XXII

Поначалу она была настроена скептически: что может понимать этот долговязый китаец в американских коктейлях? Сам-то он их пробовал хоть раз в жизни? Но сухой мартини оказался хорош, даже очень. Лучше, пожалуй, чем в «Дрейке» в Чикаго, где она обычно заказывала его после утомительной беготни по магазинам. Тот был, пожалуй, жидковат и недостаточно охлажден. Этот же оказался не в пример холодней и крепче, так что эффект последовал незамедлительно. Уже после второго глотка по телу пробежала приятная дрожь. Уж лучше это, чем таблетки, к которым Элизабет пристрастилась за последние дни. От них она делалась заторможенной и слишком быстро уставала, так что любая беседа становилась ей в тягость. О чем только думают врачи? Элизабет давно отказалась бы от лекарств, если бы Ричард не настаивал. Сегодня утром она только сделала вид, что приняла успокоительное, а на самом деле спустила его в унитаз.

А вот мартини сотворил чудо. В теле появилась необычная легкость, волнения улеглись. При этом уже после половины бокала Элизабет хорошо взбодрилась и даже залюбовалась чудесным городским видом, открывавшимся из окна во всю стену. Разноцветные огни порта отражались в воде и походили на фейерверк, если прищурить глаза. Захватывающее зрелище, что и говорить. Элизабет была вынуждена признать это, как бы ни был противен ей этот город. Она не любила его, как и Шанхай, и Шэньчжэнь, и Пекин, и все те места, где ей приходилось бывать за все эти годы. Она не понимала, что так восхищало Майкла в этой стране. Он говорил о тысячелетней истории, мудрости, философии, пресловутой изобретательности, оптимизме и предприимчивости, которая так роднила китайцев с американцами, но Элизабет не видела ничего этого, как ни вглядывалась. Повсюду ей бросалась в глаза только грязь и кучи мусора на строительных площадках. И огромные толпы людей, которые толкались и вечно лезли вперед, рыгали во время еды, разевая вонючие рты, и постоянно скалили плохие зубы. Их речь казалась сплошным потоком неудобоваримых звуков, которые то урчали, то пели, как флейта, то внезапно обрывались зловещим рычанием, так что в каждой фразе слышалась угроза или приказ, не терпящий возражений. От этой какофонии у Элизабет болели уши.

Поначалу она решила набраться терпения и воспринимала азиатские мытарства как плату за то, чтобы быть рядом с сыном. Эта страна помогла ее семье сохранить и приумножить состояние и уберегла от неизбежного, как утверждал Ричард, банкротства. Так какое дело было Элизабет до всего остального? Но теперь все изменилось. Майкл поплатился жизнью за свою доверчивость, и его убийца – простой рабочий, не умеющий, вероятно, ни читать, ни писать… Последнее просто не укладывалось у нее в голове.

Ей срочно требовался второй мартини, поскольку действие первого стремительно шло на убыль. Элизабет кивнула официанту. Только теперь она заметила, что Пол Лейбовиц стоит в дверях бара и не спускает с нее глаз. Обаятельный мужчина, она заметила это еще в кафе на Пике Виктории. Серьезное лицо. Волосы почти белые, но ему идет. Разве взгляд тяжеловат, но эта меланхоличность создает вокруг него особую ауру таинственности, которая так привлекает женщин. Будь он лет на двадцать моложе, Элизабет, пожалуй, решилась бы закрутить роман. Но сейчас он для этого стар. Хотя, конечно, имеет молодую любовницу-китаянку с гладкой, как шелк, кожей.

Чего он, собственно, хочет? Элизабет помахала рукой:

– Пол, идите сюда!

Должно быть, это прозвучало слишком громко, потому что публика за соседними столиками стала на нее оглядываться, и на несколько секунд все разговоры в зале стихли. Элизабет смутилась. Они, конечно, не в спортивном баре, но стоит ли так на нее пялиться? Что такого произошло, в конце концов? И все этот дурацкий мартини! Элизабет попыталась взять себя в руки. Одного бокала достаточно, чтобы почувствовать себя со всех сторон окруженной врагами.

Элизабет встала и приветствовала Пола символическими поцелуями в обе щеки.

К счастью, он тоже заказал мартини, а не минеральную воду или томатный сок, как она боялась. Нет ничего печальнее, чем пить в одиночестве.

– Я хотел поговорить с вами, – начал Пол. – За время, пока мы с вами не виделись, кое-что произошло…

– Знаю, – перебила она. – Дело убийцы Майкла передано в суд. Заседание состоится уже послезавтра. – Она довольно улыбнулась, заметив его удивление.

– Кто вам это сказал?

– Господин Тан. Он звонил мне сегодня.

– Человек, которого обвиняют в убийстве вашего сына, невиновен. Этого Тан вам не говорил?

– Что-что?.. – Элизабет не поверила своим ушам.

– Человек, которого приговорят к смерти в ближайшую пятницу, не убийца.

– Не убийца? – Элизабет переспросила это так, словно плохо понимала язык, на котором говорил Пол. – Как вы можете это утверждать?

– Я и мой друг Дэвид Чжан ведем свое расследование. У рабочего Цзы алиби, это абсолютно точно.

Черт, куда запропастился этот проклятый бармен со вторым мартини? Действие первого уже закончилось, и момент протрезвления обернулся пробуждением в кошмарную реальность.

– Но… разве он не подписал признание?

– Все так, – кивнул Пол. – Но его вынудили это сделать. Такое в Китае не редкость.

– Вы шутите?

– Нисколько.

– Я не понимаю вас… Если он может доказать свою невиновность… почему же он до сих пор в тюрьме?

Наивный вопрос, которого следовало ожидать от стареющей американки из Висконсина. Но это было первое, что пришло ей в голову.

– Вероятно, у настоящего убийцы могущественные покровители. Так мы предполагаем.

Пол замолчал, чтобы дать ей возможность осознать сказанное. Но взгляд миссис Оуэн оставался все таким же бессмысленным. Пол мог молчать хоть до утра.

– Ваш сын во что-то впутался и нажил себе влиятельных врагов, – пояснил он. – Вы не догадываетесь, кто бы это мог быть?

Элизабет силилась собраться с мыслями. Враги у Майкла? У ее мальчика? Такого не может быть… В Америке его окружали только друзья. И он был терпелив и предупредителен с ними, за что еще в школе заслужил прозвище Курица-Несушка. Он способен был поладить с кем угодно!

– Такого не может быть… – одними губами пролепетала она. – У Майкла не было врагов.

Тут наконец появился официант с двумя мартини. Элизабет тут же схватилась за соломинку с зеленой оливкой, не замечая, что Пол поднял бокал.

– И он ни с кем не ссорился, не имел разногласий? – продолжал Пол.

Она тряхнула головой:

– Только с отцом.

Это прозвучало как взрыв истерического смеха, который Элизабет тотчас подавила глотком мартини.

– С отцом? – переспросил Пол.

Она замотала головой:

– Это несерьезно. Хотя… дискуссии разгорались нешуточные.

– О чем?

– Обо всем. Муж страшно завидовал талантам Майкла… С момента его рождения, как мне кажется… Только не спрашивайте почему, этого я вам не скажу. Как может взрослый мужчина завидовать младенцу? Но так или иначе… Ричард любил сына. Он ни за что не причинил бы ему зла, в этом я уверена.

«Остальное не твое дело, – мысленно добавила она, – слезы, мои бессонные ночи, угрозы и крики на весь дом».

– Это касалось бизнеса?

– Я же сказала: это касалось всего. Иногда я пыталась вмешаться, но, как только речь заходила о китайских инвестициях и переносе производства, умолкала. В нашей семье подобными вопросами всегда занимались мужчины, если вы меня понимаете.

– Имя Ван Мин вам о чем-нибудь говорит?

– Нет, впервые слышу.

– А что такое «Лотус метал»?

– Ни малейшего представления.

– Вы знали, что ваш сын часто ездил в Шанхай?

– Правда?

– Не догадываетесь зачем?

– Нет. Вероятно, мой муж сможет рассказать вам больше. Он скоро будет.

– Вы знаете, что у вашего сына была квартира в Шэньчжэне?

«Вы знаете, вы знаете…» Будет ли конец этим вопросам? Нет. Она ничего не знает. Еще немного – и она наорет на него, да так, что все эти узкоглазые франты подавятся своим шампанским. Что такое несет это Лейбовиц? Что у Майкла была квартира в Шэньчжэне? Что он жил там с китайской любовницей, с которой собирался переехать в Нью-Йорк? Может, он имеет в виду какого-то другого Майкла Оуэна?

Неужели она так плохо знала собственного сына? Да и с какой стати ему было это скрывать? Майкл всегда доверял матери. Или он боялся, что она проболтается Ричарду как-нибудь, после второго бокала мартини? Ни в каком состоянии она бы не сделала этого. За все время их многолетней борьбы она ни разу не встала на сторону мужа и никогда не упускала случая продемонстрировать сыну свою поддержку. Она не предала бы его и на этот раз.

Элизабет осушила свой бокал и заказала еще мартини, для себя и для Пола, не обращая внимания на его протесты. Не пропадет.

Как далеко мог зайти Ричард? Из-за чего они снова сцепились на позапрошлой неделе? С чего им вдруг вздумалось сломя голову мчаться в Гонконг, откуда Майкл тут же отбыл в Шэньчжэнь на два дня? Ричард будет с минуты на минуту. И она призовет его к ответу, как только спровадит этого Лейбовица.

– Сейчас должен подойти мой муж. Он знает об этом больше, чем я.

Она не спускала глаз с ресепшена, возле которого уже стоял Ричард. Раскрасневшийся, с мокрыми, растрепанными волосами, с пятнами пота на бледно-голубой рубахе, он казался ей совершенно чужим. Элизабет дважды как могла громко прокричала его имя, и пусть эти азиаты пялятся, сколько им угодно.

Ричард Оуэн приблизился к ним с явной неохотой. Собственно, он предпочел бы для начала принять душ. К беседе с Полом Лейбовицем он тем более был не расположен, это Элизабет видела по его глазам.

– Господин Лейбовиц, – обратилась к Полу Элизабет, – не могли бы вы в присутствии моего мужа повторить то, о чем только что говорили мне.

Ей было интересно, как на это отреагирует Ричард.

Пол прокашлялся и глубоко вдохнул:

– Я хотел сообщить вам, что человек, который в эту пятницу предстанет перед судом по обвинению в убийстве вашего сына, невиновен.

Ричард Оуэн несколько раз помотал головой из стороны в сторону, открывая рот, как выброшенная на берег рыба. Должно быть, именно так он реагировал на неожиданные и неприятные ему известия.

– Но господин Тан сказал, что преступник подписал признание.

– Все верно. Его принудили.

Элизабет видела, какого труда стоило Ричарду сохранять самообладание. Спустя несколько секунд, которые для Ричарда должны были растянуться в вечность, мышцы его лица расслабились. Он словно балансировал на канате, всячески пытаясь сохранить равновесие.

– Прошу прощения, но я вам не верю. Шэньчжэньская полиция блестяще провела работу… Подозреваемый во всем признался. Насколько мне известно, имеются свидетели его ссоры с моим сыном… И вы утверждаете, что это ложь? Его приговорят к смертной казни, что же могло заставить его подписать фальшивое признание?

– Полагаю, его принудили.

– Господин Лейбовиц, Китай далеко не демократическая страна, я согласен. Но даже здесь никого не заставят ни с того ни с сего подписать себе смертный приговор. Такое, возможно, бывало в коммунистическом Китае, но страна изменилась, вы видите это не хуже меня. Мы работаем здесь уже несколько лет и за это время заключили немало удачных сделок. И никто не чинил нам препятствий. Хотел бы я, чтобы мои американские компаньоны были так же надежны и компетентны, как господин Тан… Собственно, о каком независимом расследовании вы говорите?

– О том, которое проводим мы с моим другом Дэвидом Чжаном.

– И вы вдвоем ставите под вопрос работу комиссии по расследованию убийств? Кто вас нанял?

– Никто. Работа комиссии с самого начала внушала Дэвиду подозрения. У обвиняемого алиби, в этом нет сомнения. На момент убийства Майкла Оуэна Цзы лежал в кровати с больным желудком. И тому также имеются неопровержимые свидетельства.

– Давайте дождемся суда, – перебил его Ричард. – В Америке, как и в Китае, судебные заседания затем и назначают, чтобы разобраться с виновностью или невиновностью обвиняемого. – Ричард Оуэн сделал попытку подняться, давая понять, что разговор закончен.

– Могу я попросить вас ответить еще на пару вопросов? – остановил его Пол.

– Можете, конечно, только я не стану этого делать, – усмехнулся Ричард Оуэн.

– В таком случае вопросы тебе задавать буду я.

Это была миссис Оуэн, которая внимательно слушала разговор мужчин, попивая третий мартини. Она понимала, что этот бокал лишний, но не могла воздержаться. Хмель ударил в голову – хорошо знакомое чувство, – однако на этот раз легче не стало. В душе Элизабет словно распахнулась некая дверца, и то, что так долго оставалось запертым внутри – гнев, страх, ненависть, жалость к себе – вдруг устремилось наружу. У миссис Оуэн было не так много времени, чтобы задать свои вопросы, прежде чем алкоголь окончательно превратит ее в фурию.

Мистер Оуэн глядел на жену с недоумением. Откуда этот тон, эта ярость, да еще в присутствии постороннего человека? Что на нее нашло? Сколько коктейлей она успела опрокинуть? Но скандал здесь, в холле, нужен был меньше всего, поэтому Ричард покорно сел на место.

– Тебе известно, что у Майкла была квартира и любовница в Шэньчжэне? – набросилась на мужа Элизабет.

– Нет.

Он солгал, она поняла это сразу. Но время для разборок было не самое подходящее, поэтому Элизабет перешла к следующему вопросу:

– Кто такой Ван Мин?

– Это имя мне ни о чем не говорит.

– Что такое «Лотус метал»?

Ричард Оуэн вздохнул:

– Одна из безумных идей Майкла. Поскольку наши дела шли неплохо, он решил открыть еще одну фирму, на это раз с компаньоном из Шанхая. Ничего не получилось, я был против с самого начала.

– Это об этом вы так спорили две недели тому назад?

– Дорогая, я не уверен, что сейчас…

– Об этом? – повторила разъяренная Элизабет. – Отвечай, подлец!

– Да.

– И при чем тут Тан?

– Тан? – спокойно переспросил Ричард. – К «Лотус метал» он не имеет никакого отношения. Я… – (Его прервал звонок мобильника.) – Виктор? Как ты кстати. А мы тут сидим с Элизабет и Полом Лейбовицем и как раз говорим о тебе.

Далее мистер Оуэн замолчал и только кивал, выслушивая долгий монолог собеседника и поминутно переводя взгляд то на Пола, то на жену.

– Да, ты прав, – наконец сказал он. – Это хорошая идея. Я спрошу их об этом и сразу перезвоню тебе. – Ричард Оуэн нажал кнопку и поднял глаза на собеседников. – Это был Виктор Тан. Он приглашает нас на обед завтра вечером. Я буду рад, мистер Лейбовиц, если вы составите нам компанию. Как вы на это смотрите? А ты, Элизабет? Ты ведь хочешь пообедать у Тана?

Хотела ли она? Сейчас Элизабет чувствовала в себе одно-единственное желание: закрыться у себя, исчезнуть и ни о чем больше не знать.