У нас с Франческой уже появилась надежда на ребенка, и я решил просить императора об отпуске на год. В прошении указал, что в случае объявления Крестового похода своевременно прибуду с рыцарями графства на место сбора.

Уже известно было, что поход в Ломбардию провалился. Собственно, этого можно было ожидать, так как план, на мой взгляд, был нереальный. Император намеревался направить в Ломбардию большое войско из Германии. Но ломбардцы вновь объединились в лигу, выставили к альпийским проходам значительные силы и не пустили в Италию короля Германии Генриха, сына императора, и германских князей.

Император с войском Калабрии и Апулии высадился в Анконе, надеясь быстро продвинуться к дружественной ему Кремоне, чтобы объединиться с войсками Кремоны, Модены, Павии и Пармы. Но вечно колеблющиеся между императором и папой Болонья и Фаэнца закрыли перед императором ворота. Войска Кампании, высадившиеся в Пизе, даже вместе с Пизой и Луккой не смогли преодолеть сопротивление Флоренции. А в тылу императора оставались войска папских владений в Умбрии: Перуджи, Орвието, Сполето и других, более мелких. Съезд, назначенный императором, не состоялся. Фридрих попытался добиться хоть каких-то результатов, вступив в переговоры с Ломбардской лигой, но ломбардцы выставили требования, гарантирующие им практически полную независимость от императорской власти.

А мы с Франческой наслаждались тишиной и покоем в замке и окрестных землях. Стояла прекрасная погода, Франческа чувствовала себя обычно хорошо, и мы с ней весь июнь объезжали замки окрестных баронов. Обнаружил, что Франческу, а вместе с ней и меня, все вассалы и независимые имперские бароны принимают приветливо. Возможно, сказывается до сих пор былое умение графа Паоло ладить с людьми. Да и недавнее успешное отражение графством нападения войск архиепископа укрепило мой авторитет.

Меня беспокоило только, что я никак не мог понять свое отношение к Франческе. Да, мы хорошо относимся друг к другу, нам хорошо вместе в постели, у нас будет общий ребенок. Но я не чувствую, чем мое отношение к Франческе отличается от того, как я относился к Виоле или Лауре. Более того, один раз я поймал себя на том, что утром назвал ее спросонья Зоей. Да, я был старше Зои почти в два раза и чувствовал себя по отношению к ней как бы отцом. Вот и теперь, Франческа более чем в два раза младше меня, во всем полагается на меня так же, как полагалась на графа Паоло. Может, все это нормально? Может быть, и не бывает другой любви, такой, о которой я читал в Твери в книжках Валентины Сергеевны. Кстати, то обожание, с которым я относился к Валентине Сергеевне, то нетерпение, с которым я ждал наших встреч, можно ли объяснить тем, что она была первой моей женщиной? Или было что-то другое?

А как объяснить спокойствие, с которым я воспринял желание Зои уехать домой после смерти нашего Максима? И так легко расставался и с Виолой и с Лаурой. Что, и с Франческой меня связывают только наш будущий Паоло III и графство Тоди?

Спокойная жизнь, не очень много развлечений. Временами Франческа чувствовала себя немного хуже: иногда ее стало поташнивать, и тогда она отправляла меня на охоту. На правой стороне Тибра, там, где холмы поднимаются все выше, отличные места. Много серн, косуль. Но я больше любил охоту на кабанов. Здесь не стреляешь в беззащитных грациозных животных, здесь должен соскочить с коня и встретиться с вепрем лицом к лицу. Почти схватка с противником. Не сравнить со стоянием в храме, когда слушаешь заунывную проповедь нашего епископа. Я вообще бы не ходил даже на воскресную мессу, но не хотелось обижать Франческу и нашего добряка епископа.

Случались и непредвиденные события. В конце июня, когда вернулся с охоты, я с удивлением увидел, что Франческа встречает меня вместе с незнакомой мне девушкой. Я не заметил сначала, что она немного полновата: фигуру скрадывало широкое платье, как балахон, подумалось мне.

– Мой дорогой, познакомься, моя племянница Агнесса, приехала к нам в гости. Агнесса – это мой Роман.

– Очень приятно. Ты раньше ничего не рассказывала об Агнессе.

– Видишь ли, мы с Агнессой не встречались раньше. Она дочь моей двоюродной сестры. Они живут недалеко от Сиены. У Агнессы возникли проблемы с отцом, и она решилась приехать к нам на некоторое время.

– Я очень рад.

Действительно, я был рад, все-таки Франческе иногда скучно в замке, особенно когда я уезжаю на охоту. А теперь рядом с ней будет подруга. Будет с кем обсуждать немногочисленные новости. Но когда мы остались одни и я попытался привлечь к себе Франческу, она отстранилась:

– Обожди, Роман. У Агнессы серьезные проблемы. Отец выгнал ее из дому.

– Ничего себе! За что?

– У Агнессы был роман с молоденьким оруженосцем. Они одногодки, по пятнадцать лет, воспитывались почти вместе. И вот печальный результат: она на третьем месяце, а оруженосца нет в живых – отец постарался.

– Агнесса? Да, не оправдала имени.

– Как ты можешь смеяться, Роман! Это такое горе, что делать?

– А что говорит твой наставник – епископ? Это скорее по его части.

– Его преосвященство в растерянности.

– Так можно оставить ее у нас, пусть себе рожает здесь, но можно отправить в замок к Бенедетто. Там никого не бывает. Родит, отдадим ребенка кормилице, а потом в монастырь. И отправим Агнессу к графине Теодоре или к Маргарет. Обе примут ее. Через год все забудут о том, что Агнесса была в положении без брака. Вряд ли ее отец будет об этом распространяться.

– Роман, ты совсем бесчувственный? Представь, что моего ребенка отдадут кормилице, а потом в монастырь. Какая мать согласится отдать своего ребенка в чужие руки? И она моя родственница, о ней больше некому позаботиться.

– Ну, кормилице нашего ребенка все равно отдадим, не будешь же ты его сама выкармливать. И ты замужняя женщина, наш сын будет наследником графства.

Я всегда был уверен, что у меня родится сын. Или хотел быть в этом уверен.

– Роман, а если ее выдать замуж?

– Да кто ее возьмет, с ребенком-то.

– Нет, прямо сейчас. Найдем бедного рыцаря, дадим деньги, у нас ведь имеются, и они нам не нужны сейчас. И она очень красивая, ты разглядел?

Честно говоря, я на Агнессу не обратил тогда внимания. Глядел только на мою Франческу, хотел скорее остаться с ней наедине. Только потом рассмотрел, что у Агнессы очень красивые большие глаза, идеальный овал лица, белая кожа лица и рук. Все остальное трудно было разглядеть под ее балахоном.

– В таком положении, чтобы ее выдать замуж, нужно выложить не менее тысячи золотых. Ты готова отдать половину содержимого твоего ларца с золотом?

– Не моего, а нашего. И посуди сам, зачем нам это золото? У нас все имеется.

Я не был уверен, что золото нам не нужно, но Франческа так умоляюще глядела на меня, что пришлось сдаться.

Дальнейшие события развернулись очень быстро. Под давлением Франчески я в тот же день посоветовался с нашим епископом. Он поохал, повздыхал, вот, мол, какая молодежь пошла. Но потом начал вслух перечислять все семьи, в которых имеются неженатые мужчины или вдовцы. Мы с ним сошлись во мнении, что искать нужно среди мужчин среднего возраста, вдовцов, отягощенных долгами. Он назвал трех подходящих. Вот ведь, знает все обо всех семействах ближних владений: коллеги епископы делятся между собой новостями и сплетнями. Остановились на Ринальдо Корсо из Кастелло Лупи на севере Умбрии. Меня немного смутило название замка, которое переводится как Замок волков, но я решил, что это связано с наличием истории о волках в окрестностях замка. Наш епископ отправил письма владельцу замка и епископу Читта-ди-Кастелло, его сеньору. Расписал преимущества брака, то есть что граф Роман в приданое дает тысячу золотых монет (а это четыре килограмма золота, неплохая наживка). Вскользь упомянул, что невеста находится на третьем месяце беременности, так что нужно поспешить с визитом в Тоди.

Остается добавить, что Ринальдо проскакал восемьдесят пять километров за два дня и прибыл в Тоди в пятницу. Франческа жестко объяснила Агнессе, что пора расстаться с иллюзиями и согласиться на брак. Ринальдо только раз посмотрел на невесту, дал принципиальное согласие, но недоверчиво расспрашивал о приданом. Наверное, боялся, что подсунем низкопробное золото. Успокоился только тогда, когда мы с епископом показали ему увесистый мешочек с тысячью золотых айюбидских динаров. Обручение и венчание епископ провел в воскресенье в безлюдном соборе, присутствовали только мы с Франческой. Женщины поплакали немного, и Ринальдо увез свою жену.

Нашей с Франческой идиллии, моим размышлениям о смысле жизни, о моем отношении к женщинам быстро пришел конец. Появился гонец с письмом из канцелярии императора. Вместо отпуска меня с рыцарским ополчением графства призвали явиться на службу. Собственно, не нужно было никуда ехать. Мне поручалось провести показательный поход по Умбрии для приведения всех папских владений в непосредственное подчинение императору. Меня извещали, что в мое подчинение отправлены полторы тысячи арабских конников и рыцарское ополчение Молизе. Граф Альберто в письме дал свои советы, к которым я привык прислушиваться. Он писал, что ни в коем случае не нужно портить отношения с архиепископом Орвието, но архиепископа Сполето нужно прижать посильнее и добиться от него как минимум письма к императору с выражением верноподданнических чувств. Кроме того, нужно на примере одного из мелких противников императора показать его десницу, вплоть до разрушения замка. Но города и монастыри по возможности не трогать, ограничиваясь взиманием денежных средств.

Письмо из канцелярии всего лишь на четыре дня опередило появление присланных войск. Я только успел призвать ополчение графства. Мне удалось собрать сорок рыцарей со свитой и сотню пеших лучников из городского ополчения. Кроме того, пять рыцарей я оставил для охраны графства. Был организован отряд из двух сотен жителей города для работы с осадным вооружением, часть которого мы захватили в свое время у армии Сполето, а часть нашлась на складах города. Легковооруженные всадники мне не были нужны, я надеялся на прибытие всадников из Лучера.

Мусульманские конники под командованием Саида – племянника эмира Трапани Мухаммада, вместе с тридцатью пятью рыцарями Молизе под командованием Жака на кораблях быстро доплыли из Термоли до Анконы и совершили марш к Тоди за три с половиной дня. Конечно, они шли так быстро, потому что двигались без обозов. Но прибыли без провианта. Хорошо хоть, что доставили деньги на месяц походов. Естественно, почти вся сумма была представлена серебряной монетой, ведь платить солдатам нужно серебром. Только для командиров оплата производится золотом.

Основной план кампании я уже проработал к тому времени вместе с Фратторе – племянником епископа, которому я уже поручал командование ополчением графства. Мы решили начать с Риети, потом перейти к Терни и затем к Сполето. Только после этого запланировали поход к Орвието и бросок к северной части Умбрии.

Я не мог дать прибывшим солдатам много дней на отдых, так как понимал, что дел предстоит много, а времени очень мало. Конечно, армия умеет прокормить себя в походе за счет местного населения, но не хотелось озлоблять соседей, то есть за провиант и фураж нужно платить, да и солдаты должны получить свое. За месяц мы не сможем выполнить всю намеченную работу. Нужно минимум еще две-три недели на поход в северную часть Умбрии. Получалось, что без взимания серьезных денег с городов не обойтись. Проклятые деньги, их недостача всегда срывает все планы. Каждый руководитель похода больше времени проводит не над размышлениями, как победить противника, а над тем, где взять продовольствие и фураж, где взять деньги на оплату солдат.

Подводы с осадным оборудованием я уже отправил вперед. Часть техники должна быть взята в Кастелло ди Касиглиано. Но вывести в намеченный срок основные части не удалось. Целый день прибывшие издалека отдыхали. А на следующий день я устроил смотр. Меня порадовало, что среди прибывших мусульман много ветеранов похода в Испанию. Они уже знают, как нужно держать строй, будут примером для остальных. Да и две сотни конных лучников оказались как нельзя кстати. Их отсутствие меня сильно обеспокоило бы.

Колонну построил в следующем порядке: впереди ополчение Тоди, за ним лучники, потом пять сотен мусульманских конников, следом ополчение Молизе. Замыкали колонну восемь сотен мусульманских всадников. Мои пешие лучники шли с обозом. И растянулась колонна почти на три километра. Первую получасовую остановку сделали в Акваспарте. Здесь я оставил сотню всадников дожидаться и затем охранять обозы с осадным оборудованием из Тоди и замка Касиглиано. Кроме того, они должны прикрывать возможный прорыв мелких отрядов, которые могут быть направлены из Сполето по горной дороге.

После четырехчасового перехода мы дошли до Терни. Но я сделал остановку юго-восточнее города, в паре километров за ним. Меня не волновало, что епископ Терни пошлет гонцов в Сполето предупредить о нашем появлении. Был уверен, что эта весть уже дошла до архиепископа Сполето. Движение такого большого отряда невозможно скрыть. Любезно принял рыцаря, посланного епископом узнать о наших намерениях. Сообщил ему только, что мы движемся по приказу императора в Лацио. Это должно было успокоить и епископа и архиепископа. Ведь мы действительно на следующий день направлялись к Риети. Я оставил полусотню в нашем лагере, приказав отступать к Акваспарте, если епископ предпримет враждебные действия.

На следующий день к обеду мы уже были у стен Риети. На этот раз шли по ближней к городу дороге и остановились почти у моста через реку Сальто. Высланному нам навстречу рыцарю я сказал, что хотел бы встретиться с епископом и обсудить с ним ситуацию. Через полчаса рыцарь возвратился с предложением о встрече в резиденции епископа. Я взял с собой только Жака и двух свирепых на вид мусульман. За год епископ нисколько не изменился. То же добродушное лицо, та же бородавка на щеке. И встречает так же радушно, предлагая сесть за стол и пообедать чем Господь послал. Как будто перед его городом не стоит достаточно грозное войско.

– Ваше преосвященство, я с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, но сначала хотелось бы обсудить некоторые проблемы.

– Какие проблемы могут быть между нами, защитниками веры и верными подданными императора?

– Да, я полностью с вами согласен, их не должно быть. Император уверен в верности Риети и всей епархии. Но во время последнего похода императора на север ваша епархия не направила в войско императора ни одного рыцаря, не передала в казну похода ни одной монеты. Это вызывает вопросы в имперской канцелярии.

– Я уверен, все вопросы можно разрешить мирно. Кстати, с чем связан, граф, ваш поход в Лацио? Мне ничего не известно о разногласиях между нашим государем и его святейшеством. Мы искренне молимся, чтобы такие разногласия не возникали никогда.

– Конечно, они никому не нужны. Но канцелярия нашего государя просила меня проверить настроения владык в основных городах Умбрии и ее соседей. Ведь его величество император и папа планируют великий поход за веру в Палестину, чтобы вырвать святой город Иерусалим из рук неверных. Государство должно быть уверено в прочном тыле.

– Вы можете сообщить в канцелярию нашего государя, что город Риети и вся епархия являются верными подданными императора и папы.

Добродушный-то добродушный, но ловко уходит от туманных намеков. Придется нажать откровеннее:

– Это очень приятно слышать, но мне хотелось бы иметь в руках материальное подтверждение услышанному.

– Граф, давайте говорить начистоту. Во сколько обойдется нашей епархии благосклонный отзыв в канцелярию?

– Учитывая, что численность моего войска составляет около двух с половиной тысяч человек, в том числе около сотни рыцарей со свитой, думаю, что ваша процветающая епархия должна передать в казну империи не менее полутора – двух тысяч золотых. Но это не все. Нам предстоит длительный поход, и я высоко оценил бы вашу верность империи, если бы вы направили в наше войско на пять недель не менее десяти рыцарей со свитой и некоторое количество лучников.

– Граф, не кажется вам это чрезмерным?

– Отнюдь.

И начался торг. Епископ предлагал выделить для нужд войска два с половиной фунта золотых монет и категорически отказывался от выделения рыцарей. Я настаивал на двенадцати фунтах и десяти рыцарях. Наконец мне надоели повторы наших аргументов, и я показал на двух мусульман, молча стоящих недалеко от двери.

– Вы понимаете, что будет, если полторы тысячи таких вот солдат будут вынуждены самостоятельно искать пропитание около города? И учтите, что они уже более двух недель не видели своих женщин. Вы хотите конфликт? Мне деньги нужны, чтобы достойно оплачивать продукты, закупаемые у ваших прихожан. Кстати, нам с вами давно уже пора бы мирно сесть за стол.

Епископ посмотрел на моих мусульман, но они не произвели на него сильного впечатления. Боюсь, что мои последние слова о трапезе были более весомым аргументом. Епископ сдался:

– Хорошо, мы выдадим вам шесть фунтов золотых монет и восемь фунтов серебряной мелочью. Но больше пяти рыцарей я не смогу вам дать. И оплачивать их будете вы.

– Ваше преосвященство, из уважения к вашему сану и лично к вам я согласен на ваше предложение. Но, как обычно, деньги рыцарям я начну платить только с третьей недели похода. Кроме того, мне нужно письмо вашего преосвященства императору с надлежащими изъявлениями верноподданнических чувств.

– Хорошо, мы договорились, письмо будет доставлено вам завтра утром.

И мы смогли сесть с епископом, Жаком и худым монахом-доминиканцем, молчавшими все это время, за стол. За обедом епископ рассказал, что его город много лет пользовался благосклонностью пап, имеющих здесь свою резиденцию. К сожалению, их присутствие в городе, имевшее большое значение для оживления торговли, прекратилось в последнее время. Слишком смутные времена настали. А потом начался экскурс в совсем давние времена. Упоминалось какое-то племя сабинян, живших совсем давно, до римлян, на месте города; перечислялись римские императоры, сделавшие многое для развития этого города на дороге виа Солярия, ведущей из Рима к Адриатическому побережью. Оказывается, между Риети и соседним городом Терни в римское время случались частые конфликты, о которых писал даже Цицерон. Из всего рассказа епископа меня заинтересовало только то, что именно в соборе Риети состоялось венчание родителей императора Фридриха II. Все это время епископ не оставлял вниманием бокал с вином, непрерывно пополняемый слугой. К моему удивлению, Жак не очень сильно отставал от епископа. Быстро он вырос, наверное, графиня Маргарет уже подыскивает ему невесту. Моих мусульманских стражников в это время обильно потчевали на кухне служанки.

После обеда двое слуг принесли мешочек с серебряными и ларец с золотыми монетами. Я посмотрел на епископа.

– Не трудитесь проверять. Я не заинтересован осложнять наши отношения. Надеюсь, ваш отзыв будет достаточно благосклонным?

– Не сомневайтесь, ваше преосвященство. Он будет так же основателен, как эти свидетельства вашей верности императору.

Но я все же заглянул в ларец с золотом. Монеты были только высокопробные: динары Фатимидов, Айюбидов и Альморавидов, низкопробных монет Византийской империи не было.

Монеты несли до нашего лагеря слуги епископа. Не то что я не доверял своим мусульманам, но осторожность превыше всего. А в лагере тут же распорядился раздать серебро командирам сотен для закупки продовольствия. Восемь фунтов серебра – это мало для такой армии. Пришлось добавить еще столько же из походной казны. Предупредил, что продовольствие необходимо закупать на два дня. Оставил себе чуть более фунта золотых монет, передав остальные в походную казну. Ведь мне еще предстоит платить через две недели рыцарям. Фунт оставленных монет мне пригодится для другого: я не забывал о предстоящем платеже империи налога за введение Франчески во владение графством. Да и подтверждение моих прав тоже чего-то будет стоить. Одним фунтом не обойдешься, но начало положено.

А в лагере начался грандиозный торг. Все владельцы лавок города спешили везти и нести свои товары в лагерь. Не каждый месяц к городу приходит более двух тысяч новых покупателей. К вечеру все выданные епископом серебряные монеты благополучно вернулись в город в удвоенном количестве.

На следующий день утром в лагерь прибыли обещанные епископом пять рыцарей со свитой, которых сразу же привели к присяге на время похода. Пяток рыцарей не делают погоды в таком походе, но они мне нужны как свидетельство лояльности епископа. Принесли и письмо епископа императору – в кожаном футляре с солидной вислой свинцовой печатью. После завтрака отправились к Терни. Наше появление было неожиданным. Ворота были еще открыты, можно было пытаться ворваться в город, но я не стремился к конфликту. Направил конные разъезды ко всем воротам города и всем дорогам, предупредив, что ни одна мышь не должна ускользнуть из города.

Дело было к обеду, я приказал готовить постоянный лагерь и организовать питание. Спокойно ждал представителей епископа, и они явились. Барон Нейдлих, представившийся командиром гарнизона Терни, высказал удивление возвращением армии из Лацио и поинтересовался причиной размещения моей армии у ворот города. Я проинформировал его о приказе императора, не касаясь подробностей поручения. Барон заявил, что епископ приглашает меня в свою резиденцию, желая лично обсудить со мной претензии императора. Я ответил, что сегодня занят устройством постоянного лагеря, но завтра буду готов встретиться с его преосвященством. Договорились, что я подъеду к главным воротам города к девяти утра.

У меня не было особых дел в лагере, но хотелось показать барону, что армия устраивается всерьез и надолго. Он, безусловно, был уже извещен, что мои разъезды не выпускают людей из города и никого не впускают. Реально это означает не меньше чем блокаду города. Для меня было важно, что епископ поймет мое старание не допустить сообщений из города в Сполето. Это должно было внушить тревогу и архиепископу Сполето, которому не замедлят доложить, что в город никого не пускают.

Я ожидал прибытия подвод с оборудованием для осады города. По сообщениям нарочных, они должны были начать прибывать на следующий день к вечеру. Я не думал, что осадная техника понадобится для решения моих проблем в Терни, пока это просто аргумент в переговорах. Но в Сполето не исключается ведение серьезных столкновений, которые должны закончиться имитацией осады и штурма города. Его преосвященство не из тех людей, которых можно запугать простыми угрозами. Нужны серьезные аргументы.

Утро началось рано и напряженно: с построения всей моей армии, прохода на рысях мусульманских конников мимо закрытых ворот города. То есть мы показывали свою многочисленность и выучку. К девяти часам я подъехал вместе с Жаком и все теми же двумя мусульманами к ближайшим воротам. Там нас уже ждал барон Нейдлих. У резиденции епископа нас встретили два его ближайших советника, проводившие к епископу. Я не встречался с ним раньше, в прошлый раз мы проехали мимо, на моей свадьбе он не был. Епископ оказался не старым высоким худощавым блондином с гладковыбритым лицом, на котором выделялись большие голубые глаза. Странно, типичный северянин, а ведь обычно почти все иерархи в Италии местные.

Мы церемонно приветствовали друг друга, после чего епископ отвел меня в сторонку, усадил на изящный стул за невысоким столом и предложил побеседовать наедине. Я не против конфиденциальности, но о чем беседа? Принципиально молчал, ожидая слов епископа. Чувствовалось, что он хочет услышать первые слова от меня, но молчание становилось неприличным, и он был вынужден заговорить.

– Дорогой граф, я не очень понимаю причины вашего появления здесь с армией. У нас в Умбрии мир. Никто ни с кем не воюет. Я совсем недавно получил известия из курии, что между императором и папой полное согласие в вопросе Крестового похода.

– Да, поход намечен, надеюсь, что с Божьей помощью он состоится. Между нашим общим повелителем и папой полное единство взглядов относительно похода. Но, к сожалению, у руководства империи имеются вопросы к некоторым из владетелей Умбрии, в том числе и к вам, ваше преосвященство. Во время похода императора на созываемый съезд в Кремоне ваша епархия никак не откликнулась на прямые указания имперской канцелярии о помощи движущемуся войску. Это вызвало сомнения в ваших верноподданнических чувствах.

– Граф, но вы же понимаете, что мы люди маленькие, подчиняемся указаниям курии. А вы, конечно, знаете, каковы были эти указания.

– Честно говоря, мне не очень интересны указания курии. Я повторю, у нас обоих общий повелитель – наш император. И в канцелярии подозревают, что в случае необходимости для империи в помощи от вашей епархии и от вас лично этой помощи нельзя будет дождаться.

– Но это необоснованные подозрения! Я верный слуга его величества императора всегда, когда его указания совпадают с указаниями святейшего папы и курии.

– Вот именно. А для меня, как военного, главнейшим является приказ императора. К сожалению, я пока не могу подтвердить канцелярии наличие у вас, ваше преосвященство, твердых верноподданнических чувств.

– Это неверно или не совсем верно. И вы поймите, мой непосредственный начальник – архиепископ Сполето. Я выполняю его указания.

– Боюсь, что тогда нам не о чем говорить. Вынужден откланяться.

Я поднялся, резко развернулся, не обращая внимания на поспешные слова епископа, и направился к выходу. Мне нужен был подходящий повод, чтобы сорвать переговоры, и епископ дал мне такой повод.

До вечера мы просто стояли перед городом, полностью отрезав его от внешнего мира. К вечеру стали подходить подводы, нагруженные оборудованием для штурма: камнеметы, лестницы, багры, щиты из бычьих шкур и многое другое. Подводы медленно подходили, навевая ужас на жителей города, столпившихся на стенах. Вечером снова приехал барон Нейдлих.

– Дорогой граф, позвольте мне, как военный военному, сказать, что наше взаимное недопонимание может привести к ужасным последствиям. Не забудьте, Терни не такой уж маленький и беззащитный город. Пятьдесят лет назад нас полностью разграбили войска Фридриха Барбароссы, деда нашего императора. Но с тех пор мы снова окрепли. Боюсь, вы переоценили ваши силы. Кроме того, нам на помощь обязательно придут войска архиепископа Сполето.

– Барон, вы правы, я человек военный, поэтому обязан выполнить приказ императора. Да, будут потери с обеих сторон. Но я не буду очень жалеть о потерях среди мусульман: в любой момент мы можем нанять еще сколько угодно таких всадников. А вы представляете, что будет с городом после того, как они прорвутся за стены? Боюсь, что погром, произведенный солдатами деда нашего общего владыки, покажется вам милой шуточкой. А войско архиепископа мне знакомо: год назад мы уже разбили его наголову. И только из милости отпустили раненых домой. О недопонимании говорить странно. Я четко понял, что его преосвященство не считает обязательным выполнение указаний императора. С этим я, как человек военный, согласиться не могу.

Барон отбыл и больше в тот день не появлялся. Я отдал приказ о подготовке к штурму. Начали пилить деревья, свозить землю, перекрыли завалами и рвами все дороги, кроме той, перед которой стояли наши основные силы, чтобы конница города неожиданно не вырвалась из других ворот и не ударила нам в спину. Дело знакомое мне по осаде Кейсарии в Палестине. Мы проработали только один день, даже не успели начать сооружать передвижные башни, когда епископ не выдержал. Открылись ворота, и парламентер предложил встречу командующих войсками.

На встречу с бароном Нейдлихом я послал Жака, снабдив его подробными инструкциями. Переговоры длились около получаса, но не закончились ничем определенным. Барон ускользал от конкретных обещаний, Жак требовал безоговорочного подчинения епархии императору. Единственный результат – договоренность о встрече епископа со мной. Следуя моим указаниям, Жак не согласился на встречу в резиденции епископа. Решили встретиться на нейтральной территории. Срочно был сооружен шатер между стенами города и нашими позициями.

Епископ начал с жалоб и сетований по поводу нашего «недопонимания», как он выразился. Но я строил из себя грубого, невежественного вояку, не собирающегося обсуждать взаимоотношения владык империи и христианского мира. Епископ наконец спросил:

– Что же епархия должна сделать для улаживания недоразумения?

– Очень просто. Написать императору письмо, в котором четко и недвусмысленно отразить свои верноподданнические чувства. И найти достойные извинения действиям епархии во время похода императора в Кремону.

– И только? Стоило ли из-за этого начинать военные действия?

– Ваше преосвященство, наша беседа во время предыдущей встречи не позволила мне сделать выводы о вашей готовности к этому.

– Если вопрос только в этом, я завтра же передам вам письмо императору, которое, надеюсь, сгладит впечатление о неверности нашей епархии империи.

– Да, письмо я буду ждать. Но армия потратила много времени и сил, чтобы вы поняли суть нашего недопонимания. А это большие деньги. Кроме того, мне нужно, чтобы епархия передала мне на несколько недель отряд рыцарей, думаю, пятнадцать рыцарей. Мне предстоят еще походы в другие владения Умбрии.

И опять начался торг. Епископ показал себя сильным переговорщиком. Мне помогала только маска грубого мужлана. Согласились на десяти фунтах золотых монет и двадцати фунтах серебряных. Кроме того, епископ обязался предоставить семь рыцарей с полной свитой.

Деньги, письмо и группа рыцарей были предоставлены на следующее утро. На мой взгляд, это был большой успех. И удалось добавить три фунта золотых монет в свой личный ларец с деньгами. Остальное пошло в походную казну.

После обеда мы начали сворачивать лагерь. Я не спешил, хотел полностью погрузить на телеги все осадное оборудование, чтобы оно не осталось у города. Выдал снова деньги и приказал закупить продовольствие всей армии не менее чем на четыре дня. Но рыцарское ополчение Молизе, вместе с тремя сотнями всадников, отправил по дороге к Сполето, приказав двигаться медленно и осторожно, высылая вперед конные разъезды и не вступая в бой, даже если покажется, что вражеские силы слабые. Буквально через четыре часа Жак прислал донесение, что в десяти километрах от Терни он столкнулся у Молиначчо с разъездом сполетинцев. Разъезд ушел в сторону замка Стреттура, видимого в отдалении на расстоянии двух километров. Вероятно, войско Сполето находится уже у этого замка.

Что ж, это даже хорошо. Столкнуться с неприятелем в поле – лучше, чем штурмовать такой значительный город, как Сполето. Для этого у меня не хватило бы сил. Но где здесь найдешь достойное поле, придется сражаться в горах. Я сразу же выехал к передовому отряду, захватив с собой еще пять сотен всадников. На месте был уже через час. Барон Феликс – а командовал войском Сполето, безусловно, он – выбрал прекрасную позицию. Левый фланг у него прикрыт замком, возвышающимся над небольшим холмом, сам он оседлал единственную дорогу, ведущую к Сполето; за ней густой лес. И оборонять ему только две с половиной сотни метров между замком и лесом. А главную дорогу он прервал глубоким рвом. Но он настроен обороняться, это видно по его позиции. Значит, не уверен в своих силах. А может быть, еще не избавился от синдрома проигравшего прошлое сражение. Нужно только серьезно надавить, и он побежит под защиту городских стен. Но нужно ли мне это? За городскими стенами он будет в безопасности.

Я еще и еще раз осматривал окрестности в поисках решения. Слева от меня девственный лес, конница, может быть, с трудом и пройдет, но выйдет из него в беспорядке. За лесом поля, тянущиеся на километр влево. Справа, за замком, тоже виднеются поля. Там какая-то проселочная дорога. Послал разъезд посмотреть, что там, дальше, можно ли по ней обойти замок и выйти в тыл неприятеля. Через час доложили, что обойти можно, но на виду у замка. Все просматривается, кроме небольшого ущелья, по которому пройти нельзя, но если двигаться по руслу ручья, текущему во время дождей, то можно выйти на поляну, не просматриваемую со стороны замка. А потом уже выйти за замок. Но русло ручья забито упавшими деревьями.

Решение возникло почти сразу. Я послал полсотни солдат расчищать русло, стараясь не производить много шума. При этом устроил выезд на открытое место перед фронтом неприятеля двух сотен всадников, чтобы отвлечь внимание. Всадники гарцевали вне полета вражеских стрел, но все взгляды были прикованы к ним. К вечеру мне донесли, что путь расчищен. К этому времени подошло ополчение моего графства, две сотни всадников и две сотни лучников. Сотня всадников осталась охранять медленно движущийся обоз.

Под утро пять сотен мусульманских всадников и полсотни лучников прошли по расчищенному ущелью и появились в тылу противника, захватывая его обоз. В стане противника смятение или хотя бы смущение. Часть рыцарей отправилась в тыл, смотреть, что там происходит. И в это время я поднял в атаку всю сотню рыцарей, за которыми следовали семь сотен мусульманских всадников и полтораста лучников. То есть бросил все, что у меня имелось в наличии. Лучники засыпали сполетинцев стрелами, рыцари прорезали наспех организованный строй, и сполетинцам пришлось отступить в поля по их правую руку. Отступление назад, вдоль дороги, было невозможно из-за захваченного обоза. Схватка была жаркая, но по рыцарям у нас явное преимущество, а пехота, которой у нас практически нет, в такой стычке не играет никакой роли: разрезается рыцарским клином и отбрасывается в разные стороны. Теперь противник отрезан и от обоза, который практически захвачен моими всадниками, и от замка, с защитниками которого ведут перестрелку мои лучники. Неприятель рассечен надвое, но и мои силы разобщены, пространство между основными войсками и пятью сотнями всадников, захвативших обоз, простреливается из замка. Мои камнеметы еще не подошли, вечером можно ждать попытку сполетинцев прорваться. Ведь они уже поняли, что находятся в мешке: с территории полей нет выхода, кругом холмы, густо заросшие лесом. Можно только пытаться пробираться через густой лес на север, к Сполето. Но барон Феликс колеблется и не разрешает пробираться через лес отдельными группами.

Пришлось организовать новую атаку, чтобы отодвинуть сполетинцев еще на полторы сотни метров. Появилось прикрытое лесочком пространство, по которому мои две части войск могут сообщаться, не опасаясь выстрелов из замка. Обоз сполетинцев переводят в мой спешно организуемый лагерь, и я посылаю по дороге вперед две полусотни, чтобы контролировать попытки сполетинцев вырваться из мешка отдельными группами. Да и за дорогой на Сполето нужно следить, вдруг оттуда будет подходить подкрепление.

Наконец все успокоилось, оба лагеря готовятся к отдыху, только дозорные не дремлют. А утром появился парламентер барона. Предложил пропустить сполетинцев к городу без боя. Естественно, я отказался, сказав, что такой вопрос может быть решен только после совместного обсуждения командирами войска. Через полчаса появился барон Феликс. Мы сели с ним в моей палатке. Он нисколько не изменился с тех пор, как мы сражались год назад. Все такой же мощный и высокий. Высокий по сравнению с другими итальянцами, но не выше меня. Нудная беседа, не окончившаяся ничем. Я не соглашался выпустить войско, но согласен был отпустить его одного в Сполето, чтобы известить архиепископа. Мои условия были простые, по существу, я повторял то, что говорил епископу Терни, только требования по деньгам были более жесткими. Кроме того, я требовал сдачи замка Стреттура со всеми его запасами, разрешив только выход солдат с оружием.

Переговоры ни к чему не привели, и барон уехал к себе в лагерь, если можно так назвать то, что они соорудили. Пришло время заняться замком. В разговоре барон упомянул, что замок принадлежит трем братьям Сальваджио, которые не подчинятся, даже если им прикажет архиепископ. У них достаточно продовольствия и воды, да и лучников достаточно.

Не было времени строить осадную башню, я приказал построить таран с высокой острой крышей, прикрывающей солдат, двигающих все сооружение, а позднее сам таран от стрел и камней. С дороги такое сооружение подойти к замку не могло, мешал небольшой овраг. Пришлось двигать таран с юга, причем немного в гору. Сменяющие друг друга полусотни лучников не давали лучникам врага чрезмерно мешать движению тарана. Враг пытался поджечь крышу тарана стрелами с горящим веществом, но у него ничего не получилось. К вечеру таран уже встал напротив ворот замка, пробивая их. Я насчитал двенадцать ударов тарана, когда ворота наконец поддались. Защитники замка сгрудились в воротах, пытаясь остановить наступающих, но под крышей тарана было почти сто человек, сопротивление защитников было смято, и мои солдаты ворвались во внутренний двор замка. Еще полчаса бойни, и все закончилось. Над замком взвилось императорское знамя.

Потом были длительные переговоры с бароном Феликсом, который все же уехал на следующий день в Сполето для консультаций с архиепископом. Я не двигался дальше, так как не видел смысла в осаде Сполето. Выпускать осажденное в мешке войско не хотелось, а снова терять людей в атаках не имело смысла. Архиепископ был вынужден подписать в конце концов требуемое письмо императору и выплатить мне солидное возмещение: восемнадцать фунтов золотых монет и сундучок серебряных. Это включало в себя и плату за замок, который я передал его представителям. Кстати, раньше он не мог добиться от покойных братьев Сальваджио полного подчинения. Десять фунтов золота и сундучок с серебром я отправил в войсковую казну, остальное положил в серьезно потяжелевший собственный ларец. Войско Сполето было выпущено из мешка, правда, там оставалось уже не больше четверти солдат, остальные просочились через леса. Рыцарей в войско я от него не потребовал. Это было бы уже оскорблением. Все-таки он очень влиятельная особа.

На следующий день мы отправились назад, к Терни. Кавалерия дошла до Терни за два часа, но две сотни я оставил для охраны обоза. Ведь он у нас сильно увеличился за счет захваченных повозок сполетинского войска с провиантом, фуражом и прочими воинскими припасами. По соглашению со Сполето я оставил это все у себя. Послал нарочного в Терни, что мы проходим мимо по северной дороге к себе в Тоди. И это была правда. До Орвието две дороги, но наиболее удобная, не выводящая из пределов Умбрии, проходит через Тоди. Мы могли бы дойти до Тоди к вечеру, но не хотелось излишне отрываться от обоза, поэтому остановились около Акваспарты.

Приятно сознавать, что не нужно заботиться о пропитании войска: еще не закончились наши припасы, да и в захваченном обозе найдено много съестного, до Тоди хватит. Простояли у Акваспарты целый день, дожидаясь отставшие повозки, можно двигаться дальше.

В Тоди прибыли до обеда, радостно встречаемые жителями. Я посылал гонцов с известиями, но одно дело гонец, совсем другое – прибывшее с победой войско. Прошло меньше десяти дней, а мы уже выполнили треть работы. Впереди теперь Орвието и северные окраины Умбрии. Неясно только, что делать с Перуджей. О Перудже ни в указаниях канцелярии, ни в письме графа Альберто не было упоминаний. Ясно, что я с моим войском Перуджу не возьму, даже если простою перед городом целый год. Впрочем, Орвието тоже невозможно завоевать, но по Орвието точно указано, что нужно сохранить добрые отношения. Перуджа, хоть и поддерживает пап, недаром они в случае волнений в Риме укрываются в ней, не управляется ни папой, ни императором. Независимая республика, управляемая избираемым приором.

Решил не думать пока о Перудже, сосредоточившись на Орвието. На Орвието идти с войском бесполезно. Мне рассказывали достаточно много о городе, чтобы понять: штурмом его взять невозможно. Когда римляне лет за триста до нашей эры захватили город, это удалось сделать после двух лет осады. После этого никто не мог силой захватить его. На длительную осаду нужны гигантские деньги. Где их взять? Можно, конечно, осадить, разорить окрестности. Ну и что получишь от этого? Ничего, кроме ненависти. Зачем это мне? Решил поехать в Орвието с нашим епископом и несколькими сопровождающими.

От Тоди до Орвието тридцать километров, мы прошли их за пять часов, не очень спешили. Дорога почти все время шла по живописным берегам Тибра, только последние шесть километров мы ушли от него в сторону скалы, на которой расположился Орвието. Подходя к нему все ближе, я понял, почему он считается неприступным: отвесные скалы открывают доступ в город только с южной стороны. А до этого места нужно долго ехать по медленно поднимающейся в гору дороге, огибающей город и натыкающейся на массивные стены с крепкими воротами. Вдоль дороги несколько мест, где со скалы вниз можно расстреливать поднимающихся солдат или просто сбрасывать на них камни.

В городе нас уже ждали, приближенный к архиепископу монах-доминиканец встретил нас на дороге, у самого начала подъема в гору. А в воротах навстречу к нам вышел и приветствовал комендант города. Нас проводили в предоставленный архиепископом большой дом, где уже был приготовлен для нас обед. Доминиканец объяснил, что встреча с архиепископом состоится у него в новой резиденции. Оказывается, совсем недавно архиепископ переехал из старой резиденции, построенной около ста лет назад, в новую, недалеко от планируемого собора.

После обеда и отдыха мы наконец отправились в резиденцию архиепископа, которая была в двух кварталах от нашего дома. Он встретил нас на ступенях своего внушительного дворца, которым, кажется, не прочь похвастаться. Фасад производит сильное впечатление: могучие бронзовые двери содержат сцены, связанные с чудесами святых. Я не разбираюсь в этих изображениях, но наш епископ сразу назвал святых на двух, самых больших из них. У церковных вельмож завязалось обсуждение этих сцен, а я рассматривал фреску над дверью, где хороший мастер изобразил сцену поклонения волхвов. На самом деле я меньше смотрел на фреску, чем на архиепископа.

Его высокопреосвященство архиепископ Орвието Джованни Строцци был из уважаемой флорентийской семьи. Семья готовила ему карьеру законоведа, но он совсем молодым человеком бежал из семейного замка. Несколько лет принимал участие в военных кампаниях: в низинах Валь-д’Арно, в долине Валь-д’Эльса и во взятии Семифонте. Возглавил большой отряд, но в тысяча двести седьмом году, когда был избран первый подеста Флоренции Гуалфредотто из Милана, его отряд, как и многие другие, был распущен. Джованни стал кондотьером, то есть организовал новый отряд, который будет служить любому правительству, достойно платящему за службу и готовность пролить кровь. Но после серьезной раны, полученной в одной из битв в Романье, неожиданно посвятил себя церковному служению. Благодаря своим способностям был замечен и обласкан в Риме, быстро прошел все ступени церковной иерархии и несколько лет назад был назначен в Орвието. Все это мне рассказал наш епископ по дороге из Тоди.

Его высокопреосвященство провел нас в просторный кабинет, вероятно служивший ему и библиотекой, так как одна стена была закрыта полками, на которых громоздились папки с рукописями. Наш епископ и хозяин подошли к полкам и начали обсуждать небольшую рукопись, которой хозяин явно гордился. Потом он резко оборвал разговор, усадил нас вокруг невысокого столика.

– Думаю, что мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать прелестные строки Вергилия. Дорогой граф, что привело вас в наш город?

Прямота архиепископа сбила меня с первоначального плана. Никаких дипломатических вступлений, сразу берет быка за рога.

– Ваше высокопреосвященство, наш высокочтимый император поручил мне в преддверии похода на Святую землю удостовериться, что все владетели Умбрии с пониманием отнесутся к его длительному отсутствию и проявят себя верными подданными. Кстати, я пока не утвержден императором в графском достоинстве.

– Полно вам дипломатничать, граф. Император, безусловно, утвердит вас во всех правах, платите только денежки. А удостоверяетесь вы в благонадежности городов весьма оригинально. Мне известно, какие методы вы применяли в Терни, Риети и особенно в Сполето. Удивительно, как это вы пришли к Орвието без своей сарацинской армии.

– Ваше высокопреосвященство, разве я мог заявиться к вам с солдатами? Я хорошо помню, как вы, вместе с нашим почтенным другом, благословляли нас с Франческой.

– Полно тебе: «ваше высокопреосвященство», «ваше высокопреосвященство». Меня зовут в миру Джованни Строцци. Пока мы за столом, зови меня Джованни. А я буду тебя звать Роман. Договорились?

– Я польщен, Джованни.

– Так, давай, Роман, без выкрутасов: с чем приехал?

– Мне нужно представить канцелярии императора свидетельства верноподданнических чувств владетелей Умбрии. Я понимаю, что император не верит никаким грамотам, доверяет только хорошей армии и аргументам мешка с золотом. Но эти умники в канцелярии требуют красивых бумаг с солидными печатями.

– Сочувствую, но ничем не могу помочь. Ты, думаю, знаешь, что я стараюсь держаться подальше от этих склок между императором и папой. Зачем же мне сознательно подставлять спину, а может быть, и голову под удары этой камарильи, которая вертится около папы. Расскажи лучше, зачем ты отдал свою родственницу этому бандиту – Ринальдо из Кастелло Лупи? У него слишком плохая репутация. Говорят, к тому же, что ты дал большое приданое за ней. Это что, Роман, покрываешь свои амурные похождения?

Я обернулся к епископу, и он путано объяснил архиепископу причины, по которым мы решились на эту сделку.

– Жалко, что вы не нашли другую кандидатуру. Епископ Читта-ди-Кастелло писал мне, что он на твои деньги нанял отряд головорезов и теперь бесчинствует в округе, прикрываясь, кстати, и твоим именем. Ты должен при случае приструнить его, раз он стал твоим родственником.

– Я не знал этого. Будет случай, прищемлю ему хвост. Боюсь только, что уже поздно.

– Хорошее дело сделать никогда не поздно. Очень жаль, что не могу тебе помочь. Впрочем… – Архиепископ внимательно оглядел меня. – Ты вроде мужчина крепкий. Хочешь побороться со мной?

– Не понял, Джованни. Что ты имеешь в виду?

– Что здесь понимать? Станем на ковер, посмотрим, кто из нас крепче. Я хоть старше тебя лет на пять, но еще не так стар. Поборемся, разомнем мышцы и кости.

– Зачем, Джованни? Бороться с архиепископом? Проклянешь еще меня, если я уложу тебя на лопатки.

– Не с архиепископом, а с Джованни Строцци. Сначала уложи, не так это просто. Но если не хочешь, неволить не могу. Впрочем, смотри, если поборешь меня, я тебе напишу твою грамоту. А если я тебя уложу… Что бы с тебя взять?

– Хорошо, если я проиграю, буду целый год честно ходить на все воскресные мессы.

– Ладно, хоть это.

Наш епископ всплеснул руками, думал, что мы шутим. Но Джованни провел нас в небольшой зал, в котором посредине лежали одно на другом два больших одеяла. Молчаливый служка невозмутимо, как будто ему приходится делать это каждую неделю, принес нам два халата. И вот мы стоим друг перед другом. Он ниже меня сантиметров на пять, но коренастее. Когда переодевались, я заметил, что у архиепископа совсем нет живота. Не то что у нашего епископа. И плечи, и мышцы рук произвели на меня впечатление. Несладко мне придется. Сколько же я лет не стоял на матах? Лет двадцать пять? Помню ли я что-либо из вольной борьбы? Но размышлять времени нет. Я только успел спросить:

– А что запрещено?

– Ничего, только кулаками не драться. Главное, уложить тебя на обе лопатки.

И мы сошлись. Архиепископ, вероятно, надеялся уложить меня сразу. Сначала он попытался просто обхватить меня у пояса и бросить через плечо, но я вовремя ушел под его руку. Попытался схватить мою левую ногу за голень, встав на колено, но неудачно приподнял таз, поэтому я охватил его ногу обеими руками, просунув одну руку между ног, и свалил на бок. Я провел прием неточно, и мы снова поднялись. Теперь он стал осторожнее. Мы покружились, делая ложные выпады. Я пытался вспомнить хоть что-нибудь из того, что нам вдалбливали на занятиях в школе, но тщетно. Время идет, архиепископ, несмотря на свой возраст, дышит свободно, так что надеяться на его усталость нельзя. И я воспользовался приемом, который помогал мне на улице. Обеими руками охватил его левую руку, правой ногой сделал подножку под обе ноги и бросил на ковры. Осталось только дожать ошеломленного противника. Простейший прием, единственное, что вспомнили мои руки и ноги. Архиепископ встал, недовольно посмотрел на меня:

– Ты занимался борьбой?

– Нет, это случайно.

– Не обманывай, знал бы – не стал с тобой спорить. Ладно, я проиграл, напишу тебе писульку.

Вечером, после обильного ужина, мне в торжественной обстановке, в присутствии священнослужителей и представителей городских властей была вручена грамота. Как обещано: то есть в футляре и со свинцовой архиепископской печатью на шелковой веревочке. Мы оба произнесли торжественные слова о верности делу борьбы с нечестивыми агарянами, о нашей преданности святейшему папе и его величеству императору.

Когда все ушли и с нами остался только епископ Тоди, архиепископ потрепал меня по плечу:

– Ну мы еще с тобой сойдемся на коврах. Так просто ты меня теперь не подловишь.

Мне осталось только подтвердить, что я рад не только приветствовать его высокопреосвященство у себя в Тоди, но и встретиться с Джованни Строцци на коврах. Конечно, ни я, ни наш епископ никому не рассказали, как мне удалось получить желанное письмо архиепископа Орвието.

Потом была Перуджа. Подошел к ней, не представляя, как я буду требовать или просить нужное мне письмо, как и о чем разговаривать с приором города. Стоянку армии разместил в полутора километрах от города, чтобы это не выглядело угрожающе. Местное население, торговцы придут и сюда: армия на биваке – лакомый кусок для торговцев всем чем угодно, от торговцев съестными припасами до «вольных» женщин. На все находятся покупатели.

С небольшим эскортом я отправился к городу. У ворот внутренней стены меня встретил представитель приора. Я говорю о внутренней стене, так как на расстоянии трехсот – четырехсот метров от нее идет неспешное строительство еще одной – внешней стены, которая еще очень далека от завершения. Вежливо раскланявшись и осведомившись о моих намерениях, он провел нас к дворцу приоров. Собственно, это не дворец, а стройка, такая стройка, которая длится бесконечно, то есть не завершается в течение жизни одного поколения. Приор ютился в здании, которое, судя по всему, станет частью возводимого дворца. Ведь и власть приоров пока только формируется в этом древнем, медленно, но упорно развивающемся городе. У меня даже создалось впечатление, что весь город – это сплошная стройка.

Приор – мужчина средних лет – встретил меня в небольшом зале. Я посмотрел на него и ужаснулся, как он может ходить в этой торжественной одежде. На улице жара, а он чуть ли не в шубе, кафтан оторочен мехом, на голове солидная меховая шапка, на груди тяжеленные знаки приорского достоинства.

– Я рад приветствовать вас, граф, в нашем городе. Мы с вами почти соседи. С чем пожаловали к нам?

– Его величество император Фридрих приказал мне пройти по городам Умбрии, рассказать о планируемом совместно с нашим святейшим папой походе в Святую землю. Я вел переговоры с владетелями городов и епархий Умбрии и убедился в их верности Святой церкви и преданности империи.

– Жители нашего города – верные слуги церкви, никто еще не сомневался в наших верноподданнических чувствах к великому императору. Можете сообщить об этом его величеству.

– Я рад слышать об этом. Но во время последнего похода императора в Ломбардию ваш уважаемый город не дал императору ни солдат, ни денег. Канцелярия империи выражает опасения, что и этот планируемый поход ваш город проигнорирует. Это чрезмерно огорчило бы нашего великого императора.

– Дорогой граф, вы сами, наверное, видели, что наш город – сплошная стройка. Все средства города уходят на то, чтобы поддерживать строительство стен, здания приории, наших соборов. Город в долгах, в долгах перед нашими негоциантами, перед банкирами Флоренции и Прато. Мы просто не могли оплатить отряд приличных размеров, чтобы передать его нашему повелителю. Мы искренне сожалеем об этом, надеемся, что в будущем наш город сможет принять более заметное участие в делах империи.

– Я все могу понять, мессир Карпаччо. – Впервые назвал его по фамилии. – Но канцелярия империи далеко, она предпочитает не интересоваться частными проблемами городов. Перед ней стоят другие задачи, задачи уровня отношений между государствами. А ваш город не удосужился даже известить императора о своих верноподданнических чувствах. Это вызывает тревогу у некоторых советников императора. Не хотелось бы быть Кассандрой, но я не исключаю возможности того, что мне будут даны жесткие указания.

– Граф, надеюсь, вы не угрожаете нам? Вторая стена не готова, но первая, возведенная еще этрусками и укрепленная римлянами, вряд ли преодолима для вашего войска.

– Дорогой мессир, я тоже надеюсь, что вы не считаете меня полным идиотом. Безусловно, если, не дай бог, мне будут отданы так не желаемые приказы, я не полезу штурмовать ваши стены. Но в вашем контадо много прелестных ферм, много замков и монастырей, которые вполне могли бы быть лакомым кусочком для моего войска. И пространство между внутренней и внешней стенами тоже уже капитально застроено. Но повторяю, это было бы очень нежелательно для меня.

Мне показалось, что приор переменился в лице. Допустить разгром новых кварталов и всей окрестности города он не мог. И понимал, что в открытом бою моя кавалерия легко сломит сопротивление городской пехоты и ворвется на их плечах в город. Он прекрасно понимал, что Перуджа слишком далека от Рима, папские войска не успеют дойти вовремя, чтобы защитить город. А я вот он, стою уже у стен.

– Дорогой граф, кажется, наш разговор уклонился в нежелательную сторону. Мы и помыслить не можем о вражде с империей. Мы законопослушны и полны верноподданнических чувств.

Тут-то и подошло время объяснить приору, что мне желательно иметь материальное свидетельство чувств города к империи. И началась обычная в таких случаях торговля. Приор уже согласился, что необходимое мне письмо напишет, но упирался относительно денег. Мол, он не сможет объяснить, почему отдает так нужные городу двенадцать фунтов золотых монет моему войску. В конце концов решили, что это будет плата за замок, который обязуется захватить и передать городу моя армия. Оказывается, в семи километрах от города расположен замок Корчиано, который уже много лет препятствует выходу граждан Перуджи к озеру Тразимено.

Корчиано так Корчиано. На самом деле мне не так нужны эти двенадцать фунтов золота, хотя они тоже не помешают, как письмо к императору. Поэтому я настоял, что письмо будет выдано сразу же, а золото после передачи замка.

Мы постояли еще двое суток, дождались подвод с осадным снаряжением и передвинули лагерь к Корчиано. Корчиано стоит на холме, в километре от основной дороги, но застава барона, владельца Корчиано, расположена на дороге и взимает с проезжающих пошлину. Статус барона не позволяет ему взимать пошлину, но он, вероятно, убежден в своей неподсудности законам империи и города Перуджи, надеясь на неприступность своего замка. А замок впечатляет: мощная круглая башня доминирует над округой, позволяя видеть на западе все земли и дороги до озера Тразимено, а на востоке все вплоть до предместий Перуджи. Остальные укрепления под стать основной башне. Чувствуется, что строили его этруски капитально, как и все, что они соорудили в этих краях. У основания холма ряд построек, но около замка открытое пространство шириной в полсотни метров.

Переговоры с владельцем замка, потомком лангобардского герцога Сполето Ариульфа, ни к чему не привели. Гордость и спесь не позволили ему принять мои довольно мягкие предложения, и я приказал начать подготовку к штурму. Население домов бежало в замок, мои солдаты сломали дома, используя материал для постройки стены против ворот замка. Для тарана пришлось прокладывать специальную дорогу и тащить его в гору при помощи двух воротов. Все это под обстрелом из замка, не причинявшего, впрочем, нам особенного вреда. Помогала высокая стена, которую строили в первую очередь.

В решающий день мы с утра начали обстрел из камнеметов, нагружая их не только камнями, но и сосудами с горючей жидкостью. Через полчаса после начала обстрела в замке возникло несколько пожаров. К камнеметам присоединились мои стрелки, буквально сбивающие роем стрел защитников со стены около ворот. И тогда началось движение тарана к воротам. Через час ворвавшиеся в замок солдаты подавили сопротивление защитников. Последним сдался тяжело раненный барон. В сокровищнице замка мы обнаружили более пятидесяти фунтов серебра и десять фунтов золота, которые в полном объеме были переданы мной в войсковую казну. Но столовое серебро и драгоценности я забрал себе. Не постеснялся забрать и несколько картин, украшавших парадный зал замка. Все найденное оружие и картины были перевезены позднее в Тоди.

Замок мы передали представителям Перуджи, получили обещанные двенадцать фунтов золотых монет, половину из которых я отправил в казну. Что ж, все задания выполнены: грамоты мы получили, замок захватили, правда, не разрушили, но передали другому владельцу. Есть чем отчитаться перед канцелярией империи. И началась подготовка к возвращению.

Солдатам, включая мусульман, были дополнительно выданы деньги на обратную дорогу и обещанная плата за военную службу. Простые рыцари получили из казны по тридцать полновесных золотых монет – щедрое вознаграждение, имперским баронам были выданы пятьдесят монет. Жаку я передал некоторые драгоценности из замка в качестве подарка графине Маргарет и вручил два фунта золотых монет для награждения отличившихся по его усмотрению. Жаку же поручил передать в канцелярию так тяжело доставшиеся письма, а весьма пополненную походную казну доставить в Фоджа и сдать в имперское хранилище дворца.

До Анконы от Перуджи около ста сорока километров. Для большого каравана, отягощенного к тому же обозом, это четыре-пять дней пути. В Анконе Жак должен нанять корабли для доставки в Термоли. Дальше мусульмане уйдут в Лучера, а Жаку после Фоджа придется следовать к императорскому двору, возможно, в Фоджа он его и найдет. Это будет прекрасный повод для Жака напомнить о себе императору, рассказывая о выполнении поручения.

А ополчению Тоди предстоит возвращение домой.