Глава двадцать первая
Сказка о трех братьях

Гарри, обернувшись, вопросительно уставился на Рона и Гермиону, но те, похоже, тоже не понимали, о чем речь.

– Даров Смерти?

– Совершенно верно, – подтвердил Ксенофил. – Неужели не слышали? Впрочем, неудивительно. Мало кто из колдунов в них верит. Тот олух на свадьбе вашего брата, – Ксенофил кивнул Рону, – набросился на меня: я, видите ли, щеголяю с меткой «знаменитого черного колдуна»! Какое невежество! В Дарах нет ровным счетом ничего от черной магии – по крайней мере не в примитивном смысле. Символ используется верующими в Дары с тем, чтобы опознавать друг друга, в надежде на помощь в Поиске.

Он размешал несколько кусков сахара в настойке корнеплоха и отпил.

– Извините, – сказал Гарри, – но я все равно не понимаю.

Из вежливости он тоже отпил из чашки и чуть не подавился: варево было чудовищное. Ни дать ни взять раствор из козявочных всевкусных орешков.

– Видите ли, верующие в Дары Смерти неустанно их ищут, – пояснил Ксенофил и причмокнул губами, смакуя настойку.

– Но что это такое? – спросила Гермиона.

Ксенофил отставил пустую чашку.

– Полагаю, вам знакома «Сказка о трех братьях»?

Гарри ответил: «Нет», а Рон и Гермиона в один голос сказали: «Да».

Ксенофил серьезно кивнул:

– Так-так, мистер Поттер. Однако все начинается с этой сказки. У меня она где-то есть…

Он рассеянно обвел взглядом комнату, стопки пергаментных свитков и книг, но Гермиона сообщила:

– У меня есть, мистер Лавгуд. Книга у меня с собой. – И вытащила из бисерной сумочки «Сказки барда Бидля».

– Оригинал? – осведомился Ксенофил и, когда Гермиона кивнула, предложил: – В таком случае, может, прочтете вслух? И тогда всё всем станет ясно.

– Э-э… хорошо, – неуверенно согласилась Гермиона. Она открыла книгу, и Гарри увидел вверху страницы пресловутый загадочный знак. Гермиона, тихо кашлянув, начала читать: – «Однажды три брата шли пустынной извилистой дорогой в сумерках…»

– В полночь. Мама всегда так рассказывала, – вставил Рон. Он растянулся в кресле и закинул руки за голову. Гермиона раздраженно на него посмотрела. – Извини. Просто, по-моему, «в полночь» страшнее, – объяснил Рон.

– Да, страшного нам как раз и не хватает, – ляпнул Гарри. Но Ксенофил, не слушая, разглядывал небо за окном. – Продолжай, Гермиона.

– «Долго ли, коротко ли, подошли они к реке, такой глубокой, что вброд не перейти, и такой опасной, что не переплыть. Однако братья владели искусством колдовства. Они взмахнули волшебными палочками, и над коварными водами вырос мост. На полпути к другому берегу путь им преградила фигура в капюшоне. И заговорила с ними Смерть…»

– Смерть? – перебил Гарри. – Заговорила?

– Это же сказка, Гарри!

– Верно, извини. Продолжай.

– «И заговорила с ними Смерть. Она очень рассердилась оттого, что ей не досталось трех новых жертв, ибо прежде все путники тонули в реке. Но Смерть была хитроумна. Она притворилась, будто восторгается колдовством братьев, и сказала, что все они заслуживают награды за то, что сумели от нее ускользнуть.

– У Смерти был плащ-невидимка? – снова перебил Гарри.

– Ага, чтоб подкрадываться незаметно, – сказал Рон. – Не вечно же ей гоняться за людьми с улюлюканьем… Ну все, все, прости, Гермиона.

– «Смерть посторонилась и пропустила братьев через мост. Они пошли дальше, удивленно обсуждая свое приключение и восхищаясь подарками Смерти.

Гермиона закрыла книгу. Прошло несколько секунд, прежде чем Ксенофил заметил, что чтение прекратилось. Он отвел взгляд от окна и промолвил:

– Ну, собственно, вот.

– То есть? – опешила Гермиона.

– Это и есть Дары Смерти, – сказал Ксенофил.

Со стола, заваленного хламом, он взял перо и вытянул из какой-то книги клочок пергамента.

– Бузинная палочка. – Ксенофил нарисовал на пергаменте вертикальную линию. – Камень воскрешения. – Он добавил поверх линии круг. – Плащ-невидимка. – (Линия и круг оказались заключены в треугольник, образовав символ, который так занимал Гермиону.) – А вместе, – объяснил Ксенофил, – Дары Смерти.

– Но в сказке это выражение не упоминается, – возразила Гермиона.

– Естественно, – с возмутительной самоуверенностью отозвался Ксенофил. – Это же детская сказка! Ее рассказывают для развлечения, а не для наставления. И все же мы – те, кто в курсе, – понимаем, что древнее сказание отсылает нас к трем предметам, или Дарам, которые, будучи собраны вместе, делают своего владельца хозяином Смерти.

Ненадолго воцарилось молчание. Мистер Лавгуд украдкой глянул в окно. Солнце висело низко.

– Скоро Луна принесет плескарей, – тихо проговорил он.

– Когда вы говорите «хозяином Смерти»… – начал Рон.

– Хозяином, – небрежно отмахнулся Ксенофил. – Властелином. Победителем. Выбирайте что нравится.

– Но, стало быть, – Гермиона говорила медленно и, почувствовал Гарри, скрывая скепсис, – вы верите, что эти предметы – Дары – в самом деле существуют?

Ксенофил опять поднял брови:

– Разумеется.

– Но, мистер Лавгуд, – судя по голосу, терпению Гермионы пришел конец, – как вы можете в это верить?

– Луна рассказывала мне о вас, юная леди, – ответил Ксенофил. – Насколько я понимаю, вы, хоть и неглупы, но крайне ограниченны. Вы недалекая. С очень узкими представлениями о реальности.

– Может, шляпку примеришь, Гермиона? Расширишь границы. – Рон, еле сдерживая смех, кивнул на нелепый головной убор.

– Мистер Лавгуд, – не унималась Гермиона, – мы прекрасно знаем, например, о плащах-невидимках. Это редкость, но они существуют. Однако…

– Однако третий Дар, мисс Грейнджер, – настоящий плащ-невидимка! То есть не обыкновенный дорожный плащ под прозрачаровальным заклятием, или защищенный затмичарами, или, что тоже встречается, сотканный из шерсти камуфлори. Они способны скрывать, но с годами теряют невидимость и становятся матовыми. Мы же говорим о плаще, который делает своего обладателя поистине, полностью невидимым, который вечен и обеспечивает непреходящую маскировку, непроницаемую для любого колдовства. Сколько таких плащей вам доводилось видеть, мисс Грейнджер?

Гермиона открыла было рот, но тут же закрыла с видом крайне сконфуженным. Она переглянулась с Гарри и Роном, и Гарри не сомневался, что они трое подумали об одном и том же: такой плащ, уж извините, находится сейчас в этой самой комнате.

– Вот-вот, – продолжил Ксенофил, словно одержал победу в здравом споре. – Никто из вас не видел, никогда. Обладатель подобного сокровища был бы несметно богат, не правда ли?

Он вновь глянул за окно. Небо окрасилось бледно-розовым.

– Хорошо, – в замешательстве произнесла Гермиона. – Допустим, плащ существует… Но камень? Мистер Лавгуд? Предмет, который вы назвали камнем воскрешения…

– И что же?

– Как такое может быть?

– А вы докажите, что не может, – сказал Ксенофил.

– Но… – возмутилась Гермиона, – простите, это нелепо! Как я докажу, что его не существует? Мне что, собрать… все камни в мире и проверить? Ну то есть как можно утверждать, что нечто существует, основываясь лишь на том, что никто не в силах доказать обратного?

– А вот и можно, – заявил Ксенофил. – И мне отрадно видеть, что ваши представления о реальности немного расширились.

– И бузинная палочка, – поспешил вмешаться Гарри, прежде чем Гермиона еще что-нибудь возразит, – по-вашему, тоже существует?

– Ну тут уж доказательств предостаточно, – сказал Ксенофил. – Бузинная палочка – Дар, который легче всего отследить, учитывая, как он переходил из рук в руки.

– И как же? – не понял Гарри.

– Дабы новый хозяин стал истинным обладателем палочки, переход ее от прежнего хозяина к новому происходит путем захвата, – пояснил Ксенофил. – Вы, несомненно, наслышаны, что после убийства Эмерика Злющего палочка перешла к Эгберту Вопиющему? И что Годелот умер в собственном погребе, а сын его Хэревуд забрал его палочку? И что ужасный Локсиас отнял палочку у Барнабаса Деверилла, которого сам и убил? Кровавый след бузинной палочки тянется по страницам истории колдовского мира.

Гарри поглядел на Гермиону. Та смотрела на Ксенофила нахмурившись, однако не возражала.

– А где, по-вашему, бузинная палочка сейчас? – спросил Рон.

– Кто знает? – ответил Ксенофил, не отрывая глаз от окна. – Кто знает, где она спрятана? След обрывается на Арке и Ливии. Но кто из них победил Локсиаса, кто забрал палочку? Кто победил их самих? История, увы, умалчивает.

Возникла пауза. Наконец Гермиона сухо спросила:

– Мистер Лавгуд, а семья Певереллов имеет отношение к Дарам Смерти?

Ксенофил на миг растерялся, а Гарри что-то смутно припомнил, только никак не мог понять, что именно. Певерелл… где-то он слышал это имя…

– Что же вы морочите мне голову, юная леди! – Ксенофил подскочил на стуле и вытаращился на Гермиону. – А я-то думал, вы ничего не знаете о Поиске! Многие из нас, Искателей, убеждены, что Певереллы имеют самое – самое! – непосредственное отношение к Дарам!

– Кто это – Певереллы? – спросил Рон.

– Это имя было на надгробии со знаком в Годриковой Лощине, – ответила Гермиона, не сводя глаз с Ксенофила. – Игнотус Певерелл.

– Именно! – Ксенофил воздел указательный палец. – Знак Даров Смерти на могиле Игнотуса – убедительнейшее доказательство!

– Доказательство чего? – не понял Рон.

– Того, что трое сказочных братьев – это братья Певереллы: Антиох, Кадм и Игнотус! Первые обладатели Даров!

С этими словами Ксенофил еще раз глянул в окно, встал и, подхватив поднос, направился к винтовой лестнице.

– Вы останетесь на ужин? – крикнул он спускаясь. – Наш суп из пресноводных плескарей великолепен! Все всегда просят рецепт.

– Ну да, показать знахарям святого Лоскута в отделении отравлений, – пробормотал Рон.

Гарри выждал, пока Ксенофил загрохочет кастрюлями на кухне, и спросил Гермиону:

– Что думаешь?

– Ой, Гарри, – устало ответила она, – все это полная ерунда и не относится к символу. Он что-то навыдумывал, а мы тратим время впустую.

– Человек, поведавший миру о складкорогих стеклопах, – изрек Рон.

– То есть ты тоже не веришь в Дары? – спросил Гарри.

– Не-а! Обычная сказочка для детишек, с моралью. Из серии «не ищи на задницу приключений, не лезь в драку, не буди лихо, сиди тихо, занимайся своими делами и умрешь счастливым». Если вдуматься, – прибавил Рон после паузы, – может, отсюда и пошло, что от бузинных палочек добра не жди.

– В смысле?

– Ну, знаешь, суеверия: «Родилась в мае – выйдешь за мугла», «Наколдуешь в сумерках – к полуночи расколдуется». «Палочка из бузины – горя полные штаны». Наверняка же слышал? Мама таких миллион знает.

– Гарри и меня воспитывали муглы, – напомнила Гермиона. – У нас свои суеверия.

Тут из кухни пошел едкий запах, и Гермиона тяжко вздохнула. В том, что Ксенофил ее раздражал, была польза: о неприязни к Рону она, по-видимому, забыла.

– Пожалуй, ты прав, – сказала она ему. – Это сказка-мораль, и ясно, какой из Даров лучший и какой надо выбрать…

Все трое ответили одновременно: Гермиона – «плащ», Рон – «палочку», Гарри – «камень».

И поглядели друг на друга, изумленно и весело.

– Полагается выбирать плащ, – пояснил Рон, – но зачем становиться невидимым, если есть палочка? Непобедимая палочка, Гермиона, подумай!

– К тому же плащ-невидимка у нас уже есть, – прибавил Гарри.

– И он нас много раз выручал, если ты забыл, – отозвалась Гермиона. – А с палочкой жди только неприятностей.

– Да, если всюду о ней трезвонить, – парировал Рон. – «Ах, у меня непобедимая палочка, если такой умный – попробуй отними!» Но если держать пасть на замке…

– А удастся? – скептически ответила Гермиона. – Между прочим, в россказнях Ксенофила есть доля истины. Истории о сверхмогущественных палочках существовали столетиями.

– Правда? – переспросил Гарри.

Гермиона досадливо поджала губы. Эта ее гримаса была так хорошо знакома Рону и Гарри, что они ухмыльнулись друг другу.

– Смертный жезл, палочка Судьбы… Они всплывали под разными названиями из века в век, и почти всегда у какого-нибудь черного колдуна, который ими похвалялся. Профессор Биннз упоминал кое-кого… Но это полная чушь. Волшебная палочка не бывает сильнее своего владельца. Просто кое-кто не может не хвастаться, что у него палочка побольше и получше, чем у других.

– Но вдруг, – возразил Гарри, – все эти палочки, Смертный жезл и палочка Судьбы, – просто одна и та же палочка под разными именами?

– Что, бузинная палочка, изготовленная Смертью? – спросил Рон.

Гарри усмехнулся: мысль поистине нелепая. «Моя палочка, – напомнил он себе, – была из остролиста, а не из бузины и к тому же изготовлена Олливандером». И если в ту страшную ночь погони неуязвимым Гарри сделала палочка, что же она потом сломалась?

– А почему ты выбрал камень? – сменил тему Рон.

– Если бы я мог воскрешать людей… я бы вернул Сириуса… и Хмури… и Думбльдора… и родителей…

Рон и Гермиона слушали его без улыбки.

– Но, если верить Бидлю, они не захотели бы возвращаться, – задумчиво продолжил Гарри. – Я так полагаю, других историй о камне воскрешения нет? – спросил он Гермиону.

– Нет, – печально откликнулась та. – Вряд ли кто-то, кроме мистера Лавгуда, способен в него поверить. Бидль, вероятно, взял за основу философский камень, только у него не камень, дарующий бессмертие, а камень, оживляющий мертвых.

Запах с кухни – каких-то горелых трусов – становился все сильнее. Гарри не был уверен, что удастся хоть из вежливости проглотить пару ложек Ксенофиловой стряпни.

– Да, но плащ, – задумчиво протянул Рон. – Вы понимаете, что здесь Ксенофил не соврал? Я так привык к плащу Гарри, что даже не задумывался, какой он ценный. Я никогда не слышал ни о чем похожем. Он не подводит. Мы ни разу не попались, когда его надевали…

– Конечно! Мы ведь были невидимы, Рон!

– Да, но все, что он сказал про другие плащи – и они не то чтобы по десятку за кнуд, – истинная правда! Мне раньше в голову не приходило, но я слышал всякие такие истории – с ткани выветриваются чары, плащи рвутся от заклинаний, дырки остаются… Гарри плащ достался от отца, то есть он не новый, но сохранился – супер!

– Хорошо, Рон, но камень?..

Пока они шепотом переговаривались, Гарри ходил по комнате и слушал вполуха. У винтовой лестницы он рассеянно поднял глаза – и остолбенел. С потолка комнаты наверху смотрел он сам, собственной персоной.

После секундного замешательства Гарри разглядел, что это не зеркало, а портрет. Движимый любопытством, он начал подниматься по лестнице.

– Гарри, ты что?! Нечего тут разгуливать без спросу!

Но Гарри был уже на другом этаже. Потолок своей спальни Луна украсила пятью прекрасно написанными портретами – Гарри, Рона, Гермионы, Джинни и Невилла. Они не двигались, как портреты в «Хогварце», но, несомненно, были созданы колдовством: Гарри показалось, что они дышат. Их оплетали изящные золотые цепочки – присмотревшись внимательней, Гарри понял, что это одно слово, тысячекратно повторенное золотыми чернилами: друзья… друзья… друзья…

Гарри с нежностью подумал о Луне. Он обвел взглядом ее комнату. У кровати стояла крупная фотография маленькой Луны и женщины, сильно на нее похожей. Они обнимались. Луна на снимке была одета куда опрятнее, чем Гарри привык. Фотография запылилась. Как-то странно. Гарри осмотрелся.

Что-то здесь не так. Бледно-голубой ковер тоже покрыт толстым слоем пыли. Платяной шкаф с распахнутыми дверцами пуст. На нетронутой постели не спали очень и очень давно. На фоне кроваво-красного неба через ближнее окно протянулась одинокая паутина.

– Что-то не так? – спросила Гермиона, едва Гарри спустился. Не успел он ответить, из кухни поднялся Ксенофил с тарелками на подносе.

– Мистер Лавгуд, – сказал Гарри, – где Луна?

– Что?

– Где Луна?

Ксенофил остановился на верхней ступени.

– Я… я же говорил. Пошла на мост ловить плескарей.

– Почему тогда на подносе только четыре тарелки?

Лавгуд попытался что-то произнести, но не смог выдавить ни звука. В комнате слышалось лишь тарахтение печатного станка да позвякивание посуды – руки у Ксенофила дрожали.

– Луны здесь нет давно, – продолжал Гарри. – Нет ее одежды, и кровать нетронута. Где она? И почему вы все время смотрите за окно?

Ксенофил выронил поднос. Тарелки упали и разбились; Гарри, Рон и Гермиона выхватили волшебные палочки. Рука Ксенофила застыла на полпути к карману. Станок как раз допечатал выпуск. Свежие номера «Правдобора» хлынули из-под скатерти на пол; пресс наконец затих.

Гермиона наклонилась и подняла журнал, держа мистера Лавгуда под прицелом волшебной палочки.

– Гарри, ты только посмотри!

Гарри подошел торопливо – насколько позволял беспорядок. На обложке «Правдобора» красовался его портрет под заголовком «Нежелательный № 1» и обещанием денежного вознаграждения.

– «Правдобор» сменил ракурс? – бесстрастно поинтересовался Гарри; мысль его работала очень быстро. – Что же вы делали, когда выходили в сад, мистер Лавгуд? Посылали сову в министерство?

Ксенофил нервно облизнулся.

– Они взяли Луну, – зашептал он, – мою Луну! Из-за того, что я писал. Они забрали ее, и я не знаю, где она, что они с ней сделали. Но они обещали ее вернуть, если я… если я…

– Выдадите Гарри, – закончила за него Гермиона.

– Не катит, – решительно объявил Рон. – Мы уходим. Прочь с дороги!

Ксенофил будто постарел на сто лет; его лицо исказилось ужасной гримасой.

– Они будут здесь с минуты на минуту. Я должен спасти Луну. Я не могу ее потерять. Вы не уйдете.

Он широко развел руки, преграждая путь к лестнице, и Гарри вспомнил, как Лили Поттер вот так же заслоняла собой его кроватку.

– Не заставляйте делать вам плохого, – сказал Гарри. – Пропустите, мистер Лавгуд.

– ГАРРИ! – закричала Гермиона.

В окнах мелькнули чьи-то силуэты на метлах. Гарри, Рон и Гермиона отвлеклись лишь на мгновение, но Ксенофил успел выхватить волшебную палочку. Гарри вовремя осознал ошибку и отскочил, увлекая за собой Рона и Гермиону. Сногсшибатель Ксенофила, просвистев через комнату, ударил в рог сносорога.

Последовал грандиозный взрыв. Комнату как будто разнесло вдребезги самим грохотом: обломки мебели, обрывки пергаментов, куски каменной кладки полетели во все стороны, воздвигая стену невообразимо густой белой пыли. Гарри подняло в воздух и швырнуло на пол. Он ничего не видел. Град обломков обрушился на него; он закрыл голову обеими руками. Он слышал крик Гермионы, вопль Рона и металлический гром снова и снова: очевидно, взрыв сбил Ксенофила с ног и сбросил со спиральной лестницы.

Гарри, наполовину погребенный под обломками, попытался выбраться. Он едва мог дышать и ничего не видел из-за пыли. Рядом валялся бюст Эвраны Вранзор, лишенный половины лица. Полпотолка обвалилось; из открывшейся дыры свешивался угол Луниной кровати. В воздухе парили пергаментные клочья; лестницу на кухню перегородил развороченный печатный станок. Придвинулась чья-то белая фигура – Гермиона, вся в пыли, похожая на статую, приложила палец к губам.

Внизу пинком распахнули дверь.

– Я же говорил, Трэверс, торопиться нечего! – послышался грубый голос. – Говорил: у нашего психа очередное помешательство! Хлоп! Ксенофил завизжал от боли.

– Нет… нет… там, наверху… Поттер!

– А я тебе еще на прошлой неделе говорил, Лавгуд: мы вернемся только за настоящим товаром! Помнишь – на прошлой неделе? Или забыл? Когда ты, Мерлинова борода, пробовал выменять свою дочечку на идиотскую шляпу? А до того, – (снова хлопок и вопль), – на доказательство существования складко… – (хлоп!), – рогих… – (хлоп!), – стеклопов?!

– Нет… нет… умоляю! – всхлипывал Ксенофил. – Там правда Поттер, правда, правда!

– А теперь ты, значит, нас позвал, чтобы взорвать! – взревел Упивающийся Смертью. Последовал град хлопков вперемежку с взвизгами Ксенофила.

– Похоже, Сельвин, тут сейчас все провалится, – хладнокровно сказал второй визитер, и его голос эхом прокатился наверх. – Лестница перекрыта. Может, расчистить? Или все грохнется?

– Ты, лживый ублюдок! – орал Сельвин. – Ты ведь Поттера в жизни не видел, а? Заманил нас сюда, чтобы прикончить, да? Думал так вернуть свою девчонку?

– Клянусь… клянусь… наверху Поттер!

– Хоменум ревелио, – произнес голос у подножия лестницы.

Гермиона испуганно ахнула. Гарри показалось, будто что-то ужасное надвинулось на него и накрыло своей тенью.

– Наверху кто-то есть, Сельвин, – резко объявил второй колдун.

– Это Поттер, говорю вам, Поттер! – всхлипывал Ксенофил. – Пожалуйста… пожалуйста… отдайте Луну, верните Луну…

– Заберешь свою дочурку, Лавгуд, – ответил Сельвин, – если сходишь и приведешь Гарри Поттера. Но если это ловушка, если у тебя там сообщник… тогда посмотрим, наскребем ли тебе на похороны хоть пару кусочков от твоей малышки.

Ксенофил взвыл от страха и отчаяния и задвигался, засуетился, сквозь завалы продираясь на лестницу.

– Давайте-ка, – шепнул Гарри. – Смываемся.

Ксенофил, поднимаясь по лестнице, довольно сильно шумел. Пользуясь этим, Гарри вылез из-под обломков. Рона засыпало сильнее всех. Гарри и Гермиона как можно тише пробрались к нему и принялись стаскивать тяжелый комод с его ног. Ксенофил с грохотом приближался. Гермиона тем временем с помощью невесомой чары освободила Рона.

– Отлично, – выдохнула она, вся белая от пыли. Сломанный печатный станок, перекрывавший лестницу, затрясся – Ксенофилу оставались считаные футы. – Ты мне доверяешь, Гарри?

Тот кивнул.

– Хорошо, тогда так, – зашептала Гермиона, – Рон, наденешь плащ-невидимку.

– Я? Но как же Гарри…

– Пожалуйста, Рон! Гарри, сожми крепче мою руку. Рон, держись за мое плечо.

Гарри вытянул левую руку. Рон исчез под плащом. Печатный станок заходил ходуном: Ксенофил пробовал его сдвинуть невесомой чарой. Гарри не понимал, чего ждет Гермиона.

– Держитесь крепче… – шептала она, – крепче… сейчас…

Лицо Ксенофила, белое как бумага, появилось над буфетом.

– Обливиате! – крикнула Гермиона и указала палочкой сначала на его лицо, а затем себе под ноги. – Депримо! – И заклятием пробила в полу дыру.

Они камнем ухнули вниз. Гарри изо всех сил сжимал руку Гермионы. Снизу раздался вопль, и Гарри успел увидеть, как двое пытаются спастись от лавины обломков мебели и кусков потолка.

Гермиона крутанулась в воздухе – грохот рушащегося дома оглушил Гарри – и увлекла его за собой в темноту.