борьбе за свою землю.

— Ты-то откуда знаешь, оболдуй? — спросил Сашка.

— Мне Анька рассказала. Я как узнал, что сюда пойдем, ну и расспросил про печенегов. Вот.

— Молодец, растешь в моих глазах. Так это мы, что, на могиле стоим?

— Да.

— Тьфу! — в сердцах сплюнул. — Погнали отсюда.

Вернувшись на проторенную дорогу, диверсанты продолжили следовать по маршруту. Сумерки спустились на степь.

Ночь, это для разведки мать родная. Отъехав от кургана добрую версту, сделали остановку, переседлали лошадей, слегка дав им хлебнуть воды, перемотали копыта специально пошитыми чехлами, ненадо будоражить ночную аккустику лошадиным топотом. Сами размялись. Олесь поменял людей в дозорах. Двинулись в путь.

Уже под самое утро наткнулись на небольшую балку. Овраг пересекал степь с востока на запад. Полтора дня назад печенежское воинство преодолело этот овраг в пологом месте. Сашка провел бойцов через него на южную сторону и проследовал вдоль него на восток. На дневку стали в самом густом месте неровного лесного массива, силой природы к центру спускавшегося в низину, замаскировались и, распределившись в сменах для охраны, отбились.

Трудный переход сказался сразу, смежив веки, Горбыль мгновенно уснул. И снилась ему его Юлька, с ней он должен был расписаться в сентябре месяце прошлого года, еще в той, прошлой своей жизни, навсегда бы расставшись с холостяцкой вольницей.

Они познакомились в Рязани, куда Сашка приехал на побывку после госпиталя. Познакомились на свадьбе его старшего брата, Ромки. Белобрысая, худенькая как тростинка, обладающая характером лидера, но женственная, с симпатичной мордашкой, Юлька была подругой невесты брата. Сашка же со своим обгоревшим фейсом больше смахивал на гоблина, или актера сорвавшегося из гримерки киностудии, где снимали фильм об эльфах, но которому роль длинноухого писаного красавца не досталась. По своей босяцкой натуре, умыкнул Юльку из-под носа свидетеля, не успевшего даже облизнуться. В общем, свадебный вечер развивался для Сашки по всем законам жанра, если бы не одно но. Сваты, сняв для свадьбы кафе, организовали приличный по тем временам стол и все же решили немного сэкономить. Где уж они купили те пресловутые америкосские окорочка, никто потом не выяснял, но… В первую брачную ночь весь свадебный коллектив, в полном составе, включая жениха и невесту, попал в инфекционное отделение центральной больницы города Рязани. Влюбленные Сашка с Юлькой оказались там же, только в разных палатах, для мужчин и женщин. В перерывах между походами на горшок, продолжали любезничать. Про этот случай была даже написана статья в рязанской периодической печати. Но, как водится, влюбленность перешла в любовь, а роман в скором времени должен был перерасти в семейные узы.

«И где этот Василенков взялся со своей бл…кой командировкой?».

Сашка целовал ее улыбающиеся губы и уже готов был перейти к чему-то большему, когда толчок в бок разбудил его.

— Батька, вставай, сам сказал разбудить на обед, — рядом с ним присел Пашка, державший в руке уже надоевшую черствую лепешку с тремя полосками сушеной говядины.

— Эх, Павлик, не мог разбудить чуть позже?

— Сам же сказал…

— Сам, сам, а ты бы и не послушал.

— Ага, а кому бы ты потом по ушам настучал?

— Ясно дело кому. Ладно, давай, чего там пожрать принес?

— На, вот батон, а к нему кусок докторской колбасы.

— Юморист? Ну, ну.

— Какой поп, такой и приход.

— Это ты к чему?

— Думаешь, я забыл, как вы с Андрюхой дядю Толю…

— Все, все, каюсь, осознал.

С противоположной стороны оврага послышался треск и шелест раздвигаемого кустарника, на занятую группой территорию произошло вторжение. Лошади, почуяв чужаков, всхрапнули, пытаясь сорвать узду.

— Внимание. Круговая оборона. Готовность «Ноль». Осмотреться.

Вскоре диверсанты увидели, как по одной из тропинок, спускавшихся с возвышенности в овраг, дикая свинья вывела своих пятачков на водопой. Сашка, находившийся в отдалении от пришелицы, получив сообщение о нарушительнице спокойствия, метнулся в ее сторону. Прибыв на место, оценив ситуацию, отдал команду тройке бойцов:

— Работаем свиноматку, потом пи…нышей.

Три тихих щелчка, три болта вошло в тушу. Свинья припала на передние копыта, хрюкнула, завизжала, прочувствовав боль, завалилась на бок. Получив еще один болт в рыло, засучив ногами, затихла. Прошелестело еще пару болтов. Засранцы, хрюкая, подав сигнал непонимания происходящего, прыгнули в кустарник. Гоняться за мелкотой никто не стал.

Осмотрев трофей, свинью и двоих кабанят, командир распорядился:

— Оттащить от родника, разделать, мясо в холстину, пригодится, — и уже когда тушки были повешены к ветвям и разделывались, пошел по постам.

— Парни, предельное внимание, не расслабляться, мы на чужой территории.

Как статьи из устава, эти слова он повторял каждой паре дозорных.

Прилег рядом с Олегом, сторожившим правую сторону опушки балки.

— Как дела, Олежа?

— Хорошо, батька. Вот только мать опять снилась, когда отдыхал в свободной смене. Она мене зараза всегда к неприятностям сниться.

Олег вместе с Пашкой попал в команду Горбыля еще с первым набором, зеленым пацаном, за год подрос, наблатыкался знаниями и ничем не уступал своим старшим товарищам по профессии. Ведунья Павлина, пообщавшись с ним, потом сказала Горбылю:

— Ты, сотник, обрати внимание на мальца, сны то у него вещие, их только понять потребно и все странности связанные с ними. Поймешь, будешь всегда предупрежден о грядущем дне. На твоей стезе, и тебе и воям твоим, это, ох, как необходимо.

Вот с тех пор Сашка и пытался понять предсказание Олеговых снов. Почти беспризорник в прошлой жизни, Олег имел мать, вечно опухшую и пьющую, практически не занимавшуюся сыном. Что подвигло молодую женщину с красным дипломом закончившую институт и одной воспитывающую сына, к бутылке и заставило спиться, теперь уже никого не интересовало. Олег, попав вместе со всеми в десятый век, обрел настоящую семью, где все попаданцы заботились друг о друге, оттаял душой не сразу, сначала дичиля, волчонком, исподлобья смотрел на всех и на все. Прошло время, привык и не жалел о случившемся. Пройдя через временной коридор, он получил в придачу «Дар» — он стал понимать языки людей другой национальности и общаться на них. Андрюха, взяв его с собой во вторую поезду в Курск, через Олега общался с купцами Византии, Хазарии и дальней Азии. Сновидения у Олега были лишь попутным проявлением перехода.

— Ну и чего мамаша? — спросил Сашка.

— Да, сниться наша старая «однуха», мать зовет на кухню, говорит: «Ужинать будем? Мой руки, только воды в кране нет, я тебе солью». Я руки над раковиной протягиваю, а она из большой кружки на руки мне кровь льет, красную, да теплую. «Чем поливаешь?» — спрашиваю, а она смеется: «Привыкай, теперь не скоро руки чистой водой вымоешь».

— Та-ак! — Сашка пятерней почесал свой лысый кочан. — Значит, говорит, ужинать будем.

— Ага.

— Ладно, смотри тут в оба. Выспался, хоть?

— Да, нормально все.

— Ну и ладушки. Ужинать будем, — уже сам себе произнес он вслух.

Когда солнце стало клониться к вечеру, взвод на три версты удалился от гостеприимной балки, скорость движения ними была снижена, разведчики словно стая волков, крались по степи. Навстречу попадались редкие курганы с каменными истуканами.

Из головного дозора к Сашке подскакал Валуй:

— Батька, стойбище снялось, ушло в сторону Дона, Ослябь сказывает, сегодня поутру ушло.

Ослябя, в прошлом полесовик, следопыт отряда, все, что было помечено на земле, читал как свое собственное подворье, ошибиться не мог.

— Олекса, темп движения прежний. Айда, Валуй, к Осляби, что он там вычитал?

Подскакав к следопыту, стоявшему на месте и ждавшему командира, Сашка спрыгнул с седла.

— Что скажешь, профессор?

— Смотри, батька. Видишь утоптанную площадь, ихнее стойбище было. К нему вот по этим направлениям збройные вои приезжали, ночевку делали по-походному. Это их князь орду в набег собирал. Вон там орда ушла, а это уже, — он жестикулировал руками, указывая пальцем по сторонам, — снялось стойбище и на повозках, да перегоняя скотину, двинулось на новый выпас. По следам видно, повозки на больших колесах проехали. Повозки тяжелые, с багажом, с воинским сопровождением, воев не много, сотни две-три. Там дальше, я смотрел, пастухи скот гнали, в том же направлении.

— Молодец! Ну, как думаешь, далеко ушли?

— Со стадами далеко не уйдешь, там же не только лошади, еще бараны, козы, быки. Я себе мыслю, юрты они на ночь ставить не будут. Поутру дальше пройдут.

Отряд собрался у обсуждавших положение дел сотника и Ослябя. Окинув взглядом обступивших их бойцов, Сашка позвал: — Павел?

— Я здесь, батька, — подъехал вплотную к собравшемуся отряду парень.

— Ну, что ж. Ваш выход, маэстро. Давай, ниндзя скороспелый, выдвигайся по следу копченых. Мы за тобой легкой рысью поскачем. Найдешь кочевников, приглядись там, что почем, да и назад на доклад возвращяйся. Все понял?

— Да.

— Тогда вперед.

Павел неспешно тронулся в путь и уже через двадцать шагов силуэт всадника с лошадью, будто подернулся маревом, расплескался в разные стороны и исчез.

«Спасибо тебе переход, за такие подарки», — подумал Горбыль, двигая подразделение следом.

Ушедшие на новое место аборигены, были обнаружены, когда взошла луна. Сначала Павел наткнулся на разбросанные по степи стада скота, место отдыха пастухов выдавали костры, да редкий лай сторожевых собак.

Понаблюдав издали за пастухами, Пашка направился докладывать командиру о найденных потеряшках. Приняв доклад, Горбыль спешил подразделение за полверсты от пасущихся стад. Лошадей расседлали и стреножили. Бойцы готовились к бою, лишний раз проверили экипировку, чтоб не подвела в бою. Всучив Павлу холщевую сумку, Сашка объяснил:

— Вот что Пашок, сейчас мы тебя всего обсыплем бабкиными травками, хорошо натри ими лицо, руки и сапоги. В мешке свежая кабанятинка. Андрюха с Олегом в Курске у персидского купца зелье прикупили, мы им мясцо замариновали. Твоя задача, пройтись по пастбищам, угостить собачек. Да не торопись, пусть пастухи у костерков разомлеют. Как покормишь псов, возвращайся, получишь новую порцию. Затем мы работаем на пастбищах, а ты в стойбище шуруй, угощай тамошних сторожей. Понял?

— Да. Опять все тело чесаться потом будет.

— Фигня это все, главное ребятам работу облегчишь.

Павел ушел, растворившись в ночи. Всех разведчиков Сашка уложил на землю, чтоб не отсвечивали при лунном свете, и отдохнули перед работой, пока была такая возможность.

Прошло неменее двух часов, из воздуха перед лежачим сотником материализовался Пашка.

— Ну как прошло? — вставая на ноги, задал вопрос Горбыль.

— Все по плану, можно работать. Хороший яд, собаки уже подохли, даже не мявкнул никто.

— Держи вторую пайку, работай стойбище.

— Окей.

Перестрелять из арбалетов три десятка полусонных пастухов при отсутствии собак, дело плевое. На цель наводили тлеющие угли костров, но все же к стойбищу подошли уже, когда небо серело, а луна стала прозрачной. Казалось бы самое то! Остановились в ожидании Павла, разглядывая место, где предстояло поработать в поте лица.

Так как в племени проходил перегон скота на новые пастбища, аборигены, юрт практически не разворачивали. Стойбище представляло собой окружность, составленную из повозок поставленных задними бортами к передним. Все что можно было разглядеть издали, в сером мареве наступавшего утра, это то, что борта на повозках были высокими, сами повозки стояли на больших колесах и были крытыми.

Обозначился Павел, присел рядом с командиром, вздохнув, доложил:

— Задание исполнено, Петрович. Стойбище богатое, семьдесят три повозки насчитал. Возле каждой десятой, по два человека полусонной охраны, все-таки дело под утро. Я там два наряда снял. Пришлось, заподозрили неладное. Собаки у них, видети ли, куда-то задевались. Поэтому заходим слева, отсюда метров триста, я покажу.

— Веди Сусанин.

Насколько было возможно, передвигались, пригнувшись к земле, потом поползли. Пролезли внизу под повозками. Внутри лагеря находились стреноженные ездовые лошади, создающие незначительный, привычный для уха кочевника, шум. Лагерь спал. Выползая из-под повозкок, рассыпались парами прямо, вправо, влево. Лошади почуяв запах и присутствие чужаков, всхрапывали, кося глазами, скучковывались друг к другу.

Небо светлело на глазах. Еще недавно угадывающиеся силуэты караульных, сидевших привалившись к бортам на небольших платформах, закрепленных между собой, превращались в хорошо видимые мишени. Прохлада утра их явно бодрила, некоторые даже переговаривались друг с другом, кое-кто, привалившись к борту, укутав себя стеганым халатом, бессовестно спал, не ожидая ничего плохого от нового дня. Заржала лошадь на центральном пятачке. «Пора». Сашка тихо свистнул, уже не слишком переживая, услышит ли кто из посторонних. К бытовым шумам лагеря, прибавились посторонние звуки: шорохи, стон, шум упавшего тела, с правой стороны возня, попытка поднять тревогу, хрип. И снова тишина, только лошади подняли возню. Прислушался. Все тихо.

Чувство внутреннего дискомфорта глодало душу.

«Караул уничтожен, кочевье спит. Что делать дальше? — пристально осмотрел выстроенный кругом табор. — У меня такое впервые, работать в тесноте повозок еще не приходилось. Понаблюдать, что там внутри них, было не судьба. Совсем мозги не работают. Что тогда говорить о парнях? Закон диверсанта, гласящий, „Все непонятное, может нести угрозу и опасность. Найди причину, избежишь неприятность!“, нарушен. Короче говоря — зайдя внутрь табора, сами себя загоняем в капкан. Начнется кипишь, из крытых повозок нас расстреляют из луков. Вопрос, что предпринять, чтобы избежать этого и расхренакать копченых?»

Приняв решение, подал команду:

— Распределиться по двое, идти посолонь, группой, через каждые четыре повозки, уничтожать всех. Если поднимется тревога, работать по противнику прямо из повозок. Все, поехали.

Сашка работал с Ратмиром в паре. Вход в транспортное средство находился по центру окованного железом борта, его дверь, откинутая вперед, выполняла функцию еще и своеобразного мостика, поднявшись на который, человек попадал внутрь довольно-таки обширного помещения, с тентом вместо крыши. В высоких бортах, были специально проделаны бойницы на внешнюю сторону, для отражения вражеского нападения. Все это Горбыль рассмотел и проанализировал в процессе своих действий. Забросив арбалеты на спину, и взяв в руки ножи, бойцы встали на дверь-мосток, под ногами предательски заскрипело. Не медля более не секунды, рванулись вперед в темень, один ушел влево, другой вправо. На расстеленной кошме, виднелись очертания спящих людей. Разбираться в половой принадлежности и возрасте клиентов даже не пришлось, это были враги. Удар ножом в сердце крайнего лежавшего у борта напротив, левой рукой прикрыв ему рот на всякий случай. Удачно. Позади себя услышал всхлип, там трудился Ратмир. Перешел к следующему. Удар. Менее удачно, на последнем издохе, противник засучил ногами. Сделал правку. Следующий. Следующим был подросток. Женщина, еще одна, еще. Последний, успел проснуться, но тут-же умер, упокоиный кистенем в висок. Зачистил всех. По закрытому помещению стойко запахло кровью, от такого запаха дуреешь. Наступая на трупы, пошел к Ратмиру, оба встретились напротив входной двери. Вышли на воздух, продышались, собрали в кучу замутненное кровью сознание. В лагере было пока все тихо. На дворе стало совсем светло. Следующая повозка оказалась доверху загруженной сложенными юртами. Уже легче. Следующая. Два человека, остальное пространство заполнено рухлядью. На противоположной стороне, послышались женские вопли, детский плач, шум борьбы. В очередной повозке, уже в дверях, столкнулись с проснувшимся кочевником, удар наотмаш острым ножом по горлу, откинутое вбок тело, нырок под тент, Ратмир следовал за спиной. Навстречу послышался возглас. Бой в ограниченном пространстве, визг и крики, к которым добавлялась какофония звуков снаружи. Все, нет смысла сторожиться.

«Работаем!».

Удар кистенем, шаг к борту. Рядом, в сантиметре от одежды прошла короткая прямая сабля, снова удар кистенем. Стон. Женский крик, оборвавшийся после маха ножом. Фонтан горячей крови попал в лицо, на руки и грудь. Впереди мужчина с дротиком в руках. Уронив нож на пол, перебросил из-за спины взведенный самострел. Выстрел. Есть, прямо в грудь, клиента отбросило к борту. В торце двое детей.

«Все, этих убивать, смысла нет, и так в лагере гвалт стоит».

— Ратмир, как у тебя?

— Чисто. Мне тут саблей плечо копченый пропорол. Урод!

— На выход, потом залижешься.

— Понял!

На пятачке внутри повозок, в промежутках между стреноженными лошадьми, шел бой. Оценив обстановку, указал Ратмиру:

— Вдоль повозок айда. Работаем!

Не разбирая, кто с оружием, кто без, Сашка метал сюрикены в кочевников, Ратмир следом страховал его. Вопли женщин, детей, шум боя, держал в постоянном напряжении. Кончились сюрикены. Использовал метательные ножи.

Оставшихся в живых, стариков, женщин и детей, сбили в кучу. Мужчин вырезали всех, не разбирая, кто убогий, кто увечный.

— Десятники, доложить обстановку и потери! — подошел к окруженному полону.

— У меня все живы, двое легко ранено, — это Олесь.

— Двое погибших, двое раненых, — Людогор. — Прорвались, ушли в степь с десяток вражин.

— Гребанный Винипух! Как так вышло?

— После того, как тревогу подняли, у меня двойку стрелами завалили и ушли.

— Третий десяток?

— Один погибший, раненых нет, — доложил Сувор.

Женщины, предчувствуя скорую смерть, просто выли, слышались причитания на чужом языке, они сгрудились вокруг старого, сморщенного «стрючка», патлатого и грязного, на черный халат которого были пришиты бляшки, колокольчики и иная разноцветная мишура. Он исподлобья, с ненавистью смотрел на Сашку, сразу определив в нем старшего.

— Людогор, подцепите лошадей к одной из телег, освободите проход, — распорядился Горбыль, больше не обращая внимания на пленников, словно вычеркнув их стенания из жизненной действительности. — Олесь, ты со своим десятком, обыщи телеги, все ценное, но не громоздкое увяжешь в мешки.

— Сделаем.

Всеслав вместе с Барсуком, привязав к ближайшей повозке лошадей, повозившись, с усилиями кое-как извлекли ее из круга. Образовали проход, в него, кромсая пута на ногах, выгнали в степь лошадей. Словно стадо, вывели наружу голосящий полон, усадили на голую землю. Горбыль торопил парней обыскивающих печенежские кибитки, время бежало скачками. Солнце окрасило утро в багровые тона.

«Вот и Олегов сон сбылся, вымыли руки кровью, по самые локти».

— Олесь, заканчивайте, время вышло.

Подбежал Ослябь.

— Батька, шестеро ушли, охлябь на лошадях. Еще троих успел подстрелить.

— В какую сторону ушли?

— Да, почитай по нашим следам и ускакали.

— Ясно, к родичам подались, значит. Ах, незадача! Хотя, а кто говорил, что будет легко? Ладно, Ослябя, — с благодарностью подбодрил воя, ладонью похлопав того по плечу. — Вон, идите с Пашкой. Наших павших на лошадок грузить пока будете. Да привязывайте покрепче, пора ноги уносить.

— Угу.

— Олесь, подгони своих. Чего телятся?

Десяток Олеся сноровисто увязывал на специально оставленных лошадей, найденное добро.

— Все, выводи лошадей. Живее! Жгите повозки, нам теперь конспирация побоку.

Внутрь каждой телеги, бойцы забрасывали горящие факелы, найденные в печенежском стане, рухлядь внутри быстро разгоралась и вскоре языки пламени подняли к небу столбы черного дыма и копоти. Сотник подметил, что на лицах его бойцов небыло злорадства при виде пожарища, в глазах не просматривалась алчность от взятой добычи. Но небыло и сострадания к проигравшим. Присутствовала радость первой в их жизни победы. Мальчишки. Он понял одно, отдай он сейчас приказ на уничтожение полона, они бы без вопросов порезали всех. Это война!

— Уходим!

Проходя мимо, окруженного полона, Сашка бросил охране:

— Снимаемся, уходим!

— А, с этими что делать? — задал вопрос Людогор, мотнув подбородком в сторону кочевников.

— Пусть остаются, не брать же их с собой.

Старый печенег, что-то гортанно на своем языке, выкрикнул в лицо проходящему сотнику, потом затараторил как пулемет, плеская со словами слюну, глядя только на него.

— Олег!

— Да, батька, — подбежал к Сашке отрок.

— Чего хочет этот клоун?

— Это ихний бахсы — шаман по нашему, проклятие тебе посылает, говорит, что их верховное божество — Тэнгри — и его жена — Умай, пустят по твоему следу злых духов и пока нога твоя топчет степь, они будут уничтожать твоих воинов, последним умрешь ты.

— Ха-ха-ха, — выслушав, рассмеялся Горбыль. — Скажи ему, что пока злые духи сподобятся нас уничтожить, мы, практически, стерли его род, а он пусть живет, продолжая видеть упадок кочевья. Да, скажи бабам, пусть не ждут из набега своих мужчин, они больше не придут никогда. Ха-ха-ха!

Не обращая больше внимание на кочевников, сотник ускорил шаг, догоняя ушедших.

К вечеру диверсанты добрались до опушки гостеприимной балки, к той самой, где устраивали дневку. Расседлав и укрыв лошадей, пустив их пастись, занялись скорбным делом. Под одним из дубов была отрыта яма. Из седельных сумок, подоставали чистую одежду, переодели погибших, уложив их в могилу. В ноги покойникам поставили изъятый у печенегов горшок, насыпав в него три горсти зерен ржи, в руки вложили сабли, на грудь каждому лег его самострел. Поверх, тела укрыли куском расшитого полотна, специально для этого взятого из хабара.

— Скажи, Олесь, пару слов для ребят, — Горбыль взглянул, на молча стоявшего вместе с остальными над открытой могилой десятника.

Смахнув с лица одиноко скатившуюся слезу, Олесь хрипло выдохнул:

— Прощайте, браты, вдали от родной земли хороним вас, и крадой для вас стала сырая могила. Но, все мы знаем, что Диды наши встретят вас, а прародитель Сварог не допустит другого. Придет когда-то и наше время и вам придется встречать нас и провожать к воротам Ирия.

— Аминь, — закончил за Олеся Сашка. — Такова судьба у диверсантов. Поверьте, не самая худшая судьба. Тот, кто с оружием в руках наносит урон захватчику на его же территории, достоин называться героем. Мы будем помнить вас ребята.

Он бросил горсть земли на покрывало.

— Засыпайте парней.

Вскоре под древним деревом, олицетворяющим мощь, силу и долголетие, появился небольшой холм. Пашка, слегка счистив кору на стволе, ножом вырезал имена погибших и год — шесть тысяч четыреста семьдесят второй от сотворения Мира, все-таки на дворе был десятый век, а не двадцать первый.