Допустим, у меня есть друг, который не на шутку пристрастился к алкоголю, и я размышляю, стоит ли вмешаться. Как я приму решение? Я рассмотрю возможные меры и попытаюсь предугадать последствия каждой из них. Если я буду бороться с привычкой друга в одиночку, он, возможно, проявит упрямство, откажется от моих предложений и даже запретит мне лезть в его жизнь. А что, если к нему обратится большая группа его друзей? Вероятно, тогда он лучше поймет, как мы все обеспокоены происходящим с ним. Или же решит, что его загнали в угол, и уйдет в себя? Но, если я не вмешаюсь, его проблема только усугубится. Его могут арестовать за вождение в нетрезвом виде или избить в баре в пылу пьяной ссоры. Начальство уже обратило внимание на его симптомы алкоголизма. Мой друг рискует лишиться работы, если ситуация не изменится к лучшему.

Все эти сценарии мелькают у меня в голове так быстро, что я не успеваю продумывать детали, но каждый из них вызывает у меня определенные эмоции. Мысленно разыгрывая сценарии, я понимаю, что первый не годится. Нутро подсказывает мне, что второй вариант более выигрышный. У меня есть определенные представления о том, какой из шагов лучше, какой хуже, причем еще до того момента, как я сознательно взвешиваю все за и против каждого из вариантов. Откуда появляются эти сценарии и внутренние ощущения?

Невролог Антониу Дамазиу утверждает, что они возникают благодаря испытанным нами в прошлом эмоциям, которые влияют на нашу нервную систему и на наши решения. Дамазиу считает, что всякий переживаемый нами опыт ассоциативно связывается с определенными ощущениями и состояниями. Эти ощущения воздействуют на нервную систему и в качестве телесных маркеров становятся напоминанием о неких событиях. Наши эмоции оставляют после себя «биологические остатки» – физические изменения нервной системы. Дамазиу называет эти эмоциональные остатки соматическими маркерами (soma – «тело» по-гречески). Поэтому, если, например, абитуриентка отправляется осматривать свой будущий колледж в дождливый и промозглый день, у нее могут подсознательно возникнуть негативные ассоциации с этим местом. Или же такой пример: часто у людей бывает неприязнь к определенному продукту, допустим, к брюссельской капусте. Подобного рода нелюбовь, как правило, возникает из-за единичного отрицательного опыта, нередко полученного в детские годы, скажем, если в школьной столовой ребенка кормили невкусным супом из брюссельской капусты.

Зеркальные нейроны повторяют чужой опыт, а соматические маркеры воспроизводят наш собственный опыт из прошлого. Эмоциональные реакции, изначально возникшие в отношении определенного продукта, места или события, внезапно запускаются вновь, когда мы оказываемся в сходных обстоятельствах или принимаем похожее решение. Когда мы только начинаем размышлять, соматические маркеры уже оценивают последствия и воспроизводят возможные завершения каждого из сценариев. Они влияют на наш выбор и даже на то, какие версии мы рассматриваем в первую очередь. Еще до того, как мы обдумаем положительные стороны каждого из вариантов, соматические маркеры выхватывают их из моря возможных решений. Между тем мы можем совершенно ничего не знать о влиянии этих маркеров, ведь они работают у нас в подсознании.

Система соматических маркеров находится в лобной доле, прямо между глазами, в области, называемой глазнично-лобной, или орбитофронтальной, корой. У пациентов с повреждениями этой области наблюдаются сложности с принятием решений и эмоциями. Самый известный из таких пациентов – Финеас Гейдж, строитель железной дороги. В результате внезапного взрыва толстый железный штырь пробил ему голову насквозь, уничтожив орбитофронтальную кору, вылетел и упал на землю в 30 метрах от него. Гейдж чудом выжил, но очень изменился. Лишившись соматических маркеров и надежного внутреннего чутья, он потерял способность заранее планировать свои действия и разумно судить о том, как стоит поступить. Гейдж разучился выносить здравые решения, и вскоре его уволили с работы. А друзья сошлись во мнении, что Гейдж «больше не Гейдж».

Дамазиу вспоминает похожую историю, произошедшую с одним из его пациентов, Эллиотом. Ему требовалась хирургическая операция по удалению мозговой опухоли. В ходе операции хирурги вырезали и большой кусок глазнично-лобной коры. Когда Эллиот поправился, стало очевидно, что в его характере произошли разительные перемены. Ранее он был замечательным мужем и отцом, теперь же сделался абсолютно ненадежным человеком. Он не следовал расписанию и не справлялся с рабочими задачами, и вскоре его уволили. Он принимал одно неудачное решение за другим и в итоге пережил несколько разводов и оказался на грани банкротства. Возникало впечатление, что он не способен оценить последствия собственных решений.

У Дамазиу возник вопрос: «А не связано ли произошедшее с соматическими маркерами» – и он разработал так называемый игровой тест, чтобы выяснить это наверняка. В тесте воссоздавалась вероятность наказания или получения награды, с чем мы сталкиваемся в реальной жизни. Дамазиу дал Эллиоту 2000 долларов игровых денег и посадил его за стол, на котором лежали четыре колоды карт, обозначенные A, B, C и D. Эллиота попросили за раз сдвигать по одной карте из любой колоды. На другой стороне карты была написана сумма, которую Эллиот либо выигрывал, либо терял. Например, на одной карточке значилось, что он выиграл 50 долларов, а на другой – что потерял 100. Перед Эллиотом стояла задача заработать как можно больше денег.

Однако никто не сказал ему, что колоды были организованы по определенному принципу. Колоды A и B состояли из карт, каждый раз добавляющих по 100 долларов, а в комплектах C и D были карты, приносящие лишь 50 долларов. Однако были в колодах и карты, «забиравшие» деньги. В колодах C и D лежали карты, отнимающие только 100 долларов и меньше. А вот карты из наборов A и B отнимали вплоть до 1250 долларов. Таким образом, колоды A и B скорее помогали растратить деньги, нежели обогатиться. Получается, испытуемому стоило брать карты из колод C и D – это разумно.

Здоровые испытуемые изначально отдавали предпочтение колодам A и B из-за высоких выигрышей. Однако после нескольких серьезных потерь члены контрольной группы сообразили, что брать карты из комплектов A и B слишком рискованно. Они изменили тактику и сосредоточили свое внимание на выигрышных колодах.

До операции Эллиот характеризовал себя как человека консервативного, осторожного, не склонного к риску. То же он говорил и после операции. Однако его стратегия при прохождении «игрового теста» была какой угодно, но только не осторожной. Он продолжил брать карты из «опасных» колод даже после многократных и серьезных денежных потерь.

Дело не в том, что он не знал, как играть. Ему были известны и цель игры, и такие понятия, как получение и потеря денег. Он мог даже показать, какие колоды выигрышные, а какие нет. Однако при выполнении «игрового теста» он все равно предпринимал один неудачный шаг за другим: по-видимому, на него никак не влияли потери, к которым эти шаги приводили. Уроки, полученные от каждой из неудач, попросту не усваивались его мозгом.

Если бы у Эллиота не было повреждений системы соматических маркеров, негативные эмоции, которые люди обычно испытывают после серьезных финансовых потерь, оставили бы отпечаток на его нервной системе. И тогда в следующий раз он уже мог бы припомнить свои ощущения и оценить возможные последствия, обдумать их, подобно тому, как я размышлял над возможными итогами вмешательства в проблемы друга. К сожалению, повреждения мозга Эллиота заблокировали ему доступ к опыту прошлого, и принимать решения на его основе стало невозможно, из-за чего наш герой продолжил рыть самому себе яму – что при выполнении «игрового теста», что в жизни.

Соматические маркеры – вид эмоциональной памяти, повторная актуализация той информации, которую мозг получил в прошлом. Нам же кажется, что это просто «внутреннее чутье». Подсознание обращается к нему за помощью в определенные моменты жизни, когда необходимо сделать правильный выбор. В этой главе мы рассмотрели некоторые методы тренировки подсознания. Физические и мысленные упражнения и наблюдение за другими – все это формы обучения, которые при частом использовании формируют и укрепляют нейронные связи внутри нас, что может очень пригодиться нам в будущем. В спорте формирование нейронных связей улучшает нашу форму даже без нашего ведома, укрепляет мышцы и совершенствует технику. Благодаря зеркальным нейронам мы сами переживаем то, что видим, а кроме того, больше узнаем друг о друге, выражаем эмпатию, ощущаем боль и радость ближнего. И наконец, соматические маркеры помогают нам принимать решения на основе опыта.

Когда мы вспоминаем и заново переживаем то, что с нами уже было, подсознание обращается к прошлому, чтобы поспособствовать нашему росту и развитию. Нужные сведения отбираются из огромного хранилища воспоминаний – и мы принимаем верное решение. Однако на память не всегда можно положиться. Тем не менее подсознание обращается за сведениями именно к ней. Так что же происходит, если в этих сведениях есть пробелы или ошибки?

Мы уже видели, как мозг разными способами ликвидирует пустоты. Когда мы засыпаем, и внешние зрительные раздражители исчезают, мозг показывает нам сны. Когда мы слепнем или получаем сильные неврологические травмы, мозг реконструирует нашу картину мира с помощью иных средств, в том числе галлюцинаций. Обращаясь к воспоминаниям для принятия верных решений, мозг не забывает и о том, что повествование должно быть полным. По логике нашего подсознания, недостаток информации должен заполняться сведениями либо из памяти, либо из текущего контекста. Но что, если пробелы возникают не в восприятии, а в самой памяти? Как может подсознание ликвидировать пустоты в хранилище информации, к которому само постоянно обращается за помощью? Оказывается, мозг способен придумать свою собственную историю.