Глава 30
Корчагин новых идей
Кирилл Свиридов надоел мне своими телефонными звонками. Наконец, я не выдержал и сказал ему:
– Приходи. Выпьем чаю, поговорим о литературе.
Вскоре он предстал передо мной со своим старым японским зонтиком – глаза красные, ревел что ли? И я спросил:
– Что случилось, друг?
Он нехотя сел на стул.
– Ты разве не знаешь, – Марченко умер… «Голос Америки» подает сообщение об этом как важнейшее…
Кирилл Свиридов дружил с Марченко, вместе с ним сидел в Карлаге. Он восхищался этим человеком.
– Таких людей мало, – говорил мне Свиридов. – Он добивался создания справедливого общества, а вокруг один мрак и обман…
Все началось с того, что Анатолия Марченко за драку в общежитии Карагандинской ГРЭС с чеченцами арестовали и приговорили к двум годам заключения в Карлаге. Это была первая огромная капля несправедливости в его жизни. Дело в том, что Анатолий в драке не участвовал, он просто стоял у стены и наблюдал, как большие придурки дубасили друг друга без пощады. И вначале его хотели сделать только свидетелем случившегося. Но он встал на защиту арестованных, объясняя возникновение драки плохими условиями жизни в общежитии, а также во всей Караганде, где голод и холод доводит людей до отчаянных шагов. Самим на жизнь не хватает, а тут еще новые рты – депортированные, вроде чеченцев. И все прибывают и прибывают, да в таком количестве, что в общежитии уже мест даже на полу не будет хватать.
Офицер госбезопасности слушал его, слушал да как рявкнет:
– Заткни свой фонтан! А то за антисоветские высказывания залетишь в железную клетку лет на десять.
Но Анатолий до того распалился, что уже не мог остановиться. Он заявил, что Хрущев только одно и любит что сало жрать, что ему на интересы народа наплевать. Так разгорячился, что не заметил, как наручники на руках его щелкнули. И только тут спохватился: да что же это я? Но было уже поздно.
В Карлаге он не бунтовал, не дергался по пустякам, часто половину еды Кириллу Свиридову отдавал. И все в одну точку смотрел, пока его по плечу не хлопнешь. Однажды сказал Кириллу:
– Давай отсюда сбежим.
Свиридов поперхнулся едой:
– Как сбежим?
– Да очень просто. Колючую проволоку перережем и в степь. А там на дикую лошадь – и в Иран, а оттуда в Америку, нет лучше во Францию. Весь мир увидим.
– Нет, на такую авантюру я не согласен, – угрюмо ответил Кирилл и добавил: – Вот моя Франция, вот моя Америка…
И он раскинул руки, показывая на столовую да на окна – решетки, за которыми виднелись бараки с черными крышами да убегающая вдаль к горизонту желтая степь.
Тем не менее работающий в лагере санитаром Марченко в 1960 году совершил сам побег из лагеря. Его разыскивали повсюду – не нашли. Заключенные перешептывались: «Ищи ветра в поле»!
Однако вскоре краснопогонники сообщили: «Поймали вашего санитара на границе СССР с Ираном. Расстреляют»!
И, может быть, расстреляли бы. Да Марченко вовремя написал о несправедливом к нему отношении в Верховный Суд Туркмении, и там его приговорили к шести годам лагерей за измену Родине.
Но что для Марченко тогда была Родина? Он повторял вслух за Блоком: «Родину я ненавижу, но люблю идеал человека». Часто в тюрьмах вспоминал встречи в Караганде с Наумом Коржавиным, Александром Есениным – Вольпиным, Сашей Айхенвальдом. Он ходил вместе с ними на занятия литобъединения при редакции областной газеты, которым руководил «старик» Николай Пичугин. Тот всегда говорил молодым поэтам: «Не воображайте, не ставьте из себя гениев. Вы такие же люди, как все, и потому живите, как все, просто и спокойно, конечно же, не расставаясь с пером».
В тюрьме Ашхабада Анатолий начал писать книгу о советских политических лагерях смерти «Мои показания». Завершил ее уже после освобождения в городе Александрове Владимирской области, где работал грузчиком. Ю. Даниэль, ознакомившись с ней, опубликовал ее в самиздате в 1967 году. Книгу заметили за рубежом и переиздали в ряде стран в Европе. Так Марченко попал в «черный список» Андропова, за ним усиливается слежка органов безопасности. «Коль однажды пытался бежать в Иран, повторит попытку снова», – рассуждали на Лубянке.
Но Марченко больше не изменяет своей Родине, зато стал активнее участвовать в правозащитном движении. «Хочу справедливости во всем»! – вот девиз его жизни в Москве. И 22 июля 1968 года он выступает с открытым письмом об угрозе вторжения советских войск в Чехословакию. Письмо звучит по Би-би-си, в зарубежной прессе. Марченко арестовывают.
– Тебе давно запрещено жить в Москве, – кричат на него на Лубянке. – Ты нарушаешь паспортный режим! Мало тебе владимирских проселков, бараков Карлага – поживешь в Ныробском Лагере.
Через год его должны были освободить, но ему прибавили еще два года за то, что в своих произведениях порочит советский общественный и государственный строй.
Только в 1971 году он выходит на свободу и уезжает в Тарусу, любимое место Паустовского. Здесь пишет автобиографическую книгу «Живи как все». Но самое ценное его приобретение – это его любовь, которая постучалась в сердце. Его ненаглядной стала единомышленница, правозащитник Лариса Богораз. Прогуливаясь по осенним аллеям Тарусы, они вместе обсуждают пути обустройства России, во всем поддерживая Солженицына и Сахарова, методы борьбы за освобождение политзаключенных СССР. Лариса дружила с супругой академика Сахарова – Еленой Георгиевной Боннэр. По ее подсказке в 1968 году Богораз вместе с шестью правозащитниками вышла на Красную площадь на первую публичную акцию протеста в СССР против оккупации советскими войсками Чехословакии. За это ее приговорили к четырем годам ссылки. Возвратившись в Москву, она продолжила активное участие в правозащитном движении, работала в Самиздате, редактируя бюллетень «Хроника текущих событий», выступала в поддержку Солженицына и Сахарова.
А тогда, прогуливаясь по аллеям старой Тарусы, Лариса Богораз вместе со своим мужем Марченко строили грандиозные планы по утверждению демократии в СССР… Но этим планам не суждено было сбыться. Марченко опять отправили в ссылку в Восточную Сибирь. Едва отбыл ее, – снова осудили за антисоветскую агитацию и пропаганду, приговорили к 10 годам содержания в лагере строгого режима и пяти годам ссылки.
Но борцы за демократию так просто не сдаются, не впадают в панику. 4 августа 1986 года Анатолий Марченко объявил голодовку с требованием освободить всех политзаключенных в СССР. Он голодал 117 дней, его кормили ежедневно через шланг питательной смесью. Это был настоящий подвиг человека, борющегося за права людей в СССР. На этот подвиг обратили внимание все радиостанции мира, большинство газет. О нем рассказал Горбачеву Сахаров. И Михаил дал команду освободить заключенных, осужденных по политическим статьям, а Марченко в первую очередь. Но было уже поздно – не выдержав терний голодовки, Анатолий Марченко скончался в больнице Чистопольского часового завода, куда был переведен для лечения. Это произошло в 1986 году 8 декабря, когда шел крупный снег и дули штормовые ветры. Казалось, сама природа не хотела хоронить борца за справедливость и правду. В 1988 году Анатолия Марченко посмертно наградили премией имени А. Сахарова.
– Вся жизнь этого бесстрашного человека прошла в борьбе за дело демократии, свободу людей, – говорил мне его солагерник Свиридов в 1986 году. – Анатолия Марченко можно смело назвать Корчагиным новых дней и новых идей… Кстати, книгу «Как закалялась сталь» он любил до невероятности, не расставался с ней даже в лагерях и тюрьмах. Он отвергал коммунизм, но во – всю поддерживал целеустремленную личность Корчагина, его стальной несгибаемый характер.
Сам Свиридов давно уже покинул Караганду. Он облюбовал себе маленькую деревушку в Новосибирской области и оттуда прислал мне два-три письма, вспоминая работу с Марченко на Карагандинской ГРЭС. Вскоре мне сообщили, что мой адресат скончался. В его комнате ничего особого не нашли, лишь небольшой фотопортрет Марченко с автографом.
