Глава 14
Великий князь Кулпей метался по юрте, ругая всех и вся у себя в ставке, грозясь и запугивая своих сотников, тех, кто остался жив после штурма, грозил подвергнуть самым страшным наказаниям, которые только смог придумать для них. Ему доложили о потерях. Только убитыми орда потеряла больше семнадцати сотен воинов. А еще были раненые, правда, все легко, тяжелые остались под стенами уцелевшей крепости. Восемь сотников погибло, сложив свои буйные головы. У северных ворот погиб и малый князь Сак-мат.
Великие боги, почему вы так наказываете его, почему было бы не отправить в это гиблое место малых князей, потом спрашивать их за неудачу в походе. Надо было самому идти вглубь территории русов. Привычно пройтись огнем и мечом по изведанным еще предками дорогам.
Привести воинов и положить под стенами никому неизвестной крепостишки добрую половину кочевьев, как посмотрят старейшины родов на все это? Спросят, где хабар, где рабы, куда делись наши сыновья? Почему они не вернулись из набега?
— Резать лошадей, кормить воинов. Назначаю на завтра новый штурм, мы сожжем это логово бешеных волков! — брызжа слюной в лица своих военачальников, закончил разнос подчиненных Кулпей.
Неглядя больше ни на кого, повелительным жестом руки прогнал из юрты всех собраных на «разнос», остался в одиночестве переживать горечь неудачи.
Потоптавшись у юрты вождя еще какое-то время, сотники отправились к своим воинам, пошли зализывать раны.
У северных ворот Монзырев столкнулся с воеводой. Перевязанная наспех голова с пятном крови, проступившим через серую холстину, нагрудные пластины на кольчуге помяты от доброго удара, кольчужное плетение на рукаве порвано, да и сам рукав рубахи оторван напрочь, в усах варяга запеклась кровь.
Монзырева воевода встретил с широкой улыбкой на лице:
— Отбились, Николаич! Ты только глянь за ворота, сколько ворогов полегло. Нет, не ждут еще нас боги в чертогах своих.
— Чему ты радуешься, Гунарович? Ты сам посмотри, скольких мы потеряли.
— А ты что, боярин, думал, кочевники нас жалеть шли, что ли? Они за жизнями нашими шли.
— Да это ясно, воевода. Но я рассчитывал на меньшее количество жертв.
Из-за поворота нарисовались Андрюха с Мстиславом, мужем Людмилы, тоже заляпанные кровью, помятые, но в приподнятом настроении.
— Ты видел, Николаич, как мы их уделали? Этот князек со своими отморозками, пер как трактор по бездорожью. Строил из себя быка в законе. А мы ему раз, и рога заголили.
— Видел, видел, молодцы! Мстислав, ты давай иди к восточной стене, принимай сотню Халега на себя.
— А Халег как же? — задал вопрос Улеб.
— Сам же говоришь, воевода, кочевники нас не жалеть пришли. Нет больше Халега, погиб.
— Ну, что ж, нарна Скульд оборвала его нить жизни. Хорошая смерть. Погиб в бою, с мечом в руке, попадет прямиком в небесную дружину Одина. Даже завидно!
— Иди, Мстислав, теперь тебе много дел предстоит.
— Благодарю за доверие, боярин.
— Куда своих погибших складывать будем? — задал вопрос Андрей.
— Я еще вчера приказал Боривою освободить один подвал с ледником, — ответил Улеб. — Вот туда и сносите.
— Не поместим всех.
— Уместим, Николаич, ты только сам не вмешивайся.
— Хорошо, пойду раненых проведаю. Гунарович, пройдись по галереям, проверь запас стрел, настроение воев познай. Ну, что мне тебя учить? Да, себя приведи в порядок, подчиненные смотрят.
Монзырев шел мимо крепостной стены. Всюду кипела работа. Из колодцев таскали воду, заливая ее в опустевшие чаны, подносили дрова, со стен спускали погибших, снимали с них брони, поддерживая, уводили раненых в сторону ангаров. На лицах людей Монзырев читал противоречивые чувства. Вот, где-то слева от него заголосила баба, наверное, нашла бездыханное тело своего кормильца среди десятков тел погибших. Дети понесли в деревянных ведрах вкусно пахнущую еду, взбираясь по широким деревянным лестницам на стены, шли кормить голодных воинов.
В самом ангаре, слышались стоны раненых, склонившиеся над ними женщины, делали перевязки, маленькими острыми ножами вырезали из тел наконечники стрел, поили водой. Тут же присутствовал Вестимир, рукава его полотняной рубахи были подкатаны, сама рубаха в чужой крови. Увидев Монзырева, он сам подошел к нему:
— Ну, как? — задал вопрос, подразумевающий все сразу.
— Если бы Трувор с сотней не подоспел вовремя, сдали бы крепость, не удержались бы. Много убитых, ну раненых ты сам видишь.
— Как думаешь, удержимся дальше?
— Не сомневаюсь теперь. Мы печенегов, почитай половину войска под стенами упокоили. Малость передохнем, и вторую половину положим.
— Боги не оставляют без помощи внуков своих на своей земле.
Монзырев замялся, решая, стоит ли сейчас заводить такой разговор.
— Вот, что. Вестимир, я хотел с тобой поговорить о том, что хоронить погибших придется не в краде. Положим в землю, насыплем курган, как боги посмотрят на это? Слишком много погибших, не лес же весь сжигать.
— Тоже решение проблемы. Я, думаю, что с нашими богами об этом я как-нибудь уговорюсь.
— Ну и славно.
— Ты дома-то был?
— Нет еще.
— Ну, так сходи, проведай боярыню свою. Поздравляю тебя, папаша, дочь у тебя родилась, как раз тогда, когда кочевник на стены полез.
— Да ты чего? — на лице Монзырева проступила идиотская улыбка. — А я парня ждал.
— Ну, ты и дубина. А что, разве девка плохо?
— Хорошо, даже очень хорошо.
— Ну, вот и иди, проведай. Тут и без тебя справятся.
Пошел. Пошел, уже воспринимая суровую действительность по-другому, уже и солнце, которое скоро уйдет за горизонт светит светлее и ласковее, и небо, на котором белыми барашками бегут на север облака, выглядит прозрачнее, голубее. У него родилась дочь, его кровь, его продолжение в этой жизни, господи, хорошо-то как.
— Здравствуй, дядь Толь, — дошел до него звонкий юношеский голос и как эхо второй, побасовитее:
— Здравствуй, дядь Толь.
Отбросив застилающую глаза эйфорию, отрешенность от всего, встрепенулся. Его обгоняли, следуя по делам, Славка — ученик Вестимира и Никита, которого Монзырев пристроил в ученики к Туробою, уж слишком того влекло заниматься с железом.
— Здорово, парни. Как у вас дела?
— Дядь Толь, мы тут раненых переносим в ангар, много их у нас.
— Да, знаю.
— Ксанку с Игорьком, у восточной стены убили прорвавшиеся печенеги.
— Что-о-о? — в глазах Монзырева разом все померкло, аж качнуло всего в сторону, в голове пронеслось:
«Вот, еще двоих потерял. Как же так?».
— Что они у той стены потеряли? Я же вас всех просил быть осторожными. Славка, ну как же так?
— Дядь Толь, а чего ты хотел? Мы все нашим помогаем. Все на стенах или возле них работаем, не дома же сидеть, закрывшись в комнате, ждать, когда все закончиться. Просто ребятам не повезло в том, что враг на восточной стене прорвался.
— Ребятушки, родные мои, что же вы иногда делаете со мной? Да. Всем понятно, что враг у ворот, удерживать вас я не в праве. Вы — мужчины, обязаны защищать свой дом и кров, но девочек наших жалко, ладно, занимайтесь своим делом.
— Пока, дядь Толь, — прибавили шаг пареньки.
— Пока! Да-а, у нас с Галиной сегодня дочь родилась! — крикнул уже вдогон.
— Поздравляем! Мы уже знаем, уже весь городок знает, — прокричал издали Никита.
Первую кого увидел Монзырев в опустевшем, покинутом всеми огромном тереме, была Людмила, несшая в руках горшок с чем-то приятно и пряно пахнувшим из него.
— Что, что-нибудь со Стишей? — визгливым голосом задала вопрос.
— Да, жив твой Стиша, сотней командует. Это я Галку проведать зашел, да на дитятю посмотреть.
— А, ну слава Богу, — успокоилась. — Пойдем. Наверху она. Ребенок, чудо как хорош. Девочка.
— Да, знаю, идем уже.
— Стой.
— Не понял?
— Ты на себя глянь, умойся сначала, грязный, в крови весь. Хочешь Галку испугать? Переоденься.
— А-а, ну да, совсем плохой стал.
Зашел в умывальню, устроенную на первом этаже, содрал с себя кольчугу, подклад, рубаху и порты. Долго мылся теплой, остывшей водой, пытаясь удалить запекшуюся корку крови на коже и грязь из-под ногтей, так и не смог, будто въелась. Кое-как привел себя в порядок, переоделся. Помчался наверх.
Галина, бледная лежала на кровати в их комнате, но увидев мужа живым и здоровым, расцвела улыбкой. Присев возле нее, обнял, зарылся лицом в ее распущенные пушистые волосы, вдохнув желанный запах своего сокровища.
— Ну, будет-будет, боярин, — услышал скрипучий голос бабки Павлы. — Ты на дите посмотри. Хороша, а?
По другую сторону их кровати была подвешена люлька. Наклонившись, Монзырев разглядел сверток в ней, оттуда выглядывало маленькое сморщенное личико его дочери. Сверток сопел и спал.
— Ну, как? — обратился он тихо к ведунье, своим взглядом задавая вопрос о здоровье близких ему людей.
— Боярышня. Здоровенькая, не сомневайся. Чувствуется порода крепкая.
— Спасибо.
— Да мне-то за что? Вон, боярыню свою благодари, кругом война, а она — рожала. Галина-то твоя слаба еще, ты нас долго не донимай. Посмотрел и ступай.
— Павлина Брячеславовна, — слабым голосом пролепетала Галка с кровати.
— А, чего? Вон, посмотрел и пусть идет справу воинскую исполнять.
Монзырев опять пересел к Галке, наклонившись, глянул в глаза:
— Спасибо, родная.
Неугомонная бабка все-таки вытолкала за дверь, и то хорошо, что повидался, в наших-то родильных домах только в окно и заглянешь, внутрь не пустят.
Напялил кольчугу, опоясался и снова двинулся на стены, теперь-то уж точно есть, что защищать.
Наряд на галереях нес караульную службу, свободные вои отдыхали тут же, сидя и лежа на свежем сене. Пройдя по галеркам, наткнулся на Андрюху, сидевшего прислонившись к деревянному парапету, тупо глядящему перед собой. Боевой азарт вместе с адреналином у всех уже сошел. Воинство отдыхало исполнив свой долг до конца.
Присел рядом. Все тело вопило об усталости, требовало внимания к себе. Андрей отвлекся от созерцания пустоты, глянул на Монзырева, встрепенулся.
— О, Николаич, поздравляю тебя. Дочь?
— Угу. Ты, это, завтра сранья, сено убрать заставь. Чтоб ни одной соломинки не осталось в коридорах.
— Думаешь, постараются сжечь?
— Уверен. По зубам получили, теперь злые на нас. Крепость взять слабо — будут жечь.
— Ну что за жизнь пошла? Нет, не ценили мы раньше нашу действительность. Эх, встретил бы я сейчас Дьяконова нашего, расцеловал бы в обе щеки и сказал спасибо, за его дебильные построения по четыре раза на дню. Помнишь ведь, командир, ни в одной части такого не было. А, у нас было. За физо, за лыжи в конце марта, за бега по гололеду. Ха-ха. Ведь так все хорошо было. Нет, мы не ценили. Вот щас вечер. Пришел бы со службы, открыл пивка, включил телек и с каким бы удовольствием посмотрел занудный, слезоточивый сериал.
— Ну, излил душу?
— Да. Интересно, как там все у Горбыля?
— Воюет, наверное, как и мы.
— Дай-то бог, чтоб у него все получилось.
Из башенных дверей в галерейный проход вышел Улеб, за ним по пятам толкаясь, шли отроки, среди которых был и Мишка. Кольчужные рубахи, надетые без подкладов на их худорбу, смотрелись как на корове седло. Монзырев с Андреем поднялись на ноги.
— Что скажешь, воевода?
— Потери подсчитали.
— И?
— Воинов, вместе со смердами, пришедшими из деревень — одна сотня и семьдесят два людина, да, баб восемьдесят три, да, детей, в обороне участвовавших — сорок два.
— Много. Что ты хочешь предложить, Гунарович? Судя по твоему задумчивому лицу, у тебя родился план.
Глянув на серое небо, ночь подкралась на землю, варяг сказал, будто выстрелил:
— Ночью вылазку в стан врага сделаем.
— Я думал об этом. Считаю предложение дельным, но не своевременным. Завтра, бог даст, отобьемся, вот тогда Андрей возьмет у Трувора пятьдесят бойцов и совершит вылазку. А сегодня кочевники пуганные, можем и людей потерять.
— Может, Стеги в расчет взять?
— Об этом, я, подумаю завтра.
