О Артемида! Ироничная девственная богиня дала свое имя дому, где трудились далеко не столь невинные девицы. А спутанные нити жизни привели сюда разных тружениц: пышнотелых и стройных, вздорных и невозмутимых, меланхоличных и хохотушек, почти девочек и опытных львиц. Но все они за награду дарили удовольствие мужчинам. Обычное дело, профессия ведь и правда древнейшая. Уже в каменном веке не каждой женщине хотелось загонять оленя, проще было выкупить его тушу. А может, и пару шкур выторговать. Ритуал в честь богов? С опытными жрицами, готовыми дарить телесные радости, боги откликнутся быстрее. Зашли в гости к радушному хозяину? Кроме яств и ночлега он мог предложить путнику, готовому раскошелиться, свою жену или дочь.

Один из древнейших найденных сводов прав и законов – Кодекс Хаммурапи, написанный в Месопотамии, – защищал права проституток наравне с другими гражданами. Общество относилось к продажным женщинам по-разному. Были и презираемые «девочки с флейтами», которые дарили радость на пирах, и наложницы для ежедневных посещений, и почитаемые гетеры, удовольствие встреч с которыми мог себе позволить не каждый мужчина. К тому же гетера могла и отказать неугодному клиенту. А о некоторых библейских блудницах, например Раав из Иерихона, принято говорить даже с пиететом, ведь она отважно укрыла израильских солдат и стала считаться героем веры.

История публичных домов тоже немолода. В Древних Афинах считали, что доступные девушки нужны для поддержания здоровой семьи, а в Помпеях приблизительно на каждые шестьсот жителей приходилось по борделю. Тысячелетием позже во многих странах публичные дома организовывало государство, но лишь с той оговоркой, что они не будут работать в дни религиозных праздников и по воскресеньям.

В России с древнейшей профессией стали бороться сразу, как только она стала широко распространяться. И если Петр I только издавал запреты, Елизавета Петровна приказывала непотребных девок ловить и приводить в Главную полицию, то сердобольная Екатерина даже перевоспитывала барышень работой на фабриках. До того как в середине XIX века было решено, что разумнее столь прибыльную деятельность регламентировать, были и ссылки падших дев в Иркутск, и обязательства носить желтые платья, чтоб не спутать их с порядочными женщинами, и медицинские «желтые свидетельства» вместо паспортов.

Наверное, нет ни одной страны, где нет желающих купить женское (да и не только) тело. И Германия – очередное тому доказательство. В документах публичные дома стали фигурировать здесь уже с XIII века. Спустя три столетия вмешались лютеране, не посчитавшие это богоугодным занятием, и по стране под натиском религии стали закрываться бордели. А с середины XIX века их стали запрещать и законодательно, а за сутенерство могли лишить свободы.

Но веселые дома продолжали манить клиентов. Так было и с «Артемидой». Непримечательное снаружи здание впечатляло своим внутренним убранством. Далеко не каждый зажиточный берлинец мог себе позволить подобную роскошь. Стены были украшены полотнами эротического содержания, шикарная мебель, зеркала от пола до потолка. Клиентам подавали изысканные блюда в дорогой посуде, шампанское текло рекой. Сюда мужчины приходили ощутить власть или же подчиниться самим, а девушки из «Артемиды» мастерски владели не только своим телом, но и плетью.

Боль всегда жила рядом с человеком, начиная с ритуальных инициаций, как и жрицы любви. Со временем он даже с ней подружился и научился получать от нее сладострастное удовольствие. Этим воспользовались мудрые гетеры и начали мучить страждущих, даря им вожделенную радость. Исследователи назвали это явление «алголагния», что означает влечение к причинению или претерпеванию боли. Потом запретную страсть воспели в книгах, что увековечило имена авторов в терминах «садизм» и «мазохизм».

И вот сейчас автомобиль новых многообещающих клиентов салона, покачиваясь, выезжал за пределы людных кварталов Берлина. Строения становились ниже и острее, исчезли присущие центру кукольные формы. Неожиданно линия домов запрыгала математическим графиком разных по высоте зданий. Брусчатка сменилась на окатанный булыжник, отчего шины недовольно заворчали, а пассажиры смешно запрыгали вверх и вниз.

– У нас в Старокузнецке хоть и грунтовые дороги, да поглаже этих будут, – пробормотал Родин.

Проехав еще около километра, автомобиль остановился у высокого дома с висящим перед окошками бельем. После шумного даже вечером центра города здесь немного удивляло полное отсутствие транспорта.

Шофер вышел из автомобиля и открыл дверцу. Первым спустился мужчина, легко развернувшись, протянул руку в салон и помог сойти женщине. Та, кокетливо придерживая шляпку, огляделась по сторонам. Мужчина рассчитался с водителем и что-то спросил. Тот хохотнул и указал рукой в краге вдоль улицы. Какое-то время парочка еще смотрела вслед уезжающему автомобилю, после которого в воздухе висел сизый, пахнущий бензином дымок, а потом двинулась в указанном направлении. Шли не торопясь, аккуратно выискивая место для следующего шага. Мусор в этом районе убирали не часто, скорее всего – по большим праздникам.

Между Марией и Георгием снова завязался оживленный спор. Непосвященному немцу со стороны могло показаться, что это супружеская пара, которая беззлобно ссорится, но на самом деле шла подготовка к выполнению задания.

– В бордель люди идут для известных целей. Наше появление на пороге должно выглядеть естественно, – заговорил Родин, украдкой посматривая на Марию.

– Что вы предлагаете?

– Допустим, мы семейная пара. Живем вместе, конечно, не так долго, но обыденность уже приелась. Жизнь постельная скучна, все, когда-то неизвестное, познано, и хочется, как бы вам сказать… Так вот, – он мечтательно посмотрел на первые звезды.

– Так вот?.. – настороженно подхватила Очеретина.

– Предлагаю сообщить о себе как о паре, желающей отведать нечто новое, необычное, – закончил Родин и поглядел на Марию.

Она отстала, затем остановилась и в упор глядела на него. Даже в сумерках был заметен легкий румянец, покрывший ее веснушчатые щечки. Кисти сжались в крепкие кулачки.

– Вы предлагаете…

– Да, – бесцеремонно перебил ее Родин, – предлагаю проникнуть в тайны известным способом, через близкое общение с труженицами заведения.

– Нет, нет и миллион раз нет! – с легким визгом выплеснула раскрасневшаяся Мария. – Да как вы только могли такое предложить, как вам не стыдно! У вас же невеста есть! Этот номер у вас не пройдет!

– Это необходимо для успеха предприятия! Перед нами ответственность за судьбу нашей страны! На кон поставлено все! Россия может лишиться куска территории, части карты! – наступал Георгий.

– Послушайте, Родин, об этом не может быть и речи! – резко остановила наступление спутника Очеретина.

– В таком случае наше появление в злачном месте выглядит странным, и мы попадемся на первых минутах общения!

– Родин, ну какой же вы разведчик! Разве можно так примитивно рассуждать? Вы развиваете мысль только в одном направлении и других вариантов вообще не желаете рассматривать. Почему не думаете шире, более объемно и… чище?

– Ах, вот как! Тогда выкладывайте свой план, если он у вас, конечно, присутствует. Хотя думаю, он прост и смешон, – у Георгия боевой дух ослабел и быстро начало портиться настроение.

– Конечно, есть. И он отличен от того, что вы предложили. У вас не план, а нескромное желание, все более разгорающееся по пути к борделю.

– Нельзя во взрослой игре использовать детский совочек, так как ставки разные. Скорее выкладывайте, что там у вас, скоро уже будем на месте!

– Предлагаю воспользоваться троянским конем, известным ходом, применяемым по-настоящему творческими людьми. Для понимания сути явления они лезут в самый его эпицентр, а потом описывают в своих шедеврах!

– Вы хотите мне напомнить о Викторе Гюго, который посещал злачные места, а после их прообразы находили на страницах его романов? Так я вам то же самое и предлагаю, а именно – почувствовать себя на месте действующих лиц. Это позволит нам до последнего момента не открывать планов и добраться до того, кто нам нужен, – Георгий вновь оживился.

– Не только он, но и множество известных личностей. Лев Толстой, заметьте, тоже пишет на основании исключительно личного опыта, но нам для этого нет необходимости непосредственно участвовать в оргиях.

– Позвольте, Мария, так кем же мы представимся?

– Предлагаю – драматургом и композитором. Легенда такая… – Очеретина живо потерла ладони. – Мы пишем для берлинского театра трагическую оперу об отверженных людях и в поисках новых идей вынуждены посещать дно общества. Искусство требует свежих впечатлений, и мы познаем трагедии падших душ, заправляем соусом из темной любви и боли и создаем чудесное либретто. Со стороны звучит правдоподобно?

– Думаю, что падшими они себя не считают. Подобное сообщение вызовет в борделе недовольство, а то и гнев, и нас выставят за двери быстрее, чем мы даже сможем сообщить истинную цель нашего визита. Во-первых, фрау Очеретина, я не настолько музыкален, чтобы быть композитором. Во-вторых, я и на драматурга не похож. Посмотрите на мои руки, они в шрамах.

– Хорошо, выдадим вас за поэта, – Мария пожала плечами. А я представлюсь автором музыки. Поэты по-разному выглядят – есть те, кто во фраках на сценах берлинских театров блещут, другие, случается, и на помойках роются. Все, решено, будете поэтом. – Очеретина радовалась своей сообразительности.

Гостиница, возможно, ранее выглядела более приветливо, но сейчас отгородилась от внешнего мира массивным забором. Окна из-за плотных штор светились тускло. Уличные фонари скорее прятали здание в темной дымке вечерних испарений, освещали только ограду и вход, отчего бордель напоминал затаившегося в темноте монстра, окруженного железными щупальцами.

Ко входу подъехала конная повозка. Оттуда, придерживая шляпу, выскользнул мужчина в длинном плаще. Дверь ему открыл белокурый громила размером с троих братьев Родиных, пропустил посетителя, оглядел улицу и исчез в освещенном проеме. Чудовище, скрытое во тьме, поглотило очередную жертву.

– Не обижайтесь, скажите, вы знаете много женщин-композиторов? Да и вопрос, который может задать мадам: откуда мы узнали о той самой Регинлейв?

– Адрес мы получили от одного высокого чиновника, – Мария нахмурилась. – В ходе общения сведем разговор на интересующую нас персону – на Регинлейв. Когда же мы с ней встретимся, то будем расспрашивать о жизни, я буду напевать, вы записывать. Постепенно перейдем к ее контактам с первым лицом государства, к шантажу, объясняя, что все это необходимо для оперы – мол, для создания гениального сюжета.

– Как вы думаете, через сколько минут после того, как наши ноги переступят порог борделя, мы вновь окажемся на улице?

Очеретина промолчала. Они остановились у металлической изгороди.

– Как вы продолжите беседу, – спросил Георгий, – если у нас получится войти в доверие?

– Вот тогда мы представимся фанатически настроенными монархистами, желающими одного – спасти кайзера от позора за счет своих покровителей из мира искусства! – многозначительно подняла палец Мария. – И предложим ей крупную сумму, больше, чем она вымогает у Вильгельма. Благо денег нам выделили без ограничений.

– Мы же не знаем мотивов, почему она так поступает. А вдруг это даже не ее воля и она принуждена заниматься шантажом? Считаете, что она клюнет на эту наживку?

– Я уверена в этом, и потому мы возьмем наш «рубин» – фото кайзера, в коже и цепях, или как он там выглядит, – утвердила Очеретина. – Поставим Вильгельму свои условия и получим возможность временно затормозить немецкую помощь Японии. За это время наши войска наконец-то доберутся до Сахалина и нанесут микадо сокрушительный удар. Наша миссия будет считаться выполненной.

Родин немного поморщился и, небрежно подхватив под локоть Марию, направился к дверям притона. Из урны струился дорогой дух недокуренной сигары. Красная, плетенная из тростника дорожка жалась к ступеням. Дверь подалась внутрь с томным звуком, напоминающим любовный стон, и навстречу понеслись яркий свет, запахи лаванды, роз и воска, легкая музыка. В холле на пышных голубых с золотой вышивкой диванах кошками лежали милые подушечки. На пестрых обоях, наверняка еще оставшихся от гостиницы, были изображены аккуратные крестьяне, которые сгребали сено в стога, и домики с черепичными крышами. На столах гордо высились серебряные подсвечники с зажженными свечами, в ведерках лежали запотевшие бутылки шампанского. По бокам диванов и кресел стояли напольные бронзовые вазы, наполненные благоухающими розами.

– Смотрите-ка, – вздохнул Георгий, кивая на предыдущего гостя, который быстро тыкнул в альбом с фотографиями и удалился вверх по лестнице, – посетитель перед нами уже определился.

– Скромнее вас быть не прошу, не то место, – пожаловалась сама себе Мария и лишний раз утвердилась во мнении, что Родина одного на это задание отпускать не следовало.

Неожиданно двое огромных мужчин поднялись со стульев. Расцветка их одежды сливалась с обоями, потому они оказались незамеченными до того, как пришли в движение. Своими водянистыми глазами амбалы удивленно уставились на вошедшую пару, один что-то медленно дожевал и сглотнул, а второй засунул руки в карманы брюк, немного сгорбился и, наклонив голову вперед, посмотрел из-под бровей. Из-за ширмы вышла, поправляя кудрявую шевелюру, высокая, сухопарая женщина лет пятидесяти в широком золотом ошейнике.

– Добрый вечер! – она широко улыбалась и в приветствии расправила тонкие руки-палки в стороны. На ее пальцах, бликуя в огнях свечей, заблестели кольца с драгоценными камнями. Родин отметил про себя, что она довольно некрасива и попытка компенсировать этот недостаток дорогими украшениями ей не удалась. К тому же он заметил, что ошейник прикрывал большую волосатую родинку.

– Здравствуйте! – начал Георгий. – Далековато вы забрались.

– О да, – улыбнулась хозяйка. – Мы не мясная лавка, чем дальше от людных мест, тем спокойнее клиентам. Заведение у нас особое, секретность чрезвычайно важна! Мы так же надежны в хранении тайн, как и швейцарские банки. Вы – семейная пара? Да?

Родин кивнул, а Очеретина, наоборот, замотала головой. Хозяйка же понимающе улыбнулась и продолжила:

– Как же это хорошо! У нас на этот счет есть отличные предложения. Может, у вас есть пожелания? Да, и зовите меня фрау Шиллер. Рассказать вам о наших прелестницах?

– Расскажите, – заинтересованно посмотрел на стол с альбомом Георгий. Конечно, пожелания у него были. Женщины в его объятиях ахали настолько давно, что любое предложение для него являлось подарком. Возможность тратить деньги в любом количестве натягивала пружину мечты, и яркие образы любовных утех возникали кинолентой в израненной мужской душе. Непринужденная обстановка расслабляла, и невидимый запах плотской любви, пропитавший воздух, заставил его на минуту забыть об истинной цели посещения дома терпимости.

Дама раскрытой ладонью пригласила гостей на диван, крепыш принес бутылку шампанского и фужеры. Гости сели рядом, а хозяйка пододвинула к ним альбом с фотографиями раздетых девушек, и не только…

Родин перевернул лист и почувствовал укоризненный взгляд Марии, подкрепленный вдохом и жарким выдохом.

– Это вот, – начала фрау, – самая молоденькая и чудесная козочка, у нас она совсем недавно, неумелая, кроткая, но в этом весь шарм. Вот две райские птички, удивительное яркое сочетание – блондинка и брюнетка, прекрасно играют дуэтом, но, если пожелаете, и соло. А это Константинос – наш греческий герой, Геркулес, посмотрите, какая мускулатура, в свое время он слыл хорошим борцом в Афинах! Пальцы из стали, горяч как горн, силен – скажу вам, дорогуша, это титан, истинный жеребец. Ну а если желаете восточных сладостей – вот, посмотрите, какой яркий мужчина, из Японии, мастер уникального массажа, у него грудь женщины, а там, между прочим, все на своем месте и в отменном состоянии.

Очеретина сидела раскрасневшись и небольшими глотками отпивала шампанское из поданного фужера. Ей почему-то не нравилась реакция Георгия. Внутри жгло злое женское чувство, способное испортить не только жизнь, но и погубить операцию. Когда он листал альбом, рассматривал фотографии и иногда переспрашивал хозяйку, Мария с трудом сдерживала себя.

Родин с интересом слушал описания, косился то на напарницу, то на Шиллер. Кроме того, с момента их появления в заведении он не переставал следить за двумя вышибалами, те находились на своих местах и вроде бы беспечно дремали. Да, понимать расстановку фигур на шахматной доске, которая в любой момент могла превратиться в ринг, необходимо.

– Майне фрау, а нет ли у вас того, что в вашем альбоме не показано? Конечно, понимаю, что некоторые пикантные особы могут отпугнуть клиентов, потому вы наверняка припрятали что-то интересное?

– О, вы ищете кого-то конкретного?

– Мы ищем себе Домину, – и Родин мечтательно откинулся, сжав под мышкой подушку.

– О, вы понимаете толк в удовольствиях! – расхохоталась хозяйка. – Конечно же, вам нужна госпожа! В верхних этажах нашего приюта – обыкновенные земные радости. Но там, ниже, во мраке подвала, царят неземные удовольствия. Вы окунетесь в мир боли, унижения и подчинения! А если вы еще неискушенные в столь порочных забавах, мы подберем вам опытную богиню…

– Богиню нам рановато, начнем с валькирии, – кивнул Родин. – Да, мы спускаемся во мрак, правда, ради творчества. А вот чтобы по-настоящему – еще не пробовали. Проводите нас к валькирии.

– У нас все валькирии, – мадам поджала ярко накрашенные губы и чуть нервно оглянулась назад. Вышибалы, поняв, что начался деликатный разговор, послушно удалились.

– Нам необходимо с ней поговорить, – Очеретина посмотрела за спину хозяйки, где на стене висела картина с пышнотелыми купальщицами. – Мы, признаться, не совсем те, кем представились. Познакомьтесь, – это Алекс Фридрих Циммерман, он известный поэт. Я же Луиза Шмидт, пишу музыку. Возможно, вы слышали о нашем творческом тандеме – мы служим искусству, наши произведения исполняются не только в берлинских театрах, но и в Вене, и в Риме. Для создания оперы важно живое общение. Регинлейв обязательно нам поможет, и мы наконец возродим увядший сценарий. Мы хорошо заплатим. Можно ли ее позвать?..

Родин заметил, что при упоминании имени проститутки Шиллер вздрогнула. Очеретина допустила непростительную оплошность, и события сразу двинулись для них не в лучшую сторону. До последнего момента «Регинлейв» ни разу не звучало, и для фрау это послужило сигналом для начала наступательных действий. Кроме того, она создавала впечатление женщины далеко не простого происхождения и, возможно, неплохо знала театральный мир германской столицы, а Мария, придумавшая им имена, сразу забросила зернышко сомнений в изворотливый ум хозяйки заведения.

– Да, конечно же, я читала о вас в газетах, – Шиллер слегка нахмурилась. Осведомленность гостей и странная просьба не заставили долго думать. Ее рука привычно скользнула под край стола, где имелась тайная кнопка. – Безусловно, мы ее сейчас же пригласим.

Колыхнулись ближайшие портьеры, как оказалось, прикрывавшие секретный вход, и вышибалы один за другим втиснулись в комнату, сложив руки на животе. В помещении сразу потемнело и стало тесно. Очеретина с Родиным вскочили.

– Так, – щелкнула пальцами хозяйка и указала на посетителей, – эти шпики совсем обнаглели. Приходят в порядочное заведение и, не таясь, начинают выведывать наши секреты. Вот этого бравого ухажера, по говору вижу, полячишку, выпроводить за дверь. Да не церемоньтесь, угостите его хорошенько. А дамочку сдайте нашему жеребцу, пусть научит ее правильным манерам, он как раз сегодня без работы сидит, хоть разомнется.

– Беги! – крикнул Родин Марии.

Несмотря на свои крупные размеры, огромный немец резво бросился на Георгия и попытался схватить его за воротник. Второй быстро оказался у дверей и загородил их своей тушей. Для Марии, которая побежала к выходу, путь оказался отрезан, сзади ей на спину запрыгнула Шиллер и заключила шею в замок. Мария укусила ее за руку и, высвободившись, ударила коленом в живот, женщины завизжали, пустили в ход ногти. В мелькающих пальцах затемнели клочки волос.

Родин с детства хорошо бился на кулаках. Он мог стоять против двоих, а то и троих. Но громадный вес и неожиданная верткость оппонентов не давали возможности скорой победы. Вышибалы, наверняка бывшие борцы, закрывали головы огромными руками и танцевали на месте, намереваясь его схватить. Георгий безуспешно пытался нанести решающий удар, но кулаки попадали в прочные блоки или в чугунные, непробиваемые головы. Его бы обязательно сграбастали, если бы он не отбивал тянущиеся к нему руки. Толстый слой мышц и жира прошибить, казалось, было невозможно. Второй охранник, заметив, что Мария уже катается по полу в обнимку с хозяйкой и не может сбежать, начал сзади наседать на Георгия, который отступал к столу.

Бегло осмотрев помещение, Родин понял, что может заменить ему оружие. Огромная бронзовая ваза, словно мечтавшая стать боевым молотом, как будто сама прыгнула в руку. Хрясть! – первый удар тяжелым сосудом угодил в локоть вышибалы. Тот охнул, схватился за ушибленное место и застонал. Бум! – следующий удар с гулким звуком пришелся по голове, и здоровяк, закатив глаза, рухнул мордой в диван, а верхняя часть вазы пушечным снарядом отлетела в сторону.

Второй бугай оторопел, но совладал с собой и сунул руку в карман. В пухлых пальцах сверкнул стилет, и вышибала со скоростью кошки бросился на посетителя. Родин только этого и ждал. Присев, он резко дернул за край персидского ковра, и немец повалился на пол. Георгий молниеносно подскочил к упавшему охраннику, ударил его ногой в шею и набросил на него свободный конец тяжелого ковра.

– А-а-а! – в холл с пронзительным боевым визгом вбежали четыре полураздетые проститутки. Одна пришла на помощь уже готовой сдаться фрау Шиллер, и они вместе набросились на обессиленную Марию, а троица разъяренных львиц подскочила к Родину. На него посыпались колкие, ощутимые удары. Острые коготки впивались в кожу колючей проволокой, но Георгий вошел в раж и совершенно не по-джентльменски отвесил каждой по смачной тяжелой оплеухе раскрытой ладонью. Проститутки разлетелись по полу, как котята, которых расшвырял бульдог. Одна из них, правда, нашла силы, поднялась на четвереньки, но он крепко поддал ей под зад ногой, и она растянулась на ковре. Мадам с девицей увидели подскочившего на помощь Марии Родина и спешно ретировались за портьеру.

Георгий схватил за руку растрепанную, всю в царапинах напарницу, и они побежали к выходу. Преодолеть даже половину пути не получилось – к ним наперерез уже неслась та, к которой они пытались попасть «на прием» – огромная женщина, именуемая Регинлейв. Ослепительно снежные, роскошные волосы развевались вокруг круглого, пылающего злобой лица, короткий кожаный доспех плотно облегал тучное тело, а толстое желе рук покачивалось непрошибаемой броней. Вышибалы казались рядом с ней мальчишками. Родин оттолкнул от себя Марию и сразу почувствовал, как неведомая сила подняла его к потолку, а через мгновение он уже грохнулся вниз, сломав спиной деревянный стол.

«Бежать, только бежать…» – полетели панические мысли.

Краем глаза Родин увидел, как, покопавшись недолго с дверью, Очеретина уже выскочила на улицу. Он ринулся за ней, но пресс мощных рук сдавил его, в глазах потемнело. Георгий несколько раз пнул валькирию в живот и грудь, но эти комариные удары не только не причинили ей вреда, богатырша их даже не почувствовала. Когда он понял, что не может вырваться, сокрушительный бросок впечатал его в стену с картиной, вместе с которой он рухнул на диван. На его голове зрела гематома. Огромная, как туча, Регинлейв надвигалась, желая, возможно, сделать последний захват и расплющить молодого врача об пол.

Ужас и непонятно откуда взявшийся восторг вдруг охватили Родина: «Так вот что нашел в ней Вильгельм!»

Валькирия, уцепив его за ногу, подтянула к себе, обхватила за туловище и подняла на уровень лица. Бешеные, в красных прожилках глаза посмотрели внутрь перепуганного Енюши Родина.

«Руки-ноги захватили – башкой бодайся», – вдруг отчетливо прозвучала в голове неторопливая присказка деда.

«Это шанс», – мелькнула спасительная мысль, и он, откинувшись назад, ударил Регинлейв лбом в переносицу, а когда она от боли отвернулась – нанес удар в висок. В глазах его потемнело, и он потерял сознание, рухнув на пол вместе с великаншей.

Очнулся Георгий от того, что Очеретина трясла его и била по щекам ладонью. Под ее левым глазом краснела ссадина, волосы спутались, как у горгоны Медузы:

– Уходим, Родин, быстро уходим!

Ночная свежесть, словно из ушата, охладила разгоряченные от драки молодые тела. Они спешно удалялись от злополучного дома. Внутри борделя что-то происходило: шевелились шторы, из окна выглянула хозяйка, к выходу подъехал извозчик. Какой-то старик, возможно посетитель, испуганно озираясь, выскочил из дверей и, придерживая шляпу, заскочил на подножку.

– Кажется, нам сегодня не повезло, – задыхаясь, сообщила Очеретина.

– По мне, так очень даже повезло. Я же говорил, что из меня поэт не получится! А вы… – Родин ощупывал крупную шишку на затылке.

– Это позорный провал, – простонала Мария, не слушая его.

Родин не слышал ее ответа, а думал о драке.

Раньше он только один раз видел, как дерутся женщины, – когда в Старокузнецке сцепились две торговки. Стычка началась с боевых криков, а закончилась визгом, круговертью сцепленных тел и летевшими в разные стороны клочками выдранных волос, которые ветер после долго катал по рыночной площади. Ужас! Он покосился на Марию – она насупленно молчала, на ходу поправляя растрепанные волосы. Периодически девушка вытягивала вырванную прядку и со вздохом бросала ее на землю. Ему стало жалко ее, и он взял Марию под локоток, нежнее, чем перед борделем, и она покорно пошла с ним рядом, свободной рукой продолжая вытаскивать героически погибшие волоски.