XXX

Он проснулся от боли: мозг будто пронзали острым штырем. При этом голову что-то сдавливало – неприятное ощущение, напомнившее Полу приступы мигрени, которыми он страдал во время болезни Джастина. Тогда Пол уединялся в темной спальне, и Джастин, вернувшись из школы, шел к нему. Он старался развлечь отца песнями или разными историями из книг или из жизни, а Полу не хватало духу признаться сыну, что невыносимей всего для него сейчас слышать этот звонкий детский голос.

Пол глотнул – рот и гортань совершенно пересохли. Стоило приоткрыть глаза – его ослепил свет, и боль обожгла с новой силой. Комната, где он лежал, была погружена в полумрак. Что же это такое? Полу потребовалось время, чтобы вспомнить недавние события: аллею, две машины, китайцев, которые завязали ему глаза, и ударивший в нос едкий запах. За этим мог стоять только Тан. Ведь это он не обещал Полу приятной прогулки.

– Что еще вам известно? – как бы мимоходом спросил его Тан во время ужина.

– Так я вам и сказал, – полусерьезно-полушутя отозвался Пол, с удовольствием наблюдая, как меняется в лице его собеседник.

Вероятно, он допустил ошибку. Не лучше ли было просто сказать правду: «Ничего. Я рассказал вам все, что знаю, больше добавить нечего»? Как можно быть таким легкомысленным? Кристина права…

Он попробовал сесть и застонал от боли. Кровь забилась в висках. Нужно было срочно принять таблетку. Пол испугался, что не выдержит, сдастся. Он оглядел комнату: ни унитаза, ни ведра. Только раковина в углу. Когда его вырвало, комната наполнилась удушающе-кислым запахом. Пол глубоко вдохнул несколько раз.

Его ложе представляло собой подобие топчана с невероятно жестким матрасом, на котором он едва мог лежать. Пол медленно поднялся. На нем был вчерашний вечерний костюм. Правда, похитители основательно вычистили карманы: исчез мобильник, бумажник, документы. Кроме того, отсутствовал брючный ремень и шнурки на ботинках. На деревянном столике рядом с кроватью стояла пластиковая бутылка с водой и миска с рисом. Пол протянул руку и жадно припал к бутылке.

Помещение, в котором он находился, напоминало тюремную камеру. На противоположной стене под самым потолком белело одно-единственное зарешеченное окошко. Металлическая дверь была снабжена выдвижной решеткой. Пол схватился за нее обеими руками, потряс, прокричал несколько раз: «Эй! Кто-нибудь!» – но ответа не получил. Тогда он приставил единственный стул к стене и выглянул в окно. Очевидно, камера располагалась под землей. В верхней части просвета мелькнул кусочек голубого неба шириной с ладонь. Приоткрыв стеклянную створку, Пол услышал шум автомобильного мотора и чьи-то шаркающие шаги. Неужели к нему так никто и не заглянет? Пол прислушался. Потом слез со стула и подошел к двери: никаких признаков жизни.

Куда же они его все-таки упекли? Вряд ли это государственная тюрьма, и уж тем более не гостиница. Он находился в подвале. Пол вспомнил о подвалах в здании полицейского управления, где, по рассказам Дэвида, обвиняемых принуждали к признанию. Пыткой, в случае необходимости.

Как ни странно, эта мысль ничуть его не испугала. Возможно, все дело было в недостатке фантазии. Ведь страх, если только он не обусловлен личным травматическим опытом, есть не что иное, как порождение разгулявшейся фантазии. Этим Пол часто утешал Джастина, который боялся темноты. «Ты просто воображаешь себе, что может с тобой случиться. А кто не умеет воображать, не боится».

Пол вспомнил Майкла Оуэна. Возможно, тот до конца не представлял себе, как далеко может зайти его противник.

Мысли упорно возвращались к Дэвиду и давнишней трагедии в горном монастыре. Тан поведал ему эту историю во всех деталях и с такой изобразительной силой, что картины чужого прошлого буквально стояли у Пола перед глазами. Он видел разрушенный монастырь, каменный пол, усеянный оскверненными рукописями и книгами, марширующих по полям красных гвардейцев. Вот Дэвид подает Тану деревянный шест, который тот заносит над головой, и… Самое страшное, что Пол видел все это глазами равнодушного зрителя. Он не чувствовал ничего, кроме поднимавшегося изнутри холода. Нечто подобное было сразу после смерти Джастина, когда его сердце словно парализовало. Кошмарное, давящее онемение, которое приносило некоторое облегчение, но только поначалу. Пол приложил тогда немало усилий, чтобы вырваться из этой душевной комы, и теперь совсем не хотел в нее возвращаться. Но стоило только подумать о Дэвиде, как внутри словно разверзалась черная пропасть. Ни ненависти, ни горя, ни разочарования, как будто ничего этого и не было.

Пол сел на кровати, прислонился к бетонной стене и прикрыл глаза в надежде, что боль хоть немного отпустит. Откуда-то, словно из другой жизни, доносился шум автомобильного мотора, шаги, иногда даже голоса. Но вскоре все стихло.

Снаружи стемнело, когда в замке повернули ключ. Дверь открылась, металлическая решетка отъехала в сторону, щелкнул выключатель. В камеру вошли двое мужчин. В руках одного был поднос, на котором стояла бутылка воды и миска с рисом и печеными овощами. Другой держал жестяное ведро и рулон туалетной бумаги. На вопросы Пола вошедшие не прореагировали, на просьбу принести таблетки от головной боли ответили мрачным кивком. Один вышел и через пару минут вернулся с упаковкой аспирина, после чего камера погрузилась в темноту. Пол принял сразу четыре таблетки, свернулся на койке, поджав ноги к самому подбородку, и забылся коротким сном.

Его разбудили громкие мужские голоса, кто-то тряс его за плечо. Полу потребовалось время, чтобы понять: это не сон. Над ним стояли четверо здоровенных китайцев. Их деловые костюмы скорее подходили бизнесменам, нежели полицейским или бандитам. Один велел Полу одеться и следовать за ними.

Его повели по узкому темному коридору, потом втолкнули в тесный лифт, где едва хватило места его конвоирам. Когда кабинка захлопнулась, Полу почудился тот же химический запах, который оглушил его в машине. Пол чувствовал, как напряглись мускулистые тела окружавших его мужчин; несвежее дыхание одного из них касалось его лица. Впервые Пол осознал свою беспомощность. Китайцы пялились на него самым бесстыдным образом. Несколько раз он встречал их взгляды, совершенно непроницаемые и ничего не говорящие об их намерениях.

Комната, в которую его проводили, походила на номер в китайском отеле средней руки. У огромного окна стояли два дивана с потертой коричневой обивкой. Светлые обои были местами заляпаны, стол и пластиковые цветы в вазе покрыты слоем пыли. Часы на стене показывали чуть больше половины шестого. За письменным столом, заваленным бумагами, сидел мужчина. Он коротко взглянул на вошедших и снова склонился над папкой. Конвоиры указали Полу на стул, покинули помещение и закрыли дверь.

Поскольку мужчина за столом не обращал на него никакого внимания, Пол решил начать беседу первым.

– Кто вы? – спросил он. – Чего вы от меня хотите?

Он хотел выглядеть возмущенным, но голос сорвался. Пол услышал, как жалостливо прозвучали его вопросы.

Мужчина оторвался от бумаг, но лишь на секунду.

– Почему вы держите меня взаперти?

На этот раз он поднял голову и остановил на Поле взгляд, не изменившись в лице.

– Вы работаете на Виктора Тана? – задал еще один вопрос Пол.

Мужчина захлопнул папку, отложил ее в сторону, слегка наклонился вперед и пристально посмотрел Полу в глаза.

– Я должен кое-что разъяснить вам в самом начале нашей беседы, господин Лейбовиц, – сказал он. – Здесь вопросы задаю только я. Вы меня поняли? Вы можете молчать или отвечать на них, это ваше дело. Но в ваших интересах последнее.

Пол повернулся к окну, стараясь не показывать страха. Его собеседник мало походил на людей Тана, какими Пол их, по крайней мере, себе представлял. Но и на комиссара полиции тоже. Китайские чиновники не вели себя так развязно с иностранцами. Ему было не больше сорока лет, деловой костюм и безупречный мандаринский. Скорее всего, пекинец.

– Вы проникли в квартиру Майкла Оуэна в Гонконге, – сказал мужчина, откинувшись на спинку стула, – и похитили оттуда важные улики, в их числе мобильный телефон и жесткий диск.

У Пола перехватило дыхание.

– Зачем вы это сделали? – услышал он вопрос китайца.

– Откуда вам это известно? – вырвалось у Пола.

О мобильнике и жестком диске знали только Дэвид и Кристина, но никто из них не мог выдать его полиции или Тану. Или все-таки?..

– Я вижу, вы меня не поняли, – медленно произнес китаец. – Или молчать, или отвечать.

– Это Дэвид? Дэвид Чжан рассказал вам об этом?

Тень улыбки пробежала по лицу его собеседника.

– Даже если и так, какое это теперь имеет значение? Вы совершили кражу, мистер Лейбовиц. Зачем?

Вопросы в голове так и роились: «Кто этот человек? Откуда он знает Дэвида?»

Между тем мужчина продолжил:

– На что вы живете в Гонконге?

– Это вас…

– На что вы живете?

– На проценты от моих сбережений.

Пол тут же возненавидел себя за эти слова. Не надо давать этому типу запугать себя.

– Почему вас так интересует убийство Майкла Оуэна?

Пол молчал. Пока этот человек не представится, он не произнесет ни слова.

– Вы были знакомы с Ричардом Оуэном раньше? Это по его поручению вы наводили справки о его сыне?

Пол прикрыл глаза. Главное, не подавать вида, что он чего-то боится.

– Господин Лейбовиц, вы совершили ошибку.

Эту фразу он уже слышал вчера вечером. Теперь Пол почти не сомневался, что за всем этим стоит Виктор Тан.

Он затряс головой:

– Я не стану разговаривать с вами, пока вы не скажете мне, кто вы.

Мужчина посмотрел на него оценивающе, как будто прикидывал, насколько Пол серьезен. Потом встал, обошел вокруг стола. Пол внутренне съежился, будто в ожидании удара, но мужчина открыл дверь, крикнул сопровождающих, которые поджидали снаружи, и исчез в соседней комнате. Пола снова отвели в подвал.

Он лежал на койке и смотрел в потолок. Головная боль утихла, теперь подрагивало левое веко. Чего хотел от него Тан? Какую роль играл в этой истории Ричард Оуэн? По словам Аньи, он вполне мог выдать Тану собственного сына. Но стоит ли ей верить? Похоже, Пол напрочь утратил способность отличать правду от лжи.

Мимо окна проезжали машины, визжали тормоза, в стекло летел гравий. Пол подошел к окну и забрался на стул. Несколько человек разговаривали снаружи. Пол различил не только голос того китайца, который недавно его допрашивал, но и – он не поверил своим ушам – Тана и Дэвида. Они стояли слишком далеко, он не разбирал отдельных слов, но неповторимую певучую интонацию Дэвида уловил безошибочно. А тот, кто спорил с Чжаном, был, несомненно, Виктор Тан. Голоса быстро удалялись, скоро все стихло.

Пол прижал лицо к стеклу и несколько раз прокричал имя своего друга, а потом изо всей силы ударил в раму кулаком.

Весь следующий час он беспокойно бродил по камере. Время от времени снова становился на стул, прислушивался, тряс металлическую решетку на двери, вцепившись в нее руками. Или бился головой о серый шкаф рядом с мойкой, пока на металлической стенке не образовалась вмятина. Воображение снова разыгралось, с ним вернулся и страх. Пол ощущал свою беспомощность почти физически. У него кружилась голова, воздуха не хватало, в левой половине груди покалывало.

Пол лег на кровать и попытался успокоиться, сосредоточиться на дыхании, как учил Дэвид. Спустя некоторое время сердце забилось в привычном ритме. Час проходил за часом, снаружи уже темнело, а Пол все боролся с мыслью о том, что его предал Дэвид. Потом снаружи зажглись фонари, и робкий одинокий луч прорезал темноту его камеры.

В этот момент раздались шаги и голоса в коридоре. Дверь вместе с решеткой распахнулась. Вошли двое мужчин, за ними третий, который включил свет.

Это был Дэвид.

Пол вздрогнул. Сколько раз за прошедшие сутки представлял он себе их встречу. И вот она произошла. Дэвид молча смотрел ему в глаза. Он попытался улыбнуться, но Пол ему не ответил. Он все еще ничего не чувствовал, как будто стоял перед стеной. Осознав это, Пол испугался. Что означает эта холодность?

Дэвид сделал шаг к нему, Пол отступил.

– Оставайся, где стоишь, – прошептал он. – Чего ты хочешь?

– Что с тобой? – удивленно спросил Чжан. – Я пришел забрать тебя отсюда.

– Забрать? – недоверчиво повторил Пол. – Что вам от меня нужно?

– Кому это «вам»?

– Тебе и Тану.

– Мне и Тану? Ты с ума сошел? Да как ты только мог подумать, что я…

– Как я мог подумать? Один раз ты уже был его подельником.

– То есть?

– Не притворяйся. Тан мне все рассказал, – презрительно бросил Пол. – О монастыре, монахе… О том, как услужливо ты подал ему шест.

Пол слышал свой голос будто бы со стороны и сам удивлялся тому, что говорил.

Дэвид схватился за голову, его узкие глаза расширились, рот раскрылся. Пол никогда не видел такого взгляда. Стоявший перед ним человек словно обрушился внутрь себя, как профессионально взорванное высотное здание. Некоторое время Чжан не знал, что ему делать, и то садился на стул, то будто хотел выйти. Наконец он попросил своих спутников оставить их с Полем наедине и закрыть дверь.

Дэвид сел за стол, уронив голову на руки. В нависшей тишине Пол слышал его дыхание.

– Мне жаль, что ты узнал это не от меня, – произнес Чжан.

– Мне тоже. – Собственный голос показался Полу чужим. – Почему ты не рассказал мне об этом раньше?

– Не знаю, – не поднимая глаз, ответил Дэвид.

– Ты не знаешь? – повысив голос, переспросил Пол. Дэвид не просто вел себя как трус, его ответ звучал как неприкрытое оскорбление. – Не знаешь? Сколько раз мы с тобой на кухне говорили о культурной революции? Я спрашивал тебя, и ты мне рассказывал, что тебе пришлось пережить. Но самое главное ты от меня утаил.

– Да, это так.

– Ты говорил о преступлениях, которые совершались тогда и которые до сих пор тревожат сон многих. И как важно помнить об этом, на что китайцам не всегда хватает мужества. Это твои слова?

– Да.

– О Дэвид! – вздохнул Пол. – Трусы всегда немы. Я видел твое возмущение и верил тебе. Каждому слову! – Пол слышал, что еще немного – и он сорвется. – И вот ты оказался одним из них. Одним из убийц, из молчунов. – Пол встал за спиной Чжана. Казалось, еще секунда – и он набросится на него сзади. – Я надеюсь, Мэй об этом знает?

– Нет. Никто не знает.

– Даже твоя жена? Дэвид, как ты можешь жить в такой лжи? Ты засыпаешь с ней рядом каждый вечер и просыпаешься каждое утро, и ты ничего не сказал ей об этом убийстве? – Пол не ждал ответов на свои вопросы, поэтому сразу продолжил: – А твой сын? Как ты собираешься с ним объясняться? А теперь ты еще утверждаешь, что действуешь не по поручению Тана? – (Дэвид молчал.) – Откуда мне знать, что это не обман? «Доверие теряется раз и навсегда» – не так ли учил ваш Конфуций?

– Да.

Пол повернулся и, навалившись всем своим весом, ударил в дверцу шкафа, так что та, соскочив с петель, с грохотом упала на пол. Потом в ярости пнул ее ногой, еще и еще раз, отбросив в дальний угол. После чего схватил табуретку возле раковины и изо всей силы ударил ею о стену. Обломки разлетелись по всей комнате.

На очереди были стол и дверь. Дэвид застыл посреди помещения с ножкой табуретки в руке. Внезапно его внимание привлекла лампочка, свисавшая с потолка. Раздался грохот – и комната погрузилась в темноту. Лишь спустя некоторое время глаза Пола смогли различить фигуру Чжана, сидевшего за столом все в той же позе.

Пол огляделся. Как ни пугал его вид разгромленного узилища, а на душе заметно полегчало. Прошел сковывавший чувства паралич. Ярость пробудила его к жизни.

– Почему ты мне ничего не сказал? – одними губами повторил Пол.

– Я не знаю, – так же беззвучно ответил Чжан.

– Может, я чего-то не расслышал? – Теперь в его голосе слышалась насмешка. – Может, ты намекал, а я тебя не понял?

– Нет.

Пол опустился на койку и обхватил голову руками. Дэвид издал тихий звук – не то вздохнул, не то всхлипнул. Потом оба долго сидели в тишине, пока Дэвид вдруг не вскочил. В темноте Пол различал контуры его хлипкого тела.

– Я сделал все, чтобы забыть об этом, – прошептал он. – Как будто этого никогда не было. Над моей жизнью словно нависла тень, но я не замечал ее. Или не хотел замечать. Пока не услышал ее шепот. В памяти всплывали картины, слова. Я даже чувствовал запах плесени, которым веяло от стен старого монастыря. Но я не говорил об этом, я стыдился. Неужели ты меня не понимаешь?

Дэвид поднялся со стула, несколько раз прошелся из угла в угол по комнате и сел на койку. В этот момент он и сам был похож на тень – жалкий, скорчившийся сгусток мрака.

– Как я только мог это сделать?

– Я спрашиваю себя об этом же.

Эта фраза вырвалась у Пола сама собой, и он тут же пожалел о ней. Кто он такой, в конце концов, чтобы обвинять Дэвида? Еще не известно, как бы он повел себя на его месте. Но Пола возмущало не то, что произошло в монастыре. Почему Дэвид так и не набрался мужества рассказать об этом и что еще он может от него скрывать?

Но Дэвид будто не расслышал его замечания и продолжал рассуждать о своем:

– Как я только мог вот так пойти у него на поводу? И ничто во мне не запротестовало, не возмутилось? Раньше мне казалось, что люди испытывают страх только перед внешней угрозой – родителями, учителями, партией, Великим председателем. Но теперь я думаю, что прежде всего мы должны бояться самих себя.

– Что за скелеты ты еще прячешь в шкафу?

Дэвид кивнул:

– Был еще старик Ху, повар нашей рабочей бригады, который имел привычку приправлять свой суп душистым перцем. Красные гвардейцы забили его насмерть, ведь все должны есть одинаковый суп.

– Ты тоже участвовал в этом?

– Нет. Я только стоял и смотрел. Я думал, он заслужил такое наказание. Ведь все должны есть одинаковый суп.

– Его убили из-за нескольких горошин душистого перца?

– Да. С тех пор я не могу добавить в суп перца, без того чтобы не вспомнить о старике Ху. Такие длинные тени отбрасывает прошлое.

«Китай – страна шепчущихся теней, – подумалось Полу. – Одна из них накрыла их всех. Как получилось, что я не замечал ее до сих пор?»

– Я думал, что знаю тебя, – прошептал он.

– Это так, – отозвался Дэвид, – насколько один человек может знать другого. Но у каждого из нас есть свои тайны.

Они сидели рядом на койке. Полу хотелось взять Дэвида за руку, но он не решался.

– Может, будем двигаться потихоньку из этого подвала? – робко предложил Чжан.

– Куда?

– Куда скажешь. – Дэвид вздохнул. – Ты свободный человек, поезжай в Гонконг. Открой бутылку шампанского, которая стоит у тебя в холодильнике.

– А что с Таном?

– Они арестовали его вчера вечером, всю ночь допрашивали, а утром привезли сюда. Он в соседнем корпусе.

– Кто это – «они»?

– Служба госбезопасности. Это их тюрьма. Мы в Шэньчжэне, неподалеку от аэропорта.

– Но при чем здесь служба безопасности?

– Когда позавчера ты отправлялся на встречу с Оуэнами, я висел на телефоне, помнишь?

– Да.

– Я разговаривал с одним приятелем из министерства экономики. Он сообщил мне, что «Лотус метал» – предприятие Майкла Оуэна, которое управлялось через коммерческого директора. Когда я рассказал ему, что Майкл Оуэн убит, он пришел в ярость. Через десять минут мне перезвонил знакомый из службы госбезопасности, который занимается там совместными предприятиями. У него как раз сидел Ван Мин, он зашел в министерство по какому-то своему делу. Он тоже ничего не знал о смерти Оуэна и удивлялся, что тот вот уже несколько дней не дает о себе знать. Можешь себе представить, как они отреагировали на известие о его убийстве? Они ведь возлагали большие надежды на это сотрудничество. Ван Мин так разгорячился, что уже через несколько минут сидел в офисе министра и требовал разрешение на полицейский рейд.

– И что было потом?

– Они попросили меня доставить им в Шэньчжэнь все те вещи, что ты нашел в его квартире: жесткий диск, мобильник, карты памяти.

– Я думал, штаб-квартира службы безопасности в Пекине, – удивился Пол.

– Так оно и есть. Но на этот раз несколько сотрудников прилетели в Шэньчжэнь вместе с Ван Мином. События развивались быстро. Ты вышел из дому в начале двенадцатого, чтобы успеть повидаться с Кристиной. В половине первого я закончил говорить с Пекином, а в полчетвертого они уже сидели в самолете. В полвосьмого или чуть позже мы с ними встретились в отеле «Шангри-Ла», неподалеку от вокзала, в Шэньчжэне. Их делегация наполовину состояла из криминалистов и компьютерщиков, так что через полчаса мы имели доступ ко всем файлам Майкла Оуэна.

– И что вам это дало?

– Что нам это дало? Почти все доказательства и улики по делу. У меня такое чувство, что все мы ошибались относительно Майкла Оуэна. Тан, по крайней мере, точно его недооценил.

– Что ты имеешь в виду?

– Переговоры с «Лотус метал» он вел очень умело. Это предприятие было для него гораздо выгоднее, чем сотрудничество с Таном. Оуэн просчитывал каждый свой шаг, а когда Тан стал его запугивать, по крайне мере пытаться, начал тщательно сохранять каждую угрозу, документировать каждый имейл.

– Неужели Тан оказался настолько глуп, что посылал ему письма с угрозами?

– В общем, да. Он чувствовал себя неуязвимым благодаря связям в полиции, муниципалитете и шэньчжэньском парткоме. Он и представить себе не мог, что кто-то решится на его арест. Но коробочка с картами оказалась еще интереснее, чем жесткий диск.

– И что там?

– Это оказались сим-карты от мобильных телефонов. У Оуэна их было два, и все разговоры записаны на картах памяти. За десять дней до убийства Тан звонил ему шесть раз. Он угрожал и Оуэну, и Аньи.

– И как реагировал на его угрозы Оуэн?

– Не принимал их всерьез. Признаюсь, мне взгрустнулось, после того как я прослушал все их беседы. Эти двое разговаривали на разных языках. Даже не знаю, действительно ли они не понимали друг друга или только не хотели это делать. Оуэн упирал на юридическую сторону вопроса. В договорах с Таном имелся пункт, согласно которому Майкл сохранял за собой право расторгнуть сделку. Теперь он решил им воспользоваться, только и всего. «Если здесь что-то не так, можешь предъявить мне официальное обвинение», – писал он Тану. Ему и в голову не приходило, что его компаньон решится прибегнуть к насилию.

– И тогда вы подключили полицию? – продолжил его мысль Пол.

– Нет, – покачал головой Дэвид. – Вся следственная группа, включая руководителя, который допрашивал тебя сегодня утром, прилетела вчера из Пекина специальным рейсом.

– С чего это?

– Потому что они знают, каковы связи Тана в Шэньчжэне. Здесь его никто не осмелится арестовать.

– Даже если все улики будут против него? – удивился Пол.

– Полагаю, сами мы никому не решились бы показать эти материалы, – сказал Дэвид. – Мы и правда имели дело с могущественным противником. Нам в известной степени повезло.

– Настолько могущественным, что им заинтересовались в Пекине?

Дэвид кивнул:

– «Лотус метал» не совсем удачный объект для атаки. Эту фирму курирует министерство госбезопасности, а становиться у него на пути неразумно. Но главное – работа на публику. Арест Тана – показательная акция. «Убей курицу, чтобы отпугнуть обезьяну», – гласит еще одна китайская мудрость. Тан и есть та мертвая курица, которой будут пугать обезьян.

– И кто же эти обезьяны?

– Тысячи и тысячи Танов, крупных и не очень, которые бесчинствуют по всей стране, полагая, что «император далек, а горы высоки», – прекрасный афоризм эпохи Конфуция, кстати.

– И императору время от времени следует напоминать подданным, какие у него длинные руки, – догадался Пол.

– Именно так. Подожди, через неделю-другую мы прочитаем о Тане в газетах много чего интересного. Уже сегодня здесь были две команды с телевидения и множество репортеров из «Синьхуа», «Чайна дейли», «Пекин ньюс», «Шанхай дейли». Все крупные газеты готовят подробнейшие репортажи. Пекину эта история очень даже на руку. Она хорошо вписывается в третью кампанию по борьбе с коррупцией и наглядно демонстрирует, что правительство принимает самые решительные меры. Представить себе только, они арестовали не одного Тана, а все руководство компании. Ло и многие его коллеги из полицейского управления сегодня отстранены от службы. А кроме них – два партийных секретаря, множество руководителей отделов в муниципалитете, особенно близких Тану, и правая рука мэра. И этим дело не закончится, я тебе обещаю. Ты знаешь, как проходят в Китае политические кампании и как у нас работает пропаганда. Термин «чистки» устарел, но суть мало изменилась.

– А я зачем им понадобился?

– Прежде всего, они хотели тебя спрятать. Они должны были знать наверняка, что Тан не причинит тебе вреда.

– Но почему в таком случае они так грубо со мной обращались? Разве нельзя было вежливо попросить пройти за ними в подвал?

– По той же самой причине, по которой меня среди ночи потащили на допрос, – кивнул Чжан, – и не отпускали, пока я не передал им все наши материалы, пока не прослушал вместе с ними телефонные разговоры Тана и не просмотрел диски. Они хотели удостовериться, что мы говорим правду и все это не очередная уловка Тана. Потому что они нам не верили. Потому что здесь никто никому не верит, и так было всегда.