28
Элис втянула голову в плечи, повернулась спиной к ветру. Каштановые кудри развевались над головой, как разъяренные змеи.
– Но я, вообще-то, не голодна…
Визит-центр Старого замка был закрыт, зато забегаловка «У Грязного Ральфа» – покрытый грязью трейлер на четырех спущенных колесах – была на своем месте, в самом углу автомобильной стоянки. Лучше, чем совсем ничего. Да и кроме того, люди не только за жратву деньги отдают.
– А мне наплевать. – Протянул ей два завернутых в салфетки свертка и пластиковую бутылку с горячим сладким чаем. – Вот это ешь, а этим запивай.
– Но…
– Это не дискуссия. Давай, тебе нужно позавтракать. Будешь чувствовать себя лучше.
Надула щеки, выдохнула, взяла сэндвич. Развернула. Поморщилась. Откусила. Слегка улыбнулась:
– С чипсами.
– Вот видишь. – Я впился в сосиску с луком, стал жевать, и мы тем временем углублялись в руины.
Это было что-то вроде скопления разномастных остатков кирпичной кладки. Когда-то здесь находились кострище, ледяная пещера и лестница в никуда. И в самом дальнем конце – остатки того, что когда-то было трехэтажной башней. Вся эта неземная красота освещалась золотистым светом раннего утра и сверкала на фоне угольно-черного неба.
Устроились с подветренной стороны у стены с бойницами, отсюда открывался пристойный вид вниз, на Дандас Хаус, потом на реку и на Вайнд, где Пол Мэнсон в последний раз проводил свой рабочий день.
Элис покончила с сэндвичем и жареной картошкой, отвинтила крышку на бутылке с чаем, отхлебнула, горячий пар унесло ветром. Прислонилась к стене. Уставилась на свои маленькие красные башмаки:
– Мне страшно…
Маленький прозрачный пластиковый пакетик, который продал мне Грязный Ральф, почти ничего не весил. Лежал у меня на ладони, как будто там вообще ничего не было. Протянул ей:
– Вот, возьми.
Удивленно посмотрела:
– Таблетки?
– Ты сказала, что доктор Димвит, ну, из больницы, должен отправить Мэри Джордан в Абердин, пройти тест на МДМА.
Элис взяла крошечный пакетик с моей ладони, посмотрела на него. На самом дне лежали полдюжины розовых таблеток в форме сердечка.
– Ты купил мне экстези?
– Ну, понимаешь, это для того… ну, чтобы ты немного отвлеклась.
Улыбнулась. Протянула мне руку и крепко сжала:
– Никто никогда мне раньше не покупал жареную картошку с наркотиками. – Сунула таблетки в карман. – Нам надо поговорить о Дэвиде.
– Говорю же тебе – с ним все будет в порядке.
Она развернула второй сэндвич, на этот раз с беконом:
– Я в том смысле, что совершенно бессмысленно убивать Пола Мэнсона, и если мы…
– Ты никого не убиваешь. Ты не виновата в том, что случилось. И если бы не эти чертовы мониторы на ноге, я бы сделал все, чтобы ты не имела к этому никакого отношения. – Над Беллоуз парили чайки, ныряя и снова взмывая вверх над стенами старого санатория, а потом плавно дрейфовали на свой остров посредине реки. – Но сейчас мы ничего с этим не можем сделать.
Она зябко поежилась:
– Если бы не эти мониторы, миссис Керриган взяла бы меня в заложники вместо Дэвида.
Не такие они плохие, в конце концов.
Элис пристально посмотрела на меня:
– Ты всегда знал, что этим все кончится, так ведь? Вот почему говорил со мной о том, чтобы сбежать в Австралию… – Ее глаза наполнились слезами. – Я должна была догадаться, так ведь? В смысле, что еще должно случиться?
– Прости меня.
Ветер забросил волосы ей на лицо, она отбросила их обратно, замотав в жгут одной рукой:
– Мы могли бы… Я не знаю. Мы можем что-нибудь сделать?
– Чтобы жить счастливо до глубокой старости?
– Пожалуйста?
Вдалеке малышка карабкалась на кучу кирпичей. Молодая женщина в мохнатом джемпере, оступаясь, взбиралась вслед за ней.
– Не ходи так далеко, Кэтрин, ради твоей мамочки веди себя хорошо!
Я прислонился к крепостной стене, закрыл глаза:
– Она хочет, чтобы Мэнсон был мертв, и если я не доставлю его, она убьет Хитрюгу. А что потом? Что, если она захочет причинить вред тебе?
– Совсем не важно, является ли он бухгалтером мафии или нет, мы не можем…
– Да понимаю я, слышишь? Понимаю. – В груди возникла какая-то тяжесть, ломавшая меня и прижимавшая к земле. – Если я это сделаю, она навсегда свяжет меня с убийством. И совсем не важно, сколько денег я ей выплачу, из ее кармана я уже никогда не выберусь. Я стану ее собственностью.
– И что тогда мы…
– Ешь бекон.
* * *
– Я всего на минуту… – Элис расстегнула ремень безопасности и выбралась в ветреное утро, оставив меня сидеть на пассажирском кресле. Аварийные сигналы «сузуки» мигали, два колеса на тротуаре, остальные на двойной желтой у маленького магазинчика на Джонз-лейн. «ДЖАСТИНЗ ДВАДЦАТЬ-ЧЕТЫРЕ-СЕМЬ *** ЛИЦЕНЗИРОВАННАЯ БАКАЛЕЙНАЯ ТОРГОВЛЯ *** КУПИТЕ ВСЕ ЧТО ВАМ НУЖНО».
Краденый «ягуар» был спрятан на старой многоярусной парковке на Флойд-стрит, рядом с торговым центром «Толлгейт». В котором не было камер слежения. Где он и будет находиться до того времени, когда нужно будет забирать Пола Мэнсона.
Включил радио, динамики заполнила Кейт Буш, возжелавшая заключить сделку с Господом.
Было бы это так легко.
На тротуаре рядом с магазинчиком стенд с газетной рекламой. «ПРОДОЛЖАЮТСЯ ПОИСКИ ПРОПАВШЕГО ПЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА». На другом – «В ЭТУ ПЯТНИЦУ ДЖЕКПОТ-ЕВРОМИЛЛИОН: 89 000 000 ФУНТОВ». И на третьем – «ПОТРОШИТЕЛЬ ПОХИТИЛ АКУШЕРКУ – ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ МАТЕРИАЛ!» Рекламные листовки на окнах – уроки французского, пропавшие коты и велосипед б/у на продажу.
Нормально так.
Никого к стулу не привязывают, не пытают, ни у кого глаза из орбит не вылезают.
Никого не суют в багажник краденого «ягуара», не отвозят за город в лесок и не убивают.
С заднего сиденья мне улыбнулся Боб-Строитель.
Есть у меня какой-нибудь выбор?
– А это была малышка Кэти Буууууш, раздирающая эти самые облака для своего любимого старого папочки. Ну, и еще немного после половины девятого, и вы знаете, что это значит… – Клаксоны, хрюканье, на заднем плане хор поет «Аллилуйя». – И еще один пооооо-тряяяяяясающий звонок в нашу студию!
Придурок.
Вырубил Великолепного Стива, набрал на телефоне номер Сабира. Стал ждать. Мобильник звонил. Звонил. И звонил.
Когда Сабир наконец ответил, голос у него был, как будто только что марафон пробежал: задыхался, хрипел и сопел.
– Какого черта, мать твою, тебе нужно?
– Как дела с информацией из центральной базы данных?
– Еще девяти нет! Я в кровати еще!
– В кровати? А чего дышишь так тяжело? – Ох… – Ладно, ничего. Так что там с информацией из базы данных полиции?
– Ты что, шутки шутишь? Я еще не…
– Было бы так важно для тебя, ты бы на телефон не отвечал. Что нашел?
– Раньше ты не был таким уродом, мне как-то так кажется. – Шуршание. Потом стон. Потом как будто трубку рукой прикрыли, голос приглушенный.
– Прости, пожалуйста. Вот это возьми. – Снова шуршание. Стук. – Твоя мамочка тебе привет передает, между прочим.
– Она все еще мертва, Сабир.
– То-то я и думаю, чего это она совсем не двигается. – Снова какие-то стуки. – Твоя центральная база данных – полный отстой, того, кто ей занимается, следует отвести в укромное место и отшлепать хорошенько. Пришлось все прошерстить и переиндексировать. Знаешь, какая после такой работы боль в заднице?
– Пробил по ней телефонные номера?
– Конечно пробил. Пришлось базу взломать, но я это сделал.
Молчание.
– И?
– Больше шансов потрахаться втроем в пингвинятнике. Вообще ничего. Когда я инфу отсортировал, то адреса и имена сопоставил. Неудивительно, что восемь лет назад вы этого задрота не вычислили. Этот олух, который базу формировал, не смог бы сделать работу хуже, даже если бы очень постарался. Дерьмо вложил, дерьмо достал.
Дверь магазина открылась, вышла Элис с пакетом в руке, в другой руке шоколадный батончик.
– Думаешь, нарочно?
Сабир помолчал, почмокал.
– Не знаю. Но дерьмо полное.
– Постарайся выяснить, кто это сделал.
Элис забралась за руль, притащив за собой поток холодного воздуха:
– Прости. Заняло чуть больше времени, чем я предполагала. – Положила пакет на пол машины. В нем что-то звякнуло.
Я посмотрел назад. Сквозь тонкий пластик пакета просвечивала этикетка «Грауса».
– Как ты умудрилась купить бухло в половине девятого утра? Вообще-то, это даже незаконно.
Элис завела мотор:
– Могу быть очень убедительной, когда мне нужно.
На другом конце линии Сабир кашлянул.
– А сейчас, если ты не возражаешь, я еще твою мамулю не дотрахал.
* * *
Вывеска штаб-квартиры полиции больше не гласила «ПОЛИЦИЯ ОЛДКАСЛА», теперь там было написано «ПОЛИЦИЯ ШОТЛАНДИИ *** УПРАВЛЕНИЕ ОЛДКАСЛА». И герб заменили на какой-то безвкусный корпоративный Андреевский крест.
Жаль, что само здание не сменили. Громадный викторианский, красного кирпича прыщ портил песчаниковую кожу улицы – узкие окна, темные и в решетках, как будто в ожидании осады. Да ее и ждать не надо было, она уже была под окнами.
Стая репортеров и телевизионных групп моталась рядом с входной дверью, они курили и шутили, ждали, на кого можно было наброситься и разорвать в клочья. И попировать на костях.
Один посмотрел на нас, когда мы поднимались по ступеням, на шее здоровенный «Никон», в пальцах зажата маленькая сигара.
– Эй! Вы двое, к Потрошителю имеете отношение?
Я в ответ театрально пожал плечами:
– К нам в сарай кто-то влез, газонокосилку сперли.
– Жаль… – Сделал на всякий случай пару снимков, пошел ждать дальше.
Я придержал дверь, Элис проскользнула мимо меня в приемную, пакет побрякивал у ее бедра.
Черно-белая кафельная плитка делала комнату похожей на вокзальный туалет, а не на место, в котором сообщают о преступлении. По крайней мере, легко было убирать с пола кровь и блевотину…
Мужчина, худой, как ископаемый ящер, сидел за столом, скрытый громадным куском пуленепробиваемого стекла. На голове седые, коротко стриженные волосы, раза в два короче пышных черных бровей. Сержант Петерс – губы сжаты, глаза сощурены.
– Почему вы с заднего входа не вошли?
– Мне новый код не дали.
– Кхм. Задроты. – Кивнул Элис: – Пардон за мой французский, типа того. – Снова ко мне: – Хотите, чтобы мы кому-нибудь позвонили?
– Вообще-то, – Элис вышла вперед, – я здесь для того, чтобы встретиться с доктором Фредериком Дочерти, это доктор Макдональд, точнее, это я доктор Макдональд, а не он, я поняла, что можно было перепутать когда я это говорила, но вы можете называть меня Элис.
Петерс приподнял густую бровь:
– Хорошо… Как скажете. Что у вас, шеф?
– Архив.
Он шлепнул на стойку книгу регистрации посетителей:
– Ладно, расписывайтесь, я сделаю вам пропуск, код на входной двери – три-семь-девять-девять-один. И можете сказать этим уродам наверху, чтобы сами увольнялись с работы, если им не нравится. – Кряхтя, согнулся над компьютером и с ненавистью забарабанил двумя пальцами по клавиатуре. – Как будто я виноват в том, что не могу работать по ночам. Они ведь не ухаживают за шестидесятилетней лежачей женщиной с раком…
* * *
– А-а, доктор… Макдональд, не так ли? – Фредерик Дочерти приподнялся с кресла и махнул рукой на противоположный конец стола для переговоров. Снова крутой костюм, только на этот раз ярко-синяя рубашка с белым галстуком. – Садитесь, прошу. Ваш друг к нам присоединится? – Взглянул на меня.
Я не шелохнулся:
– У меня есть чем заняться.
– Понимаю.
Элис поставила на стол пластиковый пакет, потом села. Вытащила бутылку «Грауса», отвинтила крышку:
– Хотите немного?
– Ах-ха… – Откинулся на спинку кресла. – Позвольте догадаться – вы работали с Генри Форрестером, не так ли? Он очень верил в эмфатически-когнитивно-улучшающую силу кофеина и виски.
Она плеснула немного в чашку с кофе:
– Два года назад мы охотились за серийным убийцей. И я… я тогда обнаружила тело Генри в гостинице.
Лицо Дочерти искривилось, как будто что-то острое вонзилось ему под кожу.
– Он был очень хорошим человеком. Хорошим наставником. Когда я узнал, что он умер… – Вздохнул. – Наверное, для вас это было просто ужасно.
Элис отхлебнула глоток приправленного виски кофе, сунула руку в сумку и достала письма Потрошителя, все шесть, исчерканные линиями маркера и кружками, сделанными красной шариковой ручкой. Положила на стол:
– Я проанализировала форму и содержание, и мне кажется, что нам следует пересмотреть психологический портрет. Потрошитель…
– Если вы хотите поговорить об этом, то могу сообщить, что я проделал весьма значительную работу с осиротевшими семьями.
Она еще плеснула «Грауса» в чашку:
– Использованные языковые средства, образность – все преувеличенно, непристойно, как будто он хотел, чтобы мы были там вместе с ним. Это совсем не совпадает с…
– Этого не стоит стыдиться. Когда Генри умер, мне пришлось много месяцев разбираться со своими чувствами вместе со своим психотерапевтом. Мы были очень близки. Это…
– …вроде заднего плана для психологического портрета, так что нам придется вернуться и…
– …очень положительно повлияет на ваше эмоциональное здоровье.
Оставил их наедине.