Книга: Нейрологика: Чем объясняются странные поступки, которые мы совершаем неожиданно для себя
Назад: 8. Почему у каждого альтер эго должны быть свои очки? О личности, травме и защите нашего «Я»
Дальше: Разделенный мозг

Найти себя

Дело происходило в Польше. Холодным ноябрьским вечером гинеколог по имени Петер после сильной ссоры с женой сел в машину. Эмоции продолжали кипеть внутри. Петер ехал в полной темноте и думал о случившемся, снова и снова проигрывая у себя в голове недавний скандал. Он чудом не съехал с трассы. Вдруг он понял, что оказался на встречной полосе, и увидел автофургон, который несся прямо на него. Он вывернул руль, машина резко повернула направо и, слетев с дороги, врезалась в дерево. Все потемнело. Последующие 63 дня Петер провел в коме. И пришел в себя совершенно другим человеком.
До аварии он был веселым, остроумным, приятным в общении мужчиной 43 лет. У него была жена и трое детей, он любил играть со своей собакой. Теперь же Петер, к своему ужасу, не понимал, кто он. Он с легкостью называл имена знаменитых общественных деятелей, но не мог припомнить, как зовут его самого, – и это было только начало. Последующие 10 лет группа психологов наблюдала за состоянием Петера и за целым рядом неврологических отклонений, очевидно, связанных с потерей им собственной личности.
Начнем с того, что Петер перестал узнавать себя. Когда психиатр по имени Яцек встал вместе с Петером перед большим зеркалом, у них произошел следующий диалог.
Яцек. Петер, кто это? Чье это отражение?
Петер. Не знаю. Боже! Этот монстр смотрит на меня!
Яцек. А кого еще вы видите в зеркале?
Петер. Я не знаю. Наверное, это Яцек. Кажется, вас так зовут, правильно?
Петер узнал человека, с которым был едва знаком, а себя – нет. К сожалению, не узнавал он и близких людей.
Когда семья пришла навестить его, он закричал: «Нет у меня никакой семьи! Все мои близкие погибли в аварии! Я не знаю этих людей… Это двойники… Двойники моих близких… Не знаю я!» Тут вам может вспомниться синдром Капгра – отклонение, при котором люди верят в то, что окружающих заменили двойники. Как уже говорилось в главе 5, синдром Капгра (как и близкий к нему синдром Котара, при котором люди считают, что они умерли) – это синдром, связанный с чувством отделенности от мира. Когда люди, страдающие синдромом Капгра, видят своих близких, у них не возникает соответствующей эмоциональной реакции, и тогда их мозг придумывает объяснение ее отсутствию. В этом смысле синдром Капгра – одно из проявлений «стирания» нашего «Я».
Следующий симптом Петера мы тоже уже встречали – это провалы в памяти. Он не мог вспомнить простейших фактов из собственной жизни. Например, он заявлял, что у него никогда не было собаки. Когда психиатр привел ему собаку, чтобы доказать обратное, Петер воскликнул: «Мерзкий комок шерсти! Нет у меня собаки. Никогда бы не завел такое никчемное существо. Я боюсь эту псину. Она хочет меня укусить!» Он также не помнил, что он гинеколог, но и на это у него нашлось оправдание. «Я слишком молод, чтоб быть врачом, – заявил он. – Все думают, что мне 40, но на самом деле мне 20». Чтобы объяснить это различие, Петер сослался на мнимый государственный заговор:
Правительство не только поменяло деньги, так что я их теперь вообще не узнаю, но и сменило календарь, чтобы не выплачивать мне ежегодное пособие… Они добавили к настоящему календарю 30 лет, и в итоге мне получается 45 лет, хотя на самом деле всего 25. Они хотят от меня избавиться. Мне страшно.
У Петера развилась конфабуляция. Его мозг подсознательно заполнял пустоты в памяти, придумывая истории, способные объяснить нехватку информации максимально логично. Он не помнил, что у него есть собака, поэтому изобрел отговорку: назвал животное «никчемным» и заявил, будто бы собака собирается его укусить. Бесполезное и агрессивное животное он никогда бы себе не завел, а значит, это вовсе не его собака. Когда он не смог припомнить собственную профессию, он придумал идею о том, что правительство изменило календарь и что при его настоящем возрасте быть врачом невозможно.
Подсознание Петера быстро находило аргументы, компенсирующие пустоты, которые возникли из-за того, что личность начала рассыпаться. «Я» Петера сильно пострадало, однако мозг все равно пытался соединить оставшиеся кусочки.
Но, судя по всему, травма оказалась слишком серьезной, а пустоты – слишком масштабными. Мозгу Петера пришлось найти дополнительные источники информации.
В больнице Петер лежал в одной палате с пациентом по имени Юрек, перенесшим операцию на колене. Как-то утром, когда кто-то из больничного персонала заглянул в палату к Петеру, тот потребовал, чтобы ему привезли инвалидное кресло. Сказал, что не может ходить из-за операции на колене. Еще заявил, что на самом деле его зовут Юрек. Потом к Петеру пришел 29-летний арт-терапевт, который объяснил, что его задача состоит в том, чтобы учить людей самовыражаться через рисование. Петер забрал у него все кисточки и отказался их отдавать, пояснив это тем, что кисточки нужны ему для работы. Еще он украл имя и даже возраст арт-терапевта (29 лет).
Изменения, произошедшие с Петером, связаны с самовосприятием. Вопрос в том, какие именно повреждения привели к таким последствиям?
Результаты МРТ мозга показали повреждения лобной и височной долей. Сильнее всего пострадало правое полушарие.
Неузнавание себя в зеркале, синдром Капгра и конфабуляция – все это связано с повреждением правого полушария, что неоднократно наблюдалось у пациентов, страдавших от потери своего «Я». Для примера рассмотрим состояние соматоагнозии, при котором человек не узнает части собственного тела и считает, что они ему не принадлежат. Тодд Файнберг, невролог Медицинского колледжа имени Альберта Эйнштейна и специалист по соматоагнозии, записал разговор с одной из таких пациенток, Ширли, которая не узнавала собственную парализованную левую руку.
Ширли. Он ушел в отпуск и даже не предупредил. И не спросил разрешения. Ушел – и все.
Файнберг. Кто он?
Ширли. Мой Булыжничек. (Подняла безжизненную левую руку с помощью правой, показывая, о чем говорит.)
Файнберг. Вы называете руку Булыжничком?
Ширли. Ага.
Файнберг. Почему?
Ширли. Потому что она ничего не делает. Просто лежит.
Пациенты с соматоагнозией, как правило, говорят о своих конечностях как о чем-то неживом, называя их «ржавой железкой», «мешком костей» или «рукой умершего мужа». Чаще всего они заявляют, что конечность принадлежит кому-то другому – например, врачу или родственнику.
Соматоагнозия очень похожа на синдром Капгра, только вместо ощущения отделенности от других вы чувствуете отделенность от собственного тела. Это еще один пример работы нейрологики. Поврежденный мозг не признает парализованный орган частью вашего организма. Но подсознанию нужно устранить внутренний конфликт. С одной стороны, поблизости постоянно находится объект, который выглядит точь-в-точь как рука. Но, с другой стороны, этот объект не повинуется двигательным командам. Как может мозг объяснить это? Вероятно, рядом лежит чужая рука или как минимум безжизненный предмет – «Булыжничек».
Соматоагнозия – это результат повреждения правой части лобной, височной и теменной коры. И снова речь идет о правом полушарии.
Исследования самовосприятия и клинические случаи говорят об одном и том же. Эксперименты с использованием аппарата МРТ показали, что правая часть префронтальной коры активируется, когда мы уходим в мысли о себе, но не о других людях. В литературе широко освещается вопрос о том, где именно в мозге локализуется наше «Я». Есть масса версий, но суть в том, что доподлинно это неизвестно. Не исключено, что «Я» находится в правой части лобной доли, поскольку активность этой области непосредственно связана с мыслями о себе. Однако такое утверждение нужно рассматривать с изрядной долей скепсиса, поскольку не одна эта область формирует наше самовосприятие.
Тем не менее случай Петера показывает нам множество аспектов человеческой личности, которые может уничтожить мозговая травма: возможность узнавать себя и тех, кто о вас заботится; память о своем прошлом; стабильное представление о себе и понимание, чем мы отличаемся от других; возможность контролировать свои чувства и действия. Когда Петера попросили нарисовать картинку и выразить через нее себя, он изобразил божью коровку и объяснил это так: «Я напоминаю самому себе божью коровку. Она вечно что-то ищет, потому что внутри у нее пусто, как и у меня».
Итак, нам известно, что наше самовосприятие может разрушиться из-за травмы мозга, но как оно распадается на части, когда повреждений нет? Мозг Эвелин не пострадал, несмотря на то что в детстве с ней обращались довольно жестоко. Так в чем же дело? Если по примеру многих неврологов предположить, что у «Я» есть совершенно конкретное место в мозге, получается, можно разделить личность на части хирургическим путем, попросту разрезав мозг. Если бы мы разделили мозг человека пополам, кто бы пришел в себя после операции? Одна личность или две?
Назад: 8. Почему у каждого альтер эго должны быть свои очки? О личности, травме и защите нашего «Я»
Дальше: Разделенный мозг

вика
я хачу разгаваривать с барбоскинами