Книга: Колыбельная для жертвы
Назад: 43
Дальше: 45

44

Пара люминесцентных ламп, мигавших в пыльном полумраке, щелкали и жужжали. Откуда-то из самой глубины архива, из-за металлических полок, забитых картонными ящиками, доносилось приглушенное бормотание.
Я поковылял в глубь лабиринта.
Налево. Направо. Снова налево, и передо мной возник вынырнувший из-за угла констебль Симпсон. Он затормозил, моргнул и вытаращил глаза. Отдуваясь, прислонился к полке. Живот вздувался при каждом вдохе.
– Хотите, чтобы у меня инфаркт случился?
– Она здесь?
Показал пальцем себе за плечо:
– Следующий поворот направо, потом протесты против подушного налога, потом опять направо. И пожалуйста, будьте с ней вежливы.
Потом шмыгнул мимо меня и исчез в темноте.
Она оказалась в том самом месте, где, по описанию констебля Симпсона, и должна была находиться.
Элис, скрестив ноги, сидела на полу, окруженная открытыми коробками с файлами, рылась в каких-то бумагах. Плечи вздрагивали. Шмыгнула носом. Вытерла ладонью глаза:
– Прости.
– Не надо извиняться, он…
– Детектив-суперинтендант Найт прав.
– Да придурок он. И Дочерти твой придурок.
Еще раз шмыгнула носом:
– Да, я не вникла в дело. Доктор Дочерти сказал, что Потрошитель начал преследовать своих жертв, а я сказала нет. Но он ведь их преследует, правда? Значит, доктор Дочерти прав, а я нет.
Я повесил трость на полку, сел перед ней на корточки:
– А что, если он прав только потому, что он сам это сделал? Что, если он сам их похищал?
Она взглянула на меня, глаза красные и опухшие.
– Что я здесь делаю, Эш? Ума не приложу. Я никчемная и ужасная, и меня не нужно было привлекать к расследованию, и если Генри и доктор Дочерти не смогли поймать Потрошителя, то что говорить… – Ее плечи снова затряслись. – Какие у меня… были… шансы?
– Успокойся, хватит сырость разводить. – Я наклонился и прижал ее к себе. Ее волосы пахли гостиничным шампунем и выдохшимся «Джеком Дэниэлзом». Она прижалась лбом к моей щеке. Я крепко ее обнял. – Шшш… Это посттравматический стресс говорит, а не ты. Может быть, примешь немного МДМА? Или в стрелялки поиграешь на компьютере? Или еще что-нибудь?
– Мне не нужно было…
– Ты самая умная из всех, кого я знаю, и не надо тебе так переживать. – Я отодвинулся, убрал ей волосы с лица. – Дочерти придурок, и незачем больше об этом говорить.
Она снова шмыгнула носом и кивнула. Вытерла с глаз слезы. Слегка улыбнулась:
– Даже похмелье не помогает…
Я сел на пол, вытянул ноги. Кивнул на папки и бумаги:
– И куда мы пойдем отсюда?
Из тени вышел Симпсон, в одной руке кружка, в другой – зеленое бумажное полотенце.
– Вот. – Протянул все Элис. – Чай. И немного имбирного печенья.
Она прижала кружку к груди:
– Спасибо, Элан.
Я удивленно вздернул бровь:
– А моя где?
– Вы не расстроены. И я вам не мальчик на побегушках. – Пихнул ногой стоявший рядом со мной архивный ящик. – Надеюсь, Хендерсон, вы сможете все поставить на место, когда найдете то, что вам нужно. Здесь и без вас сплошная неразбериха.
– Как будто от этого что-то изменится. Твои владения, Симпсон, это просто зона бедствия, тебе должно быть стыдно за себя.
Он оперся локтем о полку:
– И не надо говорить мне про этих засранцев из операции «Тигровый, мать его, бальзам». – Руки взлетели вверх, локти уперлись в бока, пальцы начали извиваться, голос стал выше на пол-октавы: – «Да мы из спецподразделения, нам никакого разрешения не нужно, сам после нас все уберешь – мы ведь такие сексуальные!» Задроты. Трудно, что ли, вынуть ящик, посмотреть, а потом на место поставить? Зачем устанавливать правила, если ни один придурок не хочет их соблюдать?
Я побарабанил пальцами по крышке коробки:
– И кто тут с коробками баловался? Вся команда Найта? Или только некоторые?
Симпсон надул щеки, выдохнул:
– Сейчас посмотрим… Детектива-инспектора Фута несколько раз здесь застал, в ящиках копался, потом детектив-сержант Грол…
– А как насчет доктора Дочерти?
– Пффф… Этот хуже всех. Копается в ящиках, как ребенок в песочнице. И никакого уважения ни у кого вообще. – Симпсон выпрямился. – Ну, как бы то ни было, кое-кому работать пора. – Развернулся и скрылся в лабиринте архивных стеллажей. – И поставьте все на место, когда найдете то, что искали.
* * *
Я вывел «сузуки» с кольцевой развязки на Шортстейн. Поехал вдоль рядов похожих друг на друга домов из недожженного кирпича с черепичными крышами. Переулочки, манерные названия улиц. Лабрадоры и внедорожники. Элис положила руку на пачку бумаг, лежавшую на коленях, чтобы они не упали:
– Я понимаю, что он может исказить психологический портрет, чтобы не было сходства с ним, но…
– И он все время говорит о письмах. Имеет неконтролируемый доступ к архивам. Каждый раз, когда ты с ним не соглашаешься, он поворачивает дело так, как будто ты не знаешь, о чем говоришь, или просто замалчивает твое мнение.
– Но это совсем не значит, что он – Потрошитель. – Улыбнулась мне, сжала руку. – Очень мило с твоей стороны, но не надо делать из него подозреваемого только потому, что он грубо обошелся со мной.
– Я его комнату навестил прошлой ночью, когда тебя ужином рвало. Никаких признаков жизни. Постель нетронутая.
Она перевернула страницу:
– Ну и что… может быть, у него любовница в городе?
– У него в чемодане лежали женские трусы с бюстгальтером. И еще губная помада с сережками.
Свернул налево, на Кэмберн-Вью-авеню. В промежутках между домами росли деревья, их верхушки тянулись к солнцу, пробивавшемуся сквозь серые с розовым отливом облака.
– Но это совсем не значит, что у него не может быть любовницы.
Я искоса взглянул на нее, она заерзала в кресле:
– Ну и что? Трансвеститам тоже нужна любовь.
Выехал на перекресток Кэмберн-Вью. Посреди улицы стояла пара патрульных машин, между ними раздолбанный фургон криминалистов.
– Думал, ты опять начнешь говорить о расстройстве идентичности, и что он носит маску, и все такое…
Она нахмурилась, а я припарковался рядом со второй патрульной машиной.
– Итак, мы должны признать, что в исправленный психологический профиль будет вписываться совсем другой персонаж. И личность, которую он воспроизводит, самым профессиональным образом совпадает с одержимым властью нарциссистом, который разоблачает себя в письмах… – Ее рука потянулась вверх, к волосам. – Мы на самом деле считаем, что он является реальным подозреваемым?
– Пока думаем над этим.
Потеребила волосы:
– Что известно о его детстве?
– Социальную службу к нему два раза вызывали. Один раз за умышленный поджог, и еще раз – потому что показалось, что родители его бьют. Жена с ним развелась из-за каких-то сексуальных проблем, точно пока не знаю. То, что он носит женскую одежду, может вполне являться причиной.
Она еще сильнее нахмурилась, вокруг глаз образовались морщины.
– Умышленный поджог – это типичный индикатор психологических проблем, и если родители его били… Мы можем взглянуть на отчеты?
Я открыл дверь и вылез наружу:
– Над этим уже работают.
Она сунула бумаги в сумку и пошла вслед за мной к дому, который огораживала бело-голубая лента с надписью «ПОЛИЦИЯ». На подходе нас перехватил прыщавый офицер, которого мы встретили в понедельник. Он вытаращил глаза и встал по стойке «смирно».
– Шеф.
– Вы сегодня без пирожков, констебль Хилл?
Его рука взметнулась вверх и стряхнула невидимые крошки с груди желтого флуоресцентного жилета.
– Простите, сэр. – Облизал губы. Потом бросился поднимать ленту ограждения, чтобы Элис могла нырнуть под нее.
Я кивнул в сторону дома:
– Нашли что-нибудь?
Он наклонился ко мне и снизил голос почти до шепота:
– Брелок для ключей с пластиковым младенчиком. Лежал у самой двери во двор.
Другой констебль заставил нас зарегистрироваться, прежде чем войти в дом.
Внутри дома почти все поверхности были покрыты тонкой пленкой серебристой или черной пыли, на фоне которой выделялись чистые прямоугольники – в тех местах, где с помощью липкой ленты снимались отпечатки пальцев. В замке никто не ковырялся, на дереве не было никаких царапин.
Откуда-то сверху громкие голоса.
– Вы не здесь должны находиться, а на улице, ее искать!
– Мы делаем все, что можем, сэр, пожалуйста, вам нужно успокоиться, о’кей? Дышите глубже.
В гостиной тоже никаких следов взлома, да и на кухне. На сушке стояли чашки с тарелками, тоже покрытые порошком для снятия отпечатков пальцев. Окно выходило в сад размером с почтовую марку, в одном углу кормушка для птиц, в другом – сушка для белья.
Снаружи, прямо перед дверью, ведущей во двор, на коленях стоял один из криминалистов, покрывал черным порошком белую пластиковую дверь. В ушах наушники, кивал головой в такт музыке.
Я постучал ему по плечу – он чуть с лестницы не свалился.
– Ох! Никогда так не делай!
– Брелок где?
Он кивнул на металлический контейнер, стоявший посреди комнаты:
– К замку не подходит. В смысле, в замок входит, но не поворачивается.
– А на входной двери пробовали?
– Тоже не подходит. – Сел на корточки. – Вы с мужем поговорить хотите?
– Какие-то следы борьбы? Взлома?
– Нет, все чисто.
– Не забудьте клумбы цветочные на отпечатки проверить. – Пошел в холл. Остановился. Стал прислушиваться к голосам наверху.
– Она его знала. Спустилась вниз, дверь открыла и пошла с ним. Даже не сопротивлялась.
Элис посмотрела на лестницу:
– Она могла знать доктора Дочерти?
– Вы не понимаете – она беременна. Беременна! – Голос стал громче. – А что, если он что-нибудь сделает с нашим ребенком?
– Он был ее психотерапевтом какое-то время после нападения.
Муж Лоры – как его звали? Кристофер, кажется, – появился на верхней ступеньке лестницы. Обе руки сомкнуты на затылке, как будто парень пытался вдавить голову в грудную клетку.
– Он ничего не сделает с нашим ребенком! Вы просто не представляете, как трудно нам было!
У него за спиной возникла женщина в полицейской форме. Флуоресцентная куртка, защитный жилет, черная шерстяная куртка расстегнута, под ней черная футболка.
– Мы просто пытаемся вам помочь. Может быть, у вас есть кто-нибудь, кому вы могли бы позвонить? Друг или родственник?
Кристофер отвернулся от нее, поджал губы… Потом замер и уставился на меня:
– Вы…
Я кивнул.
– Можно с тобой поговорить?
* * *
Я задернул шторы:
– Скай ТВ приехали. – Значит, уже четыре телевизионные бригады, с полдюжины фотографов и целая куча журналистов.
Кристофер сел на край кровати, наклонился вперед так, что грудная клетка опустилась на колени, еще ниже опустил голову:
– Почему бы им просто не уйти отсюда и не начать искать ее?
Элис села рядом с ним, положила руку ему на плечо:
– Ты не виноват.
– Конечно же я виноват. Я должен был охранять ее. Я обещал. – Вздрогнул. – Особенно после того, что случилось в прошлый раз…
Я оперся о подоконник:
– Кто еще знал, что вы здесь живете?
Он поднял голову:
– Никто. Даже мама моя не знает, где мы живем. Мы это место скрывали, как в шпионских фильмах. Лора… – Он снова уронил голову вниз, голос задрожал. – Она не хотела, чтобы нас кто-нибудь нашел.
Элис потрепала его по плечу:
– Кто-нибудь помогал ей справиться с тревожными состояниями? Врач? Может быть, психотерапевт?
– У нее все давно прошло. Она не параноик, она просто… Она просто хотела, чтобы мы были осторожными, вот и все.
Не очень получилось.
Я достал блокнот:
– Когда вы обнаружили ее исчезновение?
Вздох волной прошел по его телу.
– Пару недель мы спали в разных комнатах. Ей было очень жарко, из-за ребенка, хотелось раскинуться на кровати. Часа в три ночи я пошел пописать, у нее в комнате еще горел свет. Иногда она прямо с книгой в руках засыпает, я пошел к ней свет выключить, а ее уже не было. – Он закачался вперед-назад, кровать заскрипела. – Я все обыскал. Ходил по комнатам, свет везде включил. Выбежал на улицу, стал ее звать. О господи…
– Значит, в последний раз вы ее видели…
– Я принес ей чай с ромашкой в одиннадцать, перед тем как лечь спать. – Он схватил край покрывала, обернул его вокруг пальцев.
Элис, сморщившись, посмотрела на меня, потом снова на него:
– Кристофер, я понимаю, что это трудно, но если вы все время будете фокусироваться на том, что произошло, это съест вас.
– А что, если вы не сможете ее найти?
– Мы найдем ее. Но мне нужно, чтобы вы поняли, – из-за того, что в прошлый раз ее изнасиловали и вспороли ей живот, нет причин… Что случилось?
Он напрягся. Выпрямился:
– Изнасиловали?
Элис кивнула:
– Когда ее похитили.
– Ее не насиловали! Кто это сказал?
Элис кивнула, продолжая держать руку на его плече:
– Многие жертвы насилия не говорят об этом своим партнерам. Иногда они чувствуют себя виноватыми, хотя в этом нет их вины, это…
– Она бы сказала мне. – Он снова наклонился вперед. – Между нами нет никаких секретов. И никогда не было.
* * *
Толпа журналистов в зеркале заднего вида расплылась, а потом совсем исчезла, когда мы свернули на Кэмберн-Вью-авеню. Грохотавшая по радио старая песня «Фу Файтерс» закончилась, и в салоне раздалось пиканье.
– Сейчас девять часов, вы слушаете радио «Каслвейв FM». В эфире новости. У нас в студии доктор Фредерик Дочерти. Доктор Дочерти…
Выключил радио.
Элис провела руками по рулю:
– Может быть, он не насиловал ее восемь лет назад?
– Почему это он ее не насиловал? Он же насиловал Рут Лафлин.
Элис вывела машину на главную дорогу, ведшую в Каузкиллин:
– А может быть, он не насиловал ее до тех пор, пока не вколол снотворное?
– А может быть, у него не встал? Или у него не было времени? Или она просто не сказала Кристоферу? Неуместное чувство вины, ты так, кажется, сказала. Или…
В кармане зазвонил мобильник, не мой официальный, а другой, одноразовый. Достал. Нажал на кнопку:
– Да?
Из трубки захрипел голос Раскольника Макфи:
– Ты нашел мою малышку?
– Ищем.
– Тик-так, Хендерсон. Тик-так. Твой жирный друг плохо выглядит.
– Ему нужен врач.
– А мне нужна моя дочь. Помнишь, каково это? Когда знаешь, что какой-то ублюдок ее похитил?
Мимо пронеслись дома и магазины, потом Элис свернула на указателе с надписью «ГОРОДСКОЙ СТАДИОН». Над домами возвышался шпиль Первой национальной кельтской церкви. По лобовому стеклу растеклась дождевая капля.
– Ты меня слышишь, Хендерсон?
– Мы действуем так быстро, как только можем, понятно? Как только что-нибудь узнаем, я тебе позвоню.
– У твоего жирного друга остался один глаз, значит, и два уха ему не нужны, так ведь? Почему бы не отправить тебе одно ухо по почте?
– Мы… – Я закрыл глаза и прислонился лбом к окну. Дорожная вибрация проникла мне под череп. – Я все помню. Мы делаем все, что в наших силах. Так быстро, как только можем. Мы найдем ее.
– Ты все понял.
Назад: 43
Дальше: 45