ГЛАВА 25

Алильена с маменькой неспешно обедали в уютной столовой второго этажа, когда в комнату уверенно вошел барон. Небрежно кивнул будущей падчерице, коротко поцеловал руку Лавинии и прошел к распахнутой двери на балкон. День был жарким, и по комнатам гуляли сквозняки.

— У меня две новости, — сообщил он, помолчав. — Тарен жив, его достали из шахты и скоро привезут сюда.

Женщины замерли, не поднимая от тарелок взглядов, опасаясь показать Корди неудержимо вспыхнувшие в душах радость и надежду.

Но барон и не думал оглядываться, так и смотрел на томно зеленеющие под балконом кроны деревьев и синеющие на горизонте вершины Южного хребта.

— Поэтому я назначил дату помолвки и позвал гостей. А вас приглашаю на прогулку в мою сокровищницу, вы должны в этот день выглядеть роскошнее всех.

Корди помолчал еще немного, желчно усмехнулся, но тут же стер с лица ухмылку и спокойно повернулся к столу, чтобы с наигранной улыбкой взглянуть на племянниц. Он давно сообразил, как удачно поступил, отправив с Юдганом сына Базерса, теперь некому было чувствовать его эмоции. Несмотря на гроздь различных амулетов, под наивно-доверчивым взглядом мальчишки барон чувствовал себя почти раздетым.

— Через полчаса жду вас обеих в моем кабинете на первом этаже.

И вышел, оставив так и не сказавших ни слова родственниц наедине.

— Жаль, платье еще не готово, — отстраненно пробормотала Лавиния и отчаянно взглянула прямо в глаза дочери: — Мне нужно видеть, подойдут ли к нему выбранные украшения.

— Возьми несколько, — рассеянно ответила Лил, пытаясь понять, что именно ей не понравилось в недавнем визите барона.

Ведь не его же сообщение о спасении отца? К стыду своему, она должна была признать, что не сумела сдержать жаркой вспышки радости, сразу вспомнив, что с папенькой приедет и Инк. И пусть он снова ходит под чужой личиной, совершенно не похожей на его собственный облик. Зато глаза остались его, Инка, и когда смотришь в них, становится не важно все остальное.

— Тогда собираемся, — отставила тарелку Лавиния. — Я теперь не могу думать ни о чем, кроме колье и диадемы… как думаешь, нужны к ней серьги?

— Там будет видно, — безразлично пожала плечами Лил, отлично понимая, что волнует сейчас маменьку вовсе не цвет камней в ожерельях и браслетах, и все это она говорит для сидящих где-то надзирателей.

На странную прогулку магиня собиралась внешне безучастно, но, зайдя в самый темный угол гардеробной, торопливо натянула под черную юбку штаны для охоты и вместо шелковой надела полотняную блузку с рукавами по локоть и карманами, скорее похожую на мужскую рубашку. И обувь выбрала под стать одежде, короткие ботиночки с пряжками на низком каблучке, попутно щедро наполняя силой заклинания, вложенные в оставшиеся у нее амулеты и скудные украшения. Сокровищница наверняка будет сиять звездной россыпью защитных огней, и там можно будет пополнить запасы энергии. Не забыла Лил и про припасы: добавив себе скорости, с ловкостью фокусника высыпала в карманы штанов из ваз орешки и конфеты и достала из тайничка несколько флакончиков с зельями, незаметно унесенных из лаборатории, где она помогала Нилкесу, одному из искусников барона.

По лестницам женщины, не сговариваясь, шли молча и порознь, Лавиния впереди, Алильена — на несколько шагов поотстав. И обе знали почему: прячущие глаза лакеи в фисташковых костюмах встречались значительно чаще, чем на третьем этаже. Возле кабинета навстречу невесте барона словно случайно попался Нилкес, мимолетно дернул, как будто поправляя, ворот рубахи и поспешил дальше по своим делам.

Алильену словно ледяной водой окатило. Судя по подсказке собрата, Густав собирается вести их с маменькой в ловушку, не оставив никакой возможности отказаться или схитрить. Значит, неверно она его до сих пор оценивала и зря считала, будто маменьке удалось обвести дядюшку вокруг пальца.

— Лилья, поторопись, — недовольно прикрикнула остановившаяся у двери маменька, и поднявшая на нее задумчивый взгляд магиня с изумлением рассмотрела скорбно поджатые губы Ливинии.

«Не может быть», — ошеломленно глядела на нее девушка, сраженная невероятной догадкой, и уже отчетливо понимала, как слепа и наивна была раньше.

Ну конечно же может, иначе просто и быть не должно. Разве могла не запомнить всех растолкованных папенькой правил и не заучить жестов, которые он показывал детям, их такая сообразительная и любознательная маменька? Ведь она всегда с живым вниманием вникала во все дела мужа и присутствовала на всех уроках, которые папенька устраивал для нее и Ленса.

Разумеется, она никогда даже виду не подала, что интересуется пояснениями мужа, сидела себе в кресле у окна, шила или вязала, а иногда просто держала в руках книгу. Но слушать-то это ей не мешало?

У Алильены даже дух перехватило от осознания открывшейся истины, но маменька уже отвернулась и решительно вошла в кабинет. И магине ничего не оставалось, как последовать за ней.

Просторная комната с несколькими столами, шеренгой простых стульев и стайкой высоких рабочих кресел казалась довольно скромной на фоне убранства остальных комнат дворца, но Алильена видела не мебель и не полупрозрачные занавеси, скрывавшие все происходящее за окнами. Перед ее внутренним взором многоцветьем сложной защиты сияли невзрачные агаты и змеевики, врезанные в спинки стульев и розетки деревянных цветов, украшавших дубовую обшивку стен. Искушение перестроить эту защиту оказалось сильнее Алильены, и она немедленно взялась за дело, с напускным равнодушием оглядывая обстановку и почти не вслушиваясь в капризный щебет маменьки.

Ведь и так ясно, что ничего важного Лавиния не скажет, сейчас она просто изображает огорошенную сообщением дядюшки расчетливую стерву.

— Хорошо, дорогая. — В голосе Корди прозвучала почти откровенная насмешка. — Разве я спорю? Разумеется, ты можешь взять побольше украшений, позже выберешь самые подходящие. И для Алильены тоже, я надеюсь, в гостях у меня будет достаточно свободных искусников, чтобы снять с нее этот ужасный амулет.

В последних словах дядюшки послышалось скрытое злорадство, и Лил в который раз пожалела, что не имеет способностей Аленсина. Брат сейчас точно бы знал, какие эмоции испытывает барон. Но и без этого дара девушка уже не сомневалась, что ничего хорошего от Корди ждать не следует, а все разговоры об украшениях — просто приманка в заранее распахнутую западню. Возможно, зря она не взяла побольше орехов; гуляющая по свободным баронствам молва не зря величает Густава жестоким и коварным.

— А теперь я должен взять с вас обещание никому не рассказывать о тайнах моего замка… Всего лишь честное слово, но от всей души, прикоснувшись вот к этому амулету.

Лил едва удержалась, чтобы не зашипеть от досады: артефакт, который Корди достал из увесистого кованого ларца, источал яркие фиолетово-зеленые переливы магии, а у нее почти не осталось свободного резерва. И все же бездействовать было не просто глупо, но и смертельно опасно, и девушка, поспешно потянув энергию из висевших на груди Корди амулетов, тут же направила ее в защитную сеть артефакта, на ходу уже привычно перестраивая структуру заклинания и условия воздействия.

Затем невозмутимо шагнула к барону и коснулась пальцем камня, вытягивая таившуюся в глубине силу, но оставляя поверхностное сияние.

— Честное слово, — коротко буркнула вслух, договорив остальное про себя.

Корди покосился на украшавший его руку браслет, усыпанный такими же камнями, скривился, как будто сжевал лимон без меда, и подвинул амулет невесте.

— Даю честное слово никому не открывать твоих тайн, — произнесла Лавиния таким тоном, словно ей только что было нанесено смертельное оскорбление.

Но барон сделал вид, будто ничего не заметил.

«Впрочем, вполне возможно, он и в самом деле не придал обидам невесты никакого значения», — рассуждала Лил, пробираясь вслед за маменькой по открытому дядюшкой потайному проходу. Люди, привыкшие без зазрения совести помыкать другими, обычно даже не подозревают, как ранит и унижает окружающих такое поведение.

Барон завершал эту странную процессию, но Лил пока не ждала от него никаких подлостей. Глупо открывать потайной ход перед теми, кого собираешься наказать или убить. Вот припугнуть их он, несомненно, желал, недаром ведь этот мрачный проход был так запущен и пылен, а на полу валялись какие-то подозрительные лохмотья и обломки.

— Похоже, не часто ты пополняешь свою сокровищницу, дорогой, — огорченно произнесла вдруг Лавиния. — Мне казалось, дела у тебя идут получше.

— Это не обычная кладовая, — помолчав, с преувеличенной любезностью сообщил Корди, — куда складывают монеты и камни. И не хранилище амулетов. Здесь я держу только фамильные драгоценности да старинные украшения, найденные в музеях и сокровищницах монархов старого мира. Поэтому и не знает о ней ни один из лакеев и охранников.

— А тут безопасно? — забеспокоилась его невеста, и Алильена позволила себе беглую усмешку.

Как выясняется, все ее предположения были верны, и маменька тоже поняла, ради чего они подметают здесь юбками пыль.

— Ну, со мной до сих пор ничего не случилось, — задумчиво буркнул барон и надолго примолк, предоставляя родственницам самим додумать все остальное.

Вскоре потолок, по которому метались тревожные тени от свечи в руке Лавинии, резко приблизился, словно они зашли в тупик, и маменька тут же преувеличенно учтиво предупредила:

— Осторожно, тут ступени вниз, и довольно крутые.

Лил спокойно приподняла юбку, скрутила подол в жгут и засунула за пояс, не желая мучиться с ним во время спуска.

— Ты всегда так одеваешься? — изумленно осведомился рассмотревший ее штаны дядюшка и поперхнулся, услыхав кроткий ответ:

— Нет, только в последний год.

Больше они не разговаривали, пока не оказались в небольшом помещении, в стенах которого виднелись еще две двери.

— Вот это сокровищница, — учтиво пояснил Корди, показывая на массивную металлическую овальную дверцу, запертую на несколько внушительных замков и защищенную напоенными магией камнями. — Но туда мы зайдем на обратном пути. Сначала я хочу показать вам ту часть дома, которая предназначена для моей жены и детей.

И спокойно отпер вторую, большую по размеру, но не менее защищенную дверь.

По новому коридору, чистому и довольно удобному, они прошли почти пятьдесят шагов, прежде чем добрались до ведущей наверх винтовой лестницы. Здесь первым взбирался барон, и вскоре небольшая компания оказалась в круглой комнатке без окон, но снова с несколькими дверьми. «Видимо, строивший замок дед барона очень боялся нападений», — усмехнулась Алильена.

Корди уверенно открыл одну из дверей и снова пошел впереди женщин. На этот раз шли они недолго, и вскоре барон уже отпирал очередную дверь, приведшую их на крошечное крылечко.

— Хотите тут погулять? — предложил он, запер за собой замок и направился по песчаной дорожке вдоль стены. — Я пока проверю, все ли в порядке.

Лил озиралась с интересом и недоумением, начиная догадываться, куда привел их дядюшка. В тот самый секретный угол поместья, куда не было доступа из парадной части дворца и не вело ни одной явной калитки, двери или лестницы.

Сойдя с узких ступеней, родственницы Корди оказались в старом саду, начинавшемся почти от стен дома. Под кронами яблонь, сомкнувшихся уходящими в вышину ветвями, властвовал зеленоватый полумрак, и было скорее сыровато, чем прохладно. На вытоптанной чьими-то ногами почве не росли ни цветы, ни сорняки, лишь валялось несколько бледных падалиц.

— Очень мило, — с сомнением пробормотала Лавиния, проходя дальше, к видневшейся в глубине сада живой изгороди из неимоверно разросшихся кустов смородины. — Но я не понимаю…

Раздвигая руками ветки, они прошли по узкой тропке и оказались на солнечном склоне чашеобразной долинки, полого спускающемся к небольшому, явно рукотворному прудику. И замерли, не в силах сразу постичь и оценить представшую перед ними картинку.

Тут не нашлось места для беседок и клумб, скамеек и качелей. Вся просторная чаша долинки была расчерчена строгими квадратами и полосками разных оттенков зеленого с редкими вкраплениями других цветов. Издали противоположный склон казался усыпанным смешными и нелепыми заплатками, но начинавшиеся прямо от ног женщин длинные грядки с фасолью, луком и свеклой не оставляли никаких сомнений в том, чем именно являются на самом деле эти клочки. Тоже грядками и полями, и Лил, немного знакомая с сельской жизнью, озадаченно хмурилась, начиная осознавать, как много труда вложено в этот гигантский огород.

— Вот теперь я, кажется, знаю, — встав рядом с Алильеной, с едва заметным ехидством произнесла маменька, — откуда Густав берет свежие огурчики и спаржу…

Она смолкла, предоставляя Лил самой додумать окончание фразы, и та снисходительно усмехнулась. В эту игру отец научил их играть почти десять лет назад, и они с Ленсом могли придумать по нескольку вариантов продолжения любого предложения. Но в этом случае самым верным был лишь один, и Лил его немедленно произнесла:

— Но не могу понять, откуда берется армия садовников, которая все это выращивает.

— А самое главное, — задумчиво добавила Лавиния, — зачем нужно было так тщательно прятать это место?

— Скоро узнаем. — Усилившая себе слух магиня уже слышала шелест приближающихся легких шагов, абсолютно не похожих на уверенную поступь Корди.

— Добрый день, — вежливо поздоровался подошедший, не доходя до них пяти локтей, и Лил с маменькой разом обернулись.

Перед ними стоял стройный подросток в очень непривычном взору одеянии, подходящем скорее пастушку из южных баронств, чем обитателю дворца Корди. Свободная рубаха и короткие, до середины икр, штаны были из неотбеленного полотна самого низкого качества, а сплетенные из ремешков легкие сандалии дополнял дешевый, вязаный травницами поясок. Волосы мальчишки были острижены очень коротко, на шее болтался простенький амулет. Серьезным, испытующим взглядом мальчишка смутно напомнил магине Ленса, и она невольно поежилась, представив на его месте брата.

— Добрый, — мягко произнесла Лавиния, мгновенно превращаясь в беззаветно добрую, понимающе-улыбчивую маменьку. — Как тебя зовут?

— Уло, — просто произнес мальчишка и с осознанием важности возложенного на него поручения торжественно произнес: — Отец велел отвести вас на женскую половину.

Отвернулся и направился прочь, ни на миг не усомнившись в желании необычно одетых женщин покорно последовать за ним. Алильена переглянулась с матерью, мгновенно сообразив, как просто и изящно Корди привел-таки их в ловушку, и первой последовала за провожатым. Прежде чем начинать придумывать способы освобождения из этого странного места, необходимо тщательно его изучить, хотя интуиция подсказывает уже сейчас, как много сюрпризов их здесь ожидает.

И действительно, странности начались уже у широкого крыльца, к которому привел гостий провожатый. Впритык к ступеням смирно стояла лошадка, запряженная в простую, узкую телегу, груженную корзинками с молодой картошкой, вязанками зелени, кочанами ранней капусты, пучками редиса и тоненькой оранжевой морковки. Двое детей, похожие на Уло одеждой, как близнецы, но чуть младшего возраста, ловко сгружали с телеги свежесобранный урожай, а сновавшая по крыльцу ребятня почти бегом утаскивала его в дом. Они оказались разными по возрасту и цвету кожи, но все, как воспитанники мужского монастыря, в одинаковой полотняной одежде и короткостриженые.

Подростки демонстративно не обращали на Алильену с Лавинией никакого внимания, однако напряженно рассматривающая их магиня заметила и любознательный блеск детских глаз, и нарочитую деловитость обитателей этого тайного места. А еще растерянность, почти панику, мелькавшую в глазах дружелюбно улыбающейся детям маменьки.

Лил моментально насторожилась, пытаясь понять, почему ее так тревожит необычное поведение матери и каких из уже замеченных Лавинией тонкостей не углядела она сама. Но Уло уже прошел мимо суетящихся, как муравьи, собратьев и распахнул перед пленницами тяжелую дверь:

— Проходите.

Его тон был безупречно вежлив и уверен, и Лил, интуитивно почувствовав бесполезность и небезопасность каких-либо расспросов или сомнений, молча шагнула в открывшееся перед ней помещение. Тайком глянула на вошедшую следом маменьку, поймала поощрительный взмах ресниц и внезапно успокоилась, как в детстве, догадавшись, что все она сделала правильно и не обманула родительских надежд.

Комнатка, в которой они очутились, оказалась небольшой, очень чистенькой и скромной гостиной, и окно из нее выходило в тот самый сад, где считавшие себя гостьями пленницы гуляли всего несколько минут назад. В противоположной стене виднелась открытая дверь, но Алильена с матерью смотрели не туда, а на смуглую женщину, мирно сидящую на стуле. Одета она была в свободную юбку и блузу из того же небеленого полотна и на шее носила такой же простенький амулет, как и дети. Но браслет, надетый на левую, словно случайно выставленную напоказ руку, был тяжелым, серебряным, с фамильным гербом Корди.

— Наш великий господин велел поселить вас в дальних комнатах, — важно произнесла женщина и встала. — Пойдемте, я покажу.

— Как он добр, — не выдержав, едва слышно саркастически прошипела Лил, оглядывая гостиную внутренним взором.

И впервые с того момента, как попала в имение Корди, ощутила сжавшую душу незримую лапу страха. Ни на стенах, ни в простеньких украшениях, ни в амулете тяжело поднявшейся со стула женщины не было ни капли магии. Вернее, она была, но ровно столько, сколько в деревьях и камнях крыльца, неуловимо тонкий, бледный слой, какой не дано собрать ни одному искуснику и даже ей, Алильене. Значит, придется надеяться только на те запасы энергии, которые скопятся в резерве естественным путем.

Лил поджала губы и направилась за хозяйкой этого места… или все же тоже пленницей?

Шедшая следом Лавиния словно случайно дернула дочь за руку, и когда та скосила на маменьку взгляд, сделала неуловимый жест, призывая внимательнее присмотреться к провожатой. И даже рукой небрежно махнула, показывая, куда именно нужно смотреть.

Алильена сначала ничего не поняла и даже нахмурилась было, сердясь на себя за недогадливость, но тут шедшая впереди то ли хозяйка, то ли служанка на миг оглянулась проверить, следуют ли за ней новые женщины великого господина, и девушка осознала, на что именно указывала ей мать. Смуглая то ли жена, то ли рабыня Корди ожидала ребенка, и это обстоятельство заставило Лил покрепче стиснуть зубы. Ненависть к подлому дядюшке, копившаяся в душе все последние годы, враз собралась в тугой, обжигающе жаркий комок.

Вот сейчас Лил сожгла бы барона не задумываясь, и никакие доводы ее не остановили бы, как там, в убежище Динера, когда она чудом удержалась и не бросила в самоучку Канза последнюю порцию магии.

— Стало быть, все они нам племянники, — задумчиво пробормотала Лавиния и смолкла, предоставляя дочери самой додумать окончание фразы.

— Мне все равно, — безразличным голосом солгала Алильена, пытаясь мысленно прикинуть, сколько там было детей, десять, двадцать?

И есть ли где-нибудь другие, ведь эта часть дома так же огромна, как и парадная.

— Вот, — дойдя до самого конца длинного коридора, указала на дверь их провожатая. — Там умывальня и две спальни.

— Спасибо, — приветливо улыбнулась ей Лавиния. — А как твое имя? Я Лави, а она — Лил.

— Имен у нас нет, — гордо сообщила женщина, опасливо скользнув взглядом по стенам и соседней двери. — Мы все — матери светлых вестников.

— А светлые вестники — это те дети, которые таскают картошку? — с самым наивным видом осведомилась Лавиния.

— Они не дети, а светочи истины, — заученно провозгласила беременная. — А работа делает их лучше, сильнее, выносливее и умнее. Так сказал великий господин.

— А где бы нам услышать или прочесть все, сказанное великим господином? — по-прежнему кротко и покорно осведомилась Лавиния.

— Вечером в классе будет урок, вы можете послушать. Но говорить там ничего нельзя, за это наказание, — пояснила женщина и развернулась с намерением уйти.

— А куда нам можно ходить и где будет урок? — не отставала от нее маменька Алильены.

— Светочи истины живут на верхнем этаже, а на втором комнаты для занятий. Мы живем на первом. Первые три дня можете ходить везде и смотреть, потом выберете себе дело, — на ходу сообщила их провожатая и скрылась за одной из дверей.

— Думаю, мне нужно немного отдохнуть и умыться, — задумчиво сообщила Лавиния и первой прошла в крохотную умывальню, приткнувшуюся между входами в спальни.

Лил проводила ее внешне равнодушным взглядом и распахнула дверь в одну из комнат, куда так решительно и бесповоротно выселил родственниц барон.