На следующий день я явился к визирю. Визирем был в это время эмир Кутуз, маленький евнух из тюрок. Он был приветлив со мной.

– Мы почти не встречались. Теперь будем чаще видеться или хотя бы переписываться. Мне нужно ввести вас сейчас в курс дел в Египте.

– Да, эмир. Я хотел бы подробнее узнать, как там обстоят дела. Не началась ли подготовка к миру. Ведь война идет слишком долго. Гибнут люди, тратятся деньги.

– Большие деньги, слишком большие. В каждом письме и наш благородный султан, и его визирь постоянно требуют и просят деньги. А наши доходы очень снизились из-за войны. И содержание армии тоже требует много денег. Нам деньги нужны самим.

Чувствовалось, что о деньгах он может говорить бесконечно. Но я прервал его, может быть, несколько бесцеремонно:

– А как идет война?

– Война ведется плохо. Мы только что послали султану хорошее подкрепление: более пятисот всадников. А он сразу послал их штурмовать лагерь крестоносцев, окруживших Дамиетту. Без подготовки, без поддержки. И практически все погибли. Менее десятка всадников добрались до крепости. А мы ведь полностью оплатили всех. Выдали деньги за три месяца.

И опять он о деньгах. Впрочем, наверное, так и должно быть. Кто-то должен думать о деньгах. Но он продолжал:

– И вот Дамиетта пала.

– Как пала? Такая крепость?

– Все просто. Нет продовольствия, болезни, у солдат нет сил сопротивляться. Султан отступил вглубь Египта, основал новый лагерь. По существу, новый город Мансурия. Теперь вам придется ехать в Мансурию.

– С чем я еду? Будут ли со мной войска?

– Нет, только конвой. Но придется снова брать деньги из казны в Караке. Который раз берем там деньги. Султан думает, что у нас бездонная казна?

– Сколько денег я должен получить? На что я имею право их тратить?

– Тридцать тысяч динаров вы можете в два-три приема выдать султану. Пять тысяч – это ваши деньги на представительство. Больше мы в этом году не можем выделить. Конвой, пятьдесят кавалеристов, возьмете частично в ал-Шаубаке, частично в Караке. Конвой ни в коем случае не передавайте султану. Он не умеет беречь войска. Сто тысяч дирхемов на содержание конвоя получите тоже в Караке. Этого должно хватить более чем на год. Других денег раньше чем через год вы не получите. Донесения мне посылайте не реже одного раза в месяц. Да, еще. Дом нашего посла находится в Каире. Вы займете его. Вам придется бывать и в Каире и в Мансурии. В Мансурии поставите хороший шатер. Я не знаю, построены ли там уже дома. По-моему, еще нет.

– Понятно.

– Да, я слышал, ваша невольница и сын живут в неподобающем вашему положению доме. Эмир дарит вам в Дамаске дом бывшего посла в Египте. К сожалению, его уже нет с нами. Аллах прибрал его к себе. Бумаги на дом вам выдаст мой секретарь. Он ждет внизу.

– Я благодарен эмиру. Передайте ему мою благодарность. Но я не ожидал этого.

– Вы сами сможете благодарить эмира. Он возвращается на днях. Я думаю, вам стоит дождаться его возвращения.

– Да, конечно.

Я откланялся. На первом этаже меня ждал секретарь с бумагами на дом. Мы поехали смотреть дом. Он мне показался слишком большим. Что там будет делать Зоя с Марией и детьми? Если я уезжаю в Египет, им, а тем более мне, этот дом не нужен. Я решил при встрече с эмиром отказаться от дома. Поэтому попросил секретаря повременить с документами на дом до приезда эмира.

Вечером я написал письмо графине Маргарет:

«Дорогая графиня Маргарет. Я вспоминаю дни Вашей свадьбы, когда я впервые увидел Вас и был покорен Вашей красотой, Вашей мудростью, Вашим благоразумием. Тем более мне было очень тяжело узнать о Вашем несчастье. Мне кажется, что мы с графом Вальтером могли бы быть друзьями, и я имел бы счастье временами видеть Вас. Но рок, увы, иногда наказывает нас, и наказывает незаслуженно. Я скорблю вместе с Вами.

Теперь о делах. Я нашел убийцу Вашего мужа и покарал его. Он не заслуживал жизни. Вина его, в моих глазах, полностью доказана, так как у него было кольцо графа с личной печаткой. Кольцо я верну Вам при встрече, которая, надеюсь, произойдет достаточно скоро. Я узнал, что младший сын графа – Франц убит. Но я нашел старшего сына – Жака, которого собирались продать в рабство. Жак сейчас со мной, в Дамаске. Мне он очень нравится. Вероятно, если бы Вы взялись за его воспитание, из него мог бы вырасти прекрасный рыцарь. Я готов отправить его к Вам или привезти лично, если на то будет Ваша воля. Если Вы не захотите воспитывать его, я оставлю его у себя. Но, боюсь, здесь из него вырастет мусульманин. А я уверен, что граф Вальтер хотел бы, чтобы его сын был правоверным христианином. Я думаю, что Вы тоже хотели бы этого.

Все в Вашей воле. Я сделаю так, как посчитаете нужным Вы.

Остаюсь Ваш преданный слуга барон Роман Клопофф.

P.S. Мать Жака живет в Лидде, ее устроили там служанкой в хорошем доме. Я знаю ее адрес.

Надеюсь, что мое письмо застанет Вас в Бейруте».

Письмо я переправил через Абу Сахата. У него везде знакомые купцы, которые за небольшие деньги с удовольствием выполняют мелкие поручения. Два дня спокойно провел дома. Показал Жаку Дамаск. Он никогда не был в таком огромном городе. Все его удивляло. А знаменитый городской рынок его просто потряс. Туда мы ходили вместе с Зоей. Я говорил ей, что собираюсь отправить Жака к графине Маргарет, поэтому Зоя накупила «нашему мальчику» кучу роскошной европейской одежды. Когда мы пришли домой и Мария переодела Жака в новую одежду, Зоя всплеснула руками:

– Жак, ты просто прелесть. Настоящий принц.

Действительно, это был уже не тот испуганный ребенок, которого привели ко мне когда-то Шаддад и торговец. Спокойный, уверенный взгляд, светлые длинные шелковистые волосы, спадающие на плечи, прелестный костюм. Не хватает только кинжала или небольшого меча. Я спросил Жака:

– Отец занимался с тобой фехтованием?

– Нет, граф считал, что мне еще рано.

– Но я так не считаю. С завтрашнего дня мы начнем тренироваться в саду.

– Хорошо, господин барон. Можно я буду называть вас дядя Роман?

– Конечно, можно. Мне самому «господин барон» не нравится.

Мы дома говорили по-арабски, так как Зоя не знала ни английского, ни французского языка, только арабский и греческий. С Жаком я говорил на французском языке, но арабский он понимал и немного говорил. Дома, в Кейсарии, у него были приятели арабы из детей прислуги. Мария вообще никакого языка, кроме арабского, не знала.

На следующий день мы успели с Жаком пофехтовать саблями совсем немного. Прискакал нарочный из дворца и передал приказ срочно явиться к эмиру. Я быстро переоделся и уже через полчаса стоял перед эмиром. Он был явно взволнован. Естественно, падение Дамиетты – очень неприятное событие, хотя этого давно ждали.

– Роман, отъезд в Египет пока отложим. До новых сведений. Я не могу пока отправлять деньги братцу. Он совсем не умеет управлять своими войсками. Чего стоит хотя бы этот дурацкий приказ кавалерии идти без поддержки через военный лагерь. Любому дураку было бы ясно, что их там перебьют как куропаток. Эмир Кутуз волосы рвет, потратили на корпус двести тысяч дирхемов, и все улетело в дым.

– А какие приказания мне?

– Сразу видна в тебе военная жилка. «Какие приказания». Знаешь, без тебя мы не смогли взять даже замок Атлит. А ведь братец обещал очистить всю территорию до Кармеля.

– Наверное, были причины?

– Да, крестоносцы передвинули новые части не в Египет, а в сеньорию Хайфа. Мы решили отступить от Атлита. Но нужно было действовать более решительно. Тогда они не успели бы что-нибудь предпринять. Ладно, дело прошлое. Меня беспокоит, что прибрежные франки после падения Дамиетты начнут поддерживать крестоносцев не только на словах, но и нападениями на наши территории. Я планирую поехать на север к ал-Ашрафу. Но франки могут воспользоваться этим и напасть на города в Восточной Галилее. Было бы неплохо припугнуть их рейдом в сторону прибрежных городов. Например, на Сайду или Бейрут. Ал-Ашраф этим летом напал на побережье и разрушил один из замков. Может быть, и нам двинуться? Твое мнение.

– Двинуть войска легко. Срок устного мирного договора уже истек. Правда, у нас сейчас нет опорных пунктов на границах с франками. Все разрушили. Для серьезной атаки нужно не меньше двух тысяч солдат. А это крутые денежки. Более полумиллиона дирхемов, даже если мы задействуем войска, которые уже имеем под рукой. Как на это посмотрит Кутуз? Может быть, предпринять дипломатическую атаку, подкрепленную небольшой, но шумной мобилизацией?

– Конкретнее.

– Послать вашего брата за тюрками, у него это хорошо получается. И не поручать ему больше реальных военных действий. Нанять сотни две-три, ведь все равно нужно иметь какой-то запас свежих солдат. Но через купцов раззвонить, что мы намерены нанять пять тысяч тюрок. И под этот шум направить в Тир к архиепископу официального посла с предложением мира еще на год-два. Но посол должен приехать туда с мешком золота. Хоть не очень большим, но мешком. Бароны всегда нуждаются в хорошей смазке.

– Я подумаю, мы обсудим это с Кутузом. Кстати, ты привез сына графа Вальтера из Кейсарии. Зачем?

– Если бы я знал зачем. Просто мне его стало жалко. По франкским понятиям он незаконнорожденный сын. У него убили отца, чуть не продали в рабство. Красивый, смышленый мальчик, что его ожидало? Быть евнухом? Я попытаюсь передать его графине Маргарет на воспитание.

– Думаешь, она возьмет? Ты с ней знаком? Может быть, воспитать его правоверным мусульманином?

– Мой эмир. Я пока не знаю. Я хочу рассмотреть все возможности.

– Ладно, это твои дела. Если мы с Кутузом одобрим твое предложение, в Тир к архиепископу поедешь ты. Да, еще. Моему Дауду тринадцать лет, я хотел бы познакомить его с твоим парнишкой… как его зовут?

– Жак. Но он младше Дауда. Будет ли Дауду интересно с ним возиться?

– Не страшно. Дауд немного стеснительный. Ему легче будет дружить с более младшим. Да и командовать, может быть, научится. Его воспитатель жалуется, что он не хочет учиться сражаться. Совсем большой мальчик, почти мужчина. Ведь ему после меня придется управлять Дамаском.

– Может быть, он захочет поучиться у меня? Вместе с Жаком.

– Попробую уговорить. И хорошо бы съездить с ним на конях куда-нибудь вместе. Тоже не очень любит ездить, предпочитает около мамки в гареме торчать. Стыд и позор. Завтра я тебе сообщу, как мы с ним решим. Не хочется просто приказывать. Да, еще. Почему ты не взял дом, который я тебе подарил? В твоем нынешнем доме ты не сможешь принять приличного гостя. Я не тороплю, но ты должен переехать туда.

Я откланялся.

На следующий день посыльный привез приглашение эмира Абу Мухаммада, воспитателя принца Дауда. Абу Мухаммад и принц Дауд приглашают эмира Романа Клопофф и шевалье Жака из Кейсарии на совместную прогулку. Мы с Жаком оделись соответственно и приехали к дворцу принца в десять утра. Принц Дауд и Абу Мухаммад уже были готовы и присоединились к нам после взаимного представления. Я предварительно объяснил Жаку, что по понятиям мусульманской знати он вполне признается сыном графа Вальтера и имеет определенные права на наследование. Наследование не только имущества, но и титула. Конечно, при условии отсутствия других наследников, имеющих более значимые с точки зрения шариата права. Я просил его держаться соответственно. То есть уважать наследника престола, но и не поступаться своей честью.

Принц Дауд действительно не очень хорошо чувствовал себя в седле. Возможно, сказывалось, что он слишком поздно ушел из-под влияния матери и гарема в целом. Он рос болезненным, и Абу Мухаммад был назначен его воспитателем только два года назад, когда выяснилось, что у эмира ал-Муаззама больше не будет детей. Кто мог знать тогда, что из болезненного застенчивого мальчика вырастет властный боец, который, несмотря на интриги своих могущественных дядьев и племянников, станет героем, прославленным в эпосе как освободитель Иерусалима от франков.

А пока они с Жаком едут рядом, чуть впереди нас, не решаясь оторваться от взрослых. Принц старше на год, но это не очень чувствуется. Он чуть выше Жака, но, когда они сидят в седле, это совсем незаметно. Черты лица Жака, после всех его переживаний за отца и в плену, более жесткие, более взрослые. В Дауде, несмотря на его тринадцать лет, еще чувствуется ребенок. Ребенок, не знавший грязи, лишений, оскорблений. Мы с Абу Мухаммадом любуемся ими. У них все впереди: сила, любовь, ненависть, власть. Мы не торопим их, пусть привыкнут друг к другу. Пусть принц почувствует радость общения со сверстником. В конце концов, хорошо хоть то, что ему нравится сидеть на коне, управлять им. Придет время, он будет радоваться бешеной скачке, приливу адреналина. Ведь он праправнук кочевника, внук великого султана, сын властелина, будущий властелин.

Мы с Абу Мухаммадом договариваемся, что на следующий день он привезет Дауда ко мне и захватит тупые сабли. Мальчики с неохотой возвращаются в Дамаск. Но я им обещаю, что, если эмир не будет возражать, мы с Абу Мухаммадом возьмем их в большое путешествие, подальше от Дамаска, через горы в Баниас.

На следующий день мы первый раз тренировались бою на саблях. Я не хотел начинать с мечей. Сначала мы с Абу Мухаммадом очень медленно показали разные виды стоек. Потом, тоже очень медленно, показали простейшие удары и оборону. Затем на несколько минут устроили почти настоящий бой. Я побаивался за Абу Мухаммада. Все-таки ему уже пятьдесят пять лет. Но он держался прекрасно. Раза два он делал ошибки, и я видел по его лицу, что он их замечает, но в целом это был неплохой бой. Мальчишки смотрели как завороженные. Потом я начал тренировать Жака. Собственно, это было еще трудно называть тренировкой. Просто мы обменивались ударами, и я комментировал каждый удар. Затем пришла очередь Дауда. Я боялся, что он откажется, застесняется. Но он храбро встал передо мной в стойку и старался, как мог, отбиваться и нападать. Я еще раз поменял партнеров. Но не стал ставить Жака и Дауда друг против друга. Еще рано. Они не готовы просто тренироваться. Рано разжигать в них дух соперничества. Я помнил, как меня учили в младших классах школы; никогда не думал, что эти воспоминания мне пригодятся.

Мы еще несколько дней то ездили верхом, то учились драться. Я даже разрешил однажды мальчикам сражаться друг против друга. Один день мы пропустили, так как пришлось все-таки переехать в новый дом. Зоя с ужасом смотрела на все эти покои и говорила мне, что она запутается в комнатах и проходах. Но Мария сразу же почувствовала себя как дома. Кухня и кладовые ей очень понравились. Дом мы получили не пустым. Было очень много вещей посла. Мне приглянулась небольшая коллекция оружия, висевшая на ковре в гостиной. Были и двое слуг, оставшихся содержать и охранять дом, когда посол уехал в Египет. Мария сразу познакомилась с ними и начала командовать. Но Зоя твердо сказала, что если я уеду надолго в Египет, то она вернется на это время в старый дом.

Неожиданно быстро я получил ответ от графини Маргарет:

«Дорогой друг барон Роман Клопофф.

Я рада была получить от Вас известие. Благодарю за все явные и завуалированные комплименты, которые Вы высказали в мой недостойный адрес. Убийца графа Вальтера получил заслуженное наказание. Но все равно я молюсь, чтобы Господь простил его.

О Жаке. Безусловно, я буду рада взять его на воспитание. Мне он всегда нравился. Я тоже надеюсь, что из него вырастет храбрый рыцарь, и приложу к этому все усилия. И, если он будет достойный человек, я его усыновлю, чтобы титул перешел к нему. Граф стеснялся своих сыновей и одновременно гордился ими. В память о нем я постараюсь сделать все, что возможно. Мы с графом были не очень близки, но он был достойный рыцарь, относившийся ко мне с уважением.

Остаюсь Вашей хорошей знакомой, ценящей Ваше внимание ко мне и к моим проблемам. И восхищающейся Вашим мужеством и рыцарской отвагой.

Маргарет.

P.S. До поздней весны я буду жить в Бейруте.

Потом уеду в горный замок».

Все прояснилось. Я показал Жаку письмо Маргарет и сказал, что буду рад, если он полюбит ее или хотя бы отнесется к ней с должным почтением. Жак промолчал, он не знал, что говорить, а я не заставлял его кривить душой.

Вместе с Абу Мухаммадом нас вызвали к эмиру. Он долго расспрашивал, как тренируется Дауд. Поблагодарил нас и спросил, что еще нужно сделать для мальчиков. Он так и сказал «для мальчиков», так как понимал, что успехи Дауда связаны с некоторым соперничеством мальчиков. Я ответил, что хорошо бы отправиться с ними в небольшое путешествие, с ночевкой в степи. Чтобы это воспринималось ими как приключение. Например, съездить через горы в Баниас. Эмир сначала нахмурился, мол, не слишком ли далеко.

– Сколько времени на это уйдет?

– Если не очень спешить, то туда полтора дня, там сутки и назад полтора дня. За четыре дня мы управились бы. Но два раза ночевали бы в степи и в горах. Одни мужчины. У костра. Это же приключение для мальчишек.

– А Дауд согласится?

Абу Мухаммад ответил:

– Да, мы уже об этом говорили. Им понравилась такая идея.

– Хорошо, я соглашусь, но возьмите с собой полсотни солдат. Я не могу рисковать наследником, Роман.

– Можно и с солдатами. Тогда это будет как военный поход. Кстати, совсем неплохо будет показать принца в Баниасе во главе всадников. Я думаю, это быстро дойдет до франков и заставит их тревожиться. А это будет полезно для последующих переговоров.

– Скорее они испугаются, если узнают, что свирепый барон Роман Клопофф появился у них на границе.

Принц рассмеялся.

– Да, и это неплохо. Но важнее, что на границе был принц. Это сразу сообщат всем-всем. Вообще, пора принца показывать иностранным государям. Его уже можно показывать. Пусть привыкают, что ваша ветвь Айюбидов на века.

Мне показалось, что мои последние слова порадовали эмира. Он сказал:

– О твоем посольстве к прибрежным баронам мы пока так и не договорились с Кутузом. Он жалеет деньги. Но я еще раз поговорю с ним на этой неделе. Кстати, я послал брата нанимать тюрок. А Кутуз позаботился раззвонить, что мы набираем солдат для похода на побережье. Когда вы выезжаете с мальчиками?

– Я бы предпочел выехать завтра утром.

– Хорошо. Но конвой возьмите. Абу Мухаммад, позаботься.

– Слушаюсь, мой эмир.

На следующий день мы действительно выехали. Это было великолепное зрелище. Впереди на мощном коне ехал по-походному одетый принц. Рядом с ним Жак. Далее следовали мы с Абу Мухаммадом. А за нами стройными рядами полсотни всадников. Народ сбежался посмотреть на принца, которого до этого никто и не видел. Обыватели радостно приветствовали принца, а он широко раскрытыми глазами смотрел вокруг, впервые оказавшись в центре всеобщего внимания.

Первый короткий привал я сделал через час, когда мы оставили позади Дамаск и его пригороды. Я поинтересовался у мальчиков, все ли у них в порядке, не стерли они ноги? Но они с возмущением ответили, что они не маленькие и не первый раз едут на конях. Прекрасно. Мы еще два раза делали короткие привалы и наконец остановились у ближайшего отрога горы Хермон. И принц и Жак впервые увидели снег на вершине Хермона. Солдаты быстро развели костры, вскипятили воду и заварили чай. Мальчики вместе со всеми нами ели простую солдатскую еду. И она казалась им после многочасовой езды на лошади очень вкусной.

Потом отдохнули полчаса и двинулись в обход Хермона, постепенно поднимаясь на плато. По плато мы тянулись долго. Мы могли бы дойти в тот же день до Баниаса, но я хотел дать мальчикам хоть немного экзотики. И остановился на ночлег километрах в пяти от Баниаса, на берегу чистого ручья. Солдаты поставили для мальчиков палатки, разожгли костры, приготовили ужин и пригласили нас. Мальчики наелись до отвала. Хотел отправить их спать в палатку, но они запротестовали, сказали, что хотят, как все, спать на воздухе. Пытался объяснить, что ночью будет холодно, но они говорили, что солдаты будут спать у костра, и они тоже хотят спать так. Я махнул рукой на все, только постарался укрыть их потеплее и расположился рядом с ними. Абу Мухаммад устроился с другой стороны.

Спал беспокойно, несколько раз просыпался, чтобы подоткнуть мальчикам одеяла, но они спали не просыпаясь. Вряд ли они когда-нибудь спали таким глубоким сном. Целый день в седле – это что-то значит. По-моему, Абу Мухаммад тоже просыпался несколько раз. На следующий день мы попили чая и, не завтракая, поехали к Баниасу. Эмир ал-Азиз знал, что должен приехать племянник, Абу Мухаммад послал к нему нарочного. Поэтому нас встречал не только гарнизон, но и все жители города. Приезд принца – это для города, безусловно, событие. И опять принц гарцевал перед восторженной публикой, направляясь в Субайду, к эмиру ал-Азизу.

Я предложил эмиру устроить для принца вне крепости Субайда представление с вольтижирующими конниками. Пусть посмотрит, что может делать хороший всадник. Кроме того, попросил коменданта крепости отправить дозоры к оставленным ранее Тебнину и Хунину. Дозор к Тебнину не должен заходить на земли франков, но нужно пройти так, чтобы франки узнали об этих дозорах. Отправить купца с соответствующим сообщением. Нужно создать видимость нашей активности. Вместе с известием, что в Баниас приезжал принц в сопровождении барона Романа Клопофф и отряда всадников, это должно насторожить баронов побережья. Комендант не понял, для чего нужен такой демарш, но выполнил без лишних расспросов. Вероятно, молва о доверии эмира ал-Муаззама ко мне дошла и сюда.

После званого обеда у эмира ал-Азиза мы все выехали на луг, недалеко от крепости, где для принца действительно устроили представление. Мальчики как завороженные глядели на гарцующих конников, выделывающих на своих лошадях отчаянные финты. Потом наша кавалькада, состоящая из мальчиков, меня с Абу Мухаммадом и офицеров гарнизона, поехала посмотреть развалины римского города, гигантскую пещеру Баниаса, о которой говорят, что она бесконечная, и развалины какого-то древнего храма. Мы напоили лошадей в реке Баниас, чуть ниже мощного десятиметрового водопада. В общем, весь день был насыщен для мальчиков незабываемыми впечатлениями.

А на следующий день отправились с раннего утра в обратный путь. Я снова не хотел проскакать весь путь до Дамаска за один день, поэтому ехали, отдыхая каждые полтора часа. На ночлег Абу Мухаммад предложил остановиться в диком ущелье с маленьким ручейком. Окружающие ущелье каменные стены создавали впечатление крепости с единственным выходом по тропе на лежащую чуть ниже долину. Мы настояли, чтобы мальчики легли спать в палатке, так как собрались тучи, и вполне мог быть ночью дождь. Дождя, правда, не было, но ночью было очень холодно. Зато утром светило солнце, внизу перед нами расстилалось на юг бесконечное плато Голан.

Завтрак, двухчасовой переход, и мы возвращаемся в Дамаск. Принца опять встречают толпы ликующих подданных.

На следующий день меня утром вызвали к эмиру. Он, усмехаясь, сказал:

– Не ожидал такого воздействия на Дауда. Весь вечер рассказывал мне свои впечатления. Он не знал, что у нас такая большая и красивая страна. И теперь бредит лошадьми, саблями и мечами. Совсем изменился. Что вы с Абу Мухаммадом сделали с ним?

– Ничего, просто он растет, становится мужчиной. Не нужно только препятствовать этому.

– Вчера мы договорились с Кутузом, что ты отправишься на побережье. Но он больше трех тысяч динаров не дает, так что выкручивайся с этими деньгами. Обговори с ним, что ты можешь обещать баронам.

– Хорошо.

Я откланялся и поехал к Кутузу. Визирь принял меня практически сразу. Он снова плакался насчет денег, пытаясь понять, кого я собираюсь подкупать. Я сказал ему, что, безусловно, деньги придется дать архиепископу. Что нужно давать баронам, это я посмотрю на месте. Но три тысячи динаров это очень мало. Если эмир хочет надолго уехать на север к брату, то нужно заключить мир не менее чем на год. Сейчас, после сдачи Дамиетты, бароны будут более требовательны. На официальный мир они не пойдут, так как в этом случае должны будут получить разрешение короля Иерусалимского. А он, связанный договорами с крестоносцами, такого разрешения не даст. Но на мир «под честное слово» я надеюсь. Нужны только деньги. Нужно пять тысяч динаров.

– Это слишком много. Дешевле нанять солдат и действительно напасть на побережье.

– Хорошо, как скажет эмир. Воевать так воевать.

– Нет, воевать на два фронта нам не нужно. Эмир хочет забрать армию на север.

– Тогда выделяйте деньги.

– Пять не дам. Хватит тебе и четырех тысяч динаров.

– Попробую что-то сделать с четырьмя тысячами. Когда будут готовы деньги?

– Я послал два дня назад требование в Карак. Думаю, что через два-три дня привезут.

– Я думаю, такая сумма в резерве найдется и в Дамаске?

– Думать ты можешь что хочешь, но денег на твое посольство пока нет.

Следовательно, опять сидеть дома. Но у меня в новом доме дела имеются. По-прежнему занимаюсь с мальчиками. Ведь осталось очень мало времени. Я уверен, что прибрежные бароны сами предложат встретиться. И мальчикам придется расстаться. Мы подружились с Абу Мухаммадом. Он так интересно рассказывает мальчикам о прежних битвах, что я тоже с удовольствием слушаю его. Ведь он совсем молодым участвовал в походах Салах ал-дина, видел и его поражения и победы. Обычно он начинал очередной рассказ, когда мальчики уставали тренироваться. Они садились вокруг него и готовы были слушать часами. А его рассказы были бесконечны. Он грозно топорщил усы, рассказывая, как рубились на севере с тюрками, улыбаясь, рассказывал о сказочной красоте цветущих весной полей, о больших и маленьких городах Джазиры, о снежных горах Ирана. Я и не подозревал, что и туда заходили воины Салах ал-дина. И так прошли четыре дня отдыха.

Потом дела навалились как-то сразу все. Привезли деньги из Карака. Пришло послание архиепископа Тира Симона, в котором он предлагал встретиться опять в Тире и попытаться решить миром все спорные вопросы. Пришло еще одно письмо графини Маргарет. Графиня писала, что слышала от брата о возможном новом совещании в Тире. Она тоже поедет с братом в Тир, и, если барон возьмет с собой Жака, она будет рада забрать его с собой в Бейрут.

Я решил, что большой эскорт мне не нужен, достаточно десятка кавалеристов. Мы не будем обременены грузом, так что я планировал доехать за день до Баниаса, там дать лошадям отдохнуть и еще за один день добраться до Тира. Немного беспокоился за Жака, но он сказал, что не устанет.

Мы действительно за один день добрались до Баниаса, останавливаясь только три раза, чтобы перекусить и дать немного передохнуть коням. В Баниасе Жака пришлось снимать с коня, так он устал. Я не смог заставить его хоть немного поесть. Пришлось уложить в постель без ужина. На следующий день мы отдыхали. Я не стал будить Жака, дал ему поваляться в постели почти до обеда. Но после обеда он пришел в себя и даже смеялся, когда я поведал ему, каким он был в конце поездки. Эмира я видел мельком, а комендант рассказал, что за время моего отсутствия не было никаких инцидентов. Но разъезды франков появлялись, вероятно, смотрели, не готовим ли мы наступление. Он взволновался, что мы едем с таким маленьким сопровождением, но я успокоил его, сказав, что еду как посол, имея приглашение архиепископа. Комендант отправил гонца в Тир, чтобы известить, что мы уже в пути.

После целого дня отдыха мы выехали очень рано, быстро проехали развалины Хунина и Тебнина. Через несколько километров от Тебнина нас встретила группа всадников, посланная архиепископом нам навстречу. Вероятно, как почетное сопровождение. К Тиру подъехали уже после захода солнца. Впрочем, оно в это время года заходит очень рано. Представитель архиепископа разместил нас в очень приличном доме, почти дворце. Прислуга успела приготовить к нашему приезду отличный ужин, что было весьма кстати. Жак заявил, что он совсем не устал, и с удовольствием поел. Он спрашивал, где графиня, но я сказал, что графиню Маргарет мы увидим только на следующий день, а сейчас нужно отдыхать.

Следующий день начался с визита каноника, личного секретаря архиепископа. Он сказал, что архиепископ очень признателен за то, что эмир так быстро отозвался на его письмо и прислал для переговоров уважаемого всеми баронами побережья барона Романа Клопофф. Потом от имени своего шефа поинтересовался, как мы добрались, нет ли каких-то проблем. Я тоже вежливо ответил, что эмир ценит добрососедские отношения с подданными Иерусалимского короля и всегда готов к переговорам, позволяющим поддерживать мир и торговые отношения. За все время пути у нас не возникало проблем. Каноник предложил ознакомиться с программой встреч на день и высказать наши замечания. Архиепископ предлагал встретиться за завтраком в узком составе, чтобы предварительно обсудить все вопросы. Потом намечалась встреча со всеми баронами, переходящая в официальный обед без дам. Вечером ужин с дамами, после которого заключительное совещание. У меня было только одно замечание. Я предложил выделить после обеда время для приватных встреч, если кто-то из баронов захочет обсудить конкретные дела, и добавил, что следующий день планирую посвятить личным делам, но, если возникнет потребность в дополнительных встречах, я готов в них участвовать.

Завтрак прошел действительно в узком составе. Кроме нас с епископом был только Джон Ибелин, приехавший незадолго до этого из Фамагусты. Мы обсудили ситуацию в Египте. Причем разошлись во мнениях. Архиепископ утверждал, что падение Дамиетты вызовет панику в Египте и воодушевит войска крестоносцев. Я возражал, что теперь ал-Камил сможет прекратить бесплодные попытки штурмовать лагерь крестоносцев с целью помочь Дамиетте, приводящие только к жертвам в войске мусульман, и сосредоточиться на обороне своего нового укрепленного лагеря в Мансурии. Крестоносцы, не получив никаких запасов в Дамиетте, будут вынуждены на несколько месяцев прекратить активные боевые действия, так как во время зимних штормов не смогут получать помощь из Европы людьми и, главное, продовольствием. Ближайшие окрестности лагеря крестоносцев и Дамиетты полностью разорены. Походы фуражиров вглубь дельты Нила будут пресекаться мусульманами и приведут только к жертвам в лагере крестоносцев. Джон предпочитал отмалчиваться.

Я не уверен, что мне удалось убедить моих собеседников, но они увидели мое спокойствие. Особенно их заинтересовали мои слова о том, что, так как теперь ал-Камил не нуждается в помощи, мой эмир намерен направиться с войсками на север, чтобы лично убедиться в степени опасности, исходящей для всего мусульманского и христианского мира от безбожных язычников – монголов. Но мой эмир откладывает свой отъезд, так как не уверен в позиции прибрежных баронов. Моя задача, как посла светлейшего эмира, заключить мир на два-три года. Иначе эмир вместе с новыми набранными войсками вынужден будет двинуться не на север, а на запад, к морю, чтобы обезопасить Дамаск от угрозы с запада. Я продолжал:

– Эмир считает, что христиане и мусульмане судьбой обречены на сосуществование. Лично он ничего не имеет против христианства. Более того, он поручил мне передать уважаемому им архиепископу посильный дар на обновление собора в Тире.

Я передал архиепископу увесистый мешочек с тысячью динарами. Безусловно, увесистый, так как в нем было больше четырех килограммов новеньких золотых монет с именем султана ал-Адила. Архиепископ давно заметил этот мешочек и бросал временами на него взгляд, пытаясь определить на глаз его вес. После этого мы перешли к более насущным вопросам. Я сказал, что моей целью является подписание договора о мире на два-три года, устанавливающего продление действующего статус-кво. Архиепископ возражал против подписания договора, снова мотивируя, как и в прошлый раз, необходимостью одобрения такого договора со стороны Иерусалимского короля, на что тот, безусловно, не пойдет. Кроме того, заметил архиепископ, среди баронов имеются несколько человек, которые жаждут начала военных действий по причине безденежья и в надежде вернуть свои утраченные когда-то земли. Конечно, у них нет войск, способных на самостоятельные действия, но их голос на совете баронов может сильно затруднить выработку общей позиции. Джон продолжал молчать.

Я отметил, что готов после обеда встретиться с этими баронами и совместно обсудить ситуацию. Проницательному прелату нетрудно было догадаться о цели планируемого обсуждения, и он пообещал предварительно переговорить с этими баронами до официальной встречи, чтобы они не внесли разлад в намеченную дружескую обстановку во время обеда.

Встреча перед обедом проходила как совершенно официальная процедура. Назывались имена и титулы всех участников, которых, к моему удивлению, оказалось почти дюжина. Наверное, всем баронам побережья было интересно посмотреть на посла нового дамасского правителя. Некоторых из них я видел раньше, но человек пять были совершенно незнакомы мне. Например, Ральф из Табарии, Шарль – виконт из Наблуса и другие, имена которых я не запомнил. Их титулы и претензии были эфемерными, но голоса учитывались на совете баронов. Меня тоже представили собравшимся. Все говорили красивые слова о веротерпимости и добрососедстве. По лицам выступавших, по интонациям, звучанию голоса я пытался определить их истинные мысли, но бароны, особенно старые, очень опытные политики. Не всегда мне это удавалось. Собственно, меня интересовало в это время только одно: нужно ли платить данному барону, и если нужно, то сколько.

Потом состоялся обед, на котором сначала звучали здравицы в честь действующих правителей: королевы Иерусалимской Иоланты, моего эмира ал-Муаззама, короля Кипрского Генри, императора Фридриха Второго. Потом пили за меня, за архиепископа и всех присутствующих по очереди. Я прислушивался к порядку здравиц, чтобы понять статус всех баронов. Мне, как всегда, подавали соки и шербет. Считается, что я вино не пью, и это мне очень удобно. После обеда, когда я вернулся в отведенный мне дом, началось паломничество баронов. От сеньора Сайды Балиана I де Гранье до Ги де Монфора, упомянутых уже Ральфа из Табарии и Шарля из Наблуса, а также еще нескольких титулованных баронов, давно потерявших свои земли. На всех этих посетителей я потратил в сумме тысячу динаров, но Джон Ибелин ко мне не пришел.

На ужине разговор уже шел не о делах. Многие бароны явились с женами, сестрами и довольно взрослыми детьми. Я тоже взял с собой Жака, представив его как сына графа Вальтера из Кейсарии. Большинство собравшихся были прекрасно осведомлены о реальном статусе Жака, но не захотели нарушать общую благожелательную атмосферу ужина. Кроме того, появившаяся с братом графиня Маргарет и сразу же подошедшая к нам с Жаком явно была расположена к нему. Жак сначала стеснялся Маргарет, скупо отвечая на ее вопросы. Но она старательно избегала тем, которые могли бы ранить его. Ни слова о смерти отца и брата, о судьбе матери. В основном он рассказывал о поездках на лошадях, о сабельных тренировках, о дружбе с Даудом. После того как он несколько раз упомянул о Дауде, Маргарет спросила его:

– А кто этот Дауд?

– Принц Дауд, сын эмира.

Маргарет не поверила и посмотрела на меня. Но я кивком подтвердил слова Жака. И заметил:

– Они хорошо сдружились, даже жалко их разлучать.

Маргарет еще раз посмотрела на меня и снова сменила тему разговора. Она оглядела наряд Жака, не нашла к чему придраться и похвалила вкус какой-то женщины, которая, по ее мнению, с такой любовью одевала его. Вероятно, хотела понять, кто живет рядом со мной. Но я сразу же разочаровал ее:

– Нет, Зоя не очень разбирается в современной мужской одежде. Нам помог один из купцов. Он очень постарался подобрать ему несколько комплектов.

– А кто это Зоя?

– Женщина, которая живет со мной. Мать моего маленького Максима.

Жак вмешался:

– Тетя Зоя тоже участвовала в покупках. Это она нашла грека-торговца, который занялся моей одеждой. Они давно знакомы. Она даже передала один раз через него письмо своему брату в Грецию. А с Максимом мы тоже играем. Я его учу правильно держать саблю. Она у него деревянная, ее сделал Абу Мухаммад.

– Абу Мухаммад? А это кто?

– Дядька Дауда. То есть это не настоящий дядя, но он все время при Дауде. Мы все втроем, а иногда и вчетвером с дядей Романом ездим на конях и сражаемся настоящими саблями.

Не знаю, что еще успел бы рассказать графине Жак, но всех нас позвали к столу. За столом мы с Маргарет сидели в разных углах, но она успела пригласить нас с Жаком завтра в послеобеденное время в дом своего брата Джона. За ужином не произошло ничего интересного. Обычное, почти официальное начало, постепенно, по мере поглощения большого количества вина перешедшее в громкие, весьма фривольные разговоры отдельных групп. Я сослался на усталость после долгого перехода и ушел с Жаком домой.

На следующий день мы с Жаком не торопясь прогулялись по Тиру. В прошлый раз мне не удалось осмотреть его, не было времени. И теперь с интересом рассматривал оживленную жизнь на улицах Тира. Мы вышли к морю. Рассказывал Жаку, какой это был в прошлом важный город, его торговые корабли бороздили все моря тогдашнего цивилизованного мира. Собственно, я только что-то помнил из уроков истории, но расцвечивал это своими фантазиями. Жак тоже вспомнил о Тире из Библии, которую читал ему священник замка. Мы осмотрели перешеек, который построил то ли Навуходоносор, то ли какой-то другой восточный царь, чтобы захватить неприступный город на острове. Полюбовались в порту на корабли и, усталые, с удовольствием съели приготовленный дома обед.

После обеда отправились в дом Джона и Маргарет, где мы с Маргарет смогли наконец поговорить более обстоятельно. Я повторил снова, что был бы рад оставить Жака у себя, но ему лучше жить в христианской среде. Маргарет сразу же возразила, что и не подумает оставить мальчика у меня. Он ей дорог в память о муже и вообще очень нравится, но попросила обождать до прихода Джона. Ведь в конечном счете в семье Ибелин все решает старший, то есть Джон. А Джон где-то задержался, но должен вот-вот появиться. Жак вместе с одним из слуг пошел осматривать дом и долго любовался, как он позднее рассказал, оружием на стенах в зале.

А мы с Маргарет смогли немного побеседовать наедине. Она рассказала, что Жак родился от случайной связи Вальтера с одной из служанок в доме отца. Вальтер был тогда еще совсем мальчишкой. Жак родился, когда Вальтеру было всего девятнадцать лет. Поэтому Вальтер много лет не обращал на него внимания, практически забыл о его матери. Начал интересоваться Жаком только тогда, когда тому исполнилось девять лет. В это время у Вальтера уже появился второй сын – Франц. И опять от связи с молоденькой горничной. Брак с Маргарет был чистейшей воды фикцией, семейной сделкой. Маргарет не понимала смысла этого брака и согласилась на него под сильным давлением старшего брата. Вальтер был моложе, уважал ее, никогда не ставил в неудобное положение при посторонних или слугах, но жил с матерью Франциска. Вот и теперь Джон затевает снова какой-то хитрый брак с влиятельным итальянским графом. А жениху уже почти шестьдесят лет.

Я сразу же заволновался:

– Так зачем вы забираете Жака, если вам предстоит ехать в Италию?

– Я уже говорила, это мой долг перед Вальтером. Мы с Вальтером не очень дальние родственники, так что я для Жака тоже родственница. А вы мужчина, все время на войне. Что с ним будет, если с вами что-нибудь случится? У вас есть родственники, которые могли бы позаботиться о нем в этом случае? И я не соглашусь на брак, если мне не позволят забрать Жака с собой.

Я вынужден был признать, что в ее словах много резона, но предложил оставить все до прихода Джона и на усмотрение Жака. Сразу же после прихода Джона Маргарет объяснила брату ситуацию. Джон нахмурился, пытаясь понять, как это скажется на интересах семьи в целом. С одной стороны, это означало ссору с другими родственниками Вальтера, но, с другой стороны, титул мог остаться в семье. Он бы еще долго колебался, но Маргарет набросилась на него с упреками:

– Ты никогда не думаешь о живых людях, ты готов и мной пожертвовать. Но Жака я не отдам.

И Джон в конце концов махнул рукой, сказал:

– Поступай как хочешь. Если он согласится.

Когда Жак, насмотревшись наконец на оружие, появился в комнате, я напомнил ему, зачем мы приехали:

– Графиня Маргарет хочет, чтобы ты воспитывался в ее доме. Мы с тобой уже говорили об этом. Сейчас нужно все решать.

Жак прижался ко мне, не поднимая глаз и не решаясь что-нибудь сказать.

– Я скоро уезжаю на долгое время на север, и ты все равно остался бы в доме без меня. Тетя Маргарет помнит и любит тебя. Она будет учить тебя и воспитает тебя хорошим человеком. А дядя Джон научит всему, что должен знать и уметь рыцарь.

Жак посмотрел на меня, потом на Маргарет, которая улыбалась ему, вздохнул и сделал два шага в ее сторону.

– Не переживай, я через несколько месяцев приеду в Бейрут. Если тебе будет плохо в Бейруте, заберу тебя с собой. Тетя Маргарет отпустит тебя.

Я обнял его.

– Ты остаешься сейчас здесь, так как я выезжаю в Дамаск завтра рано утром. Твои вещи принесут слуги сегодня же. А нам с дядей Джоном еще нужно переговорить.

Я вытащил из ларца, с которым пришел к Ибелинам, мешочек с динарами и передал Маргарет.

– Тут приданое Жака, пятьсот динаров. Это ему на оружие и одежду. Конь у него имеется, вечером его приведут.

Потом мы с Джоном остались вдвоем, и я объяснил ему, что заинтересован не только в сохранении мира, но и в его помощи. Ведь из Бейрута к Дамаску ведет прямая дорога. Эмиру нужно, чтобы случайные авантюристы-крестоносцы не воспользовались этой дорогой и не разрушили наши мирные отношения. Поэтому мой эмир посылает небольшую сумму в качестве компенсации будущих затрат на охрану дороги. Я передал Джону такой же мешочек с пятьюстами динарами. Джон, колеблясь, посмотрел на меня внимательно, но мешочек принял.

Теперь еще одна официальная встреча, и дела будут закончены. Действительно, вечерняя встреча была чистой формальностью. Мы с архиепископом подняли по очереди руки и зачитали текст устного договора о мире на полтора года, заключаемого под честное рыцарское слово. Утром я уехал в Дамаск.

Визирь удивился, когда я вернул ему тысячу динаров, которые у меня остались после поездки. Он рассмеялся и напомнил, что был прав, когда хотел дать мне только три тысячи. Впрочем, тут же сказал, что я могу оставить эту тысячу себе, как жалованье за текущий год. Я не разговаривал раньше ни с эмиром, ни с визирем о своем жалованье. Они уже привыкли, что должны сами напоминать мне об этом. Дело было в том, что расходы у меня хоть и возросли после переезда в большой дом, но оставались по их понятиям незначительными. Я не покупал землю, не устраивал пиршества, не приобретал рабов. А в результате денег, которые периодически давал эмир, мне было более чем достаточно.