На отвесной скале, возвышающейся над водами Шпрее, среди густых лесов упирался в мрачное небо старинный замок. Каждый камень в его стене был пропитан историей. Замок выглядел неприступно и неприветливо. С главной дозорной башни открывался вид не только на мирную гладь вод Шпрее и густые леса, но и на всякого неугодного, кто решил пройти незамеченным. Выступающие контрфорсы придавали и без того несокрушимым стенам тяжеловесный вид. Так и стоило ожидать, что из маленьких окон-бойниц выкатятся дула артиллерийских орудий. Две массивные деревянные герсы на воротах, редко открывавшиеся для кого-либо кроме хозяев, красноречиво сообщали, что случайному гостю сюда не попасть.

В одной части замка располагались жилые помещения, в другой – кузница, амбары и сараи. Прямо в скале с невероятным трудом был прорублен глубочайший колодец, а территории вокруг замка хватило бы на то, чтоб выращивать все, что душа пожелает, и пару месяцев сытно жить даже в случае осады.

Замок, в котором жил Мандельштейн, был так же основателен, как его хозяин. В главном зале над камином с обеих сторон висели головы животных, некогда вольно ходивших среди окрестных дубов. Массивные потолочные балки сочетались с такой же громоздкой мебелью, а на стенах висели портреты рыцарей в доспехах с геральдическими знаками. Полы были выложены мозаикой с изысканным цветочным орнаментом.

За резной дверью, укрытой тяжелой шторой, притаилась лестница, ведущая в оружейную комнату. Здесь хранились доспехи, кольчуги и шлемы, топоры и алебарды, мечи и щиты, которые помогали снискать славу их владельцам и принесли много горя врагам. А пройдя оружейную комнату насквозь, можно было попасть в плохо освещенный коридор, который зловеще нашептывал приглашения зайти во вселяющую ужас темницу.

Бесстрастный замок стоял, пока погибали миллионы людей в разрушительной Тридцатилетней войне, спустя больше века спокойно пережидал 1760 год, когда Берлин был взят русскими и австрийцами. Замок неискренне скучал по регулярно сменяющимся хозяевам, которые даже после смерти не покидали его, ведь их истлевшие останки покоились в фамильном склепе, расположенном в подвальном помещении.

Легенды говорили, спалось усопшим в склепе неспокойно. В ясные ночи можно было заметить бестелесные фигуры на крепостной стене. Крестьяне из окрестных деревень, хаживавшие вблизи замка при свете луны, утверждали, что призраки приоткрывали для них завесу тьмы и сообщали скорую или далекую дату их смерти.

Карл Мандельштейн унаследовал замок от отца. Их род был древним и уважаемым и владел этой землей и постройками на берегах Шпрее много веков. Карла назвали в честь отважного предка, смело сражавшегося плечом к плечу с великим магистром и основателем ордена тамплиеров Гуго де Пейном, посвященным в рыцари в пятнадцать лет. Когда несколько благородных рыцарей организовали этот орден и обосновывались в иерусалимском храме, они не смели надеяться, что их потомок спустя много веков будет столь же неустрашимым и сможет влиять на судьбы стран. Все мужчины рода Мандельштейн были воителями, и другой участи они себе не желали. В этом роду не было посредственностей, и все они отстаивали свои идеалы и на поле боя, и в борьбе духа. Предкам Карла пришлось претерпеть потери и во время Крестовых походов, и от инквизиции – двое мужчин из этого чтимого рода погибли на кострах в Марбурге во времена преследования тамплиеров.

Иногда Карлу снились поединки. Ему виделось, будто он в тяжелой кольчуге, шоссах и белой накидке поверх доспехов сражается на мечах с двумя противниками. Его атакуют, и он отходит по винтовой лестнице, остервенело отбиваясь от врагов. Щит надежно укрывает красный крест на груди. Свирепый лязг металла от ударов мечей, стук железных шпор о каменные ступени, тяжелое дыхание воинов разрывают пространство и отбиваются взрывным эхом от стен. Повороты лестницы дают возможность Карлу свободно наносить удары, а его противникам – лишь пропускать.

Вот расколотый шлем одного из врагов с грохотом летит вниз по ступеням, но противник продолжает преследовать тамплиера. Бедный рыцарь Христа парирует выпад, вновь блок, и вот еще раз в изнеможении заносит меч, замирает на долю секунды, услышав удар своего сердца, и наконец карающее оружие Карла находит преследователя. Поверженный враг оседает на ступенях, и моментально перед вторым противником мелькает кинжал в левой руке ловко извернувшегося Карла Мандельштейна. Больше недруг не видит ничего, а тамплиер отбрасывает треснувший щит и кладет руку на обнажившийся взору священный красный крест на груди.

Поединки Карла Мандельштейна продолжались и тогда, когда он бодрствовал, только наяву у него было другое оружие – его тонкий ум и огромное состояние, которое он не боялся истратить на достижение своей цели.

Техническое видение Мандельштейна было гениальным. Он изобретал и конструировал технику, которую инженеры даже не смели представить. В эти годы научно-технический прогресс не спеша внедрял в жизнь радио, автомобили только начали заменять лошадей, но в армиях Франции, Великобритании и Германии уже появлялись бронированные машины. И вооружение интересовало Карла Мандельштейна больше всех других открытий. Днями и ночами, недели напролет он мог работать в своем кабинете, разрабатывая танки, которые наводили бы ужас на пехоту, деморализовали ее и заставляли бежать с поля боя без оглядки. Конструировать машины, которые дадут неоспоримое превосходство на фронте, не оставляя ни малейшего шанса противнику, – вот что его вдохновляло. Не менее эффективным он счел химическое и бактериологическое оружие, ведь благодаря таким технологиям не нужно даже приближаться к врагу, поэтому Мандельштейн не жалел средств на работу докторов и ученых-химиков. Орден тамплиеров никогда не бедствовал, и семейное состояние Карла позволяло ему развернуться в меценатстве и покровительстве направлений, которые он полагал перспективными.

Главным врагом Германии потомок храмовников считал Российскую империю, потому к Японии, желающей контролировать Маньчжурию и Корею, он относился благосклонно. Война, ослаблявшая ненавистного врага, была ему на руку. Карл активно сотрудничал с японцами, даже за свой счет отправлял инструкторов и экспертов для поддержки японских войск. И не забывал сам пользоваться услугами авторитетных специалистов. Он брал уроки единоборств, фехтования, следил за своим телом и закалял дух.

На инициативу кайзера в вопросе изменения курса отношений с Россией Мандельштейн не рассчитывал, он был уверен, что Вильгельму не придет в голову мысль выступить против своего кузена Николая, потому решил искать другие рычаги влияния. Кайзер не заслужил уважения Карла, последний считал его слабой фигурой, а прощать убожество было не в его правилах. Нужно было отыскать слабое место Вильгельма, и оно нашлось: кайзер не был образцовым семьянином, и его страсть к девушкам, роскоши и специфические вкусы часто приводили его в публичный дом, чтоб провести время с крепкими доминантными женщинами. Сделать снимки донжуана в самые откровенные моменты посещений «Артемиды» было делом техники – на помощь пришел Шварцмайер. Этот докторишка ради минимальной поддержки своих сумасшедших идеек (пара тысяч марок и пара десятков болезных солдатиков – это ерунда) наделал чуть ли не сотню самых пикантных фотографий Вилли.

Мандельштейн быстро сориентировался, что кайзер не захочет огласки своих девиаций и при помощи всего лишь конверта и человеческих страхов он, Карл, сможет добиться своей главной цели – войны с ненавистной Россией. Новые территории для Германии будут очень полезны, давно пора расширить границы на восток, а Мандельштейн уже и новые виды оружия разработал, и результаты исследований в области химии его воодушевляли. Он знал, что если сумеет грамотно создать условия для нападения, то возможные потери Германии не пойдут ни в какое сравнение с тем, что она сможет приобрести. О такой мелочи, как жизни солдат и искалеченные судьбы мирного населения, он думал в последнюю очередь. Каждый должен заботиться о себе, а слабакам в этой жизни не место. Это естественный отбор.

У Карла Мандельштейна были все основания считать себя исключительной личностью, он был обладателем изысканного вкуса, сильного характера и гениального ума. Такого же мнения придерживались и его союзники, и враги. Он предпочитал вести поединки благородно, хотя само понятие благородства у него было искажено.

Сострадательность, как рудиментарная функция, не была ему свойственна, ведь уже много веков назад тамплиеры на полях сражений научились даже не подбирать и не хоронить павших товарищей. Его холодный рассудительный ум помогал управлять людьми не хуже, чем техникой, а единственной достойной привязанностью он считал любовь не к персонам, а к идеалам.

И вот – последняя игра, которая, безусловно, стоила свеч, и его партнерами в ней выступят его давнишние союзники, соратники его семьи на протяжении столетий – рыцари древнего масонского ордена.