Глава 10

– Добрый вечер, прокуратор! Готов поспорить, ты не ожидал увидеть меня снова! – Вытерев пестрый меч от крови единственного стражника, приставленного охранять запятнавшего себя позором Альбана, Обдурон шагнул под своды его жилища и, оглядевшись по сторонам, присвистнул. – Ты, Альбан, знаешь толк в дорогих вещих. Ты только взгляни на все это! – Он обвел рукой пышное убранство дома. – Роскошь, иначе как этим словом все это не назовешь. – Предводитель разбойников поднес руку к бронзовому забралу и сдвинул его от лица. – Как же оно мне надоело! Уже устал ходить в нем. С другой стороны, лучшей маскировки просто не сыскать. За все то время, пока мы с тобой делали наши дела, ты так и не понял, как мне удается проникать в город – мимо стражи, мимо людей префекта! И вот теперь ты знаешь. – Он хищно осклабился, глядя на оторопевшего Альбана.

– Но ведь ты… – пролепетал бывший прокуратор и, побелев как мел, в ужасе попятился к стене. Хищная ухмылка главаря бандитов сделалась еще шире.

– До тебя наконец дошло. Теперь, когда ты увидел мое лицо, я вряд ли выпущу тебя отсюда живым. Ты головастый, Альбан, даже если поздновато сделал такой вывод. Я знаю, что Скавр забрал твою долю нашего с тобой совместного дела. Впрочем, мой человек Петр наверняка уже ее успел вернуть.

Приказ Юлия вывел солдат из оцепенения. Пригнувшись за щитом, который он позаимствовал у опциона, Сергий успел в последний раз заглянуть внутрь хранилища. Шагнув в грубо вырубленную брешь, факельщик на миг замер посреди облака пыли. А в следующий миг грянул взрыв. Солдаты как по команде отпрянули назад. Горящая пыль, словно рука мстящего бога, разнесла каменные стены зернохранилища вдребезги, и в ночной воздух взметнулся огненный шар. От его ослепительной вспышки на миг стало светло как днем.

Что-то с силой ударило Сергию в щит. Дерево тотчас треснуло, а пригнувшийся рядом копейщик повалился на землю, сбитый с ног летящим кирпичом. Примипил обернулся к нему. Солдат был мертв – его голова представляла собой кровавое месиво. Пару мгновений старший центурион был растерян не меньше, чем все остальные вокруг него, тупо глядя на жуткое зрелище, представшее его взору.

Там, где только что стояло зернохранилище, окруженное кирпичной стеной, зияла дыра. Земля вокруг была усыпана битым кирпичом, черепицей и трупами солдат – его солдат, которые не успели юркнуть в укрытие. Сергий покачал головой, чтобы та прояснилась, вынул из ножен меч и указал на зияющую дыру. Увы, приказ штурмовать разрушенное зернохранилище так и не прозвучал – в следующий миг из руин к небу вырвался высокий столб огня.

Толстые стены в доме Альбана вздрогнули, а затем сквозь них донесся и грохот мощного взрыва. Дверь открылась, и в щель просунулась голова какого-то бандита.

– Повелитель, к югу от города, прямо у стен, что-то горит!

Обдурон кивнул, жестом выпроводил его вон и с хищной улыбкой вновь повернулся к Альбану.

– Как я только что сказал, Петр наверняка уже забрал у тунгрийцев твою долю. Мой следующий шаг – получить эту довольно внушительную сумму, за вычетом комиссионных, о которых мы с тобой договорились. После чего мне останется лишь забрать из тайника мою собственную долю и раствориться в воздухе. Как только я переправлюсь на другой берег Мозы и исчезну в лесу, никакие легионы Ренуса не смогут меня там найти. Затем я, уже гораздо южнее, тихонько появлюсь снова, прихватив с собой горстку верных мне людей и некую сумму денег, которой хватит, чтобы уладить трудные вопросы, если такие возникнут. Надеюсь, ты спрятал мои деньги так, как я тебе велел? Твоей семье есть чего опасаться от человека, лишенного каких бы то ни было моральных принципов. Это я о себе.

Альбан закивал и вскинул руки, словно защищая себя от обвинений.

– Они все там, как ты и велел!

Обдурон одобрительно кивнул и взялся за меч. Лезвие, тихо звякнув, выскользнуло из ножен.

– Отлично. Тогда давай поскорее покончим с этим делом. Если ты будешь хорошо себя вести, я, так и быть, постараюсь сделать это быстро и безболезненно.

При виде пестрого клинка бывший прокуратор в ужасе отпрянул к стене.

– Но ведь в этом нет необходимости! – пролепетал он. – Уверяю тебя, я никому ничего не скажу. Вдруг у меня есть что-то такое, что ты наверняка захочешь взять себе?

Бандит опустил маску и презрительно посмотрел на дрожащего Альбана сквозь прорезь для глаз. Когда он заговорил снова, голос его, приглушенный металлом, прозвучал холодно и отчужденно:

– Конечно, у тебя есть нечто, что я хочу взять себе. И только ты можешь мне это нечто дать.

– Что угодно, только скажи! Я отдам тебе все, что угодно…

Шагнув вперед, Обдурон вогнал меч Альбану в горло и, несколько раз повернув, резко выдернул его. Туника бывшего прокуратора обагрилась хлынувшей из раны кровью.

Захлебываясь собственной кровью, он опустился на колени, в немом ужасе глядя на своего убийцу.

– Вот я его и получил. Твое молчание, Альбан. Собственно, за ним я и пришел.

С этими словами главарь бандитов повернулся и, позвав своих подручных, вышел вон.

– Не нравится мне этот грохот. Там явно что-то случилось. И если мои подозрения верны, нам следует поторопиться. Беги в «Синего вепря»! – велел он одному из помощников. – Скажи Петру, что я иду за деньгами покойного прокуратора. Вперед!

Стоя на берегу Ворма, Марк и Араб посмотрели вверх, на городскую стену. Центурион шагнул к тому месту, где встречались стена и река. В тусклом свете луны ему была видна полукруглая арка, а в ней тяжелая металлическая решетка, сквозь которую река втекала в Тунгрорум. При виде непреодолимой преграды он покачал головой:

– Не иначе как стражники по приказу трибуна закрыли решетку вместе с городскими воротами. И я не вижу, как нам…

С другой стороны стены донесся скрежет, и центурион с проводником вздрогнули от неожиданности. Марк прижался к стене и жестом велел Арабу сделать то же самое. Приводимая в движение неким неведомым механизмом, тяжелая решетка медленно, дюйм за дюймом, начала подниматься из воды. Затем снова раздался лязг – на этот раз цепей. Похоже, тот, кто поднял решетку, закрепил ее в таком положении.

Трибул и Араб застыли, затаив дыхание и напряженно прислушиваясь. Со стороны тропинки, которая тянулась вдоль реки, послышались чьи-то тихие шаги. На какой-то миг они смолкли – тот, кто шел берегом реки, явно нырнул под решетку. Затем шаги раздались снова – уже ближе. Стараясь не произвести ни единого звука, Марк одним плавным движением вынул из ножен меч. Всего в нескольких шагах от него из-под арки, на секунду загородив собой звезды, показалась человеческая фигура, которая потом застыла на месте, глядя на пустое пространство за городской стеной. Постояв так пару мгновений, незнакомец вздохнул – неторопливо, с явным облегчением. Впрочем, Трибул не дал ему довести выдох до конца. Быстро выпрямившись, он одним точным ударом ноги сбил беглеца с ног и, навалившись на него всем своим весом, прижал его к земле. Пленник попытался было сопротивляться, однако холодное прикосновение клинка к горлу тотчас отбило у него это желание, и он перестал двигаться.

Араб вышел из тени, отбрасываемой стеной. В лунном свете лицо охотника являло собой маску ненависти. Торнак в ужасе посмотрел на обоих.

– Араб, проверь, не привел ли он с собой своих дружков! – негромко велел ему Марк, бросив взгляд на речные ворота.

Проводник с видимой неохотой отправился выполнять его поручение, а центурион с отвращением посмотрел на помощника префекта Канина.

– Смотрю, ты не ожидал встретить нас. Ты отправил своего человека с приказом убивать любого, кто попытается вам помешать. И вот теперь они заодно и тебя держат на острие меча. Кстати, ты должен быть благодарен, что это я, а не Араб прижимаю меч к твоему горлу. Я показал ему ваш жертвенный алтарь в крепости на холме, и он сразу заметил свисавший с камня ремень его сына. Оставь я тебя на его милость, ты бы прожил не дольше пары секунд – или же не менее тысячи, в зависимости от того, как он решил бы отомстить тебе – быстро или медленно. Но в любом случае ты вряд ли увидишь рассвет.

Араб вышел из тени и покачал головой – мол, никого.

– Значит, ты здесь один? И тебе, если что, никто не поможет? Хотя, если честно, я плохо понимаю, почему ты решил покинуть город столь странным способом. – Марк на миг умолк, как будто задумался, а потом кивнул. – Если, конечно, ты не готовишь выход для Обдурона, чтобы он и горстка его подручных тихо и незаметно выскользнули прочь из города с тяжелыми ящиками. Что-то подсказывает мне, что зерно интересует твоего хозяина гораздо меньше, чем он старается показать. Куда больше его интересует солидный куш, который он прячет в городе. Единственное, чего я не знаю, – где этот куш спрятан.

Держа меч у горла Торнака, Трибул молча выждал несколько мгновений, глядя, как в глазах помощника префекта нарастают страх и неуверенность.

– Чего ты хочешь? – спросил пленник.

Марк улыбнулся, глядя на него.

– Чего я хочу? От тебя? Ровным счетом ничего. У меня есть все, что мне нужно. Я могу привести своих солдат и дождаться, когда твой хозяин окажется в их распростертых объятиях. Просто я подумал, а не провести ли нам с тобой несколько секунд вместе, прежде чем я спущу на тебя Араба. В конце концов, ты послал его убить меня. Так что, по крайней мере, я смогу позлорадствовать, видя, как его нож оборвет твою жизнь, а не мою.

Торнак посмотрел на Араба, стоявшего позади центуриона, и, поймав на себе горящий злобой взгляд охотника, втянул голову в шею.

– Пощадите меня! Пощадите, и я выдам вам Обдурона и его золото!

– Как тебе это предложение, Араб? – спросил Марк, не сводя глаз с заместителя Канина. – Если ты пощадишь его, то получишь возможность отомстить его хозяину.

Араб на мгновение задумался, а затем кивнул и сунул руку в заплечный мешок, который поставил у стены. В следующее мгновение он шагнул к Трибулу и пленнику с мотком веревки в руках. Склонившись над своим бывшим начальником, он обмотал ему веревкой лодыжки, после чего довольно грубо потребовал:

– Теперь руки!

Торнак покачал головой:

– Я не могу оставаться здесь. Иначе Обдурон…

Острие меча в руках Марка не дало ему договорить.

– Иначе что? Обдурон убьет меня и, как и задумывалось, ускользнет из города через эту удобную дыру в стене? Обнаружит тебя здесь и прикончит за предательство? Очень даже может быть. Так что ты лучше молись своей богине, чтобы я сумел одолеть его в поединке, договорились? Давай, поднимай руки, прежде чем мне это наскучит, и я, так и быть, сделаю с тобой то, что наверняка сделает он.

Торнак смерил центуриона злобным взглядом, но руки все же поднял. Той же веревкой, какой уже были связаны его ноги, Араб связал ему запястья. Теперь помощник префекта был полностью обездвижен.

– Так-то лучше. Теперь можно не волноваться, что ты не попытаешься убрать Араба, когда вы с ним станете ждать, кто же появится из этой арки. – С этими словами Трибул поднял с земли мешок, в котором лежал шлем и обтянутый кожей тяжелый круглый щит, после чего посмотрел на беспомощного бандита. – Поскольку твоя безопасность зависит от моего успеха, если ты не хочешь принять смерть от рук Араба, советую тебе сообщить мне, где искать Обдурона. С остальным я справлюсь сам.

Торнак улыбнулся злорадной улыбкой:

– Он направляется к прокуратору, чтобы завершить свои дела с ним, после чего заберет у Петра его долю. Затем у него будет всего одна остановка – тайник, где спрятана его собственная доля золота от махинаций с зерном. Я, так и быть, скажу тебе, где этот тайник находится, однако советую поторопиться, иначе опоздаешь. Этот щит не защитит тебя от его клинка.

Марк кивнул, вглядываясь в темноту по ту сторону арки.

– Возможно. Но кто знает, вдруг я смогу преподать Обдурону пару уроков хитрости?

– Открывай дверь, Петр, иначе я буду вынужден сделать это за тебя!

Спустя пару секунд на третьем этаже дома открылось окно и из него высунулся главарь городских бандитов. Посмотрев на стоящих внизу людей, он довольно развязно обратился к ним, как будто не видел в их появлении ничего особенного:

– Обдурон! Будь я на первом этаже, я бы непременно отвесил тебе поклон. Скажу честно, я удивляюсь твоей дерзости. Это надо же, войти в город подобно триумфатору!

Человек в маске посмотрел на главаря городских бандитов и поманил его пальцем правой руки.

– В таком случае, Петр, спустись и отвесь свой поклон. Заодно можешь передать мне деньги, которые я велел тебе отнять у тунгрийцев.

Прежде чем ответить, Петр беспомощно развел руками.

– Ничто не доставило бы мне большего счастья, будь это возможно. К сожалению, до меня дошел слух, что центурион, приставленный охранять золото, решил, что этим деньгам будет спокойнее в зерновом складе. Твои солдаты вскоре убедятся в этом сами, если только тот грохот, который мы все только что слышали, не принес с собой дурное известие. Что касается тебя… Думаю, я останусь здесь, наверху, если ты, конечно, не против. Что-то подсказывает мне, что моим вознаграждением будет не золото, а сталь.

Обдурон пару секунд стоял молча, задумавшись над тем, что только что сказал ему его сообщник. Когда же он заговорил, голос его звенел металлом:

– Я мог бы выкурить тебя, Петр.

Бандит лишь пожал плечами.

– Согласен, мог бы. Тебе ничего не стоит отправить своих подручных, чтобы они вломились в дом и подожгли его. Но хочу заранее предупредить тебя. Дом этот, лупанарий, сложен из камня. К тому же, приобретя его, я позаботился о дополнительных мерах безопасности, на тот случай, если дела мои пойдут наперекосяк. Войти отнюдь не так просто, как тебе кажется. Кстати, мои люди, которые несут дозор на крыше, говорят мне, что с запада к городу движется колонна факельщиков. Их там самое малое несколько сотен. Мой тебе совет: на твоем месте я быстренько доделал бы в городе самые срочные дела и уносил бы ноги, пока сюда не прибыл, горя отмщением, римский трибун, который намерен отделить от твоего туловища шлем вместе с головой. В общем, ты подумай.

Постояв пару мгновений в задумчивости, Обдурон отвернулся от дома Петра и крикнул через плечо:

– А я бы на твоем месте, Петр, спал очень чутко! Тот, у кого столько денег, как у меня, легко позволит себе нанять наемных убийц.

Петр проводил его взглядом, а затем обернулся к ожидавшему у него за спиной вооруженному до зубов громиле, главе его бандитского отряда, который он в срочном порядке созвал, как только тунгрийцы покинули город.

– Быстро спускайтесь вниз по потайной лестнице этой сучки и следуйте за ним по пятам! – негромко приказал он. – Но только чтобы он ничего не заметил, иначе вы дорого за это заплатите. Мы притаимся рядом и, как только он откроет тайник с золотом, войдем и заберем золотишко себе. Я не потерплю, чтобы мне угрожали в моем же городе. Пусть даже не надеется уйти отсюда с деньгами, чтобы потом подсылать ко мне наемных убийц.

Первые тунгрийские центурии выстроились в шеренгу в полумиле от горящего зернохранилища. Особенно ярко пламя полыхало в юго-западной части склада. Пока префект и примипил молча ждали, когда остаток когорты завершит маневр по перестройке из колонны в шеренгу, к небу, освещая все вокруг, взметнулся очередной огненный язык, а в следующий миг прогремел взрыв, от которого у солдат заложило уши.

– Не знаю, кто там у них командир, но, похоже, он думает головой, – одобрительно произнес Скавр.

Секст Фронтиний хмуро кивнул. В свете пожара его морщинистое лицо казалось багровым.

– Да, если, конечно, она все еще на плечах. Любой, кто находился не далее ста шагов от места взрыва, вряд ли сейчас что-то слышит. – Он посмотрел по сторонам, ища глазами знамена центурий – знак того, что те перестроились и готовы наступать. – Первая когорта готова, трибун. Я намеревался дождаться, когда будут сформированы вторая и третья шеренги, но учитывая, что там происходит, предлагаю немедленную атаку, прежде чем Обдурон со своими бандитами придет в себя и попытается скрыться.

Рутилий Скавр взмахом руки дал свое согласие. Его внимание по-прежнему было приковано к двум очагам пожара. Протиснувшись сквозь линию первой центурии, Фронтиний проревел приказ ближайшему к нему центуриону второй когорты, чья шеренга была сформирована лишь наполовину, так как перестройка из колонны в шеренгу еще не завершилась.

– Атакуем немедленно! Как только перестроитесь, следуйте за нами. – С этими словами примипил вернулся вперед и приказал горнисту: – Труби наступление!

По сигналу, переданному дальше во все центурии, тунгрийцы, держа наготове копья, двинулись вперед в направлении полусгоревшего зернохранилища. Из темноты им навстречу выбежал солдат в кольчуге ауксилария. Однако, увидев приближающуюся армию, он тотчас повернулся и бросился назад, выкрикивая предостережения своим товарищам-треверам. Увы, в следующий миг ему между лопаток вонзилось выпущенное кем-то из тунгрийцев копье. Тяжелый наконечник легко пробил железную кольчугу, и тревер рухнул на землю.

Солдаты Скавра продолжили наступление. Сначала они шагали по разбросанным взрывом кирпичам и щепкам, но чем ближе подходили к складу, тем толще становился слой обломков, ковром устилающий землю.

– Они отступают! Мы должны их преследовать? – спросил Рутилий. – Или пусть уходят, а мы чуть позже возьмем их в клещи?

Фронтиний покачал головой:

– Нет, уж если разделаться с ними, то сейчас, а не когда часть их сумеет сбежать и прийти в себя. Иначе мы будем отлавливать их по лесам еще полгода.

Скавр кивнул в знак согласия.

– В таком случае, пока эти треверы растеряны, спускай на них своих псов.

При первых же звуках сигнала к атаке четкая линия когорты распалась. Забыв про усталость долгого марш-броска, солдаты устремились вперед, горя одним желанием – убивать. Еще бы! Ведь за это сегодня им было обещано щедрое вознаграждение. Они бежали вперед группами по двое или по трое. Не ожидавшие такого поворота событий треверы, похоже, решили стоять до конца или же просто растерялись. В любом случае, спасаться бегством они не стали и предпочли сложить оружие.

Вскоре трибун и примипил прошли мимо пленного тревера в рваной форме ауксилария. Фронтиний сделал вид, что не заметил горячего спора своих солдат по поводу того, кому принадлежит этот пленник. Затем ворота зерносклада распахнулись и оттуда им навстречу с широкой улыбкой шагнул примипил Сергий. Скавр пожал ему руку и похлопал по плечу.

– Думаю, примипил, свое дело ты сделал. Бандиты Обдурона разгромлены, пусть даже ценой разрушения склада и потерей в огне половины его запасов.

Сергий отсалютовал, похлопал себя по уху и прокричал в ответ:

– Извини, трибун, но я ничего не слышу! После второго взрыва у меня заложило уши. Также извиняюсь за разрушения, но, похоже, атаку бандитов мы отбили. Впрочем, я отнюдь не намерен приписывать себе лавры этой победы. Идея поджечь пыль принадлежит твоему центуриону!

Рутилий кивнул и повернулся к своему примипилу.

– Что, несомненно, будет на руку трибуну Беллетору, когда придется держать отчет об имевших место потерях. Кстати, коль речь зашла о центурионе Юлии…

Тот уже ковылял к ним, опираясь на древко копья. На лице его было то же слегка растерянное выражение, что и у Сергия. В следующий миг за их спинами, по-прежнему споря о том, кому принадлежит пленный тревер, прошли два солдата с мечами в руках – их добыча следовала рядом. Видя, что в их сторону никто не смотрит, тревер решил воспользоваться моментом. Схватив с земли валявшееся копье, он с криком ярости бросился вперед, целясь Скавру между лопаток. Единственный, кто среагировал мгновенно, был Фронтиний, который с голыми руками встал на защиту трибуна. Перехватив наконечник копья, он потянул его на себя. Увы, вместо того чтобы попытаться вырвать копье из рук бандита, он лишь в упор посмотрел ему в глаза. В следующий миг, пронзив ему кольчугу, наконечник копья глубоко вошел ему в грудь. Поняв, что происходит, к примипилу тотчас же со всех сторон бросились солдаты с мечами в руках. Удар в спину тотчас же повалил бандита на землю, а второй удар, в шею, моментально лишил его жизни. Увы, слишком поздно: примипил тяжело осел на усыпанную битым кирпичом землю.

Держа в правой руке факел, Обдурон быстро спустился по ступенькам храма и тотчас поморщился, увидев на стенах и потолке узкой лестницы капли влаги.

– Эй, вы, двое! Давайте вниз! Предупреждаю, груз тяжелый.

С этими словами он шагнул к алтарю и окинул взглядом массивный фриз. В следующий миг к нему присоединились два дюжих бандита, явно выбранных по причине своей физической силы: они тоже уставились на украшенную причудливой резьбой каменную плиту.

– Пора отработать хлеб, который вы ели в последние несколько месяцев. Приподнимите его! – сказал Обдурон и взмахом руки указал на алтарь.

Встав по обе стороны фриза, бандиты ухватились за его основание. Нащупав небольшое углубление, они кивнули друг другу и приготовились. Мощные мышцы на руках обоих вздулись от напряжения. Совместными усилиями они приподняли фриз с вращающейся плиты и, шатаясь под его весом, отошли от алтаря, после чего, опустив его на пол, приставили к стене храма. Дав им с полминуты на передышку, Обдурон жестом указал на круглую платформу, на которой только что покоился фриз.

– Теперь вот это. Только осторожно. Она железная.

Кряхтя от напряжения, силачи сняли железный диск с алтаря. Под диском оказалось углубление цилиндрической формы. Главарь указал внутрь тайника и уже приготовился было что-то сказать, когда в другом конце храма раздался чей-то голос:

– Что ты делаешь здесь, Господа ради? Почему оскверняешь это священное место?

У основания лестницы, пылая возмущением, застыл настоятель. Кивком указав на своих подручных, Обдурон обошел отверстие и загородил собой алтарь, не давая священнику подойти ближе.

– Ты привык считать, что в этом месте твое слово – закон. Но сегодня, жрец, тебе отведена жалкая роль зрителя, – заявил он. – Я пришел сюда, чтобы забрать спрятанное здесь золото. Ты ведь знал, что рано или поздно этот день настанет, не так ли? Иначе зачем нам было тратить деньги, возводя святилище богу, в которого никто из нас не верит?

Жрец нахмурился и покачал головой:

– Я был уверен, что эти деньги понадобятся для того, чтобы нести дальше слово Господа нашего Митры…

Он не договорил, в страхе глядя на Обдурона. Тот наклонился к нему так близко, что в его начищенной маске жрец мог видеть свое отражение. В следующий миг предводитель разбойников приподнял маску, и священнослужитель в изумлении отшатнулся.

– Ничуть не сомневаюсь, жрец, ибо Альбан скормил тебе эту ложь по моему наущению. Я приходил на ваши службы с улыбкой на лице, молился вместе с вами вашему фальшивому богу и делал все для того, чтобы ты видел во мне преданного члена вашей общины. Но все это время я продолжал тайно поклоняться Ардуине и ждал того часа, когда смогу потребовать назад то, что по праву принадлежит мне. Неужели ты и впрямь думал, что я оставлю старому глупцу вроде тебя золото, коим могу купить себе место сенатора? Ты трудишься во имя своего фальшивого восточного бога – бога, которому поклоняются солдаты и императоры, поработившие мой народ. Убирайся отсюда и не мешай мне! Вы двое, вынимайте золото!

С этими словами Обдурон оттолкнул жреца в сторону, снова опустил маску на лицо и жестом велел своим подручным вытащить из тайника сундук. Издав возмущенный возглас, священник споткнулся о снятый фриз, стоявший позади него у стены, и тяжело упал, ударившись при этом головой о каменную поверхность. Он остался лежать на каменном полу, и лишь струйка крови стекала на пол сквозь его редкие волосы.

Подручные Обдурона вернулись было к своему делу, но тотчас отпрянули от тайника, увидев, что из ризницы в дальнем конце храма с мечом и щитом в руках вышел какой-то воин. На незнакомце был точно такой же кавалерийский шлем, что и на голове их вожака, а его круглый щит украшало искусно прорисованное изображение Ардуины, скачущей с натянутым луком верхом на диком вепре.

– Оставьте нас, если только вы не хотите умереть в этом священном месте! – Из-за опущенной маски голос незнакомца звучал глухо. Обдурон озадаченно наклонил голову набок.

– Говорят, имитация – лучший комплимент оригиналу. Думаю, в данном случае я должен считать себя польщенным, кто бы ты там ни был. Ты надел шлем, как у меня, а твой щит украшает изображение моей богини. Да, в известном смысле ты мой двойник. И все-таки ты – не я, не так ли? Давай проверим, насколько ты хорош. Эй, вы двое, хватит стоять разинув рты! Хватайте его! Хочу посмотреть, кто это там под шлемом.

Оба громилы тотчас же обнажили короткие мечи и двинулись к незнакомцу в маске. Воздев меч, тот смело шагнул им навстречу. Кивнув друг другу, подручные Обдурона напали на него одновременно: один занес меч, чтобы раскроить раскрашенный щит, а другой нацелился ему в грудь. Щитом отбив удар нападавшего слева, двойник главаря бандитов ловким движением клинка отвел от себя меч второго нападающего, после чего, чуть пригнувшись, бросился на него и насквозь пронзил его длинным мечом. Взвыв от боли, разбойник отшатнулся и, держась за живот, упал навзничь. Таинственный незнакомец мгновенно повернулся к своему второму противнику и, когда тот бросился на него, одним движением отсек ему ногу чуть вышел щиколотки.

Покачав головой, Обдурон вытащил собственный меч. Между тем незнакомец хладнокровно перешагнул через поверженных бандитов и спокойно посмотрел на него сквозь глазные прорези в маске.

– Похоже, мне придется заняться тобой самому! – Прежде чем заговорить снова, главарь бандитов пристально посмотрел на своего противника. Когда же он продолжил свою речь, голос его был полон надменности и одновременно любопытства. – Мне всегда было легче сражаться без этой, признаться, смехотворной маски. Если честно, мне хочется узнать, кому хватило мужества бросить мне вызов, особенно если учесть мою репутацию по части владения этим мечом. И я хотел бы увидеть твое лицо, когда я отправлю тебя на встречу с Митрой или какому еще богу ты там служишь. Что скажешь? Снимаем шлемы или нет?

Незнакомец кивнул. Оба одновременно сняли шлемы и в упор посмотрели друг на друга. Первым молчание нарушил Обдурон:

– Все понятно. Центурион Корв… Или мне следовало назвать тебя центурион Аквила? Похоже, необходимость носить личину вошла у тебя в привычку. Да и челюсть, я смотрю, срослась слишком быстро.

Марк холодно улыбнулся ему:

– Личины бывают разные. Когда ты приказал своему бандиту покалечить меня, я решил, что мне стоит притвориться, будто твой план удался. Пару слов на ушко моей жене было достаточно, чтобы она подыграла мне. И весь Тунгрорум узнал, что у меня сломана челюсть. Однако никто не умер, чтобы поддержать эту иллюзию, в то время как у тебя, Обдурон, вошло в привычку отнимать человеческие жизни, чтобы никто не узнал, кто ты такой на самом деле. Скажу больше, ты превратил это в искусство. Впрочем, я в первый и последний раз использую столь высокопарное выражение. Сначала я находил твое стремление к свободе от империи искренним. Но теперь вижу, что ты – обыкновенный бесчестный вор, для которого главное – урвать куш и побыстрее унести ноги. Признайся честно, Секст Канин, ты ведь никогда не собирался бросать вызов империи из своего леса? – Марк выждал пару мгновений. Лицо Канина оставалось бесстрастным. – Да, я назвал тебя твоим настоящим именем. Нет, не девушку по имени Люция ты много лет назад оставил гнить в заброшенной конюшне, а своего брата.

Канин кивнул. В его взгляде читалось нечто похожее на уважение.

– Похвально. И как давно ты это узнал?

– То, что ты в порыве ревности убил своего брата Квинта, спрятал его тело под полом, а сам сбежал от кары за свое преступление? Только что, когда ты только что в этом признался. Раньше это было не более чем догадкой. Как давно я знаю, что ты не Квинт? Несколько часов с тех пор как нашел в твоей крепости мертвое тело.

Канин набросился на Марка Трибула без предупреждения. Взмахнув леопардовым мечом, он сделал резкий выпад вперед, однако Марк с самого начала ожидал такого развития событий. Вместо того чтобы встретить противника с мечом в руке, он поднял щит, зная, что даже его спате никогда не отразить ударов клинка из дамасской стали. Со злорадным блеском в глазах Обдурон рубанул мечом по круглому щиту противника, но вместо того, чтобы расколоть щит пополам, гладко пройдя сквозь несколько слоев дерева и полотна, пестрое лезвие впилось в его край и застряло, наткнувшись на что-то твердое, скрытое разрисованной поверхностью.

Понимая, что если Канин вырвет меч, то во второй раз его хитрость уже не пройдет, Марк напряг руку и, резко крутанув щитом, вырвал клинок из рук бандита, после чего отшвырнул его в сторону.

Секст тотчас же опустил маску и прыгнул вперед. Его действия были столь стремительны, что он оказался рядом с Трибулом прежде, чем тот успел пустить в ход собственный меч. Оттолкнув в сторону руку Марка с зажатым в ней мечом, Канин запрокинул голову, намереваясь боднуть противника. Но центурион, поняв его замысел, отбросил меч и сцепился с ним врукопашную. Обдурон покачнулся, и удар пришелся мимо цели. Накренив Канина вправо, Марк сзади подцепил ногой его правую ногу, после чего, задействовав сопротивление самого бандита, наклонил его влево и отшвырнул к каменному фризу, который стоял рядом со стеной. Разбойник воспринял это как шанс на победу. Оттолкнувшись от фриза, он в прыжке устремился через весь пол, схватил на лету брошенный Трибулом меч и занес его над головой, намереваясь перерубить противнику ноги. Увы, прыгая, Канин сдвинул с места тяжелую плиту. Та пошатнулась, оторвалась от стены и, рухнув, придавила ноги ему самому, превратив их в кровавое месиво из плоти, порванных сухожилий и раздробленных костей. Главарь бандитов вскрикнул от боли и забился в отчаянной попытке сбросить с себя эту тяжесть.

Марк носком сапога выбил из его рук меч и, подобрав клинок с пола, вернул его в ножны, после чего нагнулся снова – чтобы снять с головы Канина шлем. Лицо бывшего префекта было искажено злобой и ненавистью. Корчась от боли, он злобно, хотя и беспомощно, посмотрел центуриону в глаза. Когда же он заговорил, такой же злобой и ненавистью был полон и его голос.

– Похоже, сегодня боги на твоей стороне, – процедил он сквозь зубы. – Убей меня!

Глядя сверху вниз на поверженного врага, Марк покачал головой.

– Даже не надейся. Ты принес в это священное место свой кровавый культ, и Митра покарал тебя, как счел нужным. Впрочем, не переживай, скоро ты умрешь.

С этими словами Трибул вытащил из щита пестрый клинок и, посмотрев на Канина со смесью жалости и презрения, взял в руки щит, опустил маску и начал осторожно подниматься по ведущей на улицу лестнице.

Здесь его уже поджидала шайка татуированных головорезов с Петром во главе. Остальные члены банды Обдурона валялись мертвыми по всей площади. Судя по всему, схватка была недолгой и победа далась людям Петра легко. Марк молча подождал, когда сам Петр выступит вперед и заговорит первым.

– Обдурон, опусти свой меч и прими мои условия. Иначе я спущу на тебя моих парней. Их, как ты видишь, много, так что всех тебе не убить, а вот они тебя прибьют в два счета. Я пообещал каждому из них его долю золота, которое ждет нас в храме. Если же кто-то из них погибнет, золото достанется их семьям. И если только ты откажешься сложить оружие, они все как один набросятся на тебя, чтобы убить.

Марк поднял забрало. Петр оторопел. Видя это, центурион улыбнулся.

– Тот, кого ты называешь Обдуроном, бывший имперский префект Канин, ожидает законного наказания в храме под нами. Митра уже покарал его. Теперь очередь императора. Храм – священная территория, которую я поклялся защищать ценой собственной жизни. Если вам нужно золото, то вам придется сначала иметь дело со мной.

С этими словами он опустил забрало и уже приготовился отразить атаку бандитов, когда рядом прозвучал знакомый голос:

– И со мной.

Марк обернулся. Через площадь, опираясь на копье, ковылял Юлий. Подойдя ближе, он подмигнул своему товарищу и встал рядом с ним.

– Я пришел, Петр, чтобы дать тебе шанс сдаться. Если ты согласишься, обещаю, с тобой обойдутся гораздо мягче, чем если ты заставишь нас применить силу.

Петр расплылся в ухмылке.

– Это надо же! В тот самый момент, когда жизнь складывается как нельзя лучше, – бац! – получаешь еще один подарок. Солдат, который посягнул на мое дело, убил двоих моих охранников, украл самую ценную мою вещь, сам является ко мне и предлагает «шанс сдаться»! – Главарь городских бандитов сделал вид, будто смахивает слезу смеха, и покачал головой. – Сдаться? Я не ослышался? Повторю тебе твои собственные слова. Я скормлю твои мужские причиндалы моим собакам, центурион. Причем сделаю это, пока ты жив, чтобы ты тоже мог полюбоваться на это зрелище. Ну, ребята, давайте…

Юлий поднял руку.

– Погоди. Прежде чем ты спустишь на нас своих головорезов, у меня для тебя кое-что есть. – С этими словами он поднес к губам блестящий бронзовый свисток и со всей силы дунул в него. Раздался пронзительный свист. Затем на пару секунд воцарилась почти полная тишина – лишь постепенно стихало эхо свиста. Но в тот самый момент, когда на физиономию Петра уже почти вернулась улыбка, на площадь, со всех сторон, грохоча о булыжник подкованными подошвами, ворвалась целая центурия. Еще миг – и бандиты оказались в кольце нацеленных на них копий.

Юлий вопросительно посмотрел на Марка. Тот поднял забрало шлема и улыбнулся своим солдатам. Те уже согнали бандитов в кучу и теперь разоружали их. Высоченный громила злобно зыркнул на коротышку хамийца. И зря, так как в следующий миг ему в мошонку впилось острие кинжала.

– Пошевеливайся, болван, если яйца дороги.

Стоявшие рядом с хамийцем солдаты одобрительно закивали, а кое-кто посмотрел на бандита так, что тому тотчас стало понятно: посмей он не подчиниться – и будет еще хуже. Кадир неторопливо подошел к Марку Трибулу и с улыбкой оглядел его с головы до ног.

– Могу быть чем-то полезен, центурион Корв?

Марк покачал головой и, поставив щит ребром на булыжную мостовую, оперся на него.

– Разве только если скажешь мне, как ты узнал, где меня искать.

– Надеюсь, ты не забыл, что вчера попросил меня следить за городскими воротами? И если кто-то выедет вслед за тобой, выпустить через стену горящую стрелу, чтобы ты знал, в каком направлении он поехал? Этот же самый человек пришел и к нам, когда мы добивали бандитов, не успевших вместе со взрывом перенестись к своим богам. Причем пришел не один, а ведя перед собой на острие ножа одного из людей префекта Канина. Он сказал нам, что Канин скоро будет здесь, чтобы забрать из тайника золото, и что ты попытаешься помешать ему покинуть город. – Кадир вопросительно посмотрел на Марка. – Может, поручить кому-то из солдат отнести этот щит в казарму? – Произнеся это, он взял щит из рук центуриона и принял боевую позу, однако на его лице тотчас же появилось удивленное выражение. – Какой же он тяжелый! Наверное, это все из-за железного обода. – Он передал щит Меченому, и тот в кои-то веки не стал выражать недовольство. – Отнеси это домой центуриону. Возьми с собой напарника, ходить в одиночку по улицам пока не безопасно.

Меченый подмигнул какому-то своему приятелю, и они оба с заговорщицким видом зашагали в сторону тунгрийских казарм. Кадир же снова повернулся к Марку.

– Тебе не придется таскать его на себе еще целый час. Эти же двое наверняка нырнут по дороге в первую же открытую харчевню. Надеюсь, твоя жена будет рада видеть тебя в зерновом складе – вернее в том, что от него осталось. Ведь она наверняка не знает, жив ты или нет.

Трибул кивнул и тотчас же наморщил лоб, вспомнив одну вещь.

– Думаю, тебе стоит отправить контуберний и начальника караула в храм. Но только чтобы они там вели себя прилично. Похоже, сегодня Господь Митра не в лучшем своем настроении и не станет терпеть глупые выходки. Там лежат двое подручных Канина, оба раненые, и он сам, придавленный каменным фризом. А еще там стоит сундук с золотом, который желает воссоединиться с другим сундуком, который был взят у прокуратора Альбана. Думаю, будет лучше, если ты станешь сопровождать его лично, а главное, ни в коем случае не…

– Не подпускать к ней Морбана?

– Именно.

Знаменосец хмуро посмотрел на обоих центурионов.

– Так нечестно. Я не…

– Не соответствуешь этим словам? Еще как, знаменосец. – Кадир придирчиво посмотрел на Морбана и покачал головой. – Ограничься тем, что пересчитаешь в сундуке монеты и запишешь их количество, – сказал он, и Морбан просиял. – Но сделать ты это сможешь только в присутствии трибуна. А до того момента сундук должен оставаться закрытым. Если тебе повезет, трибун окажет тебе честь, доверив открыть его.

Марк прыснул от смеха.

– Если только его не опередит дядюшка Секст…

Видя, что Морбан погрустнел, а Кадир недовольно поджал губы, центурион не стал договаривать фразу.

Трибун Скавр предложил Марку Трибулу Корву чашу вина и придирчиво оглядел его с головы до ног.

– Смотрю, твои долгие приключения никак на тебе не отразились, центурион Корв.

Марк кивнул в ответ и сделал глоток вина.

– Спасибо на добром слове, трибун. Но, думаю, мне просто крупно повезло.

Рутилий Скавр недоуменно посмотрел на него.

– Чем больше дерзости мы привносим в эту жизнь, тем значительнее наша удача, независимо от того, как мы к ней идем. Похоже, Митра благосклонно улыбнулся тебе, центурион. Думаю, настоятель храма, как только он оправится после ушиба головы, вознаградит тебя тем, что повысит тебя в ранге. А Канин, похоже, доживет до той минуты, когда его приколотят к кресту, при условии, что мы не станем тянуть с его наказанием. – Скавр горько усмехнулся. – А мы не станем, обещаю. Я хочу, чтобы Тунгрорум как можно скорее увидел, как эти трое понесут заслуженную кару за свои злодеяния. Я имею в виду Канина, Петра и Торнака. Все трое будут распяты, а их бандиты, получив на лоб позорное клеймо вора, будут проданы в рабство местным земледельцам. Они будут до конца своих дней гнуть спину во славу империи. Думаю, трибун Беллетор будет этому рад. Он постоянно намекает, что в своем следующем отчете доложит о разрушении зернового склада своему легату. Подозреваю, что стараниями этого маленького лицемера вполне приличная победа будет занесена в мой послужной список как поражение. А вот то, что мы потеряли примипила Фронтиния – это, конечно, беда. Еще одна ошибка с моей стороны. – Трибун сокрушенно покачал головой. – Первая заповедь солдата, центурион, – всегда признавай свои ошибки. Считай их своими и не пытайся свалить на кого-то другого. А после этого учись на них, чтобы никогда их снова не повторить. Мне так хотелось верить, что Канин говорит мне правду, что я позволил себе закрыть глаза на истинное положение дел. И все же хотелось бы знать одну вещь…

Марк вопросительно посмотрел на собеседника.

– Если, как ты подозреваешь, Канин много лет назад спрятал в заброшенной конюшне тело убитого им брата, а не этой выдуманной им девушки Люции, то как он смог прислать мне его отрубленную голову? – спросил Рутилий. – Это действительно была голова его брата?

Центурион отпил вина.

– Все объясняется просто, трибун, если предположить, что близнецы, Квинт и Секст, не были единственными сыновьями у своих родителей. Думаю, у них был еще один брат, на несколько лет их младше. Логично предположить, что мать назвала его Септимием . Когда сегодня днем я нашел в крепости Канина труп молодого мужчины с отрубленной головой, я также обнаружил слова «Септимий отомстит братоубийце Сексту», выцарапанные на стене каземата, в котором, похоже, держали пленника. Кстати, руки трупа тоже были похожи на руки Канина, те же самые широкие ногти. Канин сам мне в этом признался, будучи уверен, что убьет меня и сбежит с украденным золотом. Он не был Квинтом, старшим из близнецов, чей острый ум не раз выручал его в трудные минуты. Он был Секстом, младшим из двойни, чья жестокая, безжалостная натура отказывалась примириться с тем, что у брата есть нечто такое, чего лишен он сам. По всей видимости, Секст Канин сказал Септимию, что убил своего брата-близнеца, или затем, чтобы его запугать, или ради бахвальства. Когда я нашел обезглавленное тело, было ясно, что Секст или, как мы тогда думали, Квинт, сделал это не просто так. Голова второго брата понадобилась ему, чтобы убедить нас, будто префект Канин мертв. Юлий рассказал мне, в каком состоянии была голова. Что зубы, все до одного, были вырваны, а глаза…

Скавр кивнул и передернулся, вспомнив кошмарное зрелище, когда Торнак дрожащими руками достал из мешка обезображенную голову.

– Думаю, сделано это было нарочно, чтобы скрыть разницу во внешности. Очень хочется надеяться, что, прежде чем истязатели взялись за щипцы, бедняга был уже мертв.

Марк печально покачал головой:

– Судя по количеству крови на песке вокруг трупа, вряд ли.

– Да, этому живодеру было наплевать на чужие страдания, тем более если речь шла о спасении собственной шкуры. Спасибо ему лишь за то, что он не дал своим головорезам изнасиловать твою жену. А вот подкинув украденный нож, он добился своего – вбил клин в отношения между тобой и трибуном Беллетором.

Центурион задумчиво покачал головой:

– Там было нечего вбивать. Они и так были хуже некуда. Неудивительно, что Альбан так страшился наших вопросов. Его партнером по махинациям с зерном был Обдурон, а не Петр. Петр был обыкновенным городским бандитом, любителем подхватить все, что плохо лежит. Зато у него были связи, благодаря которым он мог сбывать украденное зерно. Заодно он держал в узде Альбана. Тот отлично понимал, что будет, стоит ему заартачиться. Но, возможно, на город Канина натравил я, когда сделал запрос о копии переписи населения. Префект наверняка знал, что там будет нечто такое, что выдаст его с головой. Возможно, он испугался, что наличие младшего брата наведет нас на размышления. Или же побоялся, что выяснится, что пресловутая Люция, дочь богатого торговца, – целиком и полностью плод его воображения.

Скавр вздохнул:

– Что бы ни подвигло Канина на эту авантюру, похоже, все, что я сделал за последние несколько дней, обратилось в прах. Например, во время казни я упустил весьма важный ключик к тайне, когда тот несчастный выкрикнул, что настоящая угроза исходит от одного из городских чиновников. Наверняка тот человек был из числа подручных «Обдурона» и поэтому узнал его голос. Торнак же поспешил обезглавить его, чтобы сохранить за своим хозяином славу борца с бандитами. Я готов даже покинуть Тунгрорум, если это вернет мне былую прозорливость. Кстати, эта штуковина и впрямь так страшна, как о ней говорят? – Рутилий кивком указал на меч из дамасской стали, который Марк положил на стул.

Центурион кивнул. Лицо его было серьезно.

– Еще как! Мой щит, который я укрепил железными полосами, едва смог его остановить. Впрочем, идея сработала. Так как щит круглой формы, я смог вертеть им, благодаря чему и вырвал из рук Канина застрявший в ободе клинок.

Скавр подошел к мечу, взял его в руки и попробовал на вес.

– Что ты намерен с ним делать?

Трибул на миг задумался.

– Пока не знаю. С одной стороны, – к чему кривить душой? – мне очень хотелось бы оставить его себе. С другой – вторая половинка моей личности знает, что этот меч уже послужил злу и, возможно, послужит ему снова. Но почему бы не превратить его в нечто менее страшное? Отнести его кузнецу, чтобы тот его перековал. Например, в ножи…

Когда вестовой трибуна нашел его, Юлий сидел с Аннией в лазарете. Число солдат, пострадавших во время обороны зерносклада, было удивительно небольшим. Те, что оказались рядом с местом взрыва, или погибли на месте, убитые кусками кирпичной кладки, или умерли только что. Понимая, что Анния пережила не только физические, но и моральные страдания, Фелиция поместила ее в отдельную комнату, у двери которой круглосуточно дежурил часовой. И хотя целительница разрешила Юлию проведать возлюбленную, ему было строго-настрого велено не касаться событий предыдущего дня. Впрочем, вскоре он обнаружил, что Анния сама не прочь о них поговорить.

– Лекарша, понятно, считает, что лучше мне не вспоминать. По ее мнению, мне нужны тишина и покой. Хотя на самом деле мне нужно совсем другое: выпить с хорошим другом, выговориться и, наконец, все забыть. Раньше мне не случалось никого убивать… – Анния на миг умолкла и вопросительно посмотрела на своего любимого. – Могу я довериться тебе, Юлий? Могу я рассчитывать, что ты будешь со мной, когда ты мне нужен?

Центурион отвел взгляд, не решаясь посмотреть ей в глаза.

– Прости. Не знаю, как лучше сказать. Наверно, когда у меня была такая возможность, я должен был увести тебя с собой.

– Я имела в виду другое. В том, что эти животные меня изнасиловали, твоей вины нет. Их натравил на меня Петр. Но поскольку его, судя по всему, ждет казнь на кресте, вряд ли мне есть основания жаловаться. Он ответит сполна. За последние полтора десятка лет со мной случались вещи и похуже. Я спрашиваю тебя о другом. Ты можешь посвятить часть своей жизни такой, как я? После того, что со мной случилось, я не могу оставаться здесь. Я хорошо понимаю природу моего ремесла. Даже если трибун основательно вычистит город, полностью от банд избавиться невозможно. Бандиты же всегда смотрят на женщин как на свою собственность. Иначе они просто не могут. А я больше не хочу быть ничьей собственностью. Ты сможешь жить со мной на таких условиях? Это все, что я могу тебе предложить.

Юлий кивнул и взял подругу за руку.

– Когда-то я совершил ошибку. И я не повторю ее снова. Я выбрал себе жизнь центуриона, и не мне жаловаться, если ты выберешь себе такую, какая подходит в первую очередь тебе самой. Чем ты будешь заниматься?

Анния многозначительно улыбнулась:

– Я хотела спросить у лекарши, не требуется ли ей в лазарете сиделка. Она обмолвилась, что в прошлом году потеряла свою помощницу и с тех пор была вынуждена довольствоваться чередой туповатых солдат. Кто знает, может, я смогу…

В дверях появилась голова часового, и женщина умолкла.

– Прощу прощения, центурион, но трибун требует твоего присутствия в базилике, – сообщил часовой.

Анния улыбнулась и жестом велела Юлию уходить.

– Вот она, твоя жизнь. Я же пока посплю, после чего поговорю с лекаршей и предложу ей свои услуги. Приходи попозже с фляжкой вина, и, надеюсь, мы выпьем за мою новую жизнь.

Войдя в рабочую комнату трибуна с жезлом под мышкой, Юлий отдал салют и приготовился услышать, что ему скажет Скавр, отлично понимая, что тот вызвал его для нелегкого разговора. Центурион ожидал этого момента с той минуты, когда когорты вернулись в город. Трибун оторвал глаза от рабочего стола и усталым жестом показал на груды табличек и свитков, требовавших его внимания.

– Вольно, центурион. Последнее время, Юлий, ты только и делаешь, что напоминаешь мне о себе. То уничтожаешь целый зерновой склад, сжигая хранящееся там зерно, то бросаешь командование и носишься по городу, спасая местных красоток, которые, на мой взгляд, не имеют ровным счетом никакой военной ценности. Ты – высоко профессиональный, талантливый офицер, представляющий и для меня, и этой когорты безграничную ценность, – рисковал собой. Более того, ты рисковал жизнями своих солдат, подставив их под командование опциона, и это в тот момент, когда враг был готов напасть на нас. Скажу прямо: твои действия по обороне зернохранилища, возможно, разрушили то немногое, что осталось от моей карьеры, если, конечно, мы не сможем вернуть украденное золото и тем самым загладить свою вину.

Юлий смотрел прямо перед собой, готовый понести любое наказание, какое выберет для него трибун. Но тот, не дожидаясь его ответа, отвернулся и указал на меч, лежавший поперек соседнего стула. Центурион тотчас же узнал клинок – это был меч Фронтиния. Традиционно он переходил от примипила к его преемнику.

– И как будто этого мало, у меня до сих пор остается нерешенным вопрос, кого назначить на место Секста Фронтиния, – продолжал Рутилий Скавр. – Явно не тебя, учитывая твои недавние выходки. Но если у тебя имеются соображения насчет твоих сослуживцев, я с удовольствием их выслушаю. Ты можешь предложить достойного преемника?

Юлий на миг задумался.

– Корв. Дубн и Целий слишком молоды. Клодий и Отон слишком резки, а Милону, наоборот, резкости не хватает. В принципе, на эту роль подошел бы Тит, но не думаю, что он к ней стремится. – Центурион вздохнул и покачал головой. – В такие моменты, как эти, мне всегда недостает Руфия. Или когда Дубн начинает задирать нос…

Скавр в упор посмотрел на Юлия. Лицо трибуна вспыхнуло гневом.

– Ты считаешь меня дураком, центурион? – спросил он и умолк в ожидании ответа.

Юлий понял: это был один из тех редких вопросов, которые, хотя и предполагали сами собой отрицательный ответ, но его тем не менее следовало обязательно высказать.

– Отнюдь, трибун, – сказал Юлий.

Рутилий молча впился в него взглядом. От этого взгляда и натянутой улыбки центуриону сделалось слегка не по себе.

– Вот как? Но это единственный вывод, к которому я пришел, тщательно обдумав наши действия за последние сутки. Пока я отсутствовал, гоняясь по дорогам за несуществующей угрозой, тебе и твоей центурии было поручено охранять золото прокуратора. Ты же не только сохранил золото, но и освободил гражданское лицо, ставшее жертвой моей глупости, ибо я приставил к этим деньгам поистине символическую охрану. Неудивительно, что Петр и его подручные были уверены, что золото уже у них в руках, стоит лишь немного поднажать на эту твою женщину. Думаю, нет смысла добавлять, что медом в этом пироге стала твоя идея поджечь пыль в зерновом складе, благодаря чему ты одним махом уничтожил банду Обдурона. Я, как и ты, слышал, как кладовщик предупреждал, что одной искры от удара кованой подметкой о камень будет достаточно, чтобы все зернохранилище занялось пламенем. Но я сомневаюсь, что мне пришло бы в голову использовать подобное разрушение как действенное оружие.

С этими словами Скавр с довольным видом откинулся на спинку стула. Юлий растерянно нахмурился.

– А как же разрушение зернохранилища? А твоя карьера?..

– Карьера? Да ну ее в одно место, примипил! Стать легатом мне не светит, если только не произойдет что-то воистину непредсказуемое, что перевернет нынешнюю политическую обстановку. Начнем с того, что я не слишком знатен. Кроме того, когда мы заново отстроим хранилище и вновь заполним его зерном, у нас еще останется достаточно золота, чтобы произвести хорошее впечатление на наместника. Ты видел цифры наших потерь? Нет? Тогда я их тебе прочту. В результате взрыва мы потеряли тринадцать человек погибшими и еще семь – ранеными. В то время как бандиты потеряли почти девяносто человек убитыми и такое же количество ранеными. Из тех, что остались живы, уйти удалось не более чем десятой части. Остальных мы взяли в плен, причем до них даже не сразу дошло, что, собственно, происходит, а все потому, что взрывом им отшибло мозги. Когда загорелась пыль, они были слишком близко к хранилищу, и кирпичи посыпались на них как из рога изобилия. – Скавр встал, обошел стол и протянул собеседнику руку. – Отличная работа, центурион. Ты не только вытащил мою задницу из огня. А день, когда мы забудем наш долг по отношению к невинным жертвам, попавшим в западню между нами и нашим врагом, станет воистину печальным днем. Профессия твоей знакомой – неважна. Она была той самой невинной жертвой, угодившей между двумя противниками. И спасая ее, ты поступил правильно. Как я понимаю, ты и дальше намерен заботиться о ней?

Не дожидаясь ответа, Рутилий отвернулся и указал на меч примипила.

– Ты естественный преемник владельца этого славного меча. Буквально через минуту я предложу тебе надеть его и взять на себя командование первой когортой. И ты же поможешь мне выбрать примипила второй. Это станет одним из первых моих тебе поручений. Командовать сразу двумя когортами – по-моему, это слишком большая обуза для одного. Но прежде чем я предложу тебе навеки изменить твою жизнь, давай проясним одну крайне важную для меня вещь, хорошо? – С этими словами Скавр посмотрел Юлию в глаза. – Если тебе когда-нибудь покажется, что я или любой другой офицер этой когорты совершаем ошибку таких масштабов, как, например, вчера, что едва не привело к великому бедствию, ты должен мне прямо об этом сказать и говорить до тех пор, пока я к тебе не прислушаюсь. Ты меня понял?

Юлий кивнул и с еще большим уважением посмотрел на Рутилия.

– Да, трибун, отлично понял. Правда, я должен обсудить это с другими офицерами. Такая у нас традиция.

Скавр улыбнулся и похлопал Юлия по плечу, а затем потянулся за мечом и торжественно вложил его в протянутые руки теперь уже не центуриона, а примипила.

– Знаю, ваша традиция велит, чтобы примипил когорты избирался общим собранием офицеров. И хотя я мог бы легко отменить это правило, думаю, в том нет необходимости, ибо я более чем уверен, что твои собратья-офицеры единодушно поддержат мой выбор. Пока же они не приняли решения, я данной мне властью назначаю тебя временно исполняющим обязанности примипила. Так что дерзай!

Собравшись после общего построения, во время которого они стали свидетелями казни префекта Канина и его подручных, тунгрийские центурионы были хмурыми и молчаливыми. Неудивительно, ибо зрелище это было не для слабонервных. Будучи практически без сознания, Канин, как и ожидалось, задохнулся уже в первые минуты: ноги его были перебиты и ослабить давление на грудную клетку он никак не мог. В отличие от него Петра и Торнака смерть ждала медленная и мучительная. Прежде чем их прибили к крестам по обе стороны от поникшего Канина, и тот и другой подверглись истязанию бичом. Застыв в гробовом молчании, солдаты трех когорт слушали беспомощные мольбы о милосердии. На кресте оба задыхались и извивались от боли, но, увы, возмездие было суровым и неумолимым. Перед ними прогнали закованных в цепи недавно клейменных рабов – остатки их бандитской армии. Гробовую тишину нарушал лишь лязг цепей, шарканье ног и удары бичей.

Впрочем, офицеры тунгрийских когорт согласились, что, несмотря на суровость, наказание было заслуженным и потому справедливым. Как только солдаты вернулись в казармы, исполняющий обязанности примипила Юлий созвал собрание офицеров и теперь с бесстрастным лицом стоял в окружении своих сослуживцев, ожидая, когда им всем нальют вина.

– Братья, наш первейший долг, как это заведено в римской армии, – воздать дань уважения примипилу Сексту Фронтинию. Поднимем чаши с вином! – Он молча подождал, пока все поднимут чаши. – За дядюшку Секста! За лучшего примипила, под чьим началом мне когда-либо доводилось служить. Слишком рано он ушел от нас! За Секста Фронтиния! – Юлий осушил свою чашу и обвел взглядом других офицеров. Те, подхватив его тост, последовали его примеру. – Прежде чем мы покинем этот город, я распоряжусь, чтобы в стене зернового склада устроили алтарь в его честь, чтобы отметить место, где он пал смертью храбрых.

Юлий увидел, что другие центурионы одобрительно кивнули. Тело Секста Фронтиния было предано огню накануне вечером. Мимо его погребального костра, чеканя шаг, маршем прошли обе тунгрийские когорты, а также представители когорты легиона во главе с притихшим Беллетором. Тем не менее алтарь был традиционной формой увековечивания памяти павшего в бою офицера, тем более офицера, любимого своими подчиненными. Юлий знал: недостатка в пожертвованиях на оплату труда каменотесов не будет.

– Теперь, братья, нам предстоит обсудить более серьезный вопрос, – продолжил он. – А именно, кто займет место примипила Фронтиния. Хотя трибун назначил меня, я не…

Его перебил грубоватый бас:

– Примипилом должен быть ты, Юлий! Нам даже не нужно голосовать по этому поводу.

– Тит… – Юлий не договорил, так как еще один центурион по имени Отон покачал головой и тоже перебил его:

– Ты, и только ты, Юлий. Это наше единодушное мнение. И не выводи меня из себя своим упрямством. Иначе я буду вынужден вправить тебе мозги.

Почти избранный примипил посмотрел на остальных центурионов. Все семеро дружно закивали.

– Даже ты, Дубн? – обратился Юлий к своему товарищу. – Раньше, помнится, ты заявлял, что я-де не гожусь командовать центурией легиона, не говоря уже о настоящих бойцах.

В ответ Дубн расплылся в улыбке:

– Так это было давно, когда я был вынужден таскать шест, чтобы вместо тебя гонять им солдат. До того, как мы с тобой начали служить бок о бок. И теперь я скажу, что ты годен.

Марк Трибул поднял руку:

– Могу я вставить слово, брат?

Юлий вопросительно посмотрел на него и с улыбкой закатил глаза к потолку.

– Эх, жаль мне не попался по дороге сюда Морбан! Я бы поставил деньги на то, что мне прочтет лекцию самый образованный из нас. Клянусь, я бы в два счета разбогател. Ладно, давай, но только покороче.

Марк ответил ему улыбкой.

– Твои собратья, Юлий, высказывают очевидную истину. Примипилом должен быть ты. У Дубна, Целия и меня еще слишком мало нужного вещества меж ушей. – Услышав эти слова, центурионы постарше согласно закивали. – У Отона, Милона и Клодия оно уже слишком затвердело. – Трибул сделал вид, что не слышит их добродушного ворчания, и стал рассуждать дальше: – Что же касается Тита…

Юлий обернулся к Марку и, чуть пригнувшись, вопросительно посмотрел ему в глаза.

– Да, брат мой. Я весь внимание. Ты что-то про уши?

Трибул сделал вид, что не заметил иронии.

– Да, в этом смысле Тит был бы катастрофой для всех нас. Говорят, он любитель ушей.

Юлий кивнул. Остальные центурионы принялись перешептываться, явно озадаченные тем, что их товарищ даже не оскорбился. Марк тем временем продолжил:

– Примипил Фронтиний выбрал тебя на свое место на случай, если ему придется пасть в бою. Такова была его воля. И ни один из нас не посмеет оспорить его решение.

Обведя центурионов едва ли не умоляющим взглядом, Юлий еще раз уточнил:

– Вы уверены?

– Разрази тебя гром, примипил, принимай свой гребаный меч, и мы все по этому поводу выпьем! – раздраженно воскликнул Клодий.

Юлий нехотя кивнул:

– Уговорил, брат Барсук. Но прежде, чем мы снова наполним чаши вином и воздадим славу подвигам нашего павшего брата, мы должны заполнить освободившееся место в нашем братстве. Если я, как вы требуете от меня, возьму на себя командование первой центурией, моя нынешняя пятая остается без командира. Мое решение по этому поводу таково. Исполняющий обязанности центуриона Кадир примет командование девятой центурией, а центурион Корв возьмет на себя командование пятой. И смотри, не давай им спуску, щенок. Там есть кое-кто, за кем нужен глаз да глаз.

Все дружно закивали.

– А теперь, думаю, нам есть смысл допить остаток вкусного галльского вина, которое Петр продавал нам, когда был обыкновенным торговцем, – закончил Юлий свою речь.

Центурионы снова налили в чаши вина, и комната опять наполнилась разговорами. Юлий подошел к окну и устремил взгляд на восточные городские ворота. Молча посмотрев на своего нового начальника, Марк перешел комнату и встал с ним рядом.

– Для того, кто только что достиг пика своей карьеры, у тебя не слишком веселый вид.

В окно казармы лился яркий солнечный свет. Юлий ответил другу, не отрывая глаз от ворот:

– Не знаю, потяну ли я. Пятнадцать лет я мечтал об этом дне, и вот теперь, когда он настал…

Марк похлопал его по плечу:

– Твоя жизнь изменилась, хотя и не так, как ты того ожидал. За последний год ты видел столько сражений, сколько другие не видят за двадцать пять лет. Ты терял друзей. Павшими, ранеными. И вот теперь, когда тебе предстоит возложить на себя нелегкую ношу ответственности, командуя первой центурией, ты вынужден еще и взять на себя заботу о женщине, которую, как тебе казалось, ты больше никогда не увидишь. – Центурион замолчал, ожидая, что Юлий скажет в ответ, но тот лишь кивнул в знак согласия. – В таком случае хочу напомнить тебе один наш разговор в бане несколько дней назад. Ты сказал, что моя первейшая ответственность – это семья. И теперь я дам тот же самый совет тебе. С той разницей, что твоя семья – это наша когорта. И нравится тебе это или нет, теперь ты всем нам отец. Как по-твоему, почему мы все с такой готовностью согласились передать тебе меч примипила? Эти люди пройдут ради тебя сквозь огонь и воду, они будут сражаться бок о бок с тобой, а если будет нужно, то и погибнут рядом с тобой, но вести их вперед должен ты. Ты должен вселять в них уверенность, что через какое бы дерьмо нам ни предстояло бы пройти, мы выйдем из него победителями. И если твоя женщина этого не понимает, значит, она не настолько умна, как я думал. Так что хватит хмурить брови, и возвращайся к своим братьям, примипил. Говоря твоими же словами – сделай это ради них, если не ради меня.

Юлий улыбнулся Марку, глубоко вздохнул и, подняв чашу, чтобы ему снова ее наполнили, вновь повернулся к остальным.

– Дельный совет, центурион. Только не надо теперь смотреть на меня снизу вверх. И заранее предупреждаю: пусть Дубн только попробует украсть мой… – Юлий не договорил и обвел глазами комнату. – Дубн? – Он снова огляделся по сторонам, и в его глазах мелькнула догадка. – Ну ты и мерзавец, Дубн! Где мой чертов жезл?!